Соотношение сил

Одним из первых попытался определить численность армии Наполеона в кампании 1812 года участник тех событий Ж. Шамбрэ.

В 1823 году вышла его книга «Histoire de l'expedition de Russie», которая была переиздана в 1825 и 1838 году. В ней автор, имевший возможность работать с архивами военного министерства, опубликовал состав и численность всех войск Франции и ее союзников, которые сражались на территории России в 1812 году.

Так, согласно 2-му приложению 1-го тома этого труда^[28] до перехода Немана 1-й армейский корпус Даву насчитывал 72051 чел., 2-й – 37139, 3-й – 39342, резервная кавалерия Мюрата – 40183 и т.д.

Всего в соединениях первого эшелона «Великой армии» было 448083 человека, а без учета войск при главной квартире – 444100. При этом у Наполеона и Богарне всего имелось 302009 солдат, у Жерома – 79429, Макдональда – 32497, Шварценберга – 34148.

В силы вторжения Шамбрэ также включил 9-й армейский корпус Виктора (33567 чел.), пехотные дивизии Дюрутта (13592) и Луазона (13290) – т.е. 32-я и 34-я дивизии 11-го армейского корпуса, прочие различные подкрепления (80000), а также солдат, состоявших при артиллерийских парках, инженеров и пр. (21526).

Кроме того, французский историк посчитал необходимым добавить к указанным войскам еще 37100 участников «русского похода».

Всего, таким образом, силы вторжения, по его мнению, насчитывали 647158 человек при 1372 орудиях.

Однако уже современники Шамбрэ отнеслись к его подсчетам в той или иной степени критически.

При этом военных историков интересовала, прежде всего, численность собственно войск, а не всех участников кампании.

Так, К. Клаузевиц в своем «Общем обзоре событий похода 1812 г. в Россию» не стал учитывать вышеупомянутые 37100 человек.

Он также округлил численность всех соединений (корпус Макдональда – до 30 тысяч чел.), исключив при этом войска при главной квартире (3983 чел.). И, таким образом, общее количество солдат в первом эшелоне стало составлять 440 тысяч.

Следует заметить, что если округлять численность 8-го армейского корпуса до 17 тысяч человек (у Шамбрэ – 17935), то итог в этом случае получается немного меньшим – 439 тысяч человек.

Но всего, по мнению Клаузевица, границы России перешло 610 тысяч наполеоновских солдат, из которых 30 тысяч служили в обозных частях^[29].

Очень близкие к этим оценкам сведения о соединениях «Великой армии» были опубликованы в труде М. И. Богдановича «История отечественной войны 1812 года, по достоверным источникам», изданном в 1859-1860 годах.

Отличие заключается в том, что в «Перечень числа неприятельских войск, вступивших в Россию в 1812 г.» там включены войска при главной квартире (4000 чел.), и указана несколько иная численность корпусов Макдональда (32500), Нея (40000) и Шварценберга (33000).

В «Перечень…» были также добавлены 21500 человек, состоявших при осадных парках и фурштате (т.е. обозе), что, конечно, напоминает тех 21526 солдат, которые были указаны Шамбрэ.

Всего, таким образом, численность двух эшелонов французов и их союзников у Богдановича получилась равной 608 тысячам^[30].

По мнению одного из авторов труда «Отечественная война и русское общество» (1911-1912 г.г.) В. А. Бутенко, она была несколько большей – 612 тысяч человек. При этом первый эшелон насчитывал 449 тысяч солдат, а в число войск, присоединившихся в течение похода, Бутенко также включил отряд, посланный для осады Риги – 21500 чел. Т.е. столь значительное количество солдат, по этой версии, прибыло к корпусу Макдональда вместе со 130 осадными орудиями (на самом деле 110), большим запасом пороха и прочим.

Однако еще до начала XX века во французских архивах были обнаружены достаточно детальные расписания соединений «Великой армии» накануне войны с Россией, из которых следовало, что сведения Шамбрэ во многих случаях являются в той иной степени завышенными.

Очень значительное отличие оказалось в численности Императорской гвардии – на 10-12 тысяч меньше, чем указано у Шамбрэ (47373 человека). А численность всего первого эшелона в соответствии с этими данными составляла не 448, 444 или 440 тысяч человек, а приблизительно 420 тысяч.

