К оглавлению
Иван Федорович Паскевич
(1782-1856)

Походные записки

От начала кампании 1812 года до соединения под Смоленском


Приготовления к войне, формирование новых полков, и в том числе Орловского пехотного.

С 1810-го года предвидели уже войну с Франциею и стали к ней готовиться. Предположено было набрать новых пятнадцать полков. В декабре 1810-го года поручено мне сформировать пехотный полк, названный Орловским[1]. В январе 1811-го я назначен шефом полка. Формирование с самого начала представило затруднения неимоверные. Общие приготовления к войне были причиною, что для состава новых полков не могли дать хороших средств. Надлежало формировать полк из четырех гарнизонных батальонов, в которых солдаты и офицеры почти все были выписные за дурное поведение. Из других полков поступило только 3 майора и несколько обер-офицеров. К тому из дворянского корпуса прислали 20 молодых офицеров, только что умевших читать и писать.

С этими средствами надо было спешить образованием полка, ибо война была неизбежна. Нравственности в полку не было. От дурного содержания и дурного обхождения офицеров начались побеги. В первый же месяц ушло до 70 чел. Почти половину офицеров я принужден был отослать обратно в гарнизон. Я жаловался на судьбу, что, между тем как в армии

76

 

 
 

 
 
Паскевич И.Ф. Походные записки.


были прекраснейшие полки, мне достался самый дурной и в то самое время, когда мы приготовлялись к борьбе с страшным императором французов. Я был тогда в корпусе Дохтурова, в дивизии Раевского и командовал бригадой, состоявшей из полков Орловского и Нижегородского. Бригада находилась в Киеве. Я настоял, чтобы вывести мой полк из города, где невозможно было завести необходимого порядка, и расположился в 60 верстах. Три месяца усиленных занятий и шесть недель в лагере дали мне возможность привести Орловский полк в такое положение, что он был уже третьим полком в дивизии. Но этот успех дорого мне стоил. От трудов и беспокойств я сделался болен страшной горячкой, едва не умер и пролежал три месяца.

Вторая Западная армия.

В октябре 1811-го составилась 2-я Западная армия и генерал кн. Багратион назначен главнокомандующим. Корпус Дохтурова отошел к 1-й армии. Тогда же составился 7-й пехотный корпус генерала Раевского и поступил во 2-ю армию. Зимой 1811-го года я еще более занялся Орловским полком. На офицеров обращал особенное внимание. Главное дело было дать им правила военной нравственности. Воспитание не сделало из них людей ученых (что, впрочем, и вовсе не нужно). Я внушал им, что всего нужнее на войне храбрость, храбрость и храбрость. В 1812-м году меня назначили командующим 26-й пехотною дивизиею[2], хотя много генералов было старее. В Киеве удостоил меня своим посещением новый главнокомандующий кн. Багратион, знавший меня с кампании 1809-го года, я был почти в бреду от горячки, но его появление дало мне здоровье. Главнокомандующий меня ласкал и обходился со мной не как начальник с подчиненным.

Движение к границе.

В феврале 1812-го 2-я армия двинулась ближе к границе. Поход этот, предпринятый в самую распутицу и страшную грязь от ранней весны, произвел в войсках цинготную болезнь. Из 1200 чел. в полку было больных до 400. В апреле и мае умирало по 150 чел. В полках оставалось от 700 до 800 чел. в строю.

Вторая армия состояла тогда из 7-го пехотного корпуса, то есть 26-я и 12-я дивизии; из сводной Гренадерской дивизии генерала гр. Воронцова, 2-й Гренадерской, 15-й и 18-й дивизий генерала кн. Щербатова и двух кавалерийских дивизий. Всего считалось до 45 тыс. чел. В исходе мая получено было приказание отделить 15-ю и 18-ю пехотные дивизии и некоторые резервные батальоны для составления третьей Западной армии генерала Тормасова. Вместо дивизии Щербатова при Второй армии оставлен был корпус генерала Дохтурова, армии приказано было двинуться к Бялыстоку. В мае главнокомандующий сделал смотр 26-й дивизии, и Орловский полк был уже вторым. Армия перешла Пинские болота и в конце мая остановилась. Главная квартира была сначала в Пру-

77

 

 
 

 
 
Паскевич И.Ф. Походные записки.


жанах. Штаб 7-го корпуса в местечке Новый двор, 26-я дивизия на границе Бялыстокской области.

Планы кампании

В это время император Александр, находясь в Вильно в главной квартире 1-й Западной армии, собрал Военный совет, в котором рассуждали о плане предстоящей кампании. Давно ожидая войны с Францией, думали и о плане войны. Еще в 1811-м году кн. Багратион предлагал броситься в Польшу, пока силы неприятеля были еще не собраны. Он надеялся, что, разбив его по частям, всегда будет иметь время отступить к назначенному пункту. Вторжение это нельзя было сделать в больших силах, а малый отряд мог быть стеснен и истреблен неприятелем, да и не легко отступать 300 верст от превосходного в числе неприятеля в чужой земле и без резервов. План смелый, который по обстоятельствам трудно было исполнить, хорошо, что его не приняли. В 1812-м году, по заключении мира с Турцией, адмирал Чичагов предлагал с войсками, в Молдавии и Валахии расположенными, сделать диверсию в Италии. Сначала держались этой мысли, и потому войска его не были присоединены вовремя к главным силам на западной границе. Таким образом потеряно два месяца. Между тем за три года еще, когда в предшествовавшие кампании удостоверились, что против Наполеона трудно устоять в сражении, решено было на случай неудачи или отступления иметь укрепленный лагерь. Для этого выбрали местечко Дриссу на Двине. Начатая крепость Динабург, служа как бы правым флангом, прикрывала бы лагерь. Но крепость не была вовремя окончена. Место же лагеря выбрано было неудобное как в стратегическом отношении, ибо лагерь закрывал собой не центр, не сердце России, а только северную ее часть, так и в тактическом, ибо близь лагеря были высоты, которые брали вдоль все укрепления, а передние даже в тыл. Еще важная невыгода состояла в том, что спуск на реку был крут, так что армия, принужденная к отступлению, с большими затруднениями могла бы отойти за реку. При том на правом берегу Двины, где находились все магазейны, не было никакого укрепления. Скажут, что не надо окружать себя со всех сторон укреплениями, как будто с тем, чтобы не выходить из них. Но можно окружить себя окопами, стоять в них пока нужно, а потом ничто не помешает выйти в поле. Если бы неприятель, перейдя реку, хотел бы дать сражение в тылу лагеря и решено было в нем держаться, то укрепление принесло бы пользу, ибо тогда и магазейны были бы обеспечены. Если же не предполагали удерживаться на том пункте, то для чего было строить укрепление на левом берегу по ту сторону Двины, при крутой затруднительной переправе, тогда как неприятель всегда мог перейти реку в другом месте. Укрепленные лагери часто спасали государства, но так же часто бывали причиной и совершенного их падения. Армия, разбитая в поле, не бывает вся истреблена, всегда останется зародыш, кадры будущей армии. Напротив, со взятием укрепленного лагеря армия погибает совершенно, погибает все лучшее, все коренное, так что не останется ни малейшего основания для будущей армии. Тогда с лагерем, с армиею, теряются и все надежды государства. Лагерь Дрис-

78

 

 
 

 
 
Паскевич И.Ф. Походные записки.


