Березина

По мнению многих историков, о потере Минска Наполеон узнал еще на пути в Оршу, куда он прибыл 7 ноября. Во всяком случае, Домбровскому и Удино было предписано немедленно идти в Борисов и оборонять его, что достаточно ясно говорит о направлении дальнейшего движения «Великой армии».

В Орше французский император занимался реорганизацией своих войск. Он приказал сжечь понтоны (хотя инструменты и некоторые материалы для наведения мостов были сохранены), лишние парки, обозы и создать 6 новых артиллерийских батарей. Солдатам предписывалось иметь при себе только самое необходимое.

Однако остановить процесс разложения армии было уже практически невозможно. За ней помимо большого числа гражданских лиц брели многие тысячи солдат, бросивших оружие. Несколько улучшило положение участников «русского похода» наступившая 6 ноября оттепель, но вследствие этого ухудшилось состояние дорог.

8-го Наполеон приказал Виктору сначала находиться у Череи, прикрывая фланг армии, а затем составить ее арьергард.

После завершения боев у Красного вслед за отступающим неприятелем двинулись армейские партизаны и войска Розена, а по правому берегу Днепра к Орше шел отряд Платова. Кутузов предупредил его, что Наполеон может переправиться через эту реку у Дубровны «в том намерении, чтобы идти на Сенно и, соединясь там с генералами Виктором и Сен-Сиром, напасть в превосходных силах на генерала Витгенштейна». Казачьему атаману было предписано держаться постоянно справа от противника и возможно быстрее сообщить о действительном направлении его движения.

Самому Витгенштейну фельдмаршал написал, что его главные силы совершают фланговый марш и после перехода Днепра возьмут направление сообразно движению французской армии, которую в то же самое время преследуют авангард и партизаны, а севернее наступают отряды Платова (один егерский и 15 казачьих полков с артиллерией) и П. В. Голенищева-Кутузова.

Из всего этого главнокомандующий заключал, что действия Витгенштейна «на правый фланг неприятеля удобны» и, кроме того, будут подкреплены двумя последними соединениями. А в случае угрозы нападения на него главной армии Наполеона можно было, «без сомнения», занять крепкую и безопасную позицию или даже временно отступить за Двину^[200].

А. П. Ермолов возглавил авангард в составе 12 батальонов, 2 кирасирских и 2 казачьих полков с артиллерией, и ему было предписано подкрепить при необходимости Платова пехотой. Достигнув Дубровны, Ермолов решил перейти со всеми своими войсками Днепр, но немало времени ушло на восстановление разрушенного моста.

Свои главные силы Кутузов вновь направил южнее пути отступления противника – к городу Копысь, а наведение там переправы поручил Милорадовичу. В дальнейшем, как указано в труде Михайловского-Данилевского, фельдмаршал «намерен был выждать в Копысе провиантские подвозы, отставшие за быстротою движения армии, и идти на Староселье и Цецержин», надеясь «воспретить неприятелю путь, если он повернет от Бобра через Березино на Игумен»^[201].

Впоследствии главные силы шли к Днепру с 8 по 12 ноября и затем возобновили движение 14-го, т.е. когда поспешно отступавшие войска Наполеона не только дошли до Березины, но и начали переправляться на ее западный берег. И хотя авангард Милорадовича (2-й, 7-й пехотные и 2-й кавалерийский корпуса с 4 казачьими полками) оставил Копысь существенно раньше, ему тоже было слишком трудно настигнуть французов (не говоря уже о том, чтобы их упредить где-либо).

10 ноября Кутузов писал Чичагову: «…если генерал Витгенштейн, будучи удержан Виктором и Сен-Сиром, и не был бы в состоянии содействовать вам в поражении неприятеля, то вы, соединенно с генерал-лейтенантом Эртелем и генерал-майором Лидерсом, довольно сильны будете разбить бегущего и теснимого от меня неприятеля, который почти без артиллерии и кавалерии»^[202].

Можно, конечно, предположить, что главнокомандующий хотел предоставить адмиралу возможность проявить свои способности, но в то же время его расчеты оказались в значительной мере обоснованными. Действительно, с указанными подкреплениями численность войск Чичагова могла возрасти до 50 тысяч человек, а, например, по мнению М. И. Богдановича, 14 ноября у Наполеона было без корпусов Удино и Виктора всего лишь около 15 тысяч боеспособных солдат, не говоря уже о соотношении сил в артиллерии и кавалерии.