Но необходимо заметить, что не для всех соединений удалось найти расписания достаточно близкие к 12 (24) июня, и, например, многие из них относятся к несколько более позднему времени.

Кроме того, продолжается их уточнение, причем обнаруживаются также неучтенные части, и не только обозные.

Возникли у исследователей сомнения и в том, что поступившие в течение кампании подкрепления (помимо корпуса Виктора и двух дивизий Ожеро) составляли 80 тысяч человек.

Конечно, очень многие отечественные историки считали более верными сведения Шамбрэ. Однако уже в 1911 году Н. П. Михневич в своем очерке «Отечественная война 1812 г.» привел совсем иные данные о численности войск Наполеона^[31], явно почерпнутые не у Клаузевица или Богдановича.

На рубеже XIX и XX веков во Франции вышла «Всеобщая история с IV века до наших дней». Ее последние тома были изданы на русском языке под названием «История XIX века». В главе, посвященной походу «Великой армии» в Россию, там указано, что «наличные силы, которыми располагал Наполеон на 1 июня 1812 года в Германии и Польше, состояли из 678 000 человек». При этом помимо 11 армейских корпусов, кавалерийского резерва и гвардии были учтены австрийский корпус, «княжеская» дивизия, «значительный артиллерийский парк (французский и польский)» и даже датская дивизия^[32].

На самом деле, как можно понять из текста, никаких сложных подсчетов, вероятнее всего, не делалось. Причем из 678 тысяч только 610 относились к пехоте, кавалерии и артиллерии, а «остальные входили в состав шести понтонных команд или заняты были при огромном обозе». И тут возникает немало вопросов.

С учетом сил во Франции, Италии и Испании общая численность войск Наполеона была определена в 1178000 человек.

К концу XX века в литературе было довольно распространено мнение, что в 1812 году все силы Наполеона составляли 1200000 человек, а для войны с Россией он мог использовать из них 640 – 700 тысяч.

И нередко утверждалось, что у России для отражения агрессии имелась почти миллионная армия^[33], и в течение войны были сформированы значительные резервы регулярных войск, многие казачьи полки и конные части, а также весьма внушительное ополчение.

Хотя необходимо сразу уточнить, что в эту миллионную армию входили вообще все войска, расположенные на территории страны и вне ее пределов, включая гарнизонные части, комплектовавшиеся в основном из так называемых инвалидов, т.е. из солдат неспособных к полевой службе. И при этом к началу 1812 года значительные силы участвовали в войнах с Ираном и Турцией.

Если же речь идет обо всех русских войсках и резервах, то логично рассматривать все возможности, которые имелись у противников в борьбе между собой. Правда, это потребует, на наш взгляд, очень масштабного исследования.

Прежде всего, необходимо учитывать все существовавшие к началу кампании и сформированные до ее завершения вооруженные силы Франции и России вместе с их союзниками.

При этом можно считать, что участие Пруссии и Австрии ограничивалось их вспомогательными корпусами с последующими подкреплениями. Но, с другой стороны, Фридрих Вильгельм III был готов выставить больше войск. А заверения Вены, сообщенные на секретных переговорах российским дипломатам, собственно говоря, ни к чему ее не обязывали. И, следует заметить, в данные ему прусским и австрийским монархами обещания Александр I полностью не верил. К тому же весьма вероятно, что эти две державы продолжали бы воевать на стороне Франции, если бы «Великую армию» не постигла катастрофа. В то же время союз России со Швецией выражался лишь в выгодном для последней проекте совместных военных действий против Дании или в утраченной шведами Померании при обязательном участии русских соединений.

Помимо этого, разумеется, следует учитывать военные конфликты Франции и России с другими государствами, движение войск на эти театры военных действий и обратно, необходимость выделить силы для защиты территории, поддержания внутреннего порядка и подготовки новых солдат, реальное количество войск, их боевые качества, а также еще много других факторов.

Здесь мы отметим лишь некоторые факты, касающиеся этой обширной темы.

Давно известно, что перед походом в Россию Наполеон предполагал, что в очень близкой перспективе ему может потребоваться вся национальная гвардия Франции. Иными словами, ее 88 когорт (90-100 тысяч человек) он рассматривал как резерв своей армии еще накануне кампании 1812 года.