ский был выбран таким образом, что не защищал ничего, а с ним можно было все потерять.

Итак, в Вильно, на Военном совете решено было не переходить границы и не начинать войны. «На начинающего Бог», — писал император Александр в приказе об открытии войны. Видя, что неприятель большую часть сил собирает между Ковно и Гродно, намеревались сблизить обе армии для подавания взаимной помощи и чтобы встретить неприятеля превосходными силами на тех пунктах, где он захочет прорваться. Для сего переменены были квартиры и 2-й армии. Войска были притянуты более на север. 6-й корпус расположен между Ойшишек и Василишек. Остальная часть 2-й армии, примыкая левым флангом к Пружанам, правым занимала местечко Мосты у Гродно. Главная квартира назначена в Вилковиске. Военный министр Барклай де Толли писал кн. Багратиону (1-го июня), чтобы с нашей стороны не подавать ни малейшего повода к неприязненным действиям; в случае нападения отражать силу оружием, но избегать сражений с сильнейшим неприятелем, отступая от превосходного числа сперва за Щару, к Новогрудку за Неман, потом (смотря по дальнейшим приказаниям) или прямо чрез Минск в Борисов, или правее к Неману для соединения в случае надобности обеих армий или частей их. На кн. Багратиона возлагалось иметь сношение с армиею Тормасова (в Луцке), с корпусом Эртеля (в Мозыре), с корпусом генерала Платова (в Гродно) и с 1-й армией (в Вильно). Кн. Багратион тогда же отвечал (рапорт 6-го июня № 283):

  1. «Что расположение нашей армии слишком растянуто для того, чтобы при намерении неприятеля всеми силами нанести удар одной из них, можно было вовремя воспользоваться подкреплением от другой».
  2. «Что войска наши слишком близки к границе для того, чтоб успеть сосредоточиться, если неприятель покажется на одном пункте в превосходных силах».
  3. «Что в то время, когда аванпосты наши удостоверятся в сближении неприятельской армии к границе, она, без сомнения, удвоит быстроту маршей и застанет нас если не на своих местах, то поспешит воспрепятствовать соединению нашему прежде, нежели мы найдемся в способах воспользоваться оным».

Вслед за тем (12-го июня № 310) кн. Багратион писал к военному министру, что «если бы неприятель предпринял впадение в границы наши чрез Гродно и Бялысток, то с отдалением 6-го корпуса (сделавшего передвижение от Василишек к Лиде) с остальными двумя корпусами и недостаточным числом кавалерии, занимая пространство более как на 100 верст, он не найдет возможности воспрепятствовать его намерениям у Гродно и Бялыстока, не разорвав связи с корпусом генерала Дохтурова и не открыв неприятелю возможности войти в наши границы на правом фланге 3-й армии у Влодавы и Бреста».

В этой же бумаге он говорит, что, по его мнению, «выгода неприятеля состоит в том, чтобы разделить наши силы... что он, чем ближе будет к морю, тем более рискует быть отрезанным и истребленным. Из чего заключить следует, что средоточие сил неприятельских между Гродно и

79

 

 
 

 
 
Паскевич И.Ф. Походные записки.


Ковно есть ничто иное, как желание отвлечь наши силы от пунктов настоящего его стремления.

Замечания его остались без ответа, может быть, по недостатку времени. В главной квартире 1-й армии с часу на час ожидали известия о переправе неприятеля через Неман между Ковно и Меречем и решились на новый план: генералу Платову приказано было сосредоточить свой корпус около Гродно и идти неприятелю во фланг.

2-я армия должна была следовать сему движению, обеспечивая тыл корпуса Платова. Ежели 1-я армия не могла бы дать выгодного сражения под Вильно, тогда предполагалось, присоединив 1-й и 6-й корпусы, сосредоточить ее около Свенцян, где, быть может (писал Барклай де Толли), и дано будет сражение. Кн. Багратион замечал, что с предположением собрать 1-ю армию у Вильно и с отделением 2-й армии он находится «в большой опасности, чтобы быстрым стремлением неприятеля на Вильно не только быть отрезанным от 1-й армии, но даже от назначенного ему пути отступления. Что одно верное обозрение карты доказывает, что по отступлении 1-й армии к Свенцянам неприятель, заняв Вильно, может предупредить отступление 2-й армии в Минск и по краткости пути будет там прежде, нежели он достигнет туда отступая».

Замечания эти, из официальных документов извлеченные, показывая, как хорошо понимал кн. Багратион положение наших армий, будут служить ответом для тех, кто до сих пор утверждает, что он был только авангардным генералом.

В самом деле расположение наших армий от Вильно до Пинских болот было хорошо только до тех пор, пока не собрались силы неприятеля. Но потом должно было уже предвидеть следствие отступления и не ожидать перехода его через границу. Если бы Наполеон одним только фальшивым движением на Ковно удерживал 1-ю армию, а сам с тремя корпусами, то есть со 120 тыс., пошел бы на центр, на Гродно и Бялысток, то встретил бы только 6-й корпус Дохтурова с 20 тыс. и 2-ю армию кн. Багратиона в 40 тыс., всего 60 тыс. Он бы разбил и прогнал их прежде, чем наши войска отступили бы от Вильно. Две недели медленности едва ли не были причиной погибели армии.

Доказательством справедливости этих предположений служит самое событие. Хотя неприятель пошел в силах на Вильно, там остановился и потом уже послал корпус Даву к Минску, но и при этом позднем движении Дохтуров избегнул неприятеля чудом. Дорохов и Платов принуждены были отступить на 2-ю армию, а кн. Багратион только необыкновенными переходами, возможными с одними русскими войсками, спас армию и даже не был расстроен. Но на подобные необыкновенные случаи не должно рассчитывать ни принимать их за правило.

Итак, кн. Багратион судил и видел вещи, как истинно военный человек. Но обратимся к происшествиям.

Армии: Наполеона и русские.

Армия Наполеона состояла почти из 500 тыс. Он разделил ее на три главные части. Сам он с гвардиею и корпусами пехотными Даву, Удино и Нея, кавалерийскими Нансути, Леобрюна и Груши, всего

80

 

 
 

 
 
Паскевич И.Ф. Походные записки.


