От Немана до Дрисского лагеря и Слуцка

Из Торна Наполеон отправился в Данциг, а затем в Кенигсберг. В обоих городах он останавливался на несколько дней, поскольку они являлись важными базами снабжения. После этого император нагнал гвардию в Инстербурге и 10 (22) июня его квартира находилась в Вильковишках.

В этот же день французский посол Ж. Лористон вручил А. Н. Салтыкову (который тогда временно управлял коллегией и министерством иностранных дел) официальную ноту с объявлением войны.

Но в районе Ковно Наполеон все еще скрывал свои приготовления, и только после тщательной рекогносцировки поздним вечером 11 (23) июня инженеры навели три моста в районе Понемуня.

Первыми перешли Неман части 1-й пехотной дивизии Ш. А. Морана. За ними последовали все остальные силы главной группировки.

Накануне войскам было зачитано воззвание Наполеона:

«Солдаты! Вторая польская война началась. Первая закончилась во Фридланде и Тильзите. В Тильзите Россия поклялась в вечном союзе с Францией и войне с Англией. Она нарушает теперь свои клятвы! Она не желает дать никакого объяснения своего странного поведения, пока французские орлы не возвратятся за Рейн, оставив на ее произвол наших союзников.

Россия увлечена роком. Ее судьба должна свершиться. Не думает ли она, что мы изменились? Или мы уже более не солдаты Аустерлица? Она ставит нас между бесчестием и войной. Выбор не может быть сомнительным. Пойдем же вперед, перейдем Неман, внесем войну на ее территорию.

Вторая польская война будет славной для французского оружия, как и первая. Но мир, который мы заключим, принесет и свою гарантию и положит конец пагубному влиянию, которое Россия оказывала в течение пятидесяти лет на дела Европы»^[36].

Когда Александр I узнал о вторжении неприятельских сил, он тоже издал приказ по армиям и написал небольшой рескрипт фельдмаршалу Н. И. Салтыкову – председателю Государственного совета и кабинета министров. В этих документах, датированных 13 (25) июня, можно выделить следующее.

Россия всегда стремилась к миру, и царь «истощил» все средства для его сохранения. Но все старания оказались безуспешными.

Сбор войск был вынужденной мерой в ответ на «неприязненные» поступки и «явные оскорбления» французской стороны. Но это делалось только для готовности к обороне в пределах своего государства.

Наполеон начал войну первым, обнаружив тем самым лживость своих миролюбивых обещаний.

Русским не остается ничего иного, как взяться за оружие и употребить все способы к отражению агрессии.

Их дело «праведное», поскольку они защищают свои веру, отечество, свободу и честь.

Завершалось письмо к Салтыкову заявлением, которое ранее было высказано Нарбонну во время его визита в Вильно в начале мая: «Я не положу оружия доколе ни единого неприятельского воина не останется в царстве моем».

Эта убежденность в том, что, не обнажая шпаги первым, вложить ее в ножны следует не иначе как последним, возникла у российского императора даже еще раньше, и эта его позиция, несомненно, сыграла большую роль в ходе войны.

Но в ночь на 14 июня он отправил к Наполеону одного из своих доверенных лиц – генерал-адъютанта и министра полиции А. Д. Балашева. В переданном ему письме Александра I сообщалось, что если французский император выведет свои войска с русской территории, то достижение договоренности будет еще возможно.

Правда, по свидетельству Балашева царь с самого начала не верил в успех этой миссии и хотел лишь продемонстрировать Европе свое стремление к миру и то, что не он начал войну. Возможно, Александр I также хотел выиграть время. И, кроме того, министра полиции сопровождал представитель военной разведки – поручик М. Ф. Орлов.

Их обоих сначала принял Мюрат, а затем они провели четыре дня при маршале Даву под наблюдением его адъютанта. Тем не менее, Орлову в течение этой поездки удалось собрать ценные сведения о противнике.

В конечном итоге Балашев был принят Наполеоном лишь 19 июня (1.7) в уже занятом его войсками Вильно.

Согласно воспоминаниям первого, в беседе с ним французский император возложил всю ответственность за начало войны на Александра I, подчеркивая, что тот первым приехал к своей армии, выдвигал неприемлемое и даже оскорбительное требование вывести французские войска из Пруссии и т.д.

Наполеон также указал, что в настоящее время русский царь находится по сути дела в безвыходном положении – он фактически не имеет союзников, а его армия втрое слабее, и в ней нет хороших генералов.

Что же касается мирных переговоров, то Наполеон предложил начать их без промедления в Вильно. И, как полагают многие, он тоже не слишком надеялся на то, что российский император согласится с такими условиями.

После занятия «Великой армией» Ковно 2-й армейский корпус, усиленный кавалерией Думерка, был двинут через Янов на Вилькомир, что отсекало находившийся у Кейдан и Россиен русский корпус Витгенштейна от остальных сил Барклая.

При этом Макдональд со своими войсками перешел 12 (24) июня Неман в Тильзите и должен был далее наступать на Россиены. И если бы Витгенштейн оставался на прежнем месте, то у противника имелось вполне достаточно сил, чтобы его окружить или разбить.

Но 10-й армейский корпус «Великой армии» прибыл в Россиены только 18 (30) июня, когда никаких русских частей уже не было не только там, но и в Вилькомире.

Главные силы Наполеона двинулись на Вильно по большой дороге через Жижморы. В авангарде шла кавалерия Мюрата, которую подкреплял корпус Даву. За ними следовала гвардия.

3-й армейский корпус некоторое время также двигался в этом направлении вдоль левого берега Вилии. Но затем он перешел эту реку и направился в район Малят, вероятно, для того, чтобы не соединяться с главной колонной и поддержать войска Удино. Во всяком случае, части Нея начали с ними сближаться, обходя в то же время большое пространство между Свентой и Вилией и оставаясь слева от главной колонны.