В начале XX века, согласно опубликованным к тому времени исследованиям, считалось, что в войне с Россией участвовало в общей сложности 72 тысячи поляков. Эти же 70 тысяч солдат упоминаются и в «Истории XIX века». И еще были сформированы новые части в Литве – всего около 20 тысяч человек.

Однако в настоящее время установлено, что в «русском походе» приняло участие около 100 тысяч поляков, причем без учета «литовских» полков.

Помимо этого, как и во Франции, в Варшавском герцогстве независимо от его армии существовала национальная гвардия, которая насчитывала десятки тысяч солдат.

Россия, конечно, была богата людскими ресурсами. Три округа ополчения выставили в течение войны около 200 тысяч ратников. Но боевые качества наспех собранного, плохо вооруженного и почти совсем не обученного «земского войска» не шли ни в какое сравнение даже с новобранцами, поступавшими в регулярные части.

А для подготовки последних требовались и большие затраты, и довольно длительное обучение. Ведь призывались на службу в основной массе неграмотные крестьяне, не видевшие до тех пор ничего кроме своей и соседних деревень и не знавшие самых элементарных вещей в военном деле. Вероятно, именно это обстоятельство было одной из причин создания дополнительных рекрутских депо 2-й линии, в которых новобранцы обучались без использования оружия. И весь процесс подготовки вновь призванного солдата был в России намного более длительным, чем во Франции.

Что же касается российской армии в 975 тысяч человек, то совершенно очевидно, что необходима возможно более подробная детализация этой величины. По мнению многих отечественных историков, полевая армия к июню 1812 года была приблизительно вдвое меньше (или, во всяком случае, ее численность вместе со всеми иррегулярными формированиями не превышала 600 тысяч человек).

При этом необходимо заметить, что в России тогда использовались самые разные способы подсчета войск: только строевых чинов или всех состоящих на довольствии, по списочному составу или по имеющимся в наличии, с учетом или, напротив, с исключением иррегулярных частей, тех или иных видов специальных войск (т.е. артиллеристов, инженеров и пр.), а также высших офицерских чинов. А при указании «штыков и сабель» обычно подразумевались только рядовые и унтер-офицеры в пехоте и кавалерии.

Из этого большого количества полевых войск к западным границам было выдвинуто три армии, которые в общей сложности насчитывали около 220 тысяч строевых чинов, включая все казачьи полки и подразделения специальных войск.

С этими армиями Барклая, Багратиона и Тормасова нередко объединяют запасные и резервные войска, сравнивая все эти силы только с первым эшелоном «Великой армии».

Накануне войны 30-я и 31-я пехотные дивизии поступили в крепости Риги и Динамюнда, поскольку Барклай считал, что следует организовать надежную оборону этих пунктов.

В состав 1-го резервного корпуса генерал-адъютанта Е. И. Меллера-Закомельского входили 27 батальонов 32-й и 33-й дивизий, а также 31 эскадрон 9-й и 10-й кавалерийских дивизий. Части этого корпуса располагались на Западной Двине – в Риге, Бауске, Динабурге, возле Дрисского лагеря и в некоторых других пунктах (2 батальона находились в Борисове – отряд А. И. Грессера).

Впоследствии 6 батальонов и 8 эскадронов остались в гарнизоне Риги, 8 эскадронов перешли в Мозырь, а основная часть войск (19 батальонов и 15 эскадронов) присоединилась к 1-му отдельному пехотному корпусу Витгенштейна.

Непосредственно перед началом военных действий в гарнизоне Бобруйской крепости и 2-м резервном корпусе генерал-лейтенанта Ф. Ф. Эртеля было 24 батальона и 6 эскадронов. Половина пехоты (34-я дивизия) находилась в крепости, остальные батальоны (35-й и 36-й дивизий) с кавалерией (10-й дивизии) – у Мозыря.

Всего по Двине и Днепру располагалось запасных батальонов – 75 (из них в районе Риги и Бауске – 30), эскадронов – 37. Еще 18 батальонов и 16 эскадронов поступили в 3-ю обсервационную армию Тормасова.

