Горький запах болезни оседал на дне комнаты, а обои густели все более темными сплетениями арабесок.
Б. Шульц
Предпочтения Геннадия Леонидовича Иванова.
Творчество непрофессиональных художников, если судить о нем по наиболее ярким, представительным работам, отчетливо распадается на три ветви: наивное искусство, искусство аутсайдеров и огромный массив любительской живописи и графики, где авторы стремятся походить на профессионалов, но не дотягивают до их уровня. Произведения первых двух типов вызывают интерес специалистов и почти не привлекают внимания широкой публики. Третий - почти не представляет никакого художественного интереса с точки зрения искусствоведов и имеет значение разве что для автора и его ближайшего социального окружения. Но эти три сферы разграничены нечетко и нередко пересекаются между собой, в том числе и в рамках творчества одного художника и даже в рамках одной работы. Вопросы мотивации художника при выборе образных средств решаются по-своему в каждой из этих трех групп. О том, чем руководствуется автор, какие цели ставит перед собой, лучше всего говорят результаты его труда - сами произведения. Более четко выраженные мотивы порождают и более яркие, репрезентативные произведения. Однако они возникают не сразу. Нередко, особенно у начинающих мастеров, целей оказывается слишком много, и художественной индивидуальности автора по тем или иным причинам не удается их сцементировать в единое целое. Такая работа не приобретает типологической чистоты и, таким образом, выпадает из сферы интересов и искусствоведов, и публики. Зато в одном произведении могут быть представлены одновременно несколько мотивов выбора темы и способов ее воплощения. Нерасчлененность мотивации весьма характерна для целого ряда непрофессиональных художников – любой из нас сталкивался с такими авторами. И, хотя их работы редко вызывают интерес, сам этот тип творчества вполне заслуживает рассмотрения, как из-за многочисленности его представителей, так и потому, что именно из их числа нередко вырастают яркие художественные индивидуальности.
Геннадий Леонидович Иванов приходит в «Народную галерею» каждый день, как, впрочем, и в ЗНУИ, как до того в ЕНМЦ к Пацукову – годами по неизменному кругу. Круг этот невелик и включает еще дом и завод по производству осветительной техники, где он «работает» художником – оформителем.
На заводе его жалеют и только поэтому терпят. Ведь реально он не может надолго сосредотачиваться, быстро устает и очень не любит принуждения в любом виде. Кроме того, Иванов умеет, что называется, надоедать своими непрекращающимися монологами и обижаться, правда, не держа долго зла. Обида наступает зачастую без внешней мотивации и также быстро проходит, как, впрочем, почти все проходит мимо его внимания.
При этом Геннадий Леонидович отнюдь не лентяй. Он может очень долго заниматься тем делом, которое придумал сам, и тут на первом месте свобода воли. Вероятно, его очень часто обманывали в жизни, и поэтому на любое предложение извне он, не задумываясь, отвечает отказом. Если его не просишь – он настойчиво, если не сказать навязчиво, будет Вам помогать. Совсем другой реакцией - вплоть до убегания - он отвечает на любую неожиданную для него просьбу. Вообще избежать события, убежав из него буквально – один из важнейших импульсов, выработанных Геннадием Леонидовичем. Но ограниченность круга реально общающихся с ним людей и желание диалога удерживает его от этого. Поэтому зачастую за время разговора он может уйти и вернуться несколько раз. Иногда, уже многократно попрощавшись, он покидает Вас целиком, оставляя в проеме двери одну голову на последнее завершающее слово. И вот тогда голова начинает жить своей особой, самодостаточной жизнью – вертясь, бесконечно говоря и выражая крайнее удовлетворение возможностью компромисса между двумя взаимоисключающими векторами.
Выработавшийся жизненный опыт диктует ему тактику немедленного вступления в любую ситуацию, если только она не кажется ему опасной. Поэтому неважно - когда и в каком состоянии он застает потенциального собеседника. Даже если Вы разговариваете с другим человеком, Г.Л. решительно разворачивает знамена своих рисунков и начинает монолог. Видимо, ему редко удавалось привлечь к себе внимание, хоть ненадолго, и поэтому надо говорить, пока не оборвали и не выгнали. Вообще Г.Л. вынужден быть очень непритязательным в общении.
