Красный

Прибыв в Смоленск 28 октября, Наполеон в соответствии со своими прежними намерениями предполагал остановиться там и пытался восстановить порядок в войсках, а также вновь приказал Виктору наступать на неприятеля.

В то же время он убедился, что собранного в городе провианта и фуража хватило бы войскам в лучшем случае на несколько дней. И в значительной мере это объясняется тем, что ранее было необходимо снабжать 9-й армейский корпус, а также все другие войска, которые проходили через Смоленск или останавливались в этом городе и на некотором расстоянии от него.

Но поступили и другие безрадостные и тревожные известия – о потере Витебска (он был взят 26 октября русским отрядом генерал-майора В. И. Гарпе), поражении Богарне на реке Вопь и капитуляции войск Ожеро у Ляхово.

При этом после ухода корпуса Виктора на помощь соединениям, отступавшим из Полоцка, французский император мог использовать для усиления своей армии, в сущности, только довольно деморализованные остатки дивизии Бараге д’Ильера и небольшой смоленский гарнизон.

Наконец, указанные выше известия, а также бой Нея у Дорогобужа с достаточно большими силами Милорадовича свидетельствовали о том, что через некоторое время вся армия Кутузова может прибыть в район Смоленска.

Очевидно, что в такой ситуации следовало, дав войскам лишь небольшой отдых, покинуть этот город. Но гвардия выступила из него только 2 ноября, а основная часть всех прочих войск – еще позднее.

Возобновление отступления затруднялось тем, что не только части Нея, но и дивизии 1-го армейского корпуса отстали от авангарда на несколько переходов. Кроме того, Наполеон решил вновь присоединить к главным силам столь опрометчиво направленный им к Витебску 4-й армейский корпус. А затем он дождался подхода и этого корпуса, и дивизий Даву (правда, Богарне выступил из Духовщины еще до того, как он получил соответствующее предписание).

И, по-видимому, французский император считал, что располагает достаточным временем для соединения своих сил, поскольку в письме Даву от 30 октября он сообщал маршалу: «Главная русская армия еще далеко назади…»^[193].

Движение всех войск по одной дороге позволяло сохранить связь между соединениями, но при этом неизбежно получалась та самая «длинная и тяжелая колонна», о которой говорил Мюрат еще в Городне, под Малоярославцем. Теперь же ситуация стала намного более сложной вследствие наступивших морозов. И в частности приходилось думать о том, чтобы во время ночлега все солдаты разместились в каком-либо населенном пункте, а не в открытом поле, что было гибельно для людей и лошадей.

Помимо этого, корпусам, которые прибыли в Смоленск последними, тоже требовалось некоторое время для отдыха и поиска пропитания для дальнейшего похода. И поэтому неудивительно, что Наполеон дал предписание Даву выступить из него 4 или 5 ноября.

Двинувшись к Орше, главная французская армия приближалась бы к достаточно крупным силам, действовавшим на линии Сенно – Чашники, не удаляясь в то же время от направления на Борисов и Минск. Но Наполеон решил отступать не по правому, а по левому берегу Днепра, что некоторые исследователи считают ошибкой.

М. И. Богданович писал по этому поводу: «Еще затруднительнее дать ответ – почему французская армия, или, по крайней мере, большая часть ее, не была направлена от Смоленска по правой стороне Днепра, где она встретила бы только отряд Платова. Быть может Наполеон, все еще надеясь на благосклонность уже изменившей ему фортуны, полагал, что русские не успеют предупредить его на пути к Орше. Все распоряжения к дальнейшему движению французских войск были сделаны так, будто бы им угрожала опасность только с тыла <…>».

По мнению Михайловского-Данилевского, Наполеон «не предполагал возможности быть предупрежденным русскою армиею, и думал, что преследуют его одни казаки».

А согласно мемуарам А. Коленкура в Смоленске «он не знал, где находится неприятель, и не испытывал от него никаких беспокойств на флангах, а потому и в самом деле мог верить, что русские находятся позади, и, несомненно, думал, что, задерживая движение своего арьергарда, он тем самым задерживает и русских».

Причина же недостатка определенных сведений о противнике заключалась, прежде всего, в крайне плохом состоянии кавалерии. Тем не менее, французский император «был спокоен за результаты столкновения» с неприятелем, «какие бы формы оно ни приняло»^[194].