250 тыс., приготовлялся напасть на центр 1-й нашей армии прежде, нежели она успеет собраться. Король Вестфальский с корпусами Жюно, Понятовского, Ренье и кавалериею Латур-Мобура, всего 80 тыс., должен был двинуться против нашей 2-й армии. Вице-король Итальянский с центральною армиею, также около 80 тыс., составленною из корпусов вице-короля и Сен-Сира, назначаем был для того, чтобы, бросясь между двумя нашими армиями, препятствовать их соединению. Кроме того, неприятель имел еще два фланговые корпуса: на левом его крыле Макдональд с 30 тыс. должен был пройти в Курляндию, угрожая Риге и правому нашему флангу, а с другой стороны кн. Шварценберг с Австрийским корпусом тоже в 30 тыс. удерживал 3-ю армию Тормасова. Но Наполеон, боясь потерять время и не ожидая, чтобы армии вице-короля Италиянского и короля Вестфальского вошли с ним в одну линию, 12-го июня начал переправу через Неман против Ковно.

Наши войска находились в следующем положении: 1-я Западная армия, числом до 127 тыс. расположена была от Россией до Лиды. Главная квартира в Вильно. 2-я Западная армия с небольшим в 40 тыс. занимала квартиры от местечка Мосты до Пружан. Главная квартира в Волковиске.

3-я Западная армия около 25 тыс. растянута была от Любомля до Старого Константинова. Главная ее квартира в Луцке.

Переправа Наполеона через Неман. Отступление 1-й армии.

12-го июня вечером узнали в Вильно о переходе неприятелем границы. 1-й армии назначено было собраться позади Вильно. Генералу Платову приказано начать движение во фланг неприятеля, и кн. Багратиону предписано 13-го июня, подкрепляя Платова, соображаться прежним приказанием не терять связи с 1-ю армиею. Кн. Багратион поставлен был в затруднительное положение: подкрепляя Платова, он должен был двинуться вперед и таким образом по необходимости разорвал бы всякое сообщение с 1 -ю армиею.

Представив о том военному министру 14-го июня, он вместе с тем просил, чтобы с корпусом генерала Платова и 2-ю армиею, в которой будет под ружьем до 40 тыс., позволить ему идти через Бялысток и Остроленку в Варшаву. Ожидая разрешения, идти ли ему на подкрепление Платова или отступать к Минску, а может быть, увлеченный планом вторжения в Польшу, кн. Багратион простоял на месте до 18-го июня. Но и эта ошибка обратилась в пользу армии. Если бы 2-я армия 14-го отступила на соединение с 1-ю армиею, то или наткнулась бы на корпус маршала Даву, или бы, соединившись выше на севере с армией генерала Барклая де Толли, была бы вместе с нею отрезана от Смоленска, брошена на север, и тогда все способы южных губерний были бы в руках неприятеля. С начала кампании Наполеон не хорошо знал географическое положение России; но под Смоленском уже все маневры его клонились к тому, чтобы нас оттеснить на север. Между тем 16-го кн. Багратион получил уведомление военного министра, что 1-я армия отступает к Свенцянам. Платову приказано следовать туда же, а кн. Багратиону стараться, чтобы неприятель не отрезал ему дороги чрез Минск к Борисову.

81

 

 
 

 
 
Паскевич И.Ф. Походные записки.


Отступление 2-й армии.

Итак, 2-я армия начала отступление 18-го июня за Щару. 18-го же июня в Зельве полковник Бенкендорф привез приказание, чтобы войска 2-й армии взяли направление чрез Новогрудок в Вилейку для соединения с 1-ю армиею. 22-го армия прибыла [в] Новогрудок. Того же числа были поставлены мосты через Неман в Николаев и переправлено 5 казачьих полков. Здесь кн. Багратион узнал, что Даву, посланный из Вильно, занял уже Ольшаны, Воложин и Вилейку, двинулся еще вперед и, следовательно, отрезал ему дорогу. И так он принужден был переменить направление и отступать по-прежнему к Минску. На пути к Минску получено было известие, что неприятель показался уже и в этом городе. Это было 25-го июня. Жар был невыносимый. Люди совершенно изнурились от сорока- и пятидесятиверстных переходов по пескам. Пробиваться силою было невозможно. Кн. Багратион решился отступать не на Минск, но чрез Несвиж, Луцк к Бобруйску. Армия прибыла в Несвиж 26-го июня. За это отступление к Несвижу обвиняли кн. Багратиона. Но, напротив, нельзя не отдать справедливости его военному соображению. Он видел, что всего нужнее было сохранить армию и что соединение с 1-ю армиею по прежнему направлению невозможно, ибо впереди его был Даву в 50 тыс., а позади король Вестфальский с 80 тыс. чел. Впоследствии 11-го июля (из Слуцка) кн. Багратион решился даже писать государю, что соединение армии как, тогда генерал Барклай де Толли отошел далее на север, к Дрисскому лагерю, едва ли бы даже было полезно, ибо неприятель всегда мог обойти левый наш фланг.

Кавалерийские дела Платова при Кореличах, под Миром и под Романовым.

От Несвижа началось настоящее отступление в виду неприятеля. Платов, отступая из Гродно на Новогрудок и Стаховичи к Несвижу, присоединился таким образом ко 2-й армии. С ним было 10 полков, не составлявшие и 4 тыс., но они в этом случае полезнее были 10 полков регулярной кавалерии. Казаки везде высматривали, о всем давали знать и под предводительством Платова дрались необыкновенно. 26-го при Кореличах от стороны Новогрудка показался неприятель в трех колоннах кавалерии. Один полк поляков слишком легкомысленно подошел к нашему авангарду и был почти истреблен полками Иловайского 5-го и Карпова 2-го. Генерал Платов отошел к местечку Мир. На рассвете 27-го показались три полка польских улан под командою генерала Турно. У Платова был свой образ войны. Осмотрев неприятеля, он разделял свой отряд на несколько частей, смотря по удобству. Одну скрывал направо, а другую налево, и остальные должны были маячить перед неприятелем, то есть иногда броситься, потом уходить, заманивать и наводить его таким образом на фланговую засаду. Тогда, ударив неприятеля во фланг и в тыл, гнали и истребляли его, если он смешается, если же он упорно держался и нельзя было одолеть его силою, то отступали врассыпную и опять собирались в известном пункте. Точно так поступил Платов и в этом случае. Три полка уланов были совершенно разбиты. Генерал Турно едва спасся. Нам досталось более 400 пленных, в том числе 2 подполковника.

82

 

 
 

 
 
Паскевич И.Ф. Походные записки.


