Грустный Дон Жуан. Владимир Иванович – человек русский, неуспокоенный, трепетный. Он похож на змея – искусителя, и за его лукавостью видишь богооставленность, утрату рая. За грубоватостью его шуток прячется глубокая внутренняя тоска индустриального и безбожного 20 века - ноющая тоска приближающейся смерти. Идем мы к ней все вместе, и каждый по отдельности. Макаров один из немногих людей, тонко чувствующих тиканье этих ходиков. Чем избыть теперь это неизвестное потом? Реальность дает только суррогат смысла - наркотики. Владимир Иванович выбирает самый сильный – женщину и строит свою жизнь вокруг нее. При невозможности отказаться от них он, будучи умным человеком, чувствует иллюзорность решения проблемы. Но додумывать все до конца – страшно, неинтересно и не хочется. Поэтому женщина становится виновной, а иногда и ненавидимой за неспособность понять, за нечуткость. Макаров не может поверить, что от него ждут того же и что ждет и он, и женщины, не получая понимания, не стремятся принять и понять его. Будучи человеком 60-х годов, он, по выражению Вайля и Гениса, «любит не за что-то, а просто так. …. Убежище от социальных стихий напрямую пришло от Ремарка и Хэмингуэя, но получило советское гражданство с тем большей легкостью, что иных убежищ не было». Это из 60-х годов у него остался «облик женщины, готовой утешить каждого, неразборчивой и щедрой. … Романтик всегда мазохист, так что знак эмоции роли не играл. … Плюс и минус неразличимы». При таком мировосприятии появляется некая суетливость и быстрота рук, статика отменяется, и торжествует динамика отдельных встреч и состояний. И поэтому в картинах Владимира Ивановича мы видим бесконечную череду заигрываний с женщинами – самого волнующего и романтического этапа коротких любовных романов. Герои всегда молоды, не подвержены старению, женщины всегда красивы они среди цветов сами как цветы. Будучи отличным колористом, Макаров помещает своих персонажей в некий южный гриновский Зурбаган, где всегда весна или лето, где рядом море, где мужчины могут и хотят, а женщины нежны и отзывчивы. Он хочет поселиться в своих картинах, где пышно расцветает торжество жизни и плоти. Это всегда рассказ, к которому автор старается относиться как к реальности. В работах счастливо разрешается проблема недостатка внимания, которую все мы испытываем в повседневной жизни. Герои Макарова слушают собеседника, по-модильяниевски склонив голову – и понимают друг друга. Владимир Иванович – искушенный жизнью человек. И эти искусы, и укусы оставили в его душе некоторую терпкость бытия, вечное осознание двойственности, становящейся фоном для всех его наличных переживаний. На больших выставках наивного искусства картины этого художника «выпадают» из общей массы работ. И впрямь, он балансирует на грани наива и не-наива. Это – сознательный выбор, и уже поэтому невозможно безоговорочно причислить Макарова к числу наивных художников. Если и есть в нем какая-то наивность, то она – в его надежде обрести рай на земле с помощью женщины. Женщина - основной побудительный импульс творчества этого художника. Поэтому неудивительно, что его действительно хорошие работы не «держат» друг друга. Так нельзя любить сразу хоровод подруг: любовь – это выделение объекта и внимание к нему. Любовью же продиктована и яркость колорита работ Макарова: когда любишь, загораются краски, отчетливей и изысканней становятся линии, за окном распускаются цветы. Макаров виртуозно использует приемы примитивизма, галеристам с ним легко работать он быстро пишет работы на любую заданную тему. Но… несмотря на известный цинизм технического интеллигента, он все равно тяжело переживает свое неполное совпадение с наивом. А ревнует он к другим художникам уже сугубо гуманитарно и творчески. И картины наполняются и чаруют своим эротизмом жизни. Он как-то вкусно живет и пишет. Пожелаем себе такой страсти. Игорь Петрович Вовк