С другой стороны, в армии Кутузова были велики небоевые потери, вызванные затруднениями с продовольствием и зимним обмундированием^[203]. Умеренная скорость маршей по раскисшим вследствие оттепели дорогам и предоставление солдатам отдыха позволяли сократить подобные потери, а отставшие обозы могли догнать свои войска.

Наконец, движение армии было задержано необходимостью сооружения мостов через Днепр.

Однако в ситуации, когда к западу и северу от Бобра находились войска Чичагова и Витгенштейна, Наполеон мог действительно повернуть туда, где никаких крупных сил русских еще не было, – на юг или юго-запад, избегая таким образом перспективы оказаться в окружении. Перерезать пути отхода противника в этих направлениях Кутузов по причине большой удаленности своих войск, очевидно, не успевал, но в том же письме от 10 ноября сообщал Чичагову: «Легко быть может, что Наполеон, видя невозможность очистить себе путь чрез Борисов к Минску, повернет от Толочина или Бобра на Погост и Игумен, захочет пробраться на Волынь, для чего не излишне было бы наблюдать его партизанами, дабы заранее быть извещенным о его движении и тем его предупредить».

Следует также заметить, что согласно «Петербургскому плану» Чичагов должен был не только контролировать район Борисова, но и в зависимости от намерений неприятеля двинуться на север или на юг – к Бобруйску. Хотя, безусловно, оборона длинной линии является непростой задачей.

8 ноября Наполеон выступил из Орши, и на следующий день ее занял отряд Платова. И тогда же корпус Удино вышел к Бобру.

Поздним вечером 8-го в Борисов прибыли части Домбровского, и теперь перед русским авангардом был приблизительно равный ему по численности противник. Но после упорного боя, начавшегося ранним утром, Ламберт овладел городом, а затем туда прибыли основные силы Чичагова.

В Борисове были найдены адресованные Брониковскому письма, из которых следовало, что главная квартира Наполеона должна была прибыть в Борисов 11 ноября, но Чичагов не обратил на это никакого внимания. По его распоряжению на левый берег реки перешла часть войск и обозы, в городе разместили раненых, и там же расположилась главная квартира адмирала. Около 3 тысяч человек было выслано на фуражировку, как это обычно делается в спокойное время.

Получив сведения о том, что теснимые Витгенштейном корпуса Удино и Виктора будто бы отходят через Лошницу на юг, Чичагов приказал авангарду под командованием П. П. Палена ранним утром 11-го двинуться к этому пункту. А в 10 часов должны были выступить и главные силы.

На пути к Лошнице были захвачены пленные, которые утверждали, что всего в одном переходе находится вся армия Наполеона, но адмирал не придал значения и этим сведениям.

Утром того же дня к Борисову приближался корпус Удино, к которому присоединились остатки войск Домбровского и Брониковского. Французский авангард внезапно атаковал двигавшийся без должных мер охранения отряд Палена, и после короткого боя большая часть его пехоты была рассеяна, а преследуемые французами остальные войска поспешно отступили к Борисову.

Тем не менее, возникшая ситуация не являлась настолько опасной, чтобы начать немедленный отвод всех сил на правый берег Березины. «Но, к сожалению, безотчетная самонадеянность, господствовавшая в главной квартире Чичагова, повлекла за собою столь же безотчетное смятение. Приказано было отступать, а не было принято никаких мер для отступления в порядке». И в результате этого «смятения» неприятель относительно легко овладел Борисовым. Ему достались «многие из полковых обозов, канцелярия главнокомандующего, большая часть частных экипажей, и в том числе фургон со столовым сервизом Чичагова». В городе также остались все русские раненые и больные^[204].

Войска Удино попытались захватить и мост, но потерпели неудачу, и вскоре после этого его западная часть была сожжена.

Наполеон узнал о потере Борисова 10 ноября, на переходе к Толочину. Его положение усугублялось тем, что для наведения переправы в другом месте понтонов уже не было.

Генерал Г. Дод де ла Брюнри предложил идти на Лепель и Глубокое, перейдя через Березину в верхнем течении, где она была неширокой и мелкой, или совсем минуя эту реку. Но для осуществления данного замысла требовалось, соединившись с корпусом Виктора, оттеснить на север войска Витгенштейна, которые фактически преграждали путь к Лепелю.