В состав соединений Меллера-Закомельского и Эртеля явно входили и резервные войска.

Но независимо от этого подразделения 38-й – 47-й пехотных, 13-й – 16-й, а также 12-й «запасной» кавалерийских дивизий (всего 124 батальона и 74 эскадрона) располагались на очень большом пространстве и достаточно далеко от границ с Пруссией и Варшавским герцогством – для многих из них расстояние до Немана и Буга составляло 500 и более километров.

Таким образом, исходя из мест дислокации указанных войск, их следует относить ко второму эшелону. В самом деле, ни корпус Эртеля, ни гарнизоны Риги или Бобруйска не смогли бы принять участие в приграничном сражении.

Но если все же учитывать эти войска при определении соотношения сил 12 (24) июня, то тогда вполне логично включать в подсчеты и все неприятельские войска, расположенные на том же удалении от российских рубежей.

Напомним также, что запасные и резервные батальоны и эскадроны считались «слабыми» и по численности, и по боевым качествам.

Очень важно и то, что в русской армии существовали так называемые строевые и нестроевые чины. Причем именно количество первых историки, как правило, и указывают в своих трудах. Эта величина, конечно, намного лучше отражает реальную боевую силу того или иного соединения, но в этом случае следует полностью исключать аналогичные категории солдат и в неприятельских войсках.

Сравнение же численности основных родов войск – пехоты и кавалерии встречает затруднение в малом количестве данных по русским частям.

И все же мы попытались сделать такие подсчеты по собственной методике. Разумеется, полученные результаты не могут быть абсолютно точными, но при этом мы постарались использовать всю известную нам достоверную информацию.

В итоге у нас получилось, что численность пехоты и кавалерии (без полковой артиллерии) в главных силах Наполеона (с группами Богарне и Жерома) составляла не менее 315 тысяч человек, а у Барклая и Багратиона – около 140 тысяч и приблизительно 160 тысяч с учетом казаков и 27-й пехотной дивизии^[34].

При этом необходимо заметить, что последняя присоединилась ко 2-й армии только 21 июня, т.е. через 9 дней после начала военных действий.

И хотя французы и их союзники не имели такого же преимущества в артиллерии (немногим более 900 орудий против 750), исход приграничного сражения в такой ситуации был практически очевидным.

Кроме того, корпус Макдональда (около 26 тысяч пехоты и кавалерии при 82 орудиях) двигался к Россиенам, т.е. во фланг 1-го пехотного корпуса Витгенштейна.

Изначально противостояние австрийских войск Шварценберга и 3-й обсервационной армии Тормасова было для русских невыгодным. У первого на 23 мая (4.6) было 30,6 тысяч пехотинцев и кавалеристов при 60 орудиях, а у второго к 12 июня, соответственно, около 38 тысяч солдат этих родов войск, 168 орудий и еще более 4 тысяч казаков.

Правда, в дальнейшем силы австрийцев в Галиции могли быть увеличены, но этого не произошло.

Более того, Шварценберг впоследствии двинулся на север для взаимодействия с корпусом Рейнье и, хотя существенно позднее (21 июня), перешел российскую границу у Дрогичина, оставив таким образом своего «визави» Тормасова «не у дел».

К 20 июля (1.8) численность австрийской пехоты и кавалерии уменьшилась не очень значительно, и поэтому на 12 (24) июня можно принять ее равной 30 тысячам.

При продолжении боевых действий до Западной Двины и Днепра соотношение сил могло стать менее благоприятным для Наполеона. Однако, несомненно, ему была очень выгодна большая раздробленность русских войск.

«Стандартный» русский пехотный корпус включал две дивизии по 6 полков пехоты (2 егерских), полк легкой кавалерии и 6,5-7 рот артиллерии (2 батарейных, 4 легких и одна или половина конной), резервный кавалерийский – 4 драгунских и один «легкий» полк с одной конной артиллерийской ротой.

Точно таким к 12 июня был состав 2-го, 6-го и 7-го пехотных корпусов, и с не очень большими отличиями – 3-го и 4-го. Последний главным образом имел вместо 2 полков пехоты сводно-гренадерскую бригаду (16 рот). А в кавалерии отличался от приведенного только состав 1-го корпуса.

