Преследование отступающей французской армии

В уже упоминавшемся донесении от 16 октября Кутузов писал: «В ночь с 14-го на 15-е неприятель отступил к Боровску. <…> Дошедшие известия о движении неприятеля от Вереи и Боровска к Медыню побудили меня заранее отрядить 26-ю дивизию на Медыньскую дорогу, а с армиею сделать фланговое движение на сию дорогу, и потому от села Детчина выступила она в ночь с 15-го на 16-е число и перешла к Полотняным Заводам <…>.

Сейчас полученными известиями подтверждается, что неприятель находится около Вереи и Боровска, что больных и обозы свои отправляет назад по Смоленской дороге. Из сего хотя и заключить должно, что неприятель, не успев в своем предприятии на Калугу, возьмет направление чрез Можайск на Смоленск, но, невзирая на то, остаюсь я еще некоторое время на Медыньской дороге»^[181].

В тот же день главнокомандующий написал Витгенштейну о своем намерении нанести неприятелю «величайший вред параллельным движением и, наконец, действовать на его операционную линию». Но этот замысел, по-видимому, появился значительно раньше, поскольку еще 22 сентября Кутузов докладывал царю: «Ежели подозрения на ретираду неприятельскую по Смоленской дороге сделаются основательнее, тогда, не теряя времени, потянусь параллельно сей дороге к Юхнову; с сего пункта действовать можно двояким образом.

Неприятель искать будет непременно дорогу, которая еще не разорена, то есть правее или левее Смоленской. С сего пункта удобно будет на него действовать в обоих сих случаях, или по сей стороне Смоленской дороги, или, перерезав оную, перейти на ту, где неприятель действовать будет»^[182].

16 октября авангард Милорадовича перешел к Адамовскому (на медынской дороге), а Паскевич с 26-й пехотной дивизией миновал Медынь. Платов на левом берегу Лужи расположился у села Серединского.

В тот же день Наполеон с гвардией вышел на Смоленскую дорогу, но арьергард Даву был тогда еще возле Боровска. 17-го французский император прибыл в Гжатск, а через два дня – в Вязьму. Из Можайска его армия двигалась в следующем порядке: гвардия, 3-й, 8-й, 5-й, 4-й и 1-й армейские корпуса. 19-го части Богарне были возле Гжатска, а Даву – у Гриднево.

А. Коленкур вспоминал: «До Орши нам приходилось идти по настоящей пустыне, так как направо и налево от дороги вся местность была вытоптана, обглодана и опустошена армией и теми отрядами, которые пришли на соединение с ней. Легко представить себе состояние обозов; они были переполнены беженцами, женщинами и детьми; выйдя из Москвы вместе с нами, они должны были принять раненых в боях под Винковым и под Малоярославцем; к этим раненым, как я уже рассказывал, прибавились раненые из Можайска, размещенные на крышах повозок, на передках, на задках, на ящиках, на козлах, на фуражных повозках и даже на откидном верху фургонов, если внизу не оставалось больше места. <…> После Малоярославца наши несчастные солдаты питались лишь кониной; иногда им перепадало немного скверной вареной говядины, но доставалась она только тем, кто занимался мародерством, а остальные питались только жареной кониной, то есть павшими на дороге лошадьми».

И далее он подчеркивал, что опасность была не только в нападениях казаков, но и в голоде, «в отсутствии продовольствия; не хватало и порядка для того, чтобы раздобыть его, а это вело к дезорганизации всех корпусов, которая являлась неизбежным последствием наших быстрых переходов и полного опустошения той местности, по которой мы шли»^[183].

Существенное понижение температуры ночью началось еще в середине октября. Но в этом проявлялись только первые признаки необычно холодных в 1812 году конца осени и особенно зимы.

Выступив из Полотняного завода, главные силы Кутузова прибыли 18 октября в Кременское. В тот же день авангард Милорадовича достиг Егорьевского и повернул оттуда к Гжатску.

17-го из состава армии был выделен небольшой отряд – егерский, гусарский и 4 казачьих полка с 6 орудиями. Его командиром Кутузов назначил генерал-адъютанта А. П. Ожаровского и приказал ему следовать через Юхнов и Ельню к Смоленску.

Между тем Платов шел вслед за неприятелем и 19 октября нанес ему поражение у Колоцкого монастыря. А днем позже он успешно атаковал войска Даву при Гжатске.

Получив от Платова и находившегося в авангарде Ермолова сведения о направлении отхода противника, главнокомандующий 19-го двинул свои главные силы прямо на Вязьму.

20-го он писал Александру I: «Предупрежденный на всех дорогах неприятель ретироваться стал через Верею к Можайской дороге, а потому должен был я сделать следующее распоряжение: армию направил прямым путем к городу Вязьме, отряд генерала Милорадовича усилен так, что почти составляет половину армии, следует параллельно между мною и Можайскою дорогою. Все Войско Донское имеет предписание упреждать сколько возможно неприятельский марш, истреблять мосты, переправы и стараться наносить ему всевозможный вред»^[184].

В этот день Наполеон находился еще в Вязьме. Там он получил известия об оставлении его войсками Полоцка и об успехах, одержанных Чичаговым. Необходимо было торопиться, но французский император решил дать хотя бы немного времени для подхода арьергарда. Виктору он написал, что целью его движения является «сближение на зимовку с войсками, действующими на флангах».

Милорадович, приблизившись со своими войсками к Смоленскому тракту, хотел атаковать неприятельский арьергард 21-го у Царево-Займище. Но части Даву, поспешно отступая, в этот день уже находились под селом Федоровским. Поэтому Милорадович двинулся к селу Спасскому, рассчитывая настигнуть неприятеля, и договорился о совместной атаке с Платовым, отряд которого был усилен 26-й пехотной дивизией.

Ермолов писал об этих событиях: «После записки моей фельдмаршалу, посланной из села Георгиевского, послал я другую, прося убедительно прийти с армиею к городу Вязьме 22-го октября. <…> От имени фельдмаршала получил я письмо полковника Толя, в котором чувствительно было негодование за настойчивость моих представлений, и что князь конечно предупредил бы сам таковым распоряжением, если бы чаще извещаем был о действиях авангарда, и сообщил, что армия прибудет 21-го числа октября в окрестности города Вязьмы»^[185].

Но к этой дате главные силы отделяло от конечной цели еще слишком большое расстояние (явно более одного перехода), и к концу дня они достигли только Дуброво.

21 октября французская гвардия и корпус Жюно выступили к Семлево. В Вязьме остался корпус Нея, который по распоряжению Наполеона должен был сменить утомленный арьергард Даву. С востока к этому городу приближались также корпуса Богарне и Понятовского.

Утром следующего дня кавалерия Милорадовича вышла к Смоленской дороге западнее Федоровского, атаковала и рассеяла бригаду из корпуса Богарне, а затем попыталась отрезать путь отступления войскам Даву. Однако сделать это удалось только после подхода дивизий 2-го пехотного корпуса. Слева от них еще ближе к Вязьме вышли части 4-го корпуса. В то же время Платов, услышав звуки боя, атаковал французский арьергард с восточной стороны и занял Федоровское.

Заметив его опасное положение, Богарне двинул свои войска против русской пехоты. Во 2-й линии его подкреплял корпус Понятовского. Но интенсивный огонь устроенных Милорадовичем батарей заставил арьергард Даву свернуть с дороги вправо и пробираться в тыл частям Богарне, потеряв при этом большую часть обоза.

Около 14 часов Милорадович организовал атаку силами пехоты 2-го корпуса и 26-й дивизии. Слева нанес удар 4-й корпус. Опасаясь обхода с этой стороны, Богарне отвел войска к высотам у Вязьмы, но вскоре был вынужден отступить в город.

В 16 часов Милорадович приказал 11-й дивизии П. Н. Чоглокова идти на штурм Вязьмы. Первым в нее вошел Перновский пехотный полк «с распущенными знаменами и с барабанным боем» и «очистил по трупам неприятельским путь другим». Несколько позднее с северо-востока в город вошла 26-я дивизия Паскевича и казаки Платова, и к 18 часам он был полностью оставлен неприятелем.

22 октября главные силы Кутузова перешли от Дуброво к Быково (не более 10 верст от Вязьмы). Из них в подкрепление Милорадовичу фельдмаршал направил две кирасирские дивизии с гвардейской конной артиллерией. А все его остальные войска оставались у Быково. По мнению Ермолова, «если бы стоявшая вблизи армия присоединилась к авангарду, на первой позиции был бы опрокинут неприятель; оставалось большое пространство для преследования; могли быть части войск совершенно уничтоженные, и гораздо прежде вечера город в руках наших»^[186].

Между тем, получив значительные подкрепления, Витгенштейн 4 октября перешел в наступление, рассчитывая также на подход корпуса Штейнгейля, который 5-го занял Дисну. Предполагая, что этот корпус уже сможет оказать содействие, Витгенштейн приказал своим войскам 6-го начать штурм Полоцка. Однако условия местности и укрепленная позиция неприятеля создавали немало затруднений. Кроме того, возникли проблемы во взаимодействии войск, и в частности авангард Штейнгейля прибыл только к концу следующего дня. Поэтому Витгенштейн остановил наступление и не предпринимал активных действий днем 7 октября.

Но возникшая угроза окружения вынудила французов около 17 часов начать отвод войск на левый берег Двины. Заметив это, Витгенштейн вновь двинул свои соединения на штурм, и ночью Полоцк был взят.

8-го изолированное положение корпуса Штейнгейля позволило войскам баварского генерала К. Вреде нанести ему поражение, но после восстановления мостов в Полоцке русское наступление возобновилось.

К тому времени раненый в сражении Гувьон Сен-Сир (маршал Удино находился на излечении в Вильно) был вынужден сдать командование генералу Леграну. Но ему отказался подчиняться Вреде, фактически потребовавший самостоятельного управления баварским корпусом. В результате этот корпус вместе с 6-й легкой кавалерийской бригадой Корбино отделился от всех остальных сил.

11 октября соединения Витгенштейна перешли Двину в Полоцке и двинулись на Ушач, а от Дисны наступали получившие подкрепление войска Штейнгейля. Далее 2-й армейский корпус французов отступал к Лепелю, а оттуда к Чашникам – на соединение с шедшими ему на помощь дивизиями Виктора.

Штейнгейль настиг арьергард баварцев у Кубличей, а 17 октября присоединился в Лепеле к войскам, наступавшим от Полоцка, и затем все эти силы продолжили преследование противника.

«Таким образом графу Витгенштейну <…> не удалось исполнить действие, указанное его войскам на основании общего операционного плана: неприятельские корпуса, действовавшие в окрестностях Полоцка, не были отрезаны от наполеоновой армии и отброшены к Неману, а, напротив того, войска Удино и Виктора, соединившись между собою, имели возможность прикрыть отступление «Великой армии». Для противодействия тому наш полководец решился атаковать неприятеля, еще не зная о прибытии ему в помощь значительных подкреплений <…>»^[187].

Выяснив это в ходе сражения 19 октября, Витгенштейн остановил свои войска и выдвинул вперед артиллерию, но французы ночью начали отход к Сенно.

Заняв Брест-Литовск, Чичагов занялся вопросами снабжения своей армии. В «Петербургском плане» его войскам, напомним, отводилась весьма важная роль – они должны были по сути дела обеспечить контроль большого пространства от Березины до Несвижа, наблюдая до Щары и Бобруйска на юге и соединившись на севере с Витгенштейном. Но у Чичагова возник свой план: «прежде начатия движения к Березине, оттеснить князя Шварценберга до Варшавы, чтобы потом быть развязану в своих действиях»^[188].

Прежде всего, это наступление являлось вторжением на территорию Варшавского герцогства – надежного союзника Наполеона и угрозой его столице. А рассчитывать, что оно произведет большое впечатление, например, на Пруссию или Австрию было опрометчиво – ведь Наполеон в начале октября был еще в Москве. Более того, ничто не гарантировало, что Франц I не пошлет Шварценбергу крупные подкрепления.

Саксонские и австрийские войска могли быть усилены и другими резервами. Например, в октябре в Варшаву была направлена 32-я пехотная дивизия 11-го армейского корпуса.

Наконец, осуществление замысла Чичагова еще более удаляло его армию от Березины (на 150-180 км.) и вообще от возможности действовать против главной армии Наполеона и ее основных коммуникаций.

По распоряжению адмирала 29 сентября небольшой отряд под командованием А. И. Чернышева (7 эскадронов, 4 казачьих полка и 4 орудия) отправился в рейд по территории Варшавского герцогства. Его активные действия вынудили Шварценберга двинуть австрийские войска и саксонский корпус к Бяле. Получив 5 октября сведения о появлении в этом районе неприятеля, Чичагов направил туда корпус Эссена, а для открытия сообщения с Чернышевым – корпус Булатова.

6-го у Бялы произошел бой, после которого Эссен ввиду превосходства противника в силах отступил на 7 верст. Узнав об этом, Чичагов сразу послал ему в подкрепление корпус Ланжерона и приказал остальным войскам сосредоточиться у Бреста. Однако неприятель отступил на север и затем вновь расположился в районе Дрогичина.

Чичагов выступил на Минск не ранее 15 октября. Накануне он отделил от своей армии 2 корпуса – Булатова и Ливена, поручив общее командование Остен-Сакену, и вскоре усилив это соединение еще одним корпусом – Эссена. После этого, по подсчетам М. И. Богдановича, для похода к Березине Чичагов мог использовать с учетом отряда Чаплица 52 батальона, 76 эскадронов и 13 казачьих полков при 180 орудиях. А у Бреста осталось 47 батальонов, 36 эскадронов и 6 казачьих полков при 92 орудиях.

Но в распоряжении адмирала было немало и других сил. И, например, в приведенных Богдановичем расписаниях указанных соединений (имеющих неточности) отсутствуют несколько полков из отряда Лидерса и 13-й пехотной дивизии. Кроме того, Чичагов мог отдавать приказы начальникам запасных и резервных войск.

Часть сил была выделена для защиты Волыни, Подолии, Киева, а также для охраны транспортов, поскольку корпуса Остен-Сакена должны были прикрывать марш другой части армии на Минск.

Но Чичагов рассчитывал на присоединение полков Лидерса и корпуса Эртеля, которые должны были идти к Минску, соответственно, через Пинск и от Мозыря, очищая, таким образом, от неприятеля весь этот район. Чичагов также приказал направить в Мозырь запасных 2 батальона и 8 эскадронов (10.X), а также 12 резервных батальонов (6.X и 13.X)^[189].

Тем временем Наполеон 23 октября прибыл в Славково и получил там известия о сражении, произошедшем накануне. «Император думал, что нападение русских под Вязьмой было частью общего маневра всей неприятельской армии, и решил остановиться; он надеялся, сосредоточив силы у Славкова, найти удобный случай для внезапного нападения на противника».

Однако Ней сообщил ему, что «вчерашнее поведение 1-го корпуса явилось дурным примером и произвело плохое и опасное впечатление на все войска». Несмотря на это, Наполеон оставался на прежнем месте весь день, «желая взять реванш, но так как неприятель ничего не предпринимал, от Нея приходило одно обескураживающее донесение за другим, а подходившие корпуса образовывали нагромождение войсковых частей, то император должен был 5-го возобновить свое движение»^[190]. Далее он устремился к Смоленску, надеясь восстановить там порядок в войсках, обеспечить их снабжение и получить подкрепления.

Еще 22 октября, получив рапорт Витгенштейна о взятии Полоцка, Кутузов приказал ему действовать таким образом, чтобы не дать неприятелю соединиться с армией Наполеона. А если он будет отступать в другом направлении, то, оставив для наблюдения за ним корпус Штейнгейля, основные силы направить к Днепру.

Чичагову фельдмаршал предложил (23-го), выделив часть сил против Шварценберга, «как можно поспешнее» идти через Минск на Борисов. Милорадовичу и Платову было предписано преследовать противника по столбовой дороге, а главные силы двинулись 24-го на Староселье.

Через два дня войска Милорадовича настигли части Нея при переправе через Осьму, опрокинули их и вынудили поспешно отступить к Дорогобужу. Там французский маршал решил обороняться, стремясь выиграть время для отхода главных сил, но под ударами русских войск его арьергард в тот же день оставил город. Рассказывая об этих событиях, Сегюр писал, что Ней извещал Наполеона об удручающем положении дел. «Его адъютант, полковник Дальбиньяк, должен был сказать ему, что с самого Малоярославца первое отступление для солдат, не привыкших отступать, возмутило армию; что схватка при Вязьме поколебала ее мужество и что, наконец, обильный снег и усиление холодов докончили дезорганизацию!

Что множество офицеров, лишившись всего – взводов, батальонов, полков, даже дивизий, – присоединилось к бродячим толпам. <…>

Что в рядах лучших солдат спрашивают, почему одни должны сражаться, чтобы обеспечить бегство другим, и как можно их воодушевить, когда до них доносятся крики отчаяния из соседних лесов, где покинуты большие партии раненых, которых неизвестно зачем взяли из Москвы. Вот, значит, какая участь ожидает их! Что они получают под знаменами? Днем работа, непрерывные сражения, а по ночам голод; никакого убежища, а остановки еще смертельнее самих сражений: голод и холод отгоняют сон, а если усталость и заставит забыться на минуту, то этот временный отдых превращается в вечный покой»^[191].

26 октября Кутузов приказал Милорадовичу идти на сближение с главными силами, шедшими к Ельне, и писал ему: «По случаю приближения главной армии к Днепру найдено мною, что ближайший и выгоднейший путь, который она избрать может, есть от окрестностей Дорогобужа, перерезав дорогу, идущую из Ельны в Дорогобуж, потом, вышед на дорогу из Ельны в Смоленск и пройдя некоторое пространство по оной, оставя Смоленск вправо, продолжать прямо на Красное и далее к Орше на операционную линию неприятеля.

Избрав сей путь, имеем мы следующие выгоды. Во-первых, кратчайшим путем достигнуть города Орши, переправясь только один раз чрез Днепр при сем городе; тогда, когда неприятелю по прямейшему пути переправляться три раза <…>. Во-вторых, прикрываем мы сим маршем край, из которого все запасы до нашей армии доходить будут»^[192].

Получив 25 октября известия о сражении у Чашников, Наполеон приказал Виктору безотлагательно атаковать неприятеля и отбросить его за Двину. При этом Бертье написал маршалу, что от его действий зависит спасение армии, находящейся в очень затруднительном положении.

По распоряжению французского императора корпус Богарне двинулся от Дорогобужа к Духовщине, чтобы затем идти в район Витебска и установить сообщение с войсками, прикрывавшими северный фланг. 28 октября, во время вызвавшей очень большие затруднения переправы через Вопь корпус был атакован преследовавшим его отрядом Платова. В результате части Богарне потеряли почти весь обоз и более 60 орудий. Но на следующий день нападения казаков продолжались, и к тому же в них приняли участие еще полки из отряда П. В. Голенищева-Кутузова.

Заняв Духовщину, Богарне 30-го доложил Наполеону о своих больших потерях (направив вместе с адъютантом 15-ю дивизию). Но, получив известия о том, что Витебск уже занят русскими войсками, он в ночь на 31-е выступил с остатками корпуса к Смоленску.

Хотя войска дивизии Бараге д’Ильера оставили Ельню еще 24 октября, через 4 дня они находились достаточно далеко от Смоленска. И Бараге д’Ильер, вероятно, не догадывался, что главные силы Кутузова уже достигли Ельни, а от Дорогобужа шел авангард Милорадовича. Но еще ранее его подхода к Ляхово находившихся там французов атаковали 28-го партизанские отряды Давыдова, Сеславина и Фигнера при поддержке войск Орлова-Денисова, и в итоге их совместного нападения было взято в плен свыше 1700 неприятельских солдат и офицеров, включая командовавшего ими бригадного генерала Ж. П. Ожеро – брата маршала Ш. Ожеро. Впоследствии Бараге д’Ильер привел в Смоленск всего около 4 тысяч человек.

В соответствии со своим замыслом Кутузов перешел 29-30 октября на рославльскую дорогу, а 1 ноября – на мстиславльскую (Щелканово). Часть сил была оставлена для прикрытия со стороны Смоленска, а Милорадович с 1-м кавалерийским и 2-м пехотным корпусами продвинулся до Червонного. И, таким образом, Смоленск был обойден с юга.