По мнению А. Жомини, такое движение было слишком трудным для армии, утомленной многими лишениями, и следовало идти прямо на Борисов, а затем, перейдя Березину несколько выше города, отступать к Вильно через Сморгонь.

В конечном итоге Наполеон приказал Удино немедленно овладеть Борисовым, и если мост через реку будет уничтожен противником, то найти другое место для переправы. Согласно еще одному предписанию маршал должен был занять брод у Веселова и готовиться к форсированию Березины именно там^[205]. А 12 ноября к Удино были направлены Ф. Шасслу-Лоба и Ж. Б. Эбле вместе с бывшими в их подчинении инженерами и понтонерами.

А. Коленкур писал, что в 3 часа утра 11-го Наполеон позвал его и спросил, достаточно ли крепок мороз, чтобы реки и озера замерзли, а затем сказал: «…Ней перешел Днепр по льду без пушек, а тогда было не так холодно, как сегодня. Морозы будут, и мы пройдем через болота Березины. Иначе пришлось бы идти на прорыв и делать большой обход»^[206].

В этот день французский император прибыл в Бобр. Там он повторил свое распоряжение об уничтожении лишних повозок и фургонов, а государственная канцелярия сожгла свои бумаги.

Начавшееся вечером 9 ноября отступление корпуса Виктора побудило Витгенштейна к активным действиям, и 11-го его главные силы вступили в Черею.

В тот же день он писал Чичагову: «Не могу достоверно донести В. Вп. о намерении большой неприятельской армии…». И далее добавлял: «…хотя и говорят, что она следует к Борисову, но мне по всему кажется, что она поворотила к Бобруйску». Позднее он получил письмо от адмирала, который, сообщая об отступлении своих войск за Березину, тем не менее, предлагал соединиться в Борисове^[207].

Очень любопытный рапорт Витгенштейн отправил Кутузову: «Третьего дня перед вечером неприятель начал ретироваться, авангард мой его преследует, а я вслед за ним иду со всем корпусом и нахожусь в Черее <…>.

9 числа вечером генерал Ланжерон с своим корпусом прибыл в Борисов, адмирал Чичагов со всею армиею должен был придти туда же вчерашнего числа в три часа пополудни.

По всем сим обстоятельствам должен предполагать, что неприятель возьмет свое направление на Толочин к Могилеву.

По прежнему предположению, что адмирал Чичагов с своею армиею находится отдаленным, направление вверенного мне корпуса против общего плана, чтобы идти ему в Курляндию, было переменено, и предписано мне содействовать главной армии. Но как теперь адмирал Чичагов сюда прибыл, то не угодно ли будет В. Св. приказать, чтобы мы общими силами с адмиралом Чичаговым, ударив на Виктора и на встретившиеся передовые войска, бегущие от большой их армии, и нанеся им последний удар, от Толочина возвратиться мне на Вильну и Самогитию и очистить весь тот край, равно и Курляндию, прогнав оттуда Макдональда <…>»^[208].

Впрочем, ответил фельдмаршал на этот рапорт только 15 ноября. А еще 12-го Витгенштейн «предупредил желание» Чичагова и «переменил направление марша», двинувшись на Холопеничи, «дабы сильно содействовать» адмиралу у Березины^[209].

Тем временем Удино узнал, что помимо Веселова есть броды напротив Стахова и южнее – возле Ухолод. Еще об одном броде ему сообщил Ж. Корбино, который накануне проделал большой путь, следуя с 6-й легкой кавалерийской бригадой из района Глубокое – Даниловичи на соединение со своим корпусом. 9 (21) ноября он, приближаясь к Борисову, обнаружил, что город занят русскими войсками, и перешел Березину возле Студянки.

Этот брод оказался более удобным, чем у Веселова, но по сведениям Корбино напротив обоих селений на западном берегу реки тянулись непроходимые болота.

Кратчайший путем из этого района к Сморгони и Вильно являлась большая проселочная дорога на Зембин, проходившая по узкому дефиле и мостам (мосту) через речку Гайну.

Правда, движение по этой местности встретило бы намного меньше затруднений, если бы эта речка и лежащие вокруг нее болота замерзли.

Что касается Березины, то вследствие переменчивой погоды 12 ноября и в последующие несколько дней сплошного льда на ней не было, и, например, пехотинец мог добраться до противоположного берега только с использованием, по крайней мере, лодки или плота.