Одиночество, этот определяющий всю его жизнь вектор, преследовало Иванова с рождения. Мать «стеснялась ходить под руку». Отец, работавший в военизированной охране, «строгий был» прилюдно таскал за ухо, требовал отличных оценок. А учеба не давалась.
После окончания школы Г.Л. неоднократно лежал в специализированных больницах. У него не было с детства стремления стать художником, в ЗНУИ по его словам – «Привела мамочка». И ходит он туда до сих пор именно потому, что это одно из немногих мест, где его принимают за равного себе человека. Благодаря Рогинскому, Т. Корягиной, Н. Ротанову люди, подобные Иванову находили и находят психологическую поддержку, тот стержень, вокруг которого зачастую и вертится вся их жизнь. Он пытался ходить в ЖЭК, помогать делать что-то в соседних магазинах, библиотеках, клубах, но в других местах, его дразнят, называют дураком, дети кидают камнями, и везде гонят прочь.
Мечтал Г.Л. с детства о профессии конструктора – приборостроителя. Хотел поступить в Бауманский – «Только справку из психдиспансера не выдали». У него в доме 3 телевизора правда работает кое– как один, огромное количество частей от радиоаппаратуры, книги по физике, радио конструированию, моделированию, разные «полезные приспособления». Разноцветные схемы буквально завораживают и он воспроизводит их масляными красками на оргалите, иногда пририсовывая схематичные головки цветов. Но, несмотря на весь энтузиазм изобретателя и тысячи планов Иванову почти ничего не удается воплотить в жизнь. Не складывалось и раньше - на стройке, и сейчас – на заводе, даже дома он не может совладать с водопроводными кранами. Не реализовавшись ни в чем Г.Л., как утопающий за соломину ухватился за занятия в ЗНУИ, надеясь, что статус художника поможет ему обрести уважение у окружающих. Но главному, пристрастию к технике он не изменил. Корпус работ Г.Л. условно можно разделить на 3 большие группы, в которых он предстает перед нами в разных ипостасях – аутсайдера, самодеятельного и наивного художника.
Геннадий Леонидович ничего не выбрасывает, наоборот, он сохраняет малейшие вещественные признаки, его присутствия в этой жизни. «Все проходит, как будто ничего и не было», - жалуется он часто и мечтает о музее, в котором было бы «все собрано, чтобы пришел, раз – и посмотрел». А пока музея нет, он стремится избежать забвения – не только сохранением, но и бесконечным умножением существующего. Свои удачные, по его мнению, работы, или то, что ему особенно дорого, он обязательно дублирует. Иногда число копий может превышать десятки экземпляров, например, свидетельство об окончании ЗНУИ, или каталог выставки, в которой он участвовал. По количеству копий его собственных произведений можно точно определить значимость работы для автора.
Работы конструкторского направления, своеобразные чертежи и схемы, близкие к работам аутсайдеров, занимают лидирующее положение в его творчестве. Функция живописи как способа создать свой собственный, им одним управляемый и прекрасный «Маленький мир» особенно важна для Иванова. Апофеозом ее выражения служит огромный цикл его рисунков, воспроизводящих собственные мелкие поделки – кораблик, игрушечную пушку, домик и мостик из пенопласта, фонарик, которые он гордо зовет макетами - сохраняя их «рукотворность», но вписывая в почти реалистичный учебный пейзаж с извилистой речкой и городскими строениями на заднем плане. Такое же соединение учебного задания и любимого технического конструирования мы видим в бесконечно повторенном автором произведении т.н. «велосипедного цикла» - «Палатке», где центральное место занимает изображение придуманной, а главное, действительно изготовленной автором, в одном из велосипедных путешествий, палатки.
На вопрос – Чего бы он хотел больше всего на свете? Г.Л. не задумываясь, отвечает «Вело».