Во всяком случае, он принял такое решение, при котором его соединения на пути к Красному «подставляли» свой фланг армии Кутузова, которая уже обошла Смоленск с юга и продолжала движение точно к тому же пункту.

Если намерения Кутузова на ближайшее время были вполне понятны, то о его планах в более отдаленной перспективе можно судить по переписке фельдмаршала с Витгенштейном и Чичаговым.

2 ноября он сообщал первому: «Я полагаю, что главное поражение, которое неприятелю нанести можно, должно быть между Днепром, Березиною и Двиною, и для того содействие ваше в сем случае необходимо, ибо отдаленность адмирала Чичагова так велика, что он более имеет удобства расстроить Виленскую конфедерацию, нежели участвовать в поражении главной неприятельской армии»^[195].

Иными словами, главнокомандующий считал возможным нанести неприятелю главный удар вообще без содействия армии, вверенной адмиралу, поскольку от него до сих пор не было никаких известий о движении каких-либо соединений к Березине. При этом «Петербургский план» был оставлен Кутузовым в силе, а в письме от 23 октября он призывал Чичагова, «как можно поспешнее» идти на Борисов.

Но уже на следующий день от адмирала поступил рапорт, в котором он сообщал, что предполагает занять Минск 7 ноября, и, таким образом, его войска теперь могли подойти как раз к восточному рубежу указанного Кутузовым района – Березине.

Однако, узнав, что Минск занят противником, Наполеон мог принять решение отступать от Орши через Сенно, Лепель и Докшицы. Об этом фельдмаршал предупреждал Витгенштейна 3 ноября.

Вместе с тем он продолжал осуществлять свой план «параллельного» преследования и писал Чичагову: «Направление Главной армии большими силами было и будет с левой стороны неприятелю. Сим я сохраняю: первое, сообщение с нашими хлебородными провинциями, второе, коммуникацию, верную с вами и, наконец, то, что неприятель, видя меня рядом с собою идущего, не посмеет останавливаться, опасаясь, чтобы я его не обошел»^[196].

Еще 31 октября из Смоленска начали выступать части корпусов Понятовского и Жюно, а также большой артиллерийский парк, спешенные кавалеристы и пр. Причем шли они очень медленно. А на следующий день к Красному двинулась дивизия Клапареда с обозом главной квартиры. И тогда же в Смоленск прибыли корпуса Богарне и Даву.

2 ноября главные силы Кутузова (3-й, 5-й, 6-й и 8-й пехотные корпуса с двумя кирасирскими дивизиями) перешли к Юрово и Волково. Остерман-Толстой с 11-й пехотной дивизией и 2-м кавалерийским корпусом (позднее к ним присоединятся 23-я дивизия и 4-й кавалерийский корпус) двинулся к Кобызево, где конница атаковала встретившийся неприятельский отряд. Авангард Милорадовича, усиленный 7-м пехотным корпусом, перешел в Княгинино, имея задачу выйти на следующий день на большую дорогу возле Ржавки.

А посланный к Красному отряд Ожаровского на рассвете занял этот город, выбив из него небольшой гарнизон противника.

В тот же день дивизия Клапареда достигла Красного, вынудив Ожаровского вечером отступить к Кутьково. А из Смоленска утром выступила вся французская гвардия и остановилась на ночлег в Корытне.

3 ноября Наполеон с гвардией прибыл в Красный. Здесь он узнал о том, что русская армия находится от этого города всего в одном переходе. Ночью по его распоряжению дивизия Роге вытеснила отряд Ожаровского из Кутькова. В Смоленск вошел корпус Нея, а из города выступил корпус Богарне.

Авангард Милорадовича в этот день вышел к Ржавке и начал обстреливать проходившие по большой дороге неприятельские колонны. И только в конце этого боя были предприняты более активные действия, и в результате удалось захватить обоз, несколько сотен пленных и до 30 орудий.

Докладывая фельдмаршалу об этом успехе, Ермолов просил его двинуть армию на Красный, и на следующий день ее главные силы двинулись в этом направлении и расположились в 5 км. от города – у Шилово.