К Студянке, где глубина реки оказалась не менее 2 метров, Удино направил небольшой отряд, который должен был подготовить материалы для наведения переправы.

Существует мнение, что, даже преодолев эту реку, французы, тем не менее, оказались бы в крайне затруднительном положении, если бы их противник сжег или разрушил мосты Зембинского дефиле^[210].

Для русских данная мера предосторожности, конечно, не требовала больших усилий и гарантировала, что вне зависимости от погоды воспользоваться этими мостами будет невозможно. Согласно рапорту Чичагова^[211] их и уничтожил генерал-майор Е. И. Чаплиц, но на самом деле это было не так.

Удино также предпринял некоторые шаги для того, чтобы ввести неприятеля в заблуждение. Часть своих войск он выдвинул к Ухолодам. Там и возле Борисова, где оставались его основные силы, совершенно открыто готовились к переправе, в то время как у Студянки это делалось скрытно. Движения частей южнее города производились с таким расчетом, чтобы это заметил противник.

К 13 ноября главные силы Чичагова находились у борисовского тет-де-пона. Но в этот день, несмотря на возражения своих подчиненных, адмирал направил их на юг – к Забашевичам (Шабашевичам). У тет-де-пона остался корпус А. Ф. Ланжерона, а у Веселова, Зембина и напротив Студянки – относительно небольшой отряд Е. И. Чаплица.

А. И. Михайловский-Данилевский приводит в своем труде объяснения этого решения Чичаговым в письме царю от 29 ноября: «Три дня был в виду моем неприятель, хотевший маневрами своими ввести меня в обман <…>. По расчислению маршей французы должны были достигнуть Борисова гораздо прежде, чем действительно туда пришли. Заняли ли они Борисов всею армиею? Был ли при ней Наполеон, или только делал он ложные движения небольшим корпусом для удержания нас против Борисова? Вот чего я не мог знать. В таком затруднительном положении получил я от князя Кутузова повеление принять меры осторожности на случай, если Наполеон пойдет вниз по Березине к стороне Бобруйска, чтобы там переправясь, обратиться на Игумен и Минск. Граф Витгенштейн также уведомлял меня, что неприятельская армия разделена на многие колонны, что одни идут к Борисову, а другие к Бобруйску, но где был сам Наполеон никто не знал, и, вероятно, очутился бы он там, где всего менее его ожидали. К увеличению недоразумения привезли мне рапорт, что австрийцы и саксонцы возвратились в Слоним, и что уже видели разъезды их у Пинска. Вот обстоятельства, которые ввели меня в заблуждение. Я думал, что князь Шварценберг идет к Слониму в намерении удержать нас, и это движение австрийцев заставило меня опасаться покушения Наполеона броситься вниз по реке. Тогда я расчел, что, не теряя из вида переправ через Березину на моем левом крыле, я мог разделить силы в центре на две части, подвинув одну из них вправо, и я пошел на Шабашевичи»^[212].

На самом деле это были очень неравные части. В состав армии Чичагова 9 ноября входило 59 батальонов и 88 эскадронов. А у Борисова под командованием Ланжерона остались только пехотная дивизия и 2 драгунских полка^[213], что вместе с отрядом Чаплица, вероятнее всего, составляло не более 16 батальонов и 20 эскадронов.

Любопытно, что адмирал писал о ложных движениях небольшого неприятельского корпуса с целью удержать его войска возле Борисова, и, возможно, именно так он и оценивал ситуацию, когда направил свои главные силы на юг.

Во всяком случае, Чичагов принял весьма серьезное решение, не имея, как следует из его объяснений, о противнике достаточной и достоверной информации. Причем не было ее и в письмах Кутузова и Витгенштейна, в чем нетрудно убедиться.

Адмирал также не упоминает о том, что ложные сведения о намерениях Наполеона ему сообщили местные жители (впоследствии казненные по приказу Чичагова). Французы сами передали им эти «секретные» сведения, взяв с них клятву хранить все в строгой тайне, но в то же время предоставив возможность уйти к русским.

13 ноября к Студянке двинулся корпус Удино и прибыл туда вечером. К тому же пункту направились со своими войсками и генералы Шасслу-Лоба и Эбле. Часть понтонеров была оставлена у Борисова для демонстрации ложной переправы. Подготовленные ранее козлы для мостов оказались непрочными, и поэтому в течение ночи были сделаны другие.