Любая иерархия ценностей весьма условна и в значительной степени является результатом общественного договора. Этнографы отмечают, что существуют два основания принятия обществом инноваций: функциональность - и престижность, то есть высокая оценка в глазах окружающих. Слабо соотнесенный с социумом, Г.Л. не надеется, что он смог бы реально добиться чего-то, что его круг действительно считает «престижным». Но зато он собственной властью наделяет особой ценностью предметы, которые хотя бы теоретически могут быть ему доступны. Например, велосипед. Эта та «птица-тройка», с помощью которой он не столько преодолевает пространства, сколько меняет свой жизненный тонус. Одинокая жизнь человека без семьи, друзей, без уважения окружающих вдруг обретает цель, которая делает все значительным и полным смысла. У Г.Л. есть кальки с изображением гордых советских велосипедных эмблем, есть кальки, срисованные из паспортов, и самостоятельные зарисовки – особенно трогательно выглядит нарисованный им вид велосипеда сверху, вид креатора на непослушное, но любимое дитя. Вообще он не устает изобретать его вновь и вновь, не зная и не веря, что уже все изобретено. Это каждодневное открытие мира позволяет ему действительно находить что-то новое, удивляться самому и удивлять нас, людей знающих и привыкших. Идеальный велосипед Г.Л. - это целый домик на 3х колесах, в котором он перемещается по миру с возможными удобствами, возможно даже с мотором. Не всегда эти путешествия заканчиваются хорошо – то его побьют, то украдут велосипед, питается хлебом, спит на земле, но впечатления от путешествий одна из любимых тем его многочисленных работ. На стене в квартире висит огромная карта всех его поездок.
Пытаясь бороться со своей изоляцией, Г.Л. стремился опереться на официальные структуры. Скудное число почетных грамот и благодарностей, которые перепали за его 60-летнюю жизнь, хранятся со всем возможным тщанием, на которое он способен. Не слава ради славы его цель, - сам Г.Л. вполне скромный человек, – ему необходимо равноправное существование в обществе. Ему и сейчас кажется, что предъяви он соответствующую бумагу, подтверждающую его статус художника, – изменилось бы, стало более уважительным отношение окружающих.
Раньше, вместе с другими заводчанами он, как все, садился на автобус, вместе со всеми - питался в столовой, как равный другим – осматривал на экскурсиях достопримечательности. Счастье единения Г.Л. старается выражать высоким стилем соцреализма – не случайно тут обращение к сакральным, знаковым образам – обелискам героев и вождей. Раньше чувствуя себя необходимым для оформления красного уголка, места - если не священного, то очень серьезного, теперь он очень тяжело переживает свою ненужность для сослуживцев. Но, тем не менее, он продолжает рисовать плакаты к каждой годовщине Октября. Тут Г.Л. нимало не фантазирует, а срисовывает по клеткам, то, что видел на открытках и плакатах. Собственную оценку повышает придание значимости продукции завода – прожекторам, предстающих в его работах магическими инструментами.
Эта часть его творчества ближе всего к т.н. самодеятельности. Вообще Иванов очень любит советское время, когда он думал, что окружающие считают его художником. Тогда рисовали стенгазеты, вручали грамоты, проходили общественные мероприятия – собрания, субботники, поездки, - и везде он мог присутствовать как равный. Теперь творчество Г.Л. активно выполняет мемориальную функцию, закрепляя и идеализируя те моменты счастья, которые не миновали нашего героя. Так, случившиеся в 1970-х гг. его поездки вместе с коллективом на «поезде здоровья» и автобусная экскурсия в г. Торжок до сих пор остаются одними из ярчайших событий, вспоминаемых так, как будто они произошли вчера.
Сегодня, бедствуя, а иногда и голодая Иванов, может совершать в основном воображаемые путешествия, иллюстрируя фантастические и приключенческие книги. И тут мы уже видим пристальное внимание к конструкциям космолетов и кораблей, так колесо космического аппарата возвращает нас к любимому автором велосипеду, а в тягаче явно угадывается «макет» корабля. Конечно тут есть определенные заимствования из книжных иллюстраций, но все же явственно проглядывает и авторский почерк Г.Л.