4 ноября авангард Милорадовича, получив в подкрепление 2-й кавалерийский корпус, перешел к Мерлино и преградил там путь отступавшему корпусу Богарне. Завязался бой, но по истечении небольшого времени Милорадович предложил противнику сдаться. И хотя это предложение было отвергнуто, все попытки французов пробиться по большой дороге успеха не имели. В итоге им пришлось, бросив всю артиллерию и обозы, добираться до Красного уже при наступлении темноты. Богарне потерял более трети своего корпуса, и избежать полного разгрома ему помог посланный ему Наполеоном отряд Дюронеля.

Поскольку теперь в столь же опасной ситуации мог оказаться корпус Даву, выступивший из Смоленска 4-го, французский император решил двинуть ему навстречу гвардию, оставив для защиты Красного дивизию Клапареда (расстроенные части Богарне были отправлены в Ляды, и на дороге в Оршу также находились войска Жюно и Понятовского).

В то же время Кутузов, получив от Сеславина донесение, что Наполеон с гвардией следует к Лядам, отдал приказ о подготовке к наступлению. Согласно составленной диспозиции колонна под командованием А. П. Тормасова (6-й, 8-й, 5-й пехотные корпуса с 1-й кирасирской дивизией) должна была совершить обходный маневр и выйти на большую дорогу у села Доброго, отрезав тем самым неприятелю путь на запад. Войскам Д. В. Голицына (3-й пехотный корпус и 2-я кирасирская дивизия) предписывалось двинуться прямо к Красному через Уварово.

А задача, поставленная Милорадовичу, заключалась в том, чтобы сначала пропустить шедшую к Красному колонну противника, а затем атаковать французов с тыла, примкнув левым флангом к отряду Голицына.

Получив известия о неудаче Богарне, Даву приказал своим четырем дивизиям начать очередной переход в 3 часа 5 ноября, а Нею он сообщил, что не имеет возможности ожидать подхода его войск.

Когда колонна Даву еще только приближалась к протекавшей по глубокому оврагу речке Лосмине, ее начала обстреливать артиллерия Милорадовича, но его пехота и регулярная кавалерия в соответствии с указаниями главнокомандующего в бой не вступили.

Утром того же дня отряд Голицына занял Уварово и готовился перейти через Лосмину. В этот момент он был атакован частями из состава французской Молодой гвардии. Голицын направил своему авангарду подкрепления и завязался упорный бой, но все же весь его отряд составлял только небольшую часть армии, и ему противостояли лучшие элитные соединения Наполеона. К тому же через некоторое время через Лосмину перешла головная дивизия Даву.

На пути к Доброму Тормасов получил распоряжение фельдмаршала остановиться. Это решение, как свидетельствуют очевидцы, Кутузов принял после получения известий о том, что Наполеон и его гвардия не ушли из Красного, как ранее сообщал Сеславин, а находятся на месте сражения, восточнее города.

Выждав прохождения неприятеля мимо своей позиции, авангард Милорадовича перешел в наступление и начал активно теснить пехоту Даву с тыла. Получив, таким образом, поддержку с правого фланга, более решительно двинулся вперед и отряд Голицына.

В этой ситуации Наполеон узнал, что колонна русских войск обходит его позицию с юга, и отдал приказ об отходе.

Заметив успехи Голицына и Милорадовича, Кутузов приказал Тормасову вновь идти к Доброму, но после выхода на большую дорогу его войскам удалось лишь отрезать арьергард противника. А все его остальные силы, поспешно отступая к Лядам, уже были к западу от Доброго.

По рапорту фельдмаршала французы в этот день потеряли 70 орудий и только пленными более 9 тысяч человек. А в захваченных обозах был даже найден маршальский жезл Даву.

Ней со своим арьергардом прибыл в Смоленск последним, и его солдатам наиболее трудно было найти провиант. Кроме того, маршалу было поручено подготовить ряд объектов к взрыву и привести в негодность оставленную артиллерию. И поэтому покинуть город 4 ноября вслед за 1-м армейским корпусом Нею было довольно сложно.

Не позднее вечера того же дня он узнал о том, что необходимо торопиться, но предпочел ночному маршу дневной, и подчиненные ему войска (3-й армейский корпус, 2-я пехотная дивизия и другие части) выступили из Смоленска за несколько часов до рассвета 5 ноября.

Таким образом, на следующий день основные силы Кутузова располагались в Красном и его окрестностях, Наполеон с войсками, находившимися в Лядах, двинулся к Дубровне, а брошенные им на произвол судьбы части Нея приближались к речке Лосмине.

Первой попыталась ее перейти 2-я пехотная дивизия, но действие русской артиллерии и контрудар корпуса Раевского совершенно расстроили ее. После этого Ней получил от Милорадовича предложение сдаться, но маршал отверг его, выиграв некоторое время тем, что задержал у себя русского парламентера.

В дальнейшем все попытки французов пробиться успеха не имели, и поэтому, бросив всю небольшую артиллерию и обозы, ночью наугад Ней повел остатки своих войск на север с целью переправиться через Днепр и затем достигнуть Орши. Ориентиром в движении послужила речка Лосмина, и у Сырокоренья, где она впадала в Днепр, лед на нем оказался достаточно прочным, чтобы французы смогли перейти на правый берег реки. Но затем им пришлось идти под ударами казаков Платова, и в конечном итоге до Орши добралось всего около 800 человек.

М. И. Богданович писал о действиях главнокомандующего под Красным: «…Кутузов, хотя и постигал вполне бедственное положение неприятельской армии, однако же вместо того, чтобы довершить уничтожение ее остатков решительным ударом, надеялся столь же верно достигнуть цели войны без боя, сохраняя собственные войска и предоставляя уничтожение неприятеля пагубному влиянию тех самых обстоятельств, которых действительность оказалась на самом опыте. <…> Полководец наш, несмотря на явное превосходство русской армии над неприятельскою, все еще опасался встречи с Наполеоном, который не раз недостаток в силах заменял искусством действий»^[197].

Действительно, осторожности Кутузову было не занимать. Вполне также понятно его стремление сохранить свои войска и максимально использовать то, что выступившая из Москвы армия Наполеона и без нового генерального сражения ослабевала буквально каждый день, и процесс разложения в ней все более усиливался.

Во время движения от Тарутино до Немана войска Кутузова тоже понесли весьма значительные потери не столько в боевых действиях, сколько из-за сурового времени года и по другим причинам, но их состояние было все же лучшим, чем у противника. И, несомненно, очень большую роль играл высокий боевой дух наступавшей армии.

Следует также заметить, что довольно быстрыми темпами увеличивалось превосходство русских в кавалерии и артиллерии.

Что же касается замысла Кутузова в сражении 5 ноября, то, как полагают многие историки, он очень ясно указан в его предписании Милорадовичу от того же числа: «Сего дня предполагается атака на неприятеля, при Красном расположенного. Три корпуса, отряд генерал-майора барона Розена и графа Ожаровского отрезывают неприятелю отступной путь и становятся за Красным поперек дороги. Между тем 3-й корпус действует прямо на Красное, и чрез него сохраняется коммуникация с вами. Ваше высокопревосходительство, по повелению его светлости, при приближении неприятеля к Красному не тревожьте его в марше, но как он вас минет, дабы, поставив его между вашим и нашим огнем, заставить сдаться»^[198].

Иначе говоря, Кутузов предполагал взять в плен все французские войска, которые находились в городе, а также приближавшуюся к нему из Корытни колонну Даву. И, конечно, осуществление этого замысла позволяло избежать значительных потерь. Обращает на себя внимание и то, что 4 и 6 ноября Милорадович предлагал сложить оружие, соответственно, Богарне и Нею.

Однако главнокомандующий фактически отменил свой план (остановив колонну Тормасова), когда узнал, что у Красного находится французская гвардия и сам Наполеон. И одни историки считают это решение ошибочным, а другие находят ему веские причины.

Так, по мнению Богдановича, при том превосходстве в силах, которое имели тогда русские, точное исполнение диспозиции от 5 ноября (с атакой Милорадовичем войск Даву еще на марше) привело бы к полному поражению неприятеля, и французский император мог бы спастись только с небольшой частью своих сил.

А Л. Г. Бескровный писал об этом моменте сражения следующее: «Появление гвардии Наполеона у Уваровой для Кутузова было неожиданным. Он предполагал, что Понятовский, Жюно и сам Наполеон ушли вперед и ему придется иметь дело только с тремя корпусами (вице-короля, Даву и Нея). Теперь он предположил обратное, что все силы Наполеона находятся здесь. Не надеясь на сравнительно небольшие силы, состоявшие под командованием Голицына, Кутузов дал приказ Тормасову остановить обходное движение и срочно идти на помощь Голицыну»^[199].

На наш взгляд, при попытке отрезать французам путь отступления на Оршу участие в сражении гвардии Наполеона, скорее всего, сделало бы его очень упорным и кровопролитным. А Кутузов стремился добиться совсем другого – капитуляции противника. И, кроме того, «главное поражение» он планировал нанести неприятелю между Днепром и Березиной, где его армии могли оказать большое содействие войска Витгенштейна и Чичагова.

Тем временем соединения Виктора из Сенно перешли 23-24 октября к Черее. Там 2-й армейский корпус вновь возглавил Удино.

Исполняя приказ Наполеона о наступлении, французские маршалы двинули свои корпуса на север, к району расположения сил Витгенштейна. Но после сражения у Смолян 1-2 ноября 2-й и 9-й корпуса «Великой армии» вновь отошли к Черее, где и оставались до 10 ноября.

Находясь в районе Дрогичина после боя у Бялы, австрийский и саксонский корпуса получили к 16 октября значительные подкрепления, и помимо этого для усиления последнего из Варшавы была направлена 32-я пехотная дивизия П. Дюрутта.

С предназначенной для похода к Березине частью своей армии Чичагов прибыл 25 октября в Слоним.

Узнав об этом движении, Шварценберг устремился к тому же городу через Волковыск, но 22 октября из района Бреста выступили и оставленные там для противодействия подобным намерениям противника соединения Остен-Сакена. Сначала они следовали к Высоко-Литовску и Волчину, а затем их передовые части, получив новые сведения о неприятеле, настигли 27 октября арьергард саксонцев у Рудни.

1 ноября русские вновь атаковали неприятеля у Порозово, и Рейнье, сообщив Шварценбергу об угрожавшей ему опасности, на следующий день расположил свои войска севернее Волковыска. При этом город был занят лишь одним батальоном, и там находился сам Рейнье.

Извещенный об этом, а также о силах неприятеля, Остен-Сакен атаковал Волковыск в ночь на 3 ноября и овладел им (Рейнье едва успел спастись). Однако от решительной атаки днем он отказался, поскольку располагал сведениями о приближении австрийского корпуса.

Получив к концу дня совсем иную информацию, Остен-Сакен приказал 4-го начать наступление, стремясь при этом отрезать противнику путь отхода на восток. На самом же деле Шварценберг спешил на помощь своему союзнику из Слонима, и выход его частей в тыл русским войскам вынудил Остен-Сакена оставить место сражения и отступить к Свислочи.

В дальнейшем корпуса Шварценберга и Рейнье преследовали своего противника до Бреста и Кобрина, и, таким образом, они уже не могли помешать движению Чичагова к Березине.

Когда адмирал готовился идти на Минск, в распоряжении французского губернатора этого города Н. Брониковского было всего до 2 тысяч солдат и около 3,5 тысяч литовских новобранцев. И хотя он надеялся на подход частей Я. Г. Домбровского (не более 5 тысяч солдат), и в этом случае Чичагов имел бы подавляющее превосходство в силах.

1 ноября его авангард под командованием К. О. Ламберта нанес крупное поражение отряду Ф. К. Коссецкого (основной части войск Брониковского) у Ново-Сверженя и совершенно разгромил его 3-го при Кайданово.

Прибывший тогда же к Минску Домбровский, у которого «под рукой» было не более 2,5 тысяч солдат и 12 орудий, оценив ситуацию, от обороны города отказался. А на следующий день Брониковский с остатками гарнизона выступил к Борисову и прибыл туда 6 ноября. Там его отряд был несколько усилен находившимися в городе командами.

Авангард Ламберта занял Минск 4 ноября. Основные силы Чичагова подошли позднее и оставались в этом районе до 8-го. По одной из версий, адмирал ожидал подхода из Мозыря корпуса Эртеля, которому неоднократно направлялись соответствующие предписания, причем первое датировано еще 17 октября.

Но Эртель отвечал, что не имеет возможности их исполнить, и, наконец, известил Чичагова о выступлении из Мозыря только 6 батальонов, 4 эскадронов и одного казачьего полка. Это стало причиной отстранения Эртеля от командования (его сменил С. А. Тучков) и проведения расследования.

7 ноября адмирал выдвинул свой авангард (11 батальонов, 8 эскадронов и 3 арт. роты – всего около 4,5 тысяч человек) на дорогу к Борисову. Имея приказ занять город и открыть сообщение с Витгенштейном, Ламберт 8-го совершил большой переход к Жодино.