Следует заметить, что решение Наполеона переправляться у Студянки было довольно рискованным, поскольку еще 10 ноября передовой отряд Витгенштейна занял Холопеничи, откуда до Веселова два перехода. При этом 12-го, когда в первом пункте собрались уже главные силы, в бою у Батур был только арьергард Виктора, а остальные его части находились значительно южнее. И в такой ситуации движение войск русского генерала на запад, прямо к Березине представляло большую опасность.

Положение усугублялось тем, что 13 ноября мостов у Студянки еще не было, и многие соединения только приближались к Борисову. Восточнее этого города находился и 9-й армейский корпус.

Ф. П. Сегюр писал об «армии Виктора», встретившей солдат, отступавших из Москвы: «Она не знала о наших бедствиях; их тщательно скрывали даже от начальников. Поэтому-то, когда она вместо великой победоносной московской колонны увидела за Наполеоном только вереницу призраков, покрытых лохмотьями, женскими шубами, кусками ковров или грязными, продырявленными выстрелами шинелями, призраков, ноги которых были завернуты во всевозможные тряпки, она была поражена ужасом! Она с ужасом смотрела, как проходили перед ней эти ужасные солдаты с землистыми лицами, обросшими отвратительной бородой, без оружия, не испытывая стыда, угрюмо шагая, опустив голову, уставив глаза в землю, молча, как стадо пленников! <…>

Вид такого полного разгрома с первого же дня поколебал 2-й и 9-й корпуса. Беспорядок, самое заразительное из всех зол, захватил их <…>»^[214].

По воспоминаниям А. Коленкура, на основании донесений от Виктора Наполеон 13 ноября не усматривал «никаких признаков, что Витгенштейн думал соединиться с адмиралом Чичаговым, так как он не атаковал герцога Беллюнского и стоял возле Холопеничей».

«Император колебался, не зная, где переходить Березину. Его привлекал Минск, так как он надеялся, что князь Шварценберг двинулся туда и что, оказавшись под угрозой с двух сторон, русские не успеют эвакуировать или уничтожить склады». Он приказал также «особо обследовать» переправу возле Ухолод, но «донесения генерала Корбино, который приехал к часу дня», и новые сообщения от Виктора «о чрезвычайно странном поведении» его противника, «ограничивающегося тем, что он идет по его следам», побудили Наполеона принять решение о форсировании реки у Студянки, куда он и прибыл с гвардией ночью^[215].

Но необходимо заметить, что как раз 13-го Витгенштейн действительно двинулся на запад, совершив переход к Баранам.

Существуют разные мнения о соотношении сил сторон к 14 ноября. Так, по подсчетам М. И. Богдановича у французов вместе с корпусами Удино и Виктора в строю оставалось от 36,4 до 39,4 тысяч человек^[216]. Намного сложнее определить количество безоружных солдат, покинувших свои части. Многие историки полагают, что из них можно было собрать еще одну армию в 35-40 тысяч человек.

Что же касается общей численности войск Чичагова, Витгенштейна и Кутузова, то в литературе ее нередко оценивают в 120 тысяч солдат и офицеров. При этом у фельдмаршала было не менее 50 тысяч, а у первых двух военачальников – почти равное число воинов (соответственно, около 32 и 35 тыс.).

На рассвете 14 ноября у Студянки на западный берег Березины переправились конница Корбино и французская легкая пехота. К тому времени им мог противостоять только небольшой отряд под командованием П. Я. Корнилова – 2 батальона егерей и 2 казачьих полка при 4 орудиях, поскольку накануне Чаплиц со своими основными силами покинул этот район.

Согласно рапорту этого генерала до утра 14-го его войска еще занимали «с. Брили, старую переправу около Веселова и Зембина», но затем он направил их к тет-де-пону, исполняя полученное ранее распоряжение Чичагова, «а равномерно и г. генерала графа Ланжерона»^[217].

Действительно, сначала, руководствуясь в немалой степени письмом Витгенштейна с предположением о движении Наполеона к Бобруйску, адмирал 13-го приказал Чаплицу, «оставя только извещательные посты», прибыть на следующий день к тет-де-пону, и если ничего не изменится, то в ночь следовать к Забашевичам.

Позднее, но в те же сутки, он полностью отменил это решение, получив новое письмо Витгенштейна, сообщавшего о движении на Холопеничи и дальнейшем намерении поспешить к Березине^[218]. Чаплиц же явно ссылается на первоначальный приказ.