Между тем кн. Багратион послал на помощь к Платову генерала Васильчикова с Ахтырским гусарским, Харьковским драгунским и одним полком пехоты. К вечеру генерал Платов, следуя за движениями армии, отступил за местечко Мир. Надеясь, что после этого урока поляки оставят его в покое, он на ночлеге заботился, как обыкновенно, о выгоде лошадей и людей и расположился около речки, не переходя на другой берег, а переправив одну только пехоту. Утром 28-го аванпосты, расположенные в 5 верстах, дали ему знать, что неприятельская кавалерия сильно на них наступает. То была польская дивизия генерала Рожнецкого, составлявшего авангард Вестфальского короля. Генерал Платов сам высмотрел неприятеля и приказал отыскивать броды. Речка была глинистая, лошади вязли и бродов не отыскано. Для переправы оставался один деревенский мостик. Платов сказал: «Не топиться же нам, ребята», и решился драться. Сам засел в кусты по одной стороне дороги. Иловайского спрятал на другой, а перед неприятелем оставил только два полка. Шесть полков уланов на них бросились и занеслись по обыкновению слишком далеко до самого моста. Платов ударил во фланги; дело завязалось, и сначала не знали, чем оно кончится. Однако же соединенными силами казаков и ахтырских гусар неприятель был опрокинут. Из целой дивизии поляков, в которой было до 4 тыс. чел., после сражения собралось не более 1200. До 600 попалось нам в плен, остальные убиты. Платов более 10 верст гнал Рожнецкого, который спасся только тем, что присоединился к главным силам короля Вестфальского.

Это дело имело большие последствия в нравственном отношении. В кавалерии или бьют всегда, или всегда же бывают биты. Все зависит от первого успеха. Платову необходимо было разбить неприятеля под Миром, чтобы остановить хвастовство и наглость поляков. Еще раз только под Романовым арьергард наш был атакован, но истребил совершенно первый конноегерей и один гренадерский полк неприятеля, и зато армия после того и не слыхала о страшной, как говорят, польской кавалерии, которой у Наполеона было до 20 тыс. Авангард его не преследовал уже, а только наблюдал за 2-й армиею. В это время Наполеон, недовольный королем Вестфальским за слабое преследование, отдал войска его под начальство маршала Даву.

Отступление на Бобруйск.

Кн. Багратион, продолжая отступление, прибыл 1-го июля в Слуцк, где получил известие, что неприятель (партии корпуса Даву) показался уже в местечке Свислочь на Березине в 40 верстах выше Бобруйска. Крепость эта была единственным пунктом отступления 2-й армии. Необходимо было занять его прежде неприятеля. Кн. Багратион послал корпус Раевского к Бобруйску, с тем чтобы он атаковал неприятеля, несмотря ни на число его, ни на крепость позиции, но Даву пошел прямо на Минск, и Бобруйск был занят нами беспрепятственно. Здесь узнали, что корпус Даву тянется от Минска к Орше. Кн. Багратион приказал 7-му корпусу запастись только в Бобруйске сухарями и усиленными маршами спешить к Могилеву, чтобы там предупредить неприятеля. Трудно найти в военной истории переходы усиленнее отступления 2-й армии. В день делали по 45

83

 

 
 

 
 
Паскевич И.Ф. Походные записки.


и 50 верст[3]. несносный жар, песок и недостаток чистой воды еще более изнуряли людей. Не было времени даже варить каши. Полки потеряли в это время по 150 чел. Находясь с 26-ю дивизиею в голове колонны, к счастью, я имел большой запас сухарей и водки. Отпуская двойную порцию, поддерживал этим солдат, но, несмотря на то, у меня выбыло из полка по 70 чел.

В Старом Быхове узнали, что неприятель занял уже Могилев. Впереди 7-го корпуса шел полковник Сысоев с тремя полками, то есть с 1 тыс. чел. казаков. Корпус подвинулся к Дашковке. Сысоев подходил к самому Могилеву и присоединил к себе полковника Грессера с командою в 300 чел., которого неприятель вытеснил из города. Грессер с начала кампании был в Борисове и отступил к Могилеву.

Кавалерийское дело Сысоева под Могилевом.

Сысоев, отходя, заманил за собою неприятеля. Кавалерия его и здесь сделала ту же ошибку, какую прежде делала против Платова. Лучший полк из авангарда Даву занесся. Сысоев его весь почти истребил, преследовал бегущих до самых ворот города и захватил до 300 пленных с их полковником. Сысоев говорил, что ему приказано схватить язык. Он схватил их целый полк. У неприятеля в полку было до 800 чел. При нем находилось еще до 200 поляков. Итак, 1 тыс. чел. казаков истребила 1 тыс. чел. лучшей регулярной кавалерии французов.

От пленных узнали, что в Могилеве была дивизия пехоты и дивизия кавалерии и к вечеру ожидали еще часть другой пехотной дивизии. Здесь кстати заметить, что дивизии в корпусе Даву в начале кампании состояли из 20 батальонов. В каждом батальоне в начале войны было по 1 тыс. чел. Полки [со]стояли в это время из 5 батальонов до 850 чел. в каждом; но Даву из гренадерских и стрелковых рот сформировал особые батальоны и таким образом имел в полку по 7 батальонов и каждый в 600 чел. Итак, у него было 28 батальонов в дивизии против наших 12. Этот расчет объяснит, почему неприятельские дивизии могли драться против наших корпусов, в котором полагалось 24 батальона.

В Дашковке случилось происшествие, которое доказывает, как необходим иногда пример строгости. Войска стояли на позиции. Вдруг в деревне послышался страшный шум и крик. Оказалось, что причиною этого были наши войска и особенно люди Орловского полка. Я приказал ударить сбор и последних пришедших наказал на месте. Пример этот сильно подействовал, и с тех пор Орловский полк был смирнее.

Дело под Салтановкой.

Вечером 10-го июля получено было приказание кн. Багратиона седьмому корпусу сделать усиленную рекогносцировку[4]. Переметчики донесли кн. Багратиону, что в Могилеве только от 7 до 10 тыс. неприятелей. По-

84

 

 
 

 
 
Паскевич И.Ф. Походные записки.


этому князь приказал атаковать их и за ним занять город. Генерал Раевский, взял с собою из 12-й дивизии 6-й и 42-й егерские полки, а из моей дивизии два батальона. Я выбрал один батальон Орловского, другой Нижегородского полка, и чтобы идти быстрее, приказал оставить ранцы. Рано утром 11 числа мы начали наступать. Между нами и неприятелем было расстояние верст пять. В полуторе версте мы встретили его пехотный авангард и вытеснили его из лесу. Увеличивая мало-помалу стрелков, введены были в дело, подходя к Салтановке, оба егерские полка. Неприятель отступил на позицию. В девятом часу раздались пушечные выстрелы первого линейного сражения Второй армии в кампанию 1812 г.

