9 августа в залах Хлебного дома откроется необычная выставка «Современное наивное искусство. В поисках утраченного времени». Зрители смогут увидеть работы художников, которые стали легендами современной народной культуры, – Елены Волковой, Павла Леонова, Александра Лобанова, Владимира Зазнобина, Василия Романенкова, Любови Майковой, Алексея Пичугина. Эти художники регулярно представляют наивную культуру России на международной арт-сцене, их образы определяют основные векторы современного наивного искусства – феномен согласия и равновесия между цивилизацией и культурой, поиски национальной идентичности в рамках планетарной универсальности и демократизации общественных форм, восстановление внутренних, «экологических» задач культуры.
Выставка будет сопровождаться документальными фильмами о художниках и видео-интервью. В экспозиции будет представлено свыше 180 произведений живописи, графики, скульптуры из коллекции Государственного музея-заповедника «Царицыно», Музея русской народной живописи. (Собрание В.А.Мороза) и частных собраний.
Культура наива неизменно сопутствует самым радикальным формам художественного высказывания. Авангард всегда признавал ее особое значение для мирового искусства, её плодотворную образность и способ мышления. Казимир Малевич и Василий Кандинский, Анри Матисс и Пабло Пикассо, Андре Бретон и Марсель Дюшан опирались в своем творчестве на величие традиции наива, питаясь его культурной памятью и актуальными смыслами. Сегодня символические формы наива, его архаическая образность продолжает активно проникать в новейшие художественные стратегии, естественно существуя в творчестве самых радикальных мастеров современной арт-сцены.
Наивная культура России живет в фундаментальных традициях, неотделимых от осевых состояний народной культуры и мифологического сознания. Она омывается непосредственной жизнью, меняя свои формы, но неизменно сохраняет основные художественные принципы, оставаясь гарантией единого и целостного существования сознания нации.
Творчество Елены Андреевны Волковой (род. 1915) принадлежит удивительному миру, естественно связанному с природой. В этой традиции вся внутренняя жизнь художницы, и не только внутренняя, но и сам образ жизни приобретает значение особой реальности. Эта реальность и есть единственное и подлинное пребывание человека в мире, наполненном живым сознанием и любовью. Художница спокойно перемещается в безграничности своих композиций, обживая свой магический мир, населяя его, как творец, животными и растениями, даруя сознание любой сущности, дотрагиваясь до нее своей кисточкой, как волшебной палочкой.
Сочетание чистых цветов, взятых во всей их силе, спокойное магнетическое движение кисти, придающее форме предметов абсолютно живой облик, сияющая поверхность холста, объединяющая всю композицию в единую животворную ткань – все это придает произведению Елены Андреевны значение картины-излияния, картины-исповеди, картины-предстояния перед вечным.
Космос предметного мира Сергея Ивановича Горшкова (род. 1958) живет особой органической жизнью. Его природа празднична, как седьмой день творения. Его реалии одухотворены и открыты идеальному. Пространство, в котором буквально разговаривают вещи художника, уподобляется магической шкатулке, хранящей в себе драгоценные реликвии. Рожденные, казалось бы, в обычной банальной реальности, они превращаются в сакральные предметы, лишаясь профанных и чисто функциональных смыслов. Художник, как истинный творец, возвращает дереву его изначальную феноменальность, связанную с древом жизни, с чудо-деревом, с избыточностью роста, с дарами, бескорыстно предоставленными человеку. Чувство прекрасного, животворная энергия созидания пронизывает все объекты Сергея Горшкова, связывая глубинные традиции народной культуры и авангардной системы дада и поп-арта. В этой целостной художественной реальности простая морковка, сделанная из дерева, предстает живым организмом, наделенным сознанием и дыханием вселенной.
Мир Владимира Николаевича Зазнобина (1900–1981) пребывает в постоянной зримой убедительности и наглядности, органически перетекая в нашу реальность, открывая единство идеального и непосредственного бытия. У его работ оказалась далекая, в сущности, безграничная перспектива, своего рода художественная философия вечных и неизменных начал жизни. В них все равноправно: настоящее и прошлое, далекое и близкое, одно просвечивает сквозь другое, где Александр Пушкин способен встретиться как в сказке с нашим временем, а наше время обретает свои корни в образах древности. Владимир Зазнобин не отделял живой образ от предметного; он не видел разницы между своей скульптурой-тотемом, человеком в образе скворечника, где туловище становилось домиком для птиц, от чисто функционального скворечника традиционной геометрической формы. Его ветряки с лопастями-крыльями превращались в крестьян, машущих руками в согласии с порывами и направлениями ветра. Его деревянные механизмы двигались, лошади скакали, мастерицы пряли пряжу – весь мир наделялся божественной полезностью, и его двигателем была красота.
Искусствовед Ксения Богемская писала о Павле Петровиче Леонове (1920–2011), что «свою систему Леонов называл конструированием или архитектурой, противопоставляя ее «натурализму», который, как он полагал, до сих пор господствует у других художников. Основа многих его картин – сетка вертикалей и горизонталей, аналогичная системе несущих и несомых конструкций в здании. Размеры клеток в этой сетке различны и каждая из них служит «телевизором», как выражался Павел Петрович, для отдельной сцены, птицы или группы животных, и из этих телевизоров, как из кирпичиков, слагается повествовательное поле изображения. Для Леонова важна тема «картина в картине». Поскольку каждая его картина имеет раму, то и «картины в картине» часто выделяются небольшими рамами… Грубость и неказистость, присутствующая наряду с изысканной живописностью, удостоверяет коренную сущность красочных поверхностей искусства Леонова. Первозданное творческое начало плещущихся красок, выявленное в своей непосредственности, присутствует здесь в своем исходном очищенном виде и придает этим картинам естественность. Парадоксальным образом структура недомолвок оказывается новой эстетической системой.
Феноменальность творчества Александра Павловича Лобанова (1924–2003) давно отмечена европейской художественной критикой. Проживший практически всю свою жизнь в психиарической больнице, художник создал уникальную визуальную систему, относящуюся к одной из ветвей наива – к искусству арт брют. Материализуя свои видения подсознания, Александр Лобанов соединял творческий процесс с психотерапией, освобождаясь от болезни и превращая ее формы в идеальные структуры. Художник, снимая фобии и страхи, подробно фиксировал все детали своих представлений, связанных с оружием, заставляя простые технологии, формы и образы рисования трансформироваться в сложные многоцветные, словно инкрустированные, орнаментальные сюжеты. Его композиции, тщательно сделанные, напоминают почтовые марки или плакаты по технике безопасности, в которых текст свободно сочетается с изображением. В пространстве этих парадоксальных произведений сталкиваются взаимоотрицающие векторы – агрессия и смирение, террор и защита личного, интимного мира художника, образы оружия и «ангелическая» природная реальность.
В творчестве Любови Михайловны Майковой (1899–1998) предстает удивительного дара личность, восстанавливающая своим искусством, казалось утраченные человеком связи с природой. Холсты Любови Майковой цветут и звучат, они осыпаются желтыми листьями осенью и покрываются белизной снега зимой. Они то шелестят, как травы, то пересвистываются, как птицы, они шумят лесами и приносят волжский ветер. И в конце концов ложатся в нашей памяти величественным строем, подобным Млечному Пути. Искусство Тети Любы, как называла себя художница, – это, прежде всего образ ее жизни, ее дело в ряду других многих. Она писала картину так, как она убирала хлеб, косила траву, сеяла, ткала, плела половики и корзины, кормила и лечила животных. Это был акт благодарения Земле за данную жизнь.
Обращение к уже признанному шедевру, его копированию в своей личной технике постоянно привлекает художника-любителя. Этот процесс связан с намерением отблагодарить уже созданный идеальный мир культуры за возможность переживать его гармонию и обрести состояние покоя в его слоях. Именно такими внутренними целями наполнено искусство Алексея Гавриловича Пичугина (1909–1999), открывшее в органике крашеного деревянного рельефа своеобразный эффект собственного присутствия в пространстве «спасения». Мастер-резчик, влюбленный в чувственные реалии дерева как живого организма, в процессе работы реализует свое желание пребывания внутри его плоти. Инструмент художника декорирует, преображает тело дерева, раскрашивая его «внутренности», двигаясь в его слоях, как путешественник в экзотической стране. Маршрутом Пичугина становится сюжет картины – живописного шедевра «Явление Христа народу» А.А.Иванова или «Последний день Помпеи» К.П.Брюллова. Фактически художник совершает благодарственную молитву перед этими абсолютными ориентирами культуры, как перед иконой, оказываясь в пространстве иконной обратной перспективы, захваченный, поглощенный ее духовной энергией и красотой.
Художественное пространство Василия Тихоновича Романенкова (род. 1953) обращено к каноническим универсальным культурам. Его образы сближаются с иконологией искусства Дальнего Востока и стран Латинской Америки. Локализованные в конкретных сюжетах (свадьба, рождение ребенка, церковная служба или занятие в сельской школе), они неожиданно обретают феномен мандалы или ритуального молитвенного объекта. Композиции Василия Романенкова выстраивается циклами и каждая из них обладает внутренним пластическим кодом. Художник словно выращивает свои произведения, начиная их конструировать с нижнего края или из угла, составляя из пластических элементов, из модулей, собирая в особую матричную целостность. Используя только карандаш, простой или цветной, работая им как резцом, автор «гравирует» свои сюжеты, очерчивая фигуру или часть пространства, превращая графическую композицию в органически выращенный кристалл, в