Корнилов, вероятно, мог бы активно противодействовать неприятелю, но того поддерживали своим огнем 40 орудий, расположенных на очень выгодной возвышенности левого берега, и поэтому русский отряд отступил в лес. Пользуясь этой ситуацией, французские инженеры начали наводить два моста, и к 13 часам первый из них был готов. По нему немедленно начал переправляться корпус Удино. Около 16 часов был построен второй мост – для артиллерии и повозок.

По мнению, например, Л. Г. Бескровного, Чаплиц не сразу двинулся обратно, поскольку его задержал Ланжерон, и когда войска первого генерала подошли к району с. Брили, там уже находились значительные неприятельские силы^[219], которые продолжали увеличиваться. В своем рапорте Чаплиц также указывал на слишком затруднительные условия для активных боевых действий. И в конечном итоге его отряду 14-го удалось лишь сдерживать противника севернее Стахова.

А из тет-де-пона в качестве подкрепления к концу дня прибыло не более 2 полков пехоты.

В адресованной Ланжерону записке Чаплиц очень сожалел об утрате всех выгод, имевшихся на первоначальной позиции, однако считал, что даже там его отряд не смог бы воспрепятствовать французам в сооружении мостов^[220].

14 ноября Чичагов сначала был обеспокоен ложной переправой противника возле Ухолод, куда он откомандировал небольшой отряд генерал-майора Рудзевича. Затем он разослал распоряжения, которые, по-видимому, следовало отдать ранее, – об организации между главной квартирой и всеми отрядами «летучей почты», а также усилении наблюдения за противником вдоль течения реки.

И только самые последние предписания адмирала от 14-го состояли в том, что если неприятель будет переправляться в районе, занимаемом отрядом Чаплица, то все войска Ланжерона и Рудзевича должны «наипоспешнее» идти к этому месту, оставив в тет-де-поне 1 или 2 батальона^[221].

Тем не менее, в дальнейшем Чичагов подготовил свои главные силы к атаке неприятеля у Брилей лишь к рассвету 16 ноября.

Днем раньше, ранним утром, Березину перешла французская гвардия. За ней последовали Наполеон со своим штабом, большая часть артиллерии и боеспособные части Нея, Богарне и Даву. Возле мостов скопилось огромное количество безоружных солдат и гражданских лиц. В тот же день к Студянке подошел корпус Виктора без дивизии Партуно, которая должна была прибыть из Борисова позднее.

Витгенштейн перешел в Бараны, как указано в его рапорте Кутузову, «дабы отрезать неприятелю Лепельскую дорогу и иметь способ действовать на Веселово, равно и по большой дороге, ведущей в Борисов». Далее он был намерен идти к Кострице, а 15 ноября – атаковать французов у Немоницы вместе с Платовым «или, судя по обстоятельствам, один… в Веселове, ежели неприятель потянулся со всеми силами на сей пункт»^[222].

14-го войска Витгенштейна действительно повернули к Кострице, пройдя в этот день не более 13 верст (предыдущий переход составлял около 17 верст). И согласно «Подробной реляции…» генерала еще до прибытия к этому селению была слышна канонада со стороны Веселова. А вечером стало известно, что противник там переправляется через Березину.

Правда, еще днем раньше от начальника передового отряда поступило донесение о том, что французы «в больших силах» находятся у Борисова и в Ухолодах, где они строят мосты.

В конечном итоге Витгенштейн двинул свои войска на Старый Борисов, объясняя это сведениями о приближении к Лошнице казаков Платова, а также неудобством «болотистой дороги, прямо на Веселово ведущей»^[223].

Однако существует мнение, что идти к месту реальной переправы неприятельской армии генерал просто не решился.

Действовать же «целым корпусом» он намеревался только 16 ноября, желая при этом содействия Платова и Милорадовича. И лишь авангарду было приказано начать нападение накануне вечером.

Тем же вечером 15-го дивизия Партуно двинулась к Студянке, но заблудилась, и путь на север ей преградили войска Витгенштейна. Потеряв в столкновениях с противником около половины своих солдат и утратив надежду соединиться с Виктором, Партуно сдался в плен.

Борисов был занят партизанами Сеславина, а подошедшие к городу отряды Ермолова и Платова перешли на правый берег Березины. Однако первый из них был очень утомлен форсированными маршами. Что же касается второго, то на следующий день он должен был занять Зембинское дефиле, но не смог выполнить эту задачу, поскольку местность на его пути оказалась слишком заболоченной.