Маршал Даву, ожидая на себя нападения, заранее приготовился к обороне. Мост при Салтановке был завален и прорублены ружейные бойницы в стенах корчмы, лежащей на левом берегу оврага, прикрывавшего всю линию французов, мост при мельнице Фатовой был сломан и в соседних домах также поделаны бойницы, три батальона поставлены были при Салтановке, один батальон при Фатовой, имея за собою в подкреплении пять других батальонов, четыре батальона находились между Фатовой и дер. Сельцем, а при овраге, впереди сей последней деревни находящемся, поставлены были еще два батальона. Вся кавалерия, состоявшая из кирасирской дивизии генерала Баланса, легкой кавалерийской дивизии генерала Шастеля и одного конноегерского полка бригады генерала Бордесульта, находилась в резерве позади правого крыла за дер. Сельцем, по дороге, ведущей из нее в местечко Старые Буйничи. Пять батальонов поставлены были еще правее, при дер. Застенке, и, наконец, последние пять батальонов находились перед Могилевом.

Пехота маршала Даву состояла из двух полков дивизии Компана, в коих было 25 батальонов; кавалерия же его состояла из 48 эскадронов. Сверх того неприятель ожидал в подкрепление отряд генерала Пажоля и польский легион Вислы, но сии войска присоединились к нему уже после сражения. Кн. Багратион, не имея точных сведений о силе неприятеля и полагая, что против нас было не более 6 тыс., прислал своего адъютанта с приказанием к генералу Раевскому, чтобы он, собрав все войска своего корпуса, смело атаковал позицию французов и взял бы Могилев. Генерал Раевский послал за остальными своими войсками. Как ранцы двух батальонов 26-й дивизии были оставлены, то другие два батальона должны были их принести. Они пришли уже к концу дела. Поэтому 26-я дивизия вначале имела только 8 батальонов и 12-я — десять батальонов. Весь же корпус состоял из 5 полков 26-й дивизии, 3 полков 12-й дивизии, двадцати эскадронов кавалерии, трех казачьих полков и 72 орудий.

Когда войска собрались, генерал Раевский приказал мне взять мою дивизию, три полка казаков, Ахтырский гусарский полк и идти неприятелю во фланг. Генерал Раевский полагал, что я обойду правое крыло неприятеля, ибо оно было в версте от дороги. Он намерен был, когда я выйду из лесу на ровное место и сделаю нападение с фланга, ударить в центр с 12-ю дивизиею.

Исполняя приказание, я взял командовавшего казаками полковника Сысоева, который дрался на тех же местах за три дня и повел все мои войска влево, в обход. На всем этом пространстве тянутся леса. Я должен

85

 

 
 

 
 
Паскевич И.Ф. Походные записки.


был идти по тропинке, пробираясь между деревьев по три человека в ряд.

В половине леса я встретил наших расстроенных стрелков, отступивших от стрелков французских. Неприятель по этой же самой дороге обходил наш левый фланг. Стрелки моих первых батальонов остановили и опрокинули неприятельских. Я приказал гнать их до опушки леса и сам следовал с остальными войсками. Голову моей колонны составляли батальоны Орловский и один Нижегородский, за ними 12 орудий, потом Полтавский полк, еще 6 орудий и Ладожский полк с другим Нижегородским батальоном, 2 орудия и, наконец, кавалерия. Выходя из леса, я нашел стрелков, исполнивших мое приказание и у опушки перестреливавшихся с неприятелем, залегшим за малым возвышением перед дер. Фатовой. Позади их увидел я сверкание штыков двух французских колонн. Расстояние между ними было не более 60 сажень. Густой лес не позволял мне свернуть войска в колонну. Я принужден был, принимая вправо по отделениям, по мере выхода из лесу строить их фрунтом у опушки. Перестрелка продолжалась. Чтобы построить взводы, я должен был выехать вперед за 30 сажень от неприятеля. Тут был и полковник Сысоев.

Лишь только два батальона были вытянуты в линию, я приказал полковнику Ладыженскому ударить с криком «ура» на неприятеля, гнать его до речки, опрокинуть на мосту и, заняв на той стороне первые дома, ждать моего приказания. Неприятель действительно был тотчас опрокинут и бежал более полутораста сажень до мосту. Видя, что батальоны переходят мост, я выдвинул 12 орудий на высоту и приказал Полтавскому полку под прикрытием этой батареи идти также на ту сторону. Устроив артиллерию, я с высоты увидел, с кем имею дело. Пехота неприятеля стояла в две линии от большой дороги до самого лесу. В третьей линии была кавалерия. Придвинув на батарею еще 6 орудий и поставив Ладожский полк на левом фланге, я поехал на правый свой фланг. К удивлению нахожу, что стрелки неприятельские, засевшие там в овраге, усиливают огонь. Артиллерия наша, теряя людей и лошадей, снимается с позиции. Я удержал их. Между тем вижу, что Полтавский полк отступает и полковник ранен. Приказав полку остановиться, еду дальше, ожидая встретить Орловский и Нижегородский батальоны, и вижу два батальона, выходящие из лесу в тыл моей позиции. Я поскакал к ним, но, к удивлению моему, вижу в 30 уже шагах французских гренадер. Ими командовал полковник Ашар. Французы прогнали наши батальоны и были у нас почти в тылу. «Ребята, вперед!» — закричал я Полтавскому полку. Они колеблются. «Ура! В штыки!» Они ни с места. Из рядов слышу я голос: «Хотя бы артиллерия была с нами». «Хорошо, — сказал я, — держитесь здесь». Скачу к артиллерии, устраиваю позади моей позиции батарею в 4 орудия, возвращаюсь к Полтавскому полку и отвожу его на артиллерию. Неприятель, увидев отступление их, бросился с криком «en avant»[5]. Полк раздался, и картечь ударила в французские батальоны. Они остановились, смешались. Я подъезжаю к Полтавскому полку, командую «вперед». Они бросаются и гонят неприятеля до самых мостов. Тут лошадь моя была ранена двумя пулями.

86

 

 
 

 
 
Паскевич И.Ф. Походные записки.


Полтавский полк было занесся. Я едва остановил его и воротил к опушке леса. Но чтобы более выказать неприятелю войск, они были выстроены в линию и казались довольно сильною колонною. Удвоив стрелков, я приказал из всех 18 орудий открыть огонь по неприятельским колоннам. Действие было так сильно, что я сам видел, как они беспрерывно двигались и переменяли место, удаляясь от меня, от дальних картечных выстрелов. Потеря их была велика. Наконец, они отступили, удвоили свою артиллерию и бой сделался равный.