Численность пехоты и кавалерии в таком «стандартном» пехотном корпусе (24 батальона и 8 эскадронов) при обычном некомплекте составляла 15-15,5 тыс. человек, а в кавалерийском (24 эскадрона) – 3300-3500 человек.

Французские пехотные дивизии, за исключением 9-й, включали четыре-пять полков (из них обычно один легкий). Тем не менее, по числу пехотинцев они превосходили русские, и нередко более чем в 1,5 раза. Помимо полковой артиллерии их поддерживали две роты дивизионной – пешая и конная.

В 1-й армейский корпус входило пять таких дивизий, во 2-й, 3-й и 4-й – по две. Но 2-й был усилен также 9-й «швейцарской» дивизией, 3-й – вюртембергской, а 4-й – итальянскими соединениями.

Эти корпуса имели также значительную кавалерию – по две легких бригады (в 3-м корпусе фактически три) и резервную артиллерию – обычно две пешие роты с 12-фунтовыми пушками.

В конечном итоге данные соединения были намного крупнее русских пехотных корпусов. Так, например, 2-й армейский корпус насчитывал на 20 мая (1.6) 1812 года без дивизии Ж. П. Думерка 34,2 тыс. пехотинцев и кавалеристов. А в 1-м корпусе их количество было почти вдвое большим.

Близким по силе ко 2-му можно считать 5-й армейский корпус, который тоже включал три дивизии пехоты, но только одна из бригад была неполного состава.

Хотя корпус Макдональда формально состоял из двух дивизий, на самом деле он также являлся весьма крупным, поскольку в него входил другой корпус – прусский вспомогательный.

Самыми малочисленными были 6-й, 7-й и 8-й армейские корпуса. Но только последние два были близки по количеству пехотинцев и кавалеристов к русскому «стандартному», а 6-й в этом отношении немного превосходил даже наиболее сильный корпус Витгенштейна.

Значительно крупнее, чем у русских, были в «Великой армии» и соединения резервной кавалерии. Так, численность конницы в 1-м и 2-м корпусах на 19 июня (1.7) достигала 19 тысяч человек. Наименьший 4-й корпус все же насчитывал около 6600 кавалеристов.

Основную часть русской тяжелой кавалерии составляли драгунские полки. В 1-й и 2-й Западных армиях их было 17. А кирасирских полков было существенно меньше – 10. И, напротив, в армии Наполеона большинство дивизий тяжелой кавалерии состояло из кирасирских и карабинерных полков – шесть из семи.

Превосходство в регулярной кавалерии трех группировок Наполеона над армиями Барклая и Багратиона было более значительным, чем в пехоте (даже без 27-й пехотной дивизии у русских). И почти столь же велико было преимущество в численности кирасир и карабинеров. Но если вместе с ними учитывать драгун, то оно становится относительно небольшим.

Численность французской гвардейской пехоты и кавалерии с учетом Легиона Вислы составляла накануне войны, во всяком случае, не менее 25,2 тыс. человек. При этом состав 1-й гвардейской и польской дивизий был неполным – к ним должны были присоединиться еще 3 полка и 3 батальона (около 5,5 тыс. человек). А аналогичные русские части (шесть пехотных и шесть кавалерийских полков с гвардейским экипажем) насчитывали не более 18,5 тысяч солдат.

Важной отличительной особенностью русской армии были иррегулярные конные формирования – казачьи полки и другие части. В состав армий Барклая и Багратиона входило 27 таких полков или 140 сотен, поскольку один полк был удвоенного состава.

Существуют разные мнения об их реальной численности к началу войны. На наш взгляд, она могла достигать 13 тысяч человек с учетом двух Донских рот конной артиллерии.

Всего в первом эшелоне «Великой армии» было не менее 371 тысячи пехотинцев и кавалеристов, а в регулярных частях Барклая, Багратиона и Тормасова – приблизительно вдвое меньше с учетом 27-й пехотной дивизии, причем и в каждом роде войск. И еще три русские армии включали 37 казачьих полков, общая численность которых, как следует из приведенных выше оценок, могла составлять около 17 тысяч человек (без арт. рот).

Но необходимо заметить, что корпус Остен-Сакена находился в районе Житомира (по другой версии, у Староконстантинова), т.е. фактически он относился ко второму эшелону.