Наиболее интересными с художественной точки зрения, являются семейные сцены и портреты тех людей, с которыми художник чувствовал себя наиболее уверенно. Рисуя реальные детали интерьера своей комнаты, он, тем не менее, дает им обобщающие названия “ В гостях у бабушки”, “Бабушка приехала”, “Отдых после работы”. По словам автора, он дает названия, “как у картин известных художников – «Отдых после боя» и т.п.” Это всегда многофигурные композиции, изображающие большие трех поколенные семьи, мечты о которых, видимо, обусловлены нынешним совершенно одиноким существованием автора. Герои Г.Л. находятся в релаксации, некотором сомнамбулическом умиротворении, после определенного завершенного действия - работы или обеда - это неважно, главное - возникшая погруженность в воспоминания или мечты. Это состояние для автора связано с его детскими впечатлениями. Вполне вероятно, что теперь Г.Л. поэтизирует и идеализирует свое детство в композициях, известных ему по иллюстрациям в школьных учебниках. Но необходимо отметить, что у него дома до сих пор сохранилась обстановка, соответствующая рисункам 60-х годов. Другими словами, если сторонний зритель видит в его работах стилизацию или ностальгию, для самого Г.Л. это – воспроизведение вполне реального и актуального интерьера. Особенно сильное впечатление производят портреты мамы, из которых он составил своеобразный иконостас, над кроватью, где она умерла. Портреты «мамочки» для него живые, Г.Л. может разговаривать с ними, так же, как говорил с ней, пока она лежала без движения. Из последних работ интересны портреты Ю. Ивановой и Т. Марголиной – сотрудниц ГРДНТ, людей из того небольшого круга, в котором его и выслушают, и чаем напоят, а по возможности и что– то съестное подарят. И Г.Л. в ответ тоже свой подарок, какой– ни будь прошлогодний календарь.
Вообще акт дарения занимает очень важное место в жизни Г.Л. .Это во многом составляет сущность праздника, и он изображает это событие во многих своих работах. Бескорыстность дара особенно ценится, независимо от того, в какой форме он осуществляется: дарит ли мама ребенку игрушку или вручают почетные грамоты на работе. Дар для Г.Л. выступает прообразом будущих идеальных отношений между людьми.
Но сегодня, единственным способом построения идеального мира для Г.Л. осталось искусство. В неаналитическом, даже вовсе нерефлексивном сознании Иванова занятия рисованием совмещают в себе все: это и личное высказывание, и воссоздание всего ценного и в его глазах прекрасного, и возможность управлять объектами и явлениями, ни одно из которых в реальной жизни ему не подчиняется и не принадлежит, и способ придать себе социальную значимость.
Продиктованное столь различными и нерасчлененными мотивами, творчество Г.Л. не может приобрести типологическую чистоту и занимает промежуточное место между наивным, самодеятельным и аутсайдерским искусством, тяготея в зависимости от состояния художника то к одной, то к другой из этих областей.
Г.Л. интересен нам как пример некоторой остановки в развитии стандартного образовательного процесса, обусловленной его психоэмоциональными особенностями. В его лице мы видим пример, естественного стадиального примитива, возникающего вне зависимости от воли автора, так и не смогшего его преодолеть. Его внутренний мир, соединяясь со способностями художника и накопленным за долгие годы опытом, все же не может преодолеть барьеров, поставленных его же сознанием. Мечтая создать что-то в духе соцреализма, но, не имея такой возможности, Г.Л. огромными трудами создает свое культурное поле, носящее достаточно ясно читаемые признаки авторского стиля.
Задачи, решаемые Ивановым в ходе творчества, содержат, кроме художественной, активную социальную компоненту, с помощью которой он стремится преодолеть свое отчуждение от общества, переживаемое им трагически ярко. Г.Л. тяготит его незаметность. Главная задача – «Быть чем-то нужным людям, а не просто так». Таким образом, творчество служит неким демпфером между художником Ивановым и обществом, и лишь потом появляются непосредственные художественные задачи, да и то, никогда не становясь самоцелью, а, оставаясь лишь подручным средством, языком, на котором, как надеется автор, общество сможет его понять. Иногда Иванову действительно удается попасть в тон своему социальному окружению, и тогда его работы ближе всего к классической клубной самодеятельности. Порой художник уходит в свой собственный мир, почти ни в чем не совпадающий с социумом, но адекватно отвечающий его собственным умонастроениям – здесь он типологически сродни искусству аутсайдеров. А если бы Иванов смог со всей силой свой индивидуальности воплотить в картине общечеловеческие ценности, лежащие глубже поверхностных утилитарных и престижных соображений, он смог бы приблизиться и к наивному искусству. Так в творчестве одного художника в свернутом, можно сказать – скомканном виде скрываются эти три типа художественных высказываний (самодеятельность, наив и аутсайдерство), каждый из которых отчетливо и ярко проявляется в работах более заметных мастеров.
Валентина Владимировна Метальникова
http://narod-galeri.narod.ru/index.html
|