Пора сказать, что было причиною отступления наших войск. Нижегородский и Орловский батальоны, опрокинув вначале неприятеля и перейдя мост, заняли корчму и небольшую деревню в несколько изб по той стороне речки. Едва они стали устраиваться, выходя из этой малой деревушки, как четыре французские батальона, лежавшие во ржи, поднялись в 30 саженях, сделали залп и ударили в штыки. Бой завязался рукопашный. Французы бросились на белое знамя Орловского полка и взяли его у убитого подпрапорщика. Наш унтер-офицер выхватил его у француза, но сам был убит. Знамя опять потеряно. Еще раз оно было схвачено нашими, и в драке древко сломано. В это время адъютант Орловского полка бросился в середину, отнял знамя и вынес его из схватки. Полковник Ладыженский был ранен в челюсть и упал. Половина двух наших батальонов убита или ранена. Они принуждены были отступить и отброшены на лес. Их преследовали два батальона. Устроив батарею, мы перестреливались более полутора часа. В это время я слышал в правой стороне сильный огонь. Это был генерал Раевский, атаковавший с фронта позицию неприятеля. Леса, окружавшие деревню Салтановку, не позволяли подойти к ней иначе как по большой дороге, вдоль которой была неприятельская батарея. В конце дороги был еще заваленный мост. Смоленский полк 12-й дивизии двинулся вперед с удивительною твердостию, но не мог овладеть мостом. Генерал Раевский и Васильчиков, спешившись, шли впереди колонн, но выгоды местоположения уничтожали все усилия мужества наших солдат. Они не могли ворваться в деревню и на дороге выдерживали весь огонь неприятельской батареи. Между тем я с своей стороны, перестреливаясь с неприятелем, послал донесение генералу Раевскому, что встретил на левом фланге не 6, но, может быть, 20 тыс. Потому, если необходимо сбить его, то прислали бы мне в подкрепление несколько батальонов. Генерал Раевский ответил, что атаки его отбиты, что он потерял много людей и потому не может прислать мне более одного батальона.

Это было около 4 час. пополудни. Войска мои уже утомились. Одна кавалерия не была еще в деле и то потому только, что лесистое местоположение не позволяло употребить ее. Я взял присланный батальон 41-го Егерского полка и пошел лесом в обход правого фланга неприятеля. Старшему по мне полковнику Савоини приказал, когда выступлю из леса и нападу на неприятеля, чтобы он в то же время перешел мост у Фатовой и атаковал бы французов в штыки. На левом своем фланге я нашел полковника Ладыженского с Нижегородским батальоном, который вел сильную перестрелку через речку. Я вышел в опушку леса против дер. Селец и был уже в полутораста саженях от линии неприятеля, как при-

87

 

 
 

 
 
Паскевич И.Ф. Походные записки.


ехал ко мне адъютант генерала Раевского с приказанием отступать. Он говорил, что главнокомандующий кн. Багратион, прибыв сам к 12-й дивизии, убедился, что перед ними не 6, но более 20 тыс. неприятеля. Отступать, однако, нам было неудобно. Был почти вечер. Я мог бы держаться до ночи. Отступая же по лесной тропинке в виду неприятеля и будучи от него так близко, я мог быть им задавлен. Адъютант отвечал, что генерал Раевский уже отходил с 12-ю дивизиею и что он ко мне прислал[6] только с приказанием. Нечего было делать. Я должен был возвратиться с батальоном 41-го Егерского и нашел мою позицию перед дер. Фатовой в том же положении, как ее оставил. Полковнику Савоини приказал я, имея в резерве батальон 41-го, по-прежнему держаться, а сам поехал с адъютантом генерала Раевского в намерении убедить главнокомандующего остаться на позиции до ночи.

Приехав на место, я не застал ни кн. Багратиона, ни генерала Раевского. Вижу, что 12-я дивизия в полном отступлении и стрелки уже почти оставили лес. Нахожу только дивизионного командира генерала Кулебякина, разъезжавшего между войсками без всякой цели. Тут же был генерал Васильчиков. Зная Кулебякина как человека без энергии, я обратился к Васильчикову и говорил, что если не хотят держаться до ночи, то не надо забывать, что войска 26-й дивизии остались с лишком за 500 сажень вперед и что если 12-я дивизия, не дождавшись, будет продолжать отступление и бросит лес, то я буду принужден для спасения людей оставить всю свою артиллерию. Я просил его остановиться в лесу, пока я не войду в линии. Васильчиков отвечал было сначала, что он не старший, но я указал ему на Кулебякина, и он решился сам распорядиться.

Васильчиков остановил войска, скомандовал «вперед», и тут показались во всей силе дух русского солдата и дисциплины. Войска бросились на неприятеля, опрокинули его и опять заняли лес. Я поскакал к своим с тем, чтобы устроить отступление. Отойти, находясь в 100 саженях от неприятеля, при всех выгодах местоположения в его пользу, было дело нелегкое.

Между тем Савоини в мое отсутствие опять получил приказание отступить, но отвечал, что без меня на это решиться не может. Я приехал и нашел уже здесь два батальона, принесшие ранцы. Присоединив к ним 41-й Егерский полк, я сделал следующее распоряжение: пехоте построиться в кареях эшелонами и, пройдя лес, занять позицию, между тем всей артиллерии моей дивизии соединиться и удвоить огонь. Двум пехотным полкам — Ладожскому и Полтавскому — стать в опушке леса.

Дав время войскам устроиться, я приказал артиллерии сниматься по два орудия с фланга, оставив при входе в лес два орудия на дороге, прочим же на рысях проходить лес. Стрелкам дано знать, что когда снимутся два последних орудия, то они сами бросились бы назад и стали в опушке на флангах артиллерии. Точно в этом порядке было все исполнено. Неприятель, видя это нечаянное отступление, опрометью бросился на наших, но тут встречен был картечью двух орудий и батальонным огнем

88

 

 
 

 
 
Паскевич И.Ф. Походные записки.


двух полков. Он остановился, и лес мы прошли так удачно, что я не потерял ни одного орудия.

За лесом была поляна и в 500 саженях деревня. На поляне я поставил полки в линию, устроил батарею и, когда последние стрелки наши оставили лес, а неприятель стал показываться, открыл огонь из всех орудии батареи. Тут я нашел, что 12-я дивизия удержала свою позицию и была и одной линии со мною. Мы продолжали отступать, прикрываясь конными фланкерами, и заняли высоты, позади нас находившиеся. Канонада не прекращалась. Неприятель остановился по выходе из леса. Ночью мы пошли на прежнюю свою позицию к Дашковке. Здесь мы оставались целый день 12-го июля... Неприятель не показывался. Между тем строились мосты в Новом Быхове. Чтобы прикрыть движение наше по этому направлению, кн. Багратион приказал генералу Платову (получившему повеление присоединиться к 1-й армии) ночью перейти вброд при Ворхалабове с 12 полками Днепр, показывая вид атаки на Могилев с противной стороны, и потом следовать далее к 1-й армии в промежутке рек Днепра и Сожи.