Чичагов договорился с Витгенштейном о совместном наступлении 16 ноября, и первыми на рассвете в бой вступили войска адмирала.

К этому моменту соединения Наполеона на западном берегу Березины занимали позицию в районе с. Брили. В 1-й линии располагался корпус Удино, а за ним – различные польские части под командованием Нея. Позади этих войск находилась кавалерия, а гвардия составляла общий резерв.

Как отмечается в трудах многих отечественных историков, при наступлении на эту позицию с юга Стаховский лес и другие условия местности затрудняли русским использование кавалерии и особенно артиллерии.

Достаточно сильный авангард Чаплица атаковал части Удино и начал теснить их. Французы при этом понесли серьезные потери, а маршал был ранен. На помощь к нему пришел Ней, войска которого нанесли русским егерям контрудар.

В это время Чичагов приказал ввести в бой 9-ю и 18-ю пехотные дивизии, предоставив командование этими соединениями своему начальнику штаба – И. В. Сабанееву. В результате под натиском этих сил противник стал отходить назад.

Однако большая часть пехоты Сабанеева, а также егеря Чаплица действовали по распоряжению этих генералов в рассыпном строю. И, таким образом, русские наступали, не имея на довольно большом пространстве сомкнутых боевых построений, и не используя конницу (действие артиллерии в такой ситуации тоже затруднялось).

Возможно, заметив эти обстоятельства, а также редколесье, вполне позволявшее атаковать кавалерии, Ней бросил в бой остававшихся у него в резерве кирасир Думерка и улан Дзевановского. Этот контрудар имел немалый успех, и русская пехота понесла при этом значительные потери. Подоспевшие ей на помощь Санкт-Петербургский драгунский и Павлоградский гусарский полки отбили неприятельскую конницу, после чего обе стороны действовали в целом уже менее активно, хотя сражение закончилось лишь около 23 часов.

Витгенштейн мог создать одновременно подавляющее превосходство в силах и против двух дивизий Виктора, располагавшихся возле Студянки фронтом на юг, и против остатков войск Партуно. Причем их пленение должно было завершиться утром 16 ноября.

Таким образом, 9-й корпус французской армии находился в ситуации, по-видимому, намного более опасной, чем остальные ее силы на противоположном берегу Березины (хотя существовали мосты, и Наполеон имел возможность помочь правому крылу Виктора огнем артиллерии).

И все же войскам Витгенштейна не удалось совершенно разгромить своего противника, что, по мнению А. И. Михайловского-Данилевского, произошло из-за раздробленности сил русского генерала – вместо совокупных действий большая их часть в сражении не участвовала^[224].

Помимо этого, остальные соединения подходили к Студянке постепенно – утром в бой вступил авангард Е. И. Властова, затем подошел отряд Б. М. Берга, и еще позднее – резерв А. Б. Фока. Причем неприятельская позиция была охвачена лишь во второй половине дня.

Необходимо также отметить, что противник оказывал очень упорное сопротивление, нанося контрудары и бросаясь в отчаянные атаки. В итоге до наступления темноты он удерживал в своих руках и переправу, и дер. Студянку.

Около 9 часов вечера остатки дивизий Виктора начали отход за Березину. Несмотря на то, что в ходе боевых действий 16 ноября французы смогли выиграть целые сутки, большое количество безоружных солдат и гражданских лиц в ночь на 17-е еще оставалось на восточном берегу реки. В 7-м часу утра толпы этих людей бросились к мостам, но вскоре они были подожжены, а затем к ним устремились русские казачьи отряды.

Тем же утром, около 6 часов, Наполеон с гвардией двинулся на Зембин, куда некоторые войска были отправлены еще днем 16-го. Отступление французов прикрывал арьергард Нея.

Узнав о результатах боевых действий в районе Борисова и Студянки, Кутузов в письме жене сожалел о том, «что не взята вся армия неприятельская в полон»^[225].

В событиях с 7 по 17 ноября фельдмаршал, стремясь к взаимодействию с Чичаговым и Витгенштейном, по-прежнему неуклонно следовал принципу максимального сохранения своих войск.

Однако вследствие этого даже авангард Милорадовича намного отстал от неприятеля и уже не мог его настигнуть. Важно и то, что армия Кутузова не успевала замкнуть кольцо окружения с юга, и в частности преградить Наполеону путь из Бобра к Березино.

С другой стороны, главнокомандующий, возможно, надеялся, что Чичагов и Витгенштейн имеют вполне достаточно сил, чтобы разбить противника, или, во всяком случае, первый из них не позволит французской армии перейти Березину (причем на юге до Бобруйска), а второй отрежет ей все пути севернее.

Несмотря на то, что Наполеону удалось после форсирования Березины сохранить небольшую часть своих войск, кампания была для него уже безнадежно проигранной, и в составленном 21 ноября (3.12) 29-м бюллетене «Великой армии» он стремился подготовить общественное мнение во Франции к восприятию этого факта.

Он оставил свои измученные войска поздним вечером 23-го (5.12), и, по воспоминаниям Ф. П. Сегюра, объявил об этом решении двумя днями раньше.

«Дарю не видел в этом необходимости. <…> Но император возразил, что он не чувствует себя достаточно сильным, чтобы оставить между собой и Францией Пруссию. Зачем надо ему оставаться во главе бегства? Чтобы руководить им достаточно Мюрата и Евгения <…>.

Наполеон говорил, что ему обязательно надо вернуться во Францию, чтобы успокоить ее, вооружить и оттуда удерживать всех немцев в повиновении, наконец, чтобы вернуться с новыми и достаточными силами на помощь Великой армии». Причем проехать 400 лье по землям союзников он хотел, «чтобы не достигло еще известие о его позорном отступлении; ему надо предупредить это известие, предупредить впечатление, которое оно может произвести»^[226].

Конечно, к отступавшим от Зембина частям еще должны были присоединиться войска К. Вреде и 34-я пехотная дивизия (по просьбе Мюрата в Россию также была направлена неаполитанская гвардия). На флангах находились корпуса Макдональда, Шварценберга и Рейнье, а в Вильно были собраны значительные запасы продовольствия.

Но мог ли принявший командование Мюрат остановить русское наступление в Литве?

Хотя впоследствии Наполеон был очень недоволен действиями своего маршала и родственника, вероятнее всего, подобного завершения кампании не удалось бы добиться и самому французскому императору.

Мучимые голодом и необычно сильными морозами французы и их союзники, которых в то же самое время неотступно преследовал противник, добрались до Вильно 26-27 ноября (8-9.12) и немедленно разграбили продовольственные склады. И уже на следующий день они были вынуждены под ударами русских войск оставить этот город и устремиться к Ковно. Несмотря на все подкрепления, от главных сил «Великой армии» в то время фактически оставались лишь ничтожные остатки, численность которых продолжала сокращаться.

Что же касается ее фланговых группировок, то Кутузовым были приняты меры для того, чтобы не допустить их соединения с неприятельскими войсками, отступавшими от Березины. Если их непосредственное преследование было поручено Чичагову и Платову, то главной армии фельдмаршал приказал следовать южнее, и двинул ее на Смолевичи, Заслав, Раков и Воложин. Кроме того, он рассчитывал, что и Остен-Сакен активизирует свои действия против австрийцев и саксонцев.

Части Витгенштейна главнокомандующий сначала направил к Вилейке, а оттуда они выступили в направлении на Вилькомир и Кейданы.

Шварценберг получил предписание Наполеона идти к Минску лишь 13 (25) ноября и 15-го двинулся со своим корпусом из района Кобрина к Слониму. Через 10 дней к Ружанам прибыли и войска Рейнье. После этого Шварценберг оставался в Слониме еще неделю, хотя его положение становилось все более опасным. Только 2 (14) декабря австрийский корпус начал отход к Белостоку, и оттуда был вынужден 13-го отступать дальше на запад, оставляя, таким образом, пределы российской империи. Части Рейнье перешли ее границы у Дрогичина и затем двинулись к Венгрову.

Макдональд получил приказ об отступлении 6 (18) декабря и без промедления начал его исполнять. Однако на пути к Тильзиту маршал утратил без крупного сражения основную часть своих сил вследствие того, что 18 (30) декабря командиру русского передового отряда И. И. Дибичу удалось заключить с прусским генералом Г. Йорком Таурогенскую конвенцию, согласно которой все войска последнего стали нейтральными. И затем 19-го Макдональд с оставшейся у него 7-й пехотной дивизией продолжил отход, прибыв через четыре дня в Кенигсберг.

Так завершился «русский поход» Наполеона.