Что касается артиллерии, то в трех русских армиях вместе с казачьими ротами насчитывалось 918 орудий. При этом 3 и 4-фунтовых пушек не имелось совсем, 6-фунтовых было 372, 12-фунтовых – 208, 1/4-пудовых (10 фунтов) единорогов – 234, полупудовых (20 фунтов) – 104.

Вопрос о точном количестве артиллерийских орудий в соединениях «Великой армии» является, пожалуй, еще более спорным, чем вопрос об их численности. Дело тут в том, что многие артиллерийские подразделения не имели орудий, и расписания отражают это по-разному. Также различны указания о типах орудий и их калибрах.

По нашим подсчетам, всего в первом эшелоне было до 1060 орудий. Из них легких 3 и 4-фунтовых пушек – около 240, 6 и 8-фунтовых – более 440, 12-фунтовых – до 150, гаубиц – свыше 220.

Нетрудно заметить, что у русских было очень большое преимущество в артиллерии калибра от 10 до 12 фунтов, но французы и их союзники имели при этом много 3 – 8-фунтовых (всего 65%) и самых тяжелых орудий.

Единороги можно было использовать и как пушку, и как гаубицу. И, таким образом, последних у русских имелось намного больше.

Но общее число полупудовых единорогов составляло 104, а противник имел гаубиц самых крупных калибров более 220. Правда, эти русские полупудовые орудия еще одновременно являлись и самыми крупнокалиберными пушками обеих сторон.

Естественно, уникальные свойства единорогов не удваивали их огонь – в каждый конкретный момент они были либо гаубицей, либо пушкой.

Наиболее мобильной была конная артиллерия, солдаты которой обучались приемам кавалерийского боя. У русских в этом виде артиллерии насчитывалось 172 орудия (без 2-х Донских рот), а у их противника – почти вдвое больше. Причем все пушки с обеих сторон были 6-фунтовые. Только в русских конных ротах половину всех орудий составляли 1/4-пудовые единороги, а в ротах «Великой армии» в большинстве случаев из 6 орудий было 2 гаубицы.

В отличие от русских у французов и некоторых их союзников существовала артиллерия, приданная полкам. Это были, как правило, 2 или 4 легкие пушки в основном 3-фунтового калибра. Они составляли приблизительно 20% всех орудий в первом эшелоне и несколько больше без учета корпусов Макдональда и Шварценберга.

В трех группировках Наполеона находились почти все гаубицы крупного калибра, около 90% всех легких 3 и 4-фунтовых, а также 12-фунтовых орудий.

Обычная артиллерийская поддержка русского пехотного корпуса состояла из 8 полупудовых единорогов, 16 12-фунтовых пушек, 54-60 1/4-пудовых единорогов и 6-фунтовых пушек (всего 78-84 ствола), кавалерийского резервного корпуса – из 12 орудий двух последних типов.

Во 2-м армейском корпусе «Великой армии» без дивизии Думерка было 92 орудия – 16 гаубиц, 12 12-фунтовых, 30 6-фунтовых и 34 3-фунтовых пушки.

Таким образом, без учета людей в специальных войсках в корпусе Удино на каждое орудие приходилось более 360 солдат, а в русском пехотном корпусе при его численности 15,5 тыс. чел. – около 200 и менее. В соединениях французских союзников это отношение тоже было довольно высоким: в 7-м армейском корпусе – почти 300, в 10-м – более 300, в 6-м – до 400, в 5-м – около 440, в 8-м – свыше 470.

Для резервных корпусов конницы данное отношение у противников было более близким, особенно с учетом еще двух кирасирских дивизий с русской стороны. А после проведенной позднее в армиях Барклая и Багратиона реорганизации состав их кавалерийских корпусов увеличился на 8 эскадронов.

Следует также отметить значительное различие в артиллерийской поддержке французских дивизий тяжелой и легкой конницы. Первые имели 12 орудий, а вторые при намного большей численности – 6, и лишь у 4-й их было 12.

Определение соотношения сил, конечно, не исчерпывается только количественными характеристиками и является на самом деле очень обширной темой, имеющей немало различных аспектов.