Отступление через Мстиславль к Смоленску.

С рассветом 13-го числа мы двинулись к Старому Быхову. 14-го перешли мост в Новом Быхове и ночевали в Пропойске.

Кн. Багратион беспокоился, чтобы неприятель не предупредил его в Мстиславле, но, не встретив его здесь, мы 17-го прибыли в Мстиславль и беспрепятственно продолжали путь к Смоленску. Этим обязаны мы делу под Салтановкой. Маршал Даву хотя и получил в подкрепление в ночь после сражения весь свой корпус, но не выступал из Могилева и укрепил его вскопанными батареями. Сражение под Могилевом произвело на него большое влияние. Он сам признавался, что никогда не видел пехотного дела столь упорного. Неприятель потерял до 500 чел. убитыми, 500 пленными, и более 3 тыс. его раненых лежало в Могилевском госпитале. С нашей стороны выбыло из строю так же до 3 тыс. Батальоны, бывшие в голове колонны, потеряли наполовину[7]. Оставалось по 250 чел. в батальоне. Здесь я узнал, как жестоки сражения против регулярных войск, и особенно против французской армии 1812 г.[8]

Достопамятное отступление нашей армии против непомерно сильнейшей числом Наполеона служит бесспорным доказательством превосходства русских войск. В Могилевском деле (под Дашковкой и Салтановкой) 20 батальонов наших, составлявших меньше 11 тыс. человек, атаковали 20 тыс. французской пехоты[9], держались целый день на позиции, и мужество их имело то счастливое последствие, что неприятель заперся в Могилеве, начал окапываться и не предупредил нас в Мстиславле, дозволив таким образом соединиться в Смоленске двум Западным армиям. Вторая армия всем была обязана своему главнокомандующему кн. Багра-

89

 

 
 

 
 
Паскевич И.Ф. Походные записки.


тиону. Он умел вселить в нас дух непобедимости. Притом мы дрались в старой России, которую напоминала нам всякая береза, у дороги стоявшая. В каждом из нас кровь кипела. Раненные офицеры, даже солдаты, сделав кой-как перевязку, спешили воротиться опять на свои места.

Соединение под Смоленском.

Вторая армия, выступив 19-го июля из Мстиславля, 22-го прибыла беспрепятственно к Смоленску и стала впереди города. Первая армия находилась уже там с 20-го и была расположена по правой стороне Днепра. Обе армии несколько времени стояли под Смоленском. Здесь подкрепили нас семнадцатью батальонами из расформированного корпуса генерала барона Винценгероде. На укомплектование Второй армии поступило 7 батальонов, таким образом у нас было опять до 500 чел. в батальоне. В обеих армиях вместе состояло тогда налицо 120 тыс. чел. В Первой армии 77 тыс., а во второй 43 тыс. Но из Второй армии отделен был отряд генерал-майора Неверовского, состоявший из 27-й пехотной дивизии и Харьковского драгунского полка, всего около 7 тыс. чел. Кн. Багратион приказал занять ему г. Красный. Пока мы были под Смоленском, никто не думал, что Смоленск мог быть укреплен. Между тем стоило только воспользоваться старинными стенами, поправить земляные укрепления и сделать новые полевые укрепления на левом фланге города. Как Главная квартира неприятеля была в Витебске, то ожидали, что он с этой же стороны нас атакует. Но Наполеон расчел иначе. Он знал уже, как мы увидим впоследствии, что если ему удастся бросить нас на север, то война решится в его пользу.

В Смоленске созван был Военный совет. Кроме двух главнокомандующих, приглашены были его императорское высочество цесаревич Константин Павлович, начальник штаба 1-й армии генерал-майор Ермолов, начальник штаба 2-й армии генерал-адъютант Сен-При и генерал-квартирмейстер полковник Толь. Полковник Толь первый подал мнение, чтобы, пользуясь разделением французских корпусов, расположенных от Витебска до Могилева, атаковать центр их временных квартир, сделав движение большею частию сил наших, к местечку Рудне. Хотя сначала намеревались было ожидать неприятеля под Смоленском и действовать сообразно сего движения, но как между тем получено было известие, что против нашего правого фланга неприятель выдвинул корпус вице-короля Итальянского с кавалерею, то и решились, по мнению полковника Толя, идти атаковать его, полагая, что и вся армия Наполеона там находится.

26-го июля, на рассвете русская армия выступила тремя колоннами. 1-я армия составляла две правых колонны, 2-я армия левую. Главная квартира генерала Барклая де Толли переведена была в Приказ-Выдру и кн. Багратиона в с. Катань. 27-го получено было известие, что все неприятельские передовые посты отступили. Генерал Барклай ожидал, что Наполеон намеревался обойти его с правого фланга около Поречья, а потому решился, оставив движение к Рудне, потянуться еще правее. 28-го главная квартира 1-й армии перешла к дер. Мощинкам. 2-я армия сменила ее у Приказ-Выдры. 30-го июля кн. Багратион показался на левом берегу

90

 

 
 

 
 
Паскевич И.Ф. Походные записки.


Днепра у местечка Росасны. Опасаясь, чтобы отряд генерал-майора Неверовского, оставленный в г. Красном, не был разбит, чтобы французы не пришли в Смоленск прежде русских, он решился отступить под стены города. 31-го июля главная квартира 2-й армии переведена была в Смоленск. Между тем генерал Барклай де Толли известился, что неприятель вышел из Поречья. Но, опасаясь уже за своей правый фланг, он принял намерение продолжать движение к Рудне.

1-го августа главная квартира 1-й армии переведена к Шеломцу. 2-й армии приказано двинуться к Надве. Кн. Багратион выступил из Смоленска с 8-м пехотным корпусом и прибыл 2-го числа в Катань, а 3-го к Надве. 7-й пехотный корпус должен был следовать одним днем позже кн. Багратиона.

