Красноярская музейная биеннале — один из самых крупных российских международных проектов в области современного искусства, культурный бренд региона.

Это старейшая биеннале в России, ее организует и проводит Музейный центр «Площадь Мира» с 1995 года. Каждую биеннале посещает около 200000 человек красноярцев, гостей города, художников и арт-критиков.

Обычно биеннале включает в себя несколько программ: экспозиционную, паблик арт, музейную, коммуникационную, образовательную, а также спецпроекты. В ней принимают участие российские и зарубежные художники.

Сайт биеннале: http://biennale.ru/

___

Манифест биеннале

XVI Красноярская музейная биеннале

«Принцип надежды»

Вызовы модернизма

Кажется, нас касается «слабая мессианская сила» модернистских утопий.

Кажется, в гуманитарное мышление возвращаются Большие вопросы.

«Для чего всё»? «Что впереди»? «Куда течет «жидкая современность»?

Стратегическую новизну 16-й по счету музейной биеннале сообщает гравитация большой цели. Философ Владимир Бибихин повторял за Аристотелем: «Материя возникает от притяжения цели. Всякое возникновение тянется к бытию».

Век модерна в разных вариациях — от религиозных до коммунистических утопий — заново открыл «принцип надежды», который сформулировал левый мыслитель Эрнст Блох, продумывая линию связи времен, исходя из возможностей будущего.

Не менее оптимистичная утопия русского космиста Николая Федорова опиралась на развертывание «Проекта общего дела», корнями уходящего в таинство христианства. Радикальный мечтатель заявлял: «литургия (буквально «общее дело») должна перейти из храмов в дома».

Его духовный ученик художник Василий Чекрыгин обращался к революционному миру с манифестом «Собора воскрешающего музея»: «Наше дело — чистое воссоздавание совершенными искусствами. Дело искусств — построить ясные тела Отцов и создать единый дом в живой архитектуре, не знающей глуби потопляющей, верха и низа. Истинное дело наше — построить небо».

В контексте нашего рискованного предприятия очень кстати замечание поэта и эссеиста Ольги Седаковой, вспоминающей выражение Данте «мудрость надежды». Она подчеркивает: это не психология, а онтология. Т.е. надежда — это еще и дело мысли, мысль в действии. «Дантовская надежда всегда обитает не в чувстве, а в духе, уме <…>, и представляет собой некое новое знание — или новое расположение разума и познания, intelligenza nova, обладающее антигравитационной силой…».

А трагический лирик Пауль Целан, «последний поэт века» модернизма (по Алену Бадью), в итоге («после Освенцима») пришел к выводу, что писать стихи нужно «в свете утопии» — «…в свете взыскания невозможного, в свете невозможности для человека жить иначе, чем в горизонте невероятного"(Ольга Седакова).

Музей — лаборатория реального

Наследуя мастерам воображения «нового неба и новой земли», целью большого проекта 2025 года мы полагаем совокупную экспозицию: материально-визуально-нарративный образ-модель некоего «Музея возвращения надежды». Этот «музей слабой мессианской силы» сообщает чувство «родины, где еще никто не был» (Эрнст Блох). Этот воображаемый музей философов и художников рассказывает о родине будущего.

Такая гуманитарная институция как музей далеко не исчерпала своего «трансцен-дентного» потенциала (и, в общем, даже толком не бралась).

Возникнув на заре Нового времени и храня верность событию модерности, музей, может быть, наиболее подходящая площадка для развертывания вопроса и проработки истины о судьбе мира. Хотя бы потому, что музейное пространство потенциально тяготеет к феномену присутствия. Вся музейная идеология подлинности живых «останков» и следов событий служит адекватной предпосылкой для ре-актуализации попыток прорыва к бытию, для контросуществления события, для реализации предназначения человека и материи.

Современный музей — машина времени для проникновения в будущее и способ смотреть «назад из будущего». Такой «музей присутствия истины» уже не удовлетворяется только хранением и показом сохраненного, он скорее предстает «Мастерской», «Лабораторией» со-временности — институтом экспериментации с реальностью — с ее топологией и темпоральностью. Ведь именно модернисты были истинными реалистами.

Новая творческая практика

Сегодня в ядре музея «со-творения мира» сплетаются и соединяются разнородные способы творческого мышления: наука, философия, искусство и, возможно, теология.

Каждый из этих способов про-мысла получает некую «прививку», «присадку» от взаимодействующих «сообщников», смещаясь в пограничную зону становления чем-то большим.

Судьба Красноярской музейной биеннале уже давно ведет к синергийной взаимной трансформации как минимум двух дисциплин: историко-культурологической и художественной мысли. В этом движении навстречу вероятно возникновение новой синтетической гуманитарной практики, которую можно определить как музейная поэтика или искусство памяти, или воображение истории, или … приближение дали, или углубление сердца… Здесь искусство выходит за пределы только художественных задач и участвует в деле «разгерметизации», «размыкания» мира, а в «утопической» перспективе «философии надежды» — и в его «исправлении/преодолении».

Территоризация надежды

Красноярский проект несет еще один стратегический заряд, промысел, вектор надежды — сибирский след странников.

Так, русские утопические легенды, движимые подвигом веры, сыграли значимую роль в начальном освоении Сибири. Этот «фундаментальнейший факт российской истории — свершился вполне стихийно, почти без участия государства, зачастую без явных экономических мотивов. Это был, воистину, исход племени, избравшего своим домом весь мир и потому не бежавшего от своего прошлого, но, напротив, возвращавшегося к себе. Этот мир — вечно отсутствующая полнота бытия, неразгаданная будущность» (Владимир Малявин).

В сумерках современности можно различить отблески золота «чеховских надежд». 130 с лишним лет назад, стоя на красноярском берегу, будущий мировой драматург зеркально рифмовал судьбы двух символичных русских рек: «На Волге человек начал удалью, а кончил стоном, который зовется песнью; яркие, золотые надежды сменились у него немочью, которую принято называть русским пессимизмом, на Енисее же жизнь началась стоном, а кончится удалью, какая нам и во сне не снилась».

Фритьоф Нансен после путешествия в начале ХХ века, назвал Сибирь «Страной будущего».

Продолжая линию территориально-утопической преемственности, можно вспомнить и лозунг, выдвинутый в 70-е годы Красноярским краем «Превратим Сибирь в край высокой культуры». Только мы сегодня уточним: в верхний край…

Ведь надежда — это еще и вызов высоты, это — усилие восхождения.

Сообщество ценностей и целей

Видение и осознание «конструктивистских» онтологических и методологических горизонтов мега-машины «воскрешающего запредельного музея надежды» побуждает «мастеров культуры» соединяться в рабочие группы для решения сверхзадач.

И, конечно, все это может получиться только в процессе совместного продвижения истинного сообщества — сообщества истины события.

«Сообщество … показывает, выставляя напоказ себя самое» (Морис Бланшо).

«Так мы учимся служить живым существам: легкомысленные или жестокие, они «положены перед нами», они — лишь воплощения их превосходящих причин, или осколки Божественного, что никогда не может быть представлено нам непосредственно» (Ж. Делез).

Комиссар биеннале Сергей Ковалевский.