Что касается тактики, то обе стороны использовали в бою стрелковые цепи с резервами или «поддержками», за которыми располагались более плотные, сомкнутые построения пехоты и кавалерии. Наконец, позади всех линий, как правило, находились резервы в колоннах.

В соответствии с такой схемой пехота делилась на легкую (в русской армии егеря) и тяжелую. Первая обучалась преимущественно ведению огневого боя и действию в тех самых стрелковых цепях и рассыпном строю, а вторая использовалась главным образом в сомкнутых боевых порядках. Но при этом оба этих вида пехоты могли в значительной степени заменять друг друга.

Артиллерия располагалась как батареями с большим числом орудий (обычно крупного калибра), так и непосредственно в боевых линиях.

Разумеется, это лишь общие черты используемой противниками тактики регулярных войск, но резкого принципиального отличия в ней не было. То же можно сказать и о вооружении и техническом оснащении.

Казаки русской армии являлись хорошо вооруженным и обученным войском. Они не использовали в боевых действиях построения и эволюции регулярной кавалерии, но при этом могли выполнять часть функций ее легких полков: прежде всего, разведка и поиск, наблюдение, конвой, а также выделение отрядов с какой-либо иной целью. Очень эффективны казаки были в «утомлении» и преследовании неприятеля, диверсиях и рейдах.

Но они могли сражаться не только совместно с регулярной армией или замещать в ряде случаев ее легкую конницу. Благодаря своим качествам казачьи полки идеально подходили для ведения партизанской войны. Кроме того, действуя совершенно самостоятельно и используя свои собственные тактические приемы, они могли нанести серьезное поражение целым полкам неприятельской кавалерии, особенно если противник недооценивал численность казаков и их боевые качества (бой под Миром 27 июня).

По мнению многих зарубежных историков, французская армия имела большое преимущество в своей более прогрессивной внутренней организации, при которой, например, даже простой солдат имел очень хорошие возможности для карьерного роста. Благодаря этому выбывшим из строя командирам легко находилась замена и т.д.

Эта армия нового типа появилась во Франции благодаря революции, начавшейся в 1789 году, и в ходе последующей борьбы за независимость молодой республики.

Но, когда в июне 1812 года французские солдаты перешли Неман, они, конечно, уже не защищали свою страну от нападения внешних врагов, и не случайно тогда многие из них относились к маршам времен революции с большой долей иронии.

Несомненно, огромную роль играл культ личности Наполеона. Гвардейцы и абсолютно преданные ему люди просто вверили ему свою судьбу. Другие полагали, что их император вполне обоснованно желает «наказать» русского царя за нарушение клятв и прочие недружественные поступки.

Наконец, очень многие представители «Великой армии» (особенно молодые солдаты и офицеры) были уверены в том, что непобедимый Наполеон довольно быстро разгромит русских, и стремились к славе, наградам и продвижению по службе.

Бесспорно, негативное влияние оказывало то, что у контингентов союзников были свои порядки, другие язык, униформа, вооружение, стандарты и пр. Причем возникали определенные трудности во взаимодействии союзников не только с французскими войсками, но и между собой.

Весь ход исторического развития России вырабатывал в ее солдатах патриотизм, храбрость, стойкость, а также физическую силу и выносливость. Обладая достаточно современной тактикой и вооружением, армия из таких солдат была, несомненно, сильным противником.

Даже Ж. Пеле-Клозо признавал, что русская армия являлась тогда одной из двух первых в мире. Правда, он также полагал, что у ее военачальников в отличие от французского командного состава было «мало искусства», с чем мы, конечно, согласиться не можем.

Любопытно, что и Наполеон, и Александр I придерживались похожего мнения. Первый считал, что у его противника есть лишь один хороший генерал – Багратион. А царь накануне войны сказал французскому послу А. Коленкуру следующее: «У меня нет таких генералов, как ваши; я сам не такой полководец и администратор, как Наполеон, но у меня хорошие солдаты…»^[35]. И это при том, что впоследствии в Петербурге возле Казанского собора были установлены памятники творцам русской победы – М. Б. Барклаю де Толли и М. И. Кутузову, а также при несомненном полководческом таланте П. И. Багратиона, А. П. Ермолова, А. И. Кутайсова и других военачальников.

Вместе с тем в силу особенностей России уклад жизни ее крепостных крестьян и солдат был довольно консервативным, и, вероятнее всего, о Великой французской революции среди них слышали очень немногие. Впрочем, и Наполеон в походе 1812 года отказался от идеи освобождения крестьян и распространения идеалов свободы, равенства и братства.

Несмотря на проведенные накануне войны в русской армии реформы, взаимоотношения нижних чинов и старших офицеров остались прежними, т.е. характерными для военных формирований так называемого феодального типа.

И поэтому нередко утверждают, что в России тогда было просто невозможно создать столь же сильную «буржуазную» «революционную» армию, какая была у Наполеона. Но легендарные Итальянский и Швейцарский походы А. В. Суворова доказывают обратное. Тринадцатью годами ранее великий генералиссимус громил как раз войска французской республики, причем на территории других государств. И, видимо, не случайно его соратника Багратиона столь высоко ценил Наполеон.

Конечно, Россия бы много выиграла, если бы у нее была массовая армия буржуазного типа с более эффективной системой комплектации. Но и следование суворовским традициям, среди которых было также и хорошее отношение к простому солдату, несомненно, принесло бы очень большую пользу.

Если в 1799 году русские войска сражались далеко от своего отечества, то в 1812-ом враг перешел его границы и угрожал независимости страны, и солдатам, конечно же, не требовалось никаких особых разъяснений этого факта.

Очень многие историки отмечают, что как ни готовился Наполеон к войне с Россией, у его армии оказались очень серьезные проблемы с транспортным обеспечением и снабжением, причем уже с самого начала кампании.

Если так случилось, то, по-видимому, были неверными предварительные расчеты и предположения, или, во всяком случае, не все удалось предусмотреть.

Так, собственные транспортные средства французов были приспособлены для хороших дорог, и на песчаном или размытом дождем грунте довольно быстро приходили в негодность. К тому же основная часть повозок была большой вместимости, и все их стремились максимально загрузить, из-за чего лошади и волы вынуждены были тратить много сил, особенно на вязком грунте.

В результате обозы двигались вслед за войсками слишком медленно.

И одной из самых серьезных проблем стала очень значительная убыль тягловых животных, вызванная их переутомлением, недостатком кормов удовлетворительного качества и даже воды, плохим уходом и жестким климатом.

Поскольку восполнить эту убыль не удавалось, приходилось просто оставлять повозки со всем, что в них находилось.

Следует также заметить, что, непрерывно продвигаясь на восток, «Великая армия» все более удалялась от Данцига и других баз снабжения на Висле. Но для создания столь же крупных баз у Немана и далее требовались и транспорт, и немало времени.

При таких обстоятельствах армия была обречена на голод, и поэтому большое значение для нее приобретали ресурсы захваченной территории.

Но войска противника использовали «тактику выжженной земли», как правило, не оставляя при своем отступлении ничего ценного. И поэтому большой удачей был захват их армейских магазинов или складов, а также запасов продовольствия в городах.

Хотя Наполеон приказал снабдить войска фальшивыми деньгами, они начали грабить местное население уже с самого начала войны, что впоследствии имело для завоевателей намного более негативные последствия, чем просто недружелюбное отношение к ним. Стремясь избежать разорения и насилия, многие крестьяне стали покидать свои жилища, забирая имущество и угоняя скот, а позднее взялись и за оружие. И, как хорошо известно, в дальнейшем против французов и их союзников началась достаточно активная и масштабная партизанская война.

Правда, Наполеон рассчитывал, что провиант и прочее будут охотно поставлять дворяне Литовского княжества, поскольку он создал для них это независимое государство и сохранил там крепостное право. Тем не менее, снабжение «Великой армии» оставалось крайне неудовлетворительным, хотя ситуация временами и улучшалась (как правило, после продолжительных остановок).

Что же касается русских войск, то у них тоже возникали затруднения со снабжением. Так, например, Багратион в рапорте от 1 июля из Слуцка прямо указывает на то, что его армия испытывала голод. А Кутузов позднее уведомлял Ф. В. Ростопчина «о недостатках в продовольствии». Но в целом все эти затруднения были все же не настолько серьезными, как у противника.