Все эти движения сперва к Рудне, потом к Поречью и опять к Рудне едва не были причиною погибели наших армий, открыв неприятелю наш левый фланг и большую дорогу в Смоленск. Наполеон, узнав, что русские армии потянулись к Рудне, тотчас же воспользовался ошибкою русских генералов. Собрав все силы на правом своем фланге, он решился обойти нас с левого фланга, переправиться через Днепр[10]... в Росасне и Хомине, идет к г. Красному. Главнокомандующий послал ему приказание держаться до невозможности. Седьмому же корпусу, который в этот день выступал уже в Катань, велено идти обратно к Смоленску, пройти город и спешить на помощь Неверовскому. Генерал Раевский приказал мне взять восемь батальонов 26-й дивизии и. составив его авангард, идти вперед даже до Красного. Пройдя Смоленск, я встретил несколько трубачей и капельмейстера Харьковского драгунского полка, который сказывал мне, что под Красным было сражение, что 27-я дивизия храбро держалась, но была совершенно разбита, так что только с несколькими трубачами едва мог уйти. Зная, что придется драться под Смоленском, я осмотрел вокруг стены города. Поехав далее, я встретил в 3 верстах адъютанта генерала Неверовского и пять батарейных орудий, спасшихся от неприятельской кавалерии. От адъютанта узнал я, что Неверовский действительно потерял половину людей, но отступил в порядке и находится в 6 верстах. Я вскоре его встретил. Он рассказал мне следующее.

Отступление генерала Неверовского.

Неприятель атаковал его в Красном. Неверовский, видя, что против него было превосходное число, оставил в Красном одну егерскую бригаду, а с прочими занял позицию в 3 верстах за городом, прикрываясь оврагом. Неприятель со всею каваллериею и, к стыду его, только с одною батареею и дивизиею пехоты атаковал город. Наши были вытеснены из Красного, и бригада отступила на позицию. У Неверовского было 12 орудий батарейных и 2 донских конных. Он отрядил два конных орудия с одним батальоном пехоты за 12 верст по дороге к Смоленску и велел им

91

 

 
 

 
 
Паскевич И.Ф. Походные записки.


занять переправу на небольшой речке, там протекавшей, сам же выстроил свою дивизию, поставил батарейные орудия на левом фланге, прикрыв их Харьковским драгунским полком, а Донской казачий полк расположил на правом фланге. Неверовский сознавался, что если бы он поставил батарею между пехотными колоннами, то не произошло бы тех несчастий, которые его постигли.

У неприятеля было 15 тыс. кавалерии. Она обошла левый фланг. Харьковский драгунский полк, видя атаку, сам бросился вперед, но был опрокинут и преследуем 12 верст. Затем батарея осталась без прикрытия. Неприятель на нее кинулся, опрокинул и захватил пять орудий, остальные семь ушли по Смоленской дороге. Казаки также не выдержали. Итак, Неверовский с самого начала сражения остался без артиллерии, без кавалерии, с одною пехотою. Неприятель окружил его со всех сторон своею конницею. Пехота атаковала с фронта. Наши выдержали, отбили нападение и начали отходить. Неприятель, увидев отступление, удвоил кавалерийские атаки. Неверовский сомкнул свою пехоту в колонну и заслонился деревьями, которыми обсажена дорога. Французская кавалерия, повторяя непрерывно атаки во фланги и в тыл генерала Неверовского, предлагала наконец ему сдаться. Он отказался, люди Полтавского полка, бывшего у него в этот день, кричали, что они умрут, а не сдадутся. Неприятель был так близко, что мог переговариваться с нашими солдатами. На пятой версте отступления был самый большой натиск французов, но деревья и рвы дороги мешали им врезаться в наши колонны.

Стойкость нашей пехоты уничтожила пылкость их натиска. Неприятель беспрестанно вводил новые полки в дело, и все они были отбиты. Наши, без различия полков, смешались в одну колонну и отступали, отстреливаясь и отражая атаки неприятельской кавалерии. Таким образом Неверовский отошел еще семь верст. В одном месте деревня едва не расстроила его отступление, ибо здесь прекращались березы и рвы дороги. Чтобы не быть совершенно уничтоженным, Неверовский принужден был оставить тут часть войска, которая и была отрезана. Прочие отступили, сражаясь. Неприятель захватывал тыл колонны и шел вместе с нею. К счастью, у него не было артиллерии; и потому он не мог истребить эту горсть пехоты. Неверовский приближался уже к речке, и когда был он за версту, то из двух орудий, посланных им прежде, открыли огонь. Неприятель думал, что тут ожидало русских сильное подкрепление, очистил тыл, и наши благополучно переправились за речку. Здесь они держались до вечера. Ночью отошли еще 19 верст до оврага, находящегося в 6 верстах от Смоленска, где я нашел их 3-го числа.

В этот день пехота наша покрыла себя славою. К стыду же французов надо сказать, что при 15-тысячной кавалерии и дивизии пехоты была у них одна только батарея. Если б они имели с собою всю артиллерию, тогда бы Неверовский погиб. Немного также чести их кавалерии, что 15 тыс. в сорок атак не могли истребить 6 тыс. нашей пехоты.

Если ближе рассмотреть французскую армию, которой у нас привыкли безусловно удивляться, то увидим, что генералы их не были так распорядительны, как завистники наши хотят нас уверить, и кавалерия их была далеко ниже похвал, которые себе приписывает. Истинное преимуще-

92

 

 
 

 
 
Паскевич И.Ф. Походные записки.


ство французов в кампании 1812 г. состояло в непомерном превосходстве сил.

Сам Наполеон был весьма недоволен распоряжениями своих генералов в этот день. «Я ожидал, — говорил он. — всей дивизии русских, а не пяти орудий, которые Вы привели с собою»[11].



[1] Бывший Орловский полк переформирован был в 41-й Егерский. (Прим. авт.)

[2] Полки Орловский, Нижегородский, Полтавский и Ладожский пехотные и 5-й и 42-й егерские. (Прим. авт.)

[3] В 18 дней перешли пространство в 600 верст. (Прим. авт.)

[4] На полях рукописи помета неустановленного лица: Проверить по Богдановичу.

[5] «вперед» (фр.).

[6] Так в тексте.

[7] Примечание. Надобно исключить еще два батальона 26-й дивизии, несших ранцы двух других батальонов и не успевших придти к началу сражения. (Прим. авт.)

[8] К этой фразе на полях рукописи помета неустановленного лица: 1-е впечатление войны, но с турками, зато иррегулярными.

[9] На полях рукописи помета неустановленного лица: 16 бат. 20 тыс.

[10] В первой рукописи окончательной редакции (РГИА. Ф. 1018. On. 9. Д. 165. Л. 56 об.) далее следует: «овладеть Смоленском в тылу наших армий, оттеснить их на север к Великим Лукам или к Торопцу и стать между ними и полуденными губерниями России. К счастью, в ночь на 3-е августа кн. Багратион получил донесение генерала Неверовского, что неприятель, в больших силах переправлясь через Днепр.»

[11] На полях рукописи помета неустановленного лица: NB. нет ли этого у Богдановича??

Назад Вперед

Оцифровка, вычитка и примечания - Константин Дегтярев, 2004.
Текст соответствует изданию: «1812 год в воспоминаниях современников», под ред. Тартаковского А.Г. М.: Наука, 1985, С. 72-105.

2009, Дополнительная вычитка и корректура интернет-проекта «1812 год».

93