Красный — небольшой уездный город Смоленской губернии, имеющий в настоящее время 3.537 жителей и отстоящий от Смоленска в 49 верстах. Здесь разыгралось одно из тех геройских дел, которое в истории 1812 г. известно под именем «подвига Неверовского».

Положение дел на театре войны было следующее: наши армии, 1-я под начальством генерала от инфантерии и военнаго министра Барклая де-Толли и 2-я — князя Багратиона, соединились 22-го июля под стенами Смоленска. Это событие имело весьма важное значение, ибо в нем видели залог прекращения отступления русской армии в глубь страны; план действий должен был измениться, армии русской надлежало перейти в наступление — таковы были требования, исходившие из среды военных, несогласных с тактикой Барклая и находивших себе опору в голосе всего русского общества. Уступая им, Барклай предпринял следующее: он направил обе армии навстречу Наполеону, по правой стороне Днепра, 1-ю по Пореческой дороге и 2-ю по Рудненской, но не удаляясь слишком далеко от Смоленска, причем много времени прошло в различных маневрированиях и передвижениях армии с одной дороги на другую. Наполеон же в свою очередь возымел намерение обойти обе наши армии, занять Смоленск и отрезать нас от московской дороги. Во исполнение этого плана вся французская apмия 2-го августа переправилась на левый берег Днепра и двинулась по смоленской дороге, не ожидая никакого серьезного противодействия. Но вышло иначе. В городе Красном, через который лежал путь неприятельской армии, стояла 27-я пехотная дивизия, численностью в 8000 человек, под начальством генерала Дмитрия Петровича Неверовского. И вот здесь он явил беспримерное величие духа, напомнившее твердость древних спартанцев.

В авангарде французской армии шел король Неаполитанский, Иоахим Мюрат, с 15.000 кавалерии; за ним следовал маршал Ней с пехотой. Вся эта масса войск в три часа дня, 2-го августа, обрушилась на Красный и встретила здесь со стороны Неверовского ожесточенное сопротивление. Отряд конницы, бывший в его распоряжении, без труда оказался рассеянным Мюратом. Неверовский выказал большую предусмотрительность с самого начала, отправив назад по дороге к Смоленску 50-й егерский полк и два конных орудия. Сам же он первоначально расположился с пехотой за городом, но затем, видя перед собой слишком неравные силы и опасаясь быть обойденным с тыла, предпринял искусное отступление к Смоленску, все время заботясь о том, чтобы, терпя самому как можно меньше потерь, причинить неприятелю чувствительный урон. Сохранились слова, которыми Неверовский воодушевлялъ своих солдат:

«Ребята! помните, чему вас учили; никакая кaвaлepия не победитъ вас; только стреляйте метко, не торопясь; никто не смей начинать без моей команды!»

Тотчас же, как рассказывает А. И. Михайловский-Данилевский в своем «Описании Отечественной войны 1812 года», произошло следующее: «неприятель мчался с двух сторон. Его подпустили на ближайший ружейный выстрел. Неподвижное, как будто окаменелое каре, не внимая происходившему вокруг него бурному смятению гонимых и быстро преследующих, стояло безмолвно, стройно, как стена. Загремело начальническое: «Тревога!» Барабаны подхватили; батальный прицельный огонь показался круглою дробью и в миг французские всадники и их лошади устлали землю. У нас ударили отбой пальбы. «Видите ребята, сказал Неверовский в восторге, как легко исполняющей свою обязанность пехоте побуждать кавалерию; благодарю вас и поздравляю!»

А затем совершилось чудо беспримерной храбрости. Медленно отступая под непрерывным натиском великолепной кавалерии Мюрата, наши герои дорогой ценой продавали французам каждый свой шаг. Пули градом сыпались на французских кавалеристов, а когда последним удавалось приблизиться вплотную к нашим каре, их встречали штыками. Дело с нашей стороны чрезвычайно облегчалось тем, что отряд Неверовского двигался по широкой почтовой дороге, которая с обеих сторон была обсажена плотными рядами больших берез, послуживших естественным прикрытием против атак конницы. Между дорогой и открытым полем тянулись глубокие рвы, что также затрудняло операции французской кавалерии. На картине все это очень хорошо видно. Вот между двух рядов деревьев, плотно сомкнутыми рядами стоят русские солдаты, стреляют, заряжают, снова стреляют, посылая смерть французам. В глубине, в треугольной шляпе и с поднятой обнаженной шпагой виднеется сам генерал Неверовский. А со стороны поля ураганом несется французская кавалерия и... обращается вспять, не будучи в силах под градом русских пуль проникнуть сквозь естественное заграждение, образуемое стволами берез. Так шло дело до самого вечера, когда отряд Неверовского, потеряв около полуторы тысячи человек, очутился под защитой тех двух орудий, которые раньше были отосланы к Смоленску и теперь, открыв огонь по неприятелю, вообразившему, что он наткнулся на сильное подкрепление, вынудили его остановиться. К ночи Неверовский подошел к Смоленску, не доходя до города на шесть верстъ. Беспримерный подвиг Неверовского вызвал справедливое удивление самих французов, воздавших ему должное. Один из французских историков говорит: «Красненское дело являет достопамятный пример превосходства хорошо обученной и хорошо предводимой пехоты над конницею». Другой, секретарь Наполеона, замечает: «самая блистательная храбрость наших солдат истощалась; ударяя в густую колонну, они рубили ее, но не могли сломить». Третий восклицает: «Неверовский отступал как лев». Донося об этом деле Императору Александру, князь Багратион выразился так:

«Нельзя довольно похвалить храбрости и твердости, с какою дивизия, совершенно новая, дралась против чрезмерно превосходных сил неприятельских. Можно даже сказать, что примера такой храбрости ни в какой армии показать нельзя!»