Богарне с 4-м и 6-м корпусами перешел Неман в Пренах только 18 (30) июня (есть, впрочем, несколько иная версия) и далее двинулся на Новые Троки.

Передовые части корпуса Понятовского вышли к Гродно утром 16 (28) июня. Поскольку мост через Неман был уничтожен противником, город удалось занять только на следующий день после наведения двух новых мостов.

18 (30) июня в Гродно вступили части 8-го армейского корпуса и сам Жером Бонапарт. А через два дня (20-го) он устроил там парад своих войск.

И тогда же произошла его ссора с генералом Д. Вандамом, который фактически командовал 8-м корпусом после того, как Жером возглавил всю правофланговую группу войск.

Недовольство вестфальского короля вызвало отношение Вандама к грабежам, которые начались еще на территории Варшавского герцогства. И в конечном итоге этот генерал был отстранен от занимаемой должности.

Наполеон хорошо знал не только о военных способностях Вандама, но и о его грубости, строптивом характере и склонности к мздоимству и вымогательству. Поэтому последний напрасно ждал нового назначения – оно не последовало, и генералу пришлось вернуться во Францию.

О развитии событий в самом начале войны И. Ф. Паскевич писал следующее: «В главной квартире 1-й армии с часу на час ожидали известия о переправе неприятеля через Неман между Ковно и Меречем и решились на новый план: генералу Платову приказано было сосредоточить свой корпус около Гродно и идти неприятелю во фланг.

2-я армия должна была следовать сему движению, обеспечивая тыл корпуса Платова. Ежели 1-я армия не могла бы дать выгодного сражения под Вильно, тогда предполагалось, присоединив 1-й и 6-й корпусы, сосредоточить ее около Свенцян, где, быть может (писал Барклай де Толли), и дано будет сражение. Кн. Багратион замечал, что с предположением собрать 1-ю армию у Вильно и с отделением 2-й армии он находится «в большой опасности, чтобы быстрым стремлением неприятеля на Вильно не только быть отрезанным от 1-й армии, но даже от назначенного ему пути отступления. Что одно верное обозрение карты доказывает, что по отступлении 1-й армии к Свенцянам неприятель, заняв Вильно, может предупредить отступление 2-й армии в Минск и по краткости пути будет там прежде, нежели он достигнет туда отступая». <…>

12-го июня вечером узнали в Вильно о переходе неприятелем границы. 1-й армии назначено было собраться позади Вильно. Генералу Платову приказано начать движение во фланг неприятеля, и кн. Багратиону предписано 13-го июня, подкрепляя Платова, соображаться прежним приказанием не терять связи с 1-ю армиею. Кн. Багратион поставлен был в затруднительное положение: подкрепляя Платова, он должен был двинуться вперед и таким образом по необходимости разорвал бы всякое сообщение с 1-ю армиею.

Представив о том военному министру 14-го июня, он вместе с тем просил, чтобы с корпусом генерала Платова и 2-ю армиею, в которой будет под ружьем до 40 тыс., позволить ему идти через Бялысток и Остроленку в Варшаву. Ожидая разрешения, идти ли ему на подкрепление Платова или отступать к Минску, а может быть, увлеченный планом вторжения в Польшу, кн. Багратион простоял на месте до 18-го июня»^[37].

Багратион действительно предлагал направить его армию к Варшаве, в результате чего она, естественно, еще более удалялась от первой. Но в дальнейшем он предполагал отступать не к Борисову, а к Бресту, соединившись там с войсками Тормасова^[38].

Таким образом, 2-я армия «простояла на месте» не менее пяти дней. И, видимо, ожидая решения ее командующего, не приступал к исполнению полученных распоряжений и Платов. Казачий атаман прибыл в Гродно 13 (25) июня и на следующий день начал эвакуацию города. А в ночь на 17-е его корпус начал отход к Щучину.

М. И. Богданович указывает, что и Барклай не спешил с отходом: «Несмотря на убеждение свое в необходимости уклоняться от боя с значительными силами неприятельской армии, Барклай приступал неохотно к отступлению. В отзыве, отправленном им к князю Багратиону, по утру 12 (24) июня, он писал: «Если 1-я армия не будет иметь возможности вступить с выгодою в бой под Вильною, то, соединившись с корпусами Витгенштейна и Дохтурова у Свенцян, может быть примет там сражение, а если позволят обстоятельства, то пойдет от Свенцян атаковать неприятеля». По отъезде Государя из Вильны в Свенцяны, 14 (26), Барклай сосредоточил в Вильне 3-й и 4-й пехотные корпуса, но медлил отступать с умыслом, оставаясь в Вильне до последней возможности»^[39].

Фуль был недоволен этим слишком медленным, по его мнению, отходом 1-й армии к Дрисскому лагерю, поскольку опасался, что противник может достигнуть его раньше.

А Барклай не разделял идею Фуля и, вероятно, желал сохранить боевой дух войск. И, как следует из его упоминаемого Богдановичем отношения Багратиону от 12-го^[40], военный министр уже в первый день войны был намерен при всякой удобной возможности сражаться с неприятелем, а также собрать все свои силы. При этом слишком поспешное отступление на северо-восток войск Тучкова и Шувалова создавало определенные трудности, например, для присоединения к армии 6-го пехотного и 3-го кавалерийского корпусов.

Однако сосредоточенных под Вильно 14-15 июня сил оказалось явно недостаточно для сражения. К тому же 4-й корпус прибыл туда без отряда генерал-майора И. С. Дорохова – 4 батальона, 8 эскадронов и казачий полк при 12 орудиях. Тем не менее, небольшие арьергардные стычки начались еще 14 июня.

А вот всякая потеря времени для Витгенштейна и особенно для Дохтурова и Палена могла иметь более негативные последствия.

Первый, получив приказ Барклая, немедленно выступил на Вилькомир и его корпус был в этом городе уже 15 (27) июня. Там Витгенштейн рассчитывал дать отдых войскам и дождаться подхода отряда полковника Е. И. Властова, который шел из Россиен через Ремиголы. Но 16-го к Вилькомиру приблизились передовые части Удино, вступившие в бой с арьергардом генерал-майора Я. П. Кульнева и частями Уварова при Девельтове. И в тот же день корпус Витгенштейна перешел на левый берег Свенты и двинулся на Перкеле. А 17-го к нему присоединился отряд Властова, шедший из Ремигол на Оникшты.

1-й резервный кавалерийский корпус Уварова тоже двинулся из Вилькомира не прямо к Свенцянам, а значительно севернее – через Больники, Сугинты на Кукутишки.

2-й пехотный корпус Багговута начал отступление через Ширвинты, а затем направился к Гедройцам.

Командир 2-го резервного кавалерийского корпуса Корф получил приказ следовать из Сморгони на Михалишки. Гвардия оставалась в районе Свенцян.

Получив распоряжение Барклая идти на соединение с армией через Сморгонь, Дохтуров некоторое время потратил на то, чтобы собрать свои части. Палену он приказал прикрывать свое движение силами 3-го кавалерийского корпуса и двух полков егерей, присоединившихся к нему в Лиде. Был выделен также боковой арьергард под командованием полковника К. А. Крейца. Он шел через Ошмяны и 17 (29) июня вступил там в бой с кавалерией генерала К. П. Пажоля из корпуса Даву. Ночью Крейц получил сообщение о том, что главные силы Палена уже достигли Сморгони, и последовал за ними.

Командир арьергарда 4-го пехотного корпуса И. С. Дорохов не получил своевременно приказ об отходе и 13 и 14 июня еще находился в Оранах. Прибыв затем в Олькеники, Дорохов ввиду того, что севернее уже был противник, решил далее идти на Большие Солечники, где 18-го его отряд вступил в бой с конницей генерала Э. Бордесуля.

По приказу главнокомандующего 1-й армией рано утром 16 (28) июня 3-й и 4-й пехотные корпуса выступили из Вильно тремя колоннами на Свенцяны. При оставлении города были уничтожены находившийся в нем провиантский магазин и мосты через Вилию.

Накануне 15-го Барклай написал Багратиону (отношение № 320) и Платову (предписание № 321).

Казачьему атаману он приказал следовать на соединение с армией через Лиду и Сморгонь.

А командующего 2-й армией он известил о вышеуказанном движении корпусов Тучкова и Шувалова и о наступлении главных сил Наполеона от Ковно. Помимо этого, Барклай сообщил о предписании, которое он дал Платову, вновь о возможном генеральном сражении у Свенцян, а также рекомендовал Багратиону оберегать свой правый фланг и стараться, чтобы неприятель не мог отрезать его войскам дороги через Минск к Борисову^[41].

Платов получил распоряжение военного министра 17 (29) июня, и в Лиду казачьи полки прибыли 20-го.

Багратиону было доставлено указанное отношение днем раньше, и он принял решение отходить именно к тем пунктам, от которых, по мнению Барклая, 2-я армия могла быть отрезана. 17-го она выступила к Слониму. Но уже на следующий день в Зельве флигель-адъютант А. Х. Бенкендорф вручил главнокомандующему 2-й армией рескрипт императора: «По движениям неприятеля против правого фланга 1-й армии, найдя необходимым соединить большие силы против оного, дабы нанести ему сильный удар и потом действовать на него наступательно, почитаю нужным предписать вам, чтобы перейдя с вверенною вам армиею за реку Щару, тянуться на соединение к 1-й армии через Новогрудок или Белицу, куда из сих двух мест вам удобнее будет, оттуда же на Вилейку, на которую предпишите следовать на соединение с вами и 27-й пехотной дивизии, идущей теперь из Минска на Новогрудок. Действуя таким образом в правый фланг неприятеля, иметь главным предметом вышеупомянутое соединение вашей армии с первою. В случае же, что весьма превосходные силы неприятеля не позволят исполнить сим предписываемого вам движения, вы всегда будете в возможности ретироваться на Минск и Борисов»^[42].

Рескрипт датирован 16 июня, и он был вручен Бенкендорфу в Свенцянах.

Это решение в действительности не являлось неожиданным, поскольку подобный маршрут движения 2-й армии предполагался еще накануне войны.

В тот же день, когда части 1-й армии оставили Вильно, город был занят французскими войсками, и в него приехал Наполеон. По широко распространенному мнению, он был озадачен таким развитием событий, поскольку рассчитывал, что противник будет, по крайней мере, защищать Литву. А. Коленкур писал по этому поводу: «Император получил достоверные сведения об отступательном движении русских. Он был удивлен тем, что они сдали Вильно без боя и успели вовремя принять решение и ускользнуть от него.

Потерять надежду на большое сражение перед Вильно было для него все равно, что нож в сердце»^[43].

Получив сообщение о бое у Ошмян, Наполеон пришел к выводу, что армия Багратиона движется на север для соединения с армией Барклая. Для того чтобы разбить их порознь, французский император разделил корпус Даву и резервную кавалерию Мюрата на несколько сборных соединений.

Дивизии Л. Фриана и Ш. Гюдена де ла Саблоньера, а также корпус Л. Монбрена возглавил Мюрат. Эти войска перешли на правый берег Вилии и преследовали 3-й и 4-й пехотные корпуса русских. 18 (30) июня прикрывавшие их отступление части вступили в бой с французами у Довигон.

Колонной, сформированной из дивизий Ш. А. Морана, А. Сен-Жермена и двух бригад П. Брюйера, командовал Э. Нансути. Эти войска, не переходя Вилии, двинулись на Михалишки.

По замыслу Наполеона Нансути должен был упредить авангард Багратиона. Остальные силы 2-й русской армии должны были атаковать еще две колонны, в состав которых вошли все прочие войска 1-го армейского корпуса (дивизии Ж. Компана и Ж. М. Дессэ, бригады К. П. Пажоля и Э. Бордесуля), тоже значительно усиленные резервной конницей Ж. Валанса и Э. Груши.

Все три последние колонны находились в подчинении Даву.

Сил у Мюрата было не так много, но его поддерживали слева войска Нея, а также преследовавший правое крыло Барклая корпус Удино. Поэтому к Свенцянам, Наполеон мог направить значительно более крупные силы, и прежде всего, 8 дивизий пехоты. И помимо этого в резерве была оставшаяся в Вильно Императорская гвардия.

К 20 июня (2.7) корпус Витгенштейна находился в Солоках. Возле Свенцян располагались соединения Тучкова, Шувалова и Корфа, несколько дальше, у Колтынян, – войска Багговута, и еще дальше и севернее – полки Уварова (Полуше) и великого князя Константина (Довгелишки).

И от Сморгони должны были подойти еще два корпуса.

Проделав длинный путь от Лиды к Вилии, Дохтуров, тем не менее, недолго мог чувствовать там себя в безопасности, поскольку вскоре выяснилось, что ему наперерез к Михалишкам шла колонна Нансути.

Хотя численность французов, по-видимому, оставляла шансы на успех, к ним могли подойти подкрепления, да и задача у Дохтурова была совсем другой. Поэтому он решил опередить Нансути, что ему вполне удалось после того, как 6-й пехотный корпус совершил 19 июня (1.7) форсированный марш в 42 версты. Стоявший на отдыхе в Михалишках неприятель обнаружил это движение, но помешать русским он уже не смог.

Однако к 20 июня соединения Дохтурова и Палена находились достаточно далеко от Свенцян, и в дальнейшем они направились к Козянам через Кобыльники.

Конечно, трудно не обратить внимание на то, что именно первоначальное расположение 1-й армии создавало затем немалые трудности в объединении всех ее сил.

Но и после этого сражение у Свенцян было слишком рискованным, поскольку неприятель имел серьезное численное превосходство и, пользуясь этим обстоятельством, сам наступал на 1-ю армию. При этом ее командование вряд ли имело точные сведения о выделении части сил главной группировки Наполеона против Багратиона.

По плану Фуля дальнейшее отступление первой армии предполагалось к Дрисскому лагерю, что еще больше отдаляло ее от второй, но, вероятно, против этого Барклай возразить уже ничего не мог.

Правда, ему, видимо, удалось убедить императора изменить задачу 2-й армии – согласно рескрипту от 16 июня ее главной задачей стало присоединение к войскам Барклая. Но эта армия в соответствии с этим документом все еще действовала «в правый фланг неприятеля», причем при движении через Белицу ей пришлось бы идти практически строго на север.

Доставивший Багратиону упомянутый рескрипт флигель-адъютант А. Х. Бенкендорф затем вернулся в ставку Александра I, уже находившуюся не в Свенцянах, а в Видзах, где он почти сразу же был вновь отправлен царем во 2-ю армию.

25 июня Бенкендорф повторно прибыл в ее расположение и вручил Багратиону инструкции из императорской главной квартиры, в которых подтверждалось, что в настоящее время 2-я армия лишь отвлекает на себя значительные силы неприятеля и не должна атаковать численно превосходящего противника. Ей следует удерживаться на позиции, которая позволяет действовать по линии, проходящей из Вилейки через Минск в Бобруйск (но, заметим, не на Борисов и Оршу).

Далее Багратиону вновь предписывалось обороняться, когда первая армия наступает, и наоборот, т.е., как нетрудно понять, в соответствии все с тем же правилом из плана Фуля^[44].

А 24 июня Александр I пишет Чичагову, что «князь Багратион подвигается со своей армией на правый фланг неприятеля», добавляя: «Вскоре мы надеемся действовать наступательно». И нельзя исключать того, что это намерение соответствовало именно правилу немецкого стратега. Ведь «вскоре» небольшая армия Багратиона, вероятнее всего, перешла бы к обороне.

Идеи Фуля на тот момент не были окончательно отвергнуты еще и потому, что 1-я армия отступала к Двине для опоры в своих действиях на «фулевский» лагерь, о чем и сообщалось Багратиону в упомянутых инструкциях.

Из этих указаний также следует, что в главной квартире императора тогда понимали, что неприятель может с превосходящими силами двинуться на Минск ранее, чем туда подойдет 2-я армия, и Платов в этом случае поступал в подчинение Багратиону.

Понимали и, тем не менее, отступали на северо-восток, к Дриссе.

«При отступлении наших армий от границ империи к Двине и Березине, возникли недоразумения между главнокомандующими, Барклаем де Толли и князем Багратионом. Барклай был недоволен тем, что Багратион не присоединился к нему, и приписывал ему невольное уклонение Платова от первоначального плана действий – направиться во фланг неприятелю, сохраняя сообщение с 1-ю армиею; а Багратион, полагая, что против него были сосредоточены главные силы Наполеона, изъявлял мнение, что Барклай должен был атаковать неприятеля, и тем отвлечь часть сил его, действовавших против 2-й армии. Оба они, принимая во внимание только встречаемые ими затруднения и не входя в положение один другого, подтверждали собою неудобство действий двумя отдельными армиями на одном и том же театре войны. Император Александр, находясь при 1-й армии и будучи очевидцем обстоятельств не позволявших Барклаю действовать решительно, был недоволен распоряжениями Багратиона. Государь приписывал уклонение его от Вилейки, и потом от Минска, излишней осторожности»^[45].

На самом деле распоряжения Багратиона были мудрыми. А вот расхождение взглядов и мнений главнокомандующих еще только начиналось.

Любопытно и то, что согласно тексту инструкций, с которыми прибыл Бенкендорф во 2-ю армию 25-го, в императорской главной квартире тогда еще не знали, какие задачи следует поставить армии Тормасова.

21 июня (3.7) 1-я армия выступила тремя колоннами к Дриссе. Главные силы двинулись через Видзы и Бельмонт к Леонполю. Их отход прикрывал кавалерийский корпус Корфа, части которого вступили 23 июня в бой с неприятелем у Довгелишек.

Корпус Витгенштейна шел через Браслав к Друе. При этом войска Удино значительно от него отстали.

Соединения Дохтурова и Палена двигались от Кобыльников через Козяны к Старым Крюкам возле Двины. 24 июня Барклай сообщил императору об арьергардном деле кавалерии Палена с конницей Нансути, произошедшего днем раньше.

Выступив из Слонима 19 июня, 2-я армия 21-го достигла Новогрудка, где к ней присоединились 12 батальонов и 6 гренадерских рот 27-й пехотной дивизии генерал-майора Д. П. Неверовского. Ее запасные батальоны были отправлены в распоряжение Ф. Ф. Эртеля.

Тем временем Наполеон выяснил, что 17-го кавалерия Пажоля столкнулась не с войсками Багратиона. И, следовательно, если они все же шли на соединение с армией Барклая, то, вероятнее всего, двигались на Минск. И в этом случае «средняя» и южная колонны Даву могли закрыть им этот путь, а в дальнейшем и другие дороги на восток. А с запада замкнуть кольцо окружения могли силы Жерома и корпус Шварценберга. Общее превосходство в силах над 100-тысячной армией Багратиона было бы довольно значительным, и к тому же ей пришлось бы сражаться в очень невыгодных условиях.

В конечном итоге Наполеон принял такие решения.

Войска Нансути были переданы Мюрату, и таким образом в его подчинении были теперь три пехотные дивизии 1-го армейского корпуса (1-я, 2-я и 3-я) и два корпуса кавалерийского резерва (1-й и 2-й) без одной дивизии.

Нансути, перейдя Вилию у Михалишек, двинулся вслед за русскими соединениями Дохтурова и Палена.

Две другие колонны Даву составили сборный корпус. Перед маршалом Наполеон поставил задачу упредить Багратиона в Минске и стремиться окружить его армию. В этом ему должен был содействовать вестфальский король, которому французский император приказал «действовать с величайшей активностью» еще 18 (30) июня.

Сил у Даву было не так много, а также росли небоевые потери. И поэтому Наполеон решил направить ему подкрепления. Но поскольку в Вильно к тому времени находилась только гвардия, к маршалу выступили 22 июня (4.7) Легион Вислы и кавалерийская бригада Э. Кольбера-Шабане из дивизии генерала Ф. А. Вальтера. Однако рассчитывать на присоединение этих сил к своим безостановочно двигавшимся вперед войскам Даву мог лишь значительно позднее.

У Жерома в Гродно было 5 дивизий пехоты, 6 легких кавалерийских бригад и одна дивизия тяжелой конницы.

Первоначально общая численность пехоты и кавалерии в корпусах Рейнье и Шварценберга составляла около 80% от количества солдат этих родов войск в группировке, находившейся в Гродно.

Накануне вторжения в Россию эти соединения сосредоточились восточнее Варшавы, на левом и правом берегах Буга, прикрывая таким образом пути к этому городу от Белостока и от Бреста.

Но поскольку противник не наступал на Варшаву, Рейнье и Шварценбергу было приказано перейти российские границы. 7-й корпус направился через Белосток к Волковыску, а австрийские войска перешли Буг у Дрогичина и далее следовали к Пружанам.

«17 (29 июня) прибыла в Гродно только легкая кавалерия Понятовского, оставя на пути более тысячи обозных лошадей и множество молодых солдат, изнемогших от усталости; на следующий день пришел сам Иероним с остальною своею конницею; пехота, в нескольких эшелонах, достигла Гродна с 19-го по 21-е июня (1–3 июля). Между тем, проливные дожди, наступившие 17 (29) июня, совершенно испортили все дороги; обозы с продовольствием отстали от войск; надлежало достать в Гродне не только хлеб, но и средства к перевозке его вслед за армиею. Король Иероним ускорял выступление из Гродны к Новогрудку своих пехотных эшелонов, давая им каждому только по одной дневке, и торопил Рейнье, следовавшего чрез Белосток к Слониму; но в то же время должен был держать силы свои по возможности сосредоточенными, потому что молва преувеличивала силы Багратиона до ста тысяч человек. Иероним, не обладавший военною опытностью, не мог отличить лжи от истины и подвигался вперед нерешительно, как бы ощупью»^[46].

Но это мнение М. И. Богдановича. Как уже упоминалось, 20 июня Жером устроил в Гродно парад своих войск. А проблемы с дорогами и снабжением в той или иной степени были и у Багратиона, и у Даву. Поэтому другие историки полагают, что вне зависимости от этих обстоятельств Жером действовал и в Гродно, и позднее совсем не с той энергией, как князь Экмюльский, и действительно с «излишней осторожностью».

Авангард вестфальского короля выступил из Гродно только 22 июня (4.7).

В тот же день все соединения Багратиона прибыли к Николаеву. Была наведена переправа через Неман (мост и паром), и к вечеру на правый берег перешел 8-й пехотный корпус, включая 2-ю кирасирскую дивизию. А 23-го за ним должны были последовать все остальные войска.

Тем временем И. С. Дорохов после боя у Больших Солечников обнаружил, что неприятель занял Ошмяны, и был вынужден повернуть затем к Вишневу и Воложину. А Платов, также шедший на соединение с 1-й армией, выступив из Лиды, 21-го был в Ивье и намеревался далее идти на Вишнев. Но поскольку выяснилось, что там уже находились французские войска, Платов повернул на восток, к Бакштам, и 23-го установил сообщение с Дороховым, который уже решил следовать на соединение со 2-й армией.

От этих военачальников Багратион и получил сведения о том, что на Воложин движется многочисленный корпус Даву. Правда, записка от Платова была получена им уже в Кареличах.

Поэтому 23-го Багратион приказал 8-му корпусу перейти обратно на левый берег Немана, и всей армии двинуться вверх по течению этой реки, рассчитывая затем повернуть к Минску.

В тот же день он приказал Платову и Дорохову занять Воложин и удерживать его до 26-го, и только после этого отступить через Камень и Хатово к Столбцам.

Исполнить это распоряжение отрядам этих военачальников было крайне затруднительно. К тому же Воложин уже был занят войсками Даву. Но Багратион, по-видимому, думал в тот момент, прежде всего, о спасении своей армии.

Следуя через Кареличи, она прибыла к Миру 24-го. Здесь Багратион получил донесение от Дорохова о появлении значительных сил неприятеля западнее Минска.

Имея преувеличенное представление о численности корпуса Даву, главнокомандующий 2-й армией решил далее отходить не к Минску, а к Слуцку. Поэтому 25-го он направил 8-й пехотный корпус прямо к Несвижу, а с остальными войсками двинулся к Ново-Сверженю, где к ним присоединился отряд Дорохова. А Платову он приказал задержать противника у Мира.

На следующий день (26.6 / 8.7) передовые части Даву вступили в Минск, овладев при этом собранными там запасами продовольствия. Авангард Жерома от Гродно сначала двигался по дороге на Лиду, но затем свернул к Белице, перешел Неман и далее вступил в Новогрудок.

Казачий атаман, тоже перейдя со своими полками на левый берег Немана, 26-го находился у Кареличей. Там его корпус был атакован кавалерией вестфальского короля. Но казаки отбросили неприятеля к Новогрудку.

В ночь на 27-е Платов отступил к Миру и остановился, чтобы собрать свои силы, поскольку многие полки были откомандированы.

Получив приказ Багратиона, казачий атаман решил устроить возле Мира засаду, имея, правда, на тот момент только 6 полков (30 сотен) и 12 орудий. Для организации этой засады он использовал традиционный тактический прием казаков – «вентерь».

Один из полков был расположен в Мире. По дороге в Кареличи был выставлен небольшой передовой отряд для наблюдения за противником и для того, чтобы заманить его в засаду. По сторонам дороги расположились сотни отборных казаков. А сам Платов с главными силами находился южнее – в деревне Симаково.

Утром 27 июня (9.7) эскадрон 3-го польского уланского полка (29-я легкая кавалерийская бригада) атаковал передовой отряд, и затем в его преследование был вовлечен весь польский полк.

Казаки внезапно ударили с флангов и тыла, а из Симаково прибыл Платов с резервом, и в результате совершенно расстроенный противник вынужден был пробиваться обратно к Кареличам.

На помощь своему полку прибыл генерал К. Турно с остальными силами своей бригады, но и вступившие в бой еще 3 эскадрона поляков были опрокинуты, и в итоге их общие потери составили около 300 чел.

Вечером к Миру подошла уже вся 4-я легкая кавалерийская дивизия генерала А. Рожнецкого, и Платов отступил к Симаково.

Тогда же командир 4-го корпуса кавалерийского резерва М. Латур-Мобур приказал Рожнецкому занять Мир на следующий день и наступать на Несвиж.

В ночь на 28-е Багратион направил Платову егерский полк и 20 эскадронов кавалерии. Да и у самого казачьего атамана собрались почти все его полки кроме отряда Кутейникова.

Утром 28-го войска Рожнецкого заняли без боя Мир и двинулись на Несвиж. Встретив за Симаково передовой отряд казаков, они остановились. Убедившись, что подготовленный новый «вентерь» не сработает, Платов приказал своей кавалерии решительно атаковать неприятеля. После 6 часов ожесточенной схватки на левом фланге поляков внезапно появился отряд Кутейникова, ранее вызванный Платовым. Атака этого отряда в большой степени содействовала тому, что противник потерпел полное поражение, потеряв при этом более 600 человек, включая около 250 пленных.

Но насколько верно поступил Багратион, отказавшись от движения на Минск?

Узнав об этом, Александр написал ему 26-го: «Адъютант Военного Министра, Граббе, посыланный к Платову, возвратясь сей час, привез известие, что вы переменили направление ваше и пошли на Несвиж и Бобруйск, потому что Даву шел на Воложин и Минск. Не имев от вас никаких известий после вашего рапорта от 20 июня, из Слонима, поспешаю отправить к вам флигель-адъютанта князя Волконского, с тем, что удаление ваше на Бобруйск крайне будет вредно для общей связи военных дел, даст возможность Даву пробраться между Двиною и Днепром на Смоленск. Напротив того, если б вы держались прежде данного вам направления на Вилейку, или по крайней мере на Минск, то очутились бы на фланге или в тылу у Даву, и тем помешали бы его движению. Ваша армия усилена всем корпусом Платова и отрядом Дорохова, которые к вам присоединились; это может составить до 50,000 под ружьем; у Даву не более 60,000, и то по надутым счетам французской армии. 50,000 русских весьма могут противостоять 60,000 сборных войск. Я еще надеюсь, что по получении моих повелений чрез Бенкендорфа, вы опять обратитесь на прежнее направление. Отступление же на Бобруйск не иначе должны вы предпринимать, как единственно в крайнем случае. Мы ожидаем чрез несколько дней решительного сражения. Если Всевышний увенчает труды наши победою, то можно будет частию 1-й армии действовать в левый фланг Даву; но для сего необходимо, чтоб вы немедленно направились на его правый фланг <…>»^[47].

Прежде всего, Багратион не имел точной информации о силах Даву. А те сведения, которыми он располагал, были преувеличенными.

Но к противнику могли подойти подкрепления, и даже если бы удалось в конечном итоге оттеснить его от Минска, сражение возле этого города или в нем самом могло обернуться для армии не просто потерями, а очень значительным уроном.

И, кроме того, уже 26-го авангард Жерома пытался занять Кареличи, откуда до Ново-Сверженя всего около 40 км. То есть возникала еще угроза появления крупных сил неприятеля в тылу, например, уже во время сражения с корпусом Даву.

До вечера 28 июня 2-я армия оставалась в Несвиже, а затем 8-й пехотный корпус выступил к Слуцку, и на следующий день за ним последовали все остальные войска. 1 (13) июля армия собралась в этом городе, а казаки Платова отступили к Романову.

Из Слуцка Багратион писал Барклаю: «Войдите в мое положение и судите, можно ли было мне достигнуть соединения, имея сильного неприятеля, преграждающего путь, другого в тылу и не менее сих важного – голод, потерю больных, обозов и лишение сношений, а сближаясь к вам, можно ли было быть уверену, что от Дриссы не сделается отступление далее, подобно, как от Свенцян на Дриссе»^[48].

А через неделю, находясь уже в Бобруйске, Багратион сообщил свое мнение о происходивших событиях А. П. Ермолову: «Насилу выпутался из аду. Дураки меня выпустили. Теперь побегу к Могилеву, авось их в клещи поставлю. Платов к вам бежит. Ради бога, не осрамитесь, наступайте, а то, право, худо и стыдно мундир носить, право скину его. <…> Им все удастся, если мы трусов трусим. Мне одному их бить невозможно, ибо кругом был окружен, и все бы потерял. Ежели хотят, чтобы я был жертвою, пусть дадут имянное повеление драться до последней капли. Вот и стану! Ретироваться трудно и пагубно. Лишается человек духу, субординации, и все в расстройку. Армия была прекрасная; все устало, истощилось. Не шутка 10 дней, все по пескам, в жары на марше, лошади артиллерийские и полковые стали, и кругом неприятель. И везде бью! Ежели вперед не пойдете, я не понимаю ваших мудрых маневров. Мой маневр – искать и бить! Вот одна тактическая дизлокация, какая бы следствия принесла нам. А ежели бы стояли вкупе, того бы не было! Сначала не должно было вам бежать из Вильны тотчас, а мне бы приказать спешить к вам, тогда бы иначе! А то побежали и бежите, и все ко мне обратилось! Теперь я спас все и пойду только с тем, чтобы и вы шли. Иначе – пришлите командовать другого, а я не понимаю ничего, ибо я неучен и глуп. <…>»^[49].

Наполеон был очень недоволен тем, что его замысел окружения армии Багратиона завершился неудачей, и с немалыми основаниями считал главным виновником этого своего брата. В результате император решил, что в дальнейших совместных действиях Даву и Жерома против этой русской армии вестфальский король будет исполнять предписания князя Экмюльского.

В течение 27-29 июня войска Барклая сосредоточились в Дрисском лагере. Корпус Витгенштейна 28-го переправился через Двину у Друи, а на следующий день двинулся вверх по правому берегу реки и расположился напротив Леонполя. 6-й пехотный корпус также перешел Двину по мостам у Дриссы и занял позицию возле этого города. 1-ю и 2-ю линию укреплений заняли с правого фланга на левый 2-й, 3-й и 4-й пехотные корпуса. Последним по болезни графа Шувалова был назначен командовать генерал-лейтенант А. И. Остерман-Толстой. В 3-й линии расположились три кавалерийских корпуса. Резерв составлял 5-й гвардейский корпус, включая 1-ю кирасирскую дивизию.

Александр I приехал в лагерь 26 июня и в тот же день осматривал возведенные укрепления в сопровождении нескольких лиц, включая Фуля, а также полковника А. Ф. Мишо де Боретура, который имел инженерное образование и дал достаточно недвусмысленную и в целом негативную оценку этих укреплений.

Подобного мнения придерживались Барклай и исполнявший должность начальника штаба 1-й армии генерал-адъютант Ф. О. Паулуччи. Тех же, кто разделял убеждения Фуля, не оказалось вовсе.

27-го, в годовщину Полтавской баталии, император обратился к войскам с воззванием: «Русские воины! Наконец вы достигли той цели, к которой стремились. Когда неприятель дерзнул вступить в пределы нашей империи, вы были на границе, для наблюдения оной. До совершенного соединения армии нашей, временным и нужным отступлением удерживаемо было кипящее ваше мужество – остановить дерзкий шаг неприятеля. Ныне все корпуса первой нашей армии соединились на месте предназначенном. Теперь предстоит новый случай оказать известную вашу храбрость и приобрести награду за понесенные труды. Нынешний день, ознаменованный Полтавскою победою, да послужит вам примером!».

28 июня была составлена «Генеральная диспозиция к наступательным действиям». Причем ее исполнение должно было привести не к отдельным успехам, а к полному разгрому противника и победоносному завершению всей кампании. И 26-го царь писал Багратиону: «Мы ожидаем чрез несколько дней решительного сражения».

Но критика Дрисской позиции, имевшей серьезные недостатки, а также постепенное осознание того, что неприятель может действовать, имея превосходство в силах, и против 1-й, и против 2-й армии, должны были вызвать большие сомнения в правильности вышеуказанных намерений. Кроме того, поступили сведениями об отступлении Багратиона к Бобруйску, и возникло предположение о том, что противник сможет обойти левое крыло 1-й армии, направив часть своих войск в сторону Полоцка.

В конце июня у Наполеона действительно возник новый план.

30 июня (12.7) гвардия выступила из Вильно на Глубокое.

4-й армейский корпус, дойдя до Новых Трок, 30 июня достиг Сморгони, и оттуда 2 июля направился через Вилейку на Докшицы, заняв этот город 6-го.

6-му баварскому корпусу было приказано следовать сначала в Вильно, а затем идти через Михалишки на Глубокое.

При этом авангард Мюрата после боев у Довгелишек и Козян уже практически ничем не беспокоил русских. Его главные силы, двигаясь через Видзы, 1 (13) июля достигли только Замошья. То же можно сказать и о корпусе Нея, который к тому времени находился в районе Дрисвят.

Удино, следуя за Витгенштейном, прибыл в Солоки, но затем двинулся к Динабургу и с 1 по 3 июля (13.7 – 15.7) безуспешно пытался овладеть тет-де-поном этой недостроенной крепости, имевшей гарнизон из запасных 10 батальонов и 4 эскадронов (отряд генерал-майора А. Ю. Гамена).

Макдональд получил приказ овладеть Якобштадтом. 26 июня (8. 7) возглавляемая маршалом 7-я пехотная дивизия выступила в этом направлении через Поневеж. При этом прусские войска наступали на Митаву и Ригу.

Даву с помощью сил Жерома должен был продолжать действовать против Багратиона, но его главная задача теперь заключалась в том, чтобы отрезать 2-й русской армии все пути к Витебску. Маршалу также предписывалось в ближайшее время занять Борисов и Оршу. И с этой целью он выделил из своего сборного корпуса большую часть кавалерии и Легион Вислы, поручив общее командование этими войсками Груши.

Главные силы Даву выступили из Минска 1 (13) июля на Игумен и достигли его 3-го. А направленный к Борисову авангард овладел им уже 30 июня (12.7). При этом находившийся в этом городе совсем небольшой русский отряд полковника А. И. Грессера (2 запасных батальона и минерная рота) ввиду превосходства неприятеля был вынужден сделать большой переход к Могилеву.

Планы противника Барклай оценил так: «Неприятель делает демонстрации на правый наш фланг и авангард оставляет в покое, а между тем открывается, что колонны его берут направление от нас влево. Все сие доказывает, что неприятель намерен обходить левый фланг и тем вовсе отрезать 1-ю армию, как от 2-й, так и от сердца самого государства, в чем удостоверяют и разные полученные сведения»^[50].

Конечно, Наполеон, вероятнее всего, был заинтересован в полевом сражении, а не в долгой осаде хорошо укрепленного лагеря противника. Хотя если бы он знал все тактические изъяны русской позиции у Дриссы…

Во всяком случае, французский император решил совершить глубокий стратегический обход с тем, чтобы противник узнал о нем возможно позднее, и пути на Витебск или Смоленск оказались бы для него уже закрытыми.

Одновременно в борьбу с армией Барклая включались крупные силы, ранее прибывшие в район Вильно, – Императорская гвардия (довольно многочисленная кавалерийская и 3 пехотные дивизии) и два армейских корпуса (5 пехотных дивизий, 4 легкие кавалерийские бригады и итальянская гвардия).

И если бы армия Барклая, несмотря ни на что, оставалась в Дрисском лагере, то в дальнейшем вполне могло произойти то, о чем писал Клаузевиц, т.е. сыграли бы свою роль недостатки этой позиции, а также численное превосходство неприятеля.

В случае наступления русских у Мюрата, Нея и Удино имелись внушительные силы – 9 пехотных дивизий, 10 легких кавалерийских бригад и 4 дивизии тяжелой конницы.

И оставление войсками Барклая своего лагеря с целью движения на Витебск Наполеону было выгодно при условии, что противник не успеет отступить без сражения на Смоленск или Оршу.

В конце июня французский император также решил заменить находившийся в то время у Пружан и южнее корпус Шварценберга на войска Рейнье, что, как полагают многие историки, было вызвано недоверием Наполеона к своим австрийским союзникам. Но необходимо заметить, что их вспомогательный корпус был примерно в два раза сильнее саксонского, и замена первого на второй позволяла использовать более крупное соединение в центре, а на удаленный фланг направить меньшие силы, которых будет вполне достаточно, чтобы противостоять там, как считал император, небольшой армии Тормасова, составленной в основном из второстепенных войск.

В конечном итоге по распоряжениям Наполеона корпус Рейнье, дойдя до района Несвижа, в начале июля двинулся обратно к Слониму, а оттуда к линии Пинск – Янов – Кобрин – Брест, а австрийские войска при этом шли в противоположную сторону – к Слониму.

А 8 (20) июля Наполеон даже приказал Шварценбергу следовать на Минск, но тот, правда, не слишком торопился исполнить это предписание.

1 (13) июля Александр I созвал военный совет, на котором было решено оставить Дрисский лагерь. И несколько позднее Барклай поддержал предложение генерала от кавалерии герцога А. Вюртембергского отступать далее на Витебск.

В конечном итоге в армии для российского императора сложилась не слишком выгодная ситуация, поскольку он доверял Фулю, но его план был теперь окончательно отвергнут. Царь 27 июня по сути дела объявил войскам о прекращении отступления, а оно продолжалось. Причем как долго еще придется избегать больших сражений с противником, и какие это будет иметь последствия, было неизвестно.

Данные обстоятельства подрывали авторитет Александра I и снижали боевой дух всей армии. И, помимо этого, император, конечно, не был профессиональным военачальником с опытом командования большой армией. Поэтому он, собственно говоря, и заблуждался относительно способностей Фуля в этой области. Но была ли гарантия того, что теперь не окажется ошибочным план Барклая?

Поэтому А. С. Шишков, А. Д. Балашев и А. А. Аракчеев решили уговорить царя покинуть армию, написав ему 1 июля соответствующее письмо, но он сделал это несколько позднее.

Хотя для борьбы с врагом еще имелись запасные и резервные войска, вновь формируемые полки, а также другие силы (прежде всего, на Дунае, Волыни и в Финляндии), но, видимо, осознание масштабов возникшей опасности привело Александра I к решениям, направленным на увеличение численности войск.

Еще 27 июня последовало распоряжение создать из рекрутских депо 2-й линии и других источников еще 6 номерных полков (с 9-го по 14-й), формирование которых было поручено А. А. Клейнмихелю. И в тот же день император уведомил Барклая, что он «решился призвать народ к истреблению врага».

1 июля был объявлен рекрутский набор по 5 человек с 500 душ в ближайших к театру военных действий губерниях: Витебской, Могилевской, Волынской, Подольской, Лифляндской и Эстляндской.