Это русский человек, это удивительный человек. В него влюбляешься постепенно. А он удивляет совпадающей точностью ощущений НАШИХ 60 -70 годов. Это так удивительно, как внезапно, через десятилетия, всплывший вкус какой-то ряженки или конфеты. Он есть тропа в мою юность, в мое детство.
Игорь Вовк
В ДУШЕ ПРОХЛАДНО КАК В АПРЕЛЕ
В душе прохладно как в апреле
Мне жаль людей, они несчастны,
Бегут одной дорогой волей рока,
И скорлупа тонка у всех ужасно,
И трещину дает до срока
Он очень большой, Владимир Георгиевич, как атлет-гиревик из бродячего цирка. И внутри, где-то там внутри, живет хрупкая и страдающая душа. Отчего люди умирают быстро, а любовь ищут долго? Отчего замирает, затихает тот сладкий манок молодости, который тянет юношу во взрослую жизнь? Вот он маленький: «я сыпал рой опилок нежных…», в городке, где небо поливает « дождиком дряблым…» и «где копотью дым прилег…». Вот отрок, смотрящий на ночной верх:
…Толпились звезды у ворот
У клена, инеем покрытым
И Млечный путь луна переходила вброд
И время шло с мешком открытым…
Отчего эта жизнь вдруг оказывается такой пугающе простой, пугающе проговоренной? Вот казалось, ты только что ходил юный или пусть уже молодой. Ты заполнен неясным и оттого прекрасным мечтательным состоянием, окошки и фонари как-то приветливо улыбаются и намекают…
И вдруг ты пишешь…
…про луну, что при звездах плевала на все,
про бельмо фонарей постаревших,
что похожи горбом на кривое весло…
Все мы знаем, что бывает большой Вдруг, и маленький вдруг, и каждый из них отрезает от тебя кусочек жизни, а хуже - если счастья. И эту пустоту и ясность надо заполнить надеждой и парением, можно на электричке, как Венечка, а можно и дома, даже и сугубо одному. Летание одинокое, нетрезвое, надмирное и одновременно оно же – говорение со всеми, говорение с каждым - нос к носу, глаз к глазу… После чего рождается, к примеру,
…Квадратная поэма. Названа квадратной потому, что солянка из разных сюжетов, довольно неуклюжих, квадратных как бы, и к тому же это 8 главок. На каждую сторону квадрата по 2 главы, снаружи и внутри…
Мы с Владимиром Георгиевичем и с Вами, читатель, жили в одном и том же месте, или, во всяком случае, бывали там. В 60-70х, откуда проросли все его прелестные картинки. А в чем же прелесть? В Новизне. Время, старое сталинское время, с двубортными пиджаками и кепками, с размеренностью имперского шагания по лестнице, прервалось и повернулось на Запад. Сказали ножницы «чик», и стало все равно, стало независимо от всего и со всем, что жило до тебя. Такое уже однажды было в 30-х годах: «каждый молод у нас в нашей юной прекрасной стране». Жившие «до того» люди стали историческими персонажами, «исчезающими типами», и, будучи полупризраками, на жизнь уже не влияли. Проведена черта, и «с нашей стороны» оказались только молодые. О сладчайший и сильнейший наркотик юности, упоение свежестью и новизной чувствования мира, неверие не то чтобы в свою смерть, а даже и в старость…
…На берегу Оки в Затоне
Ходили девочки в капроне
Лежал песок, лежали лодки
И на газете две селедки…
Во время этой юной воли дома могли быть новыми пятиэтажками, а могли быть и бараками, и чаще всего они были общежитиями. И помянуто-нарисованные двух – трехэтажки были везде, где в центре, где на окраинах - всегда были пейзажем. А новостройки типа Калининского проспекта показывали в кино, и на них специально ездили в Москву посмотреть. Я хочу сказать, что когда
…20 лет ему сверкнуло…,
архитектура не мешает, даже в месте,
…Где труба не моет рожу,
Где луна какая есть…,
Где
… тротуары скулят
по пушистому белому снегу…
т.е. «в любом русском городе Н», время было волшебным и обещало чудеса. Самый простой магнитофон был замечательным предметом, не сравнимым с любыми сегодняшними чудесами электроники. Ведь можно записать свой голос или послушать никогда не исполняемые песни. Были электроутюги, стрелки на брюках и белые рубашки, типографская афиша фильма с любимым героем, лак для волос «Прелесть» и одеколон «Саша», первые короткие юбки и яркие блузки из вискозы – красота была разлита повсюду и ощущалась всеми молодыми жителями СССР. И неважно, что
...движенье ума перегонит улитка
и где южного счастья не ценится дар…
И поездка на комсомольскую стройку считалась нормальным началом молодой жизни. И на завод пойти не стыдно было. А все она - Романтика - и кто почувствовал, увидел ее в юности, тот всю жизнь будет эту птичку на дереве глазами искать. Себя будет слушать, а деньги большие вряд ли заработает, для них сосредоточенность нужна, а не мечтательность. Но деньги не предмет переживаний, основная ценность – любовь. Бог есть любовь – этого не знали, но чувствовали. А в любви и везет, и не везет, кто- то винит другого, а кто-то себя, и все это одинаково остро, больно и мучительно.
… и был я один, и несчастный, наверно,
той давней счастливой зимой…
…Я плакал больше, чем вся осень…
Одновременно с взрослением выясняется, что не всех берут в «Смоктуновские» и «Рождественские», что хотя романтика до Сибири достигает, но есть места, куда Посторонним вход воспрещен. То есть подпевать – пожалуйста, а вот петь – не надо, лучше про себя. А это, согласитесь, обидно, когда, казалось, все вместе и все равные. Это, поняв, тоже надо суметь вынести, не сломаться, жить дальше, не отчаиваясь.
…И после, выйдя на пустырь,
Я закричал – не стало мочи.
Но было тихо, бился в лампочку мотыль
И я сказал себе «Спокойной ночи»…
Вот так Владимир Георгиевич оказался певцом 60-х годов, искренним, но одиноким. В друзья же себе брал, по нашей привычке, героев, литературу образующих: Аркадия Северного, Владимира Высоцкого, Фаину Раневскую, людей умных, талантливых и не лживых. Стиль его родился из наивного сознания, поверившего и полюбившего авангард, и книжной графики 60-х годов. Аносовский авангард оказался без вечной циничности и рассудочности, а детско-книжная графика стала взрослой. Большую роль сыграло обучение в ЗНУИ у Николая Михайловича Ротанова. Именно после него наш герой почувствовал себя художником. Пишет он вечерами на маленькой московской кухне, выставляется мало, продажами не озабочен.
Тлен
За много лет земля огромный шар
На даже это надо было доказать
И облаков тяжелый пар
И всюду всем живущим умирать
Никто не думает об этом
Все рвут кусок от жизни пожирней
Но не нужна такая жизнь поэтам
Они-то знают, что ценней
Что серый дождик, белый снег,
Зеленое и голубое море,
И солнца красный свет,
И ветер на степном просторе
Дороже тысячи свечей
В каком-нибудь зеркальном зале
Где запах тлена, толчея теней
И касс не нужно для билета
Где первыми садятся кто слабей
И в поездах не нужно света
И едут тихо, без гудка
От всех пайков куда-то прочь
Где блещет золотом холодная тоска
И лиц не видно, тишина и ночь.
Игорь Вовк,
Стихи Владимира Георгиевича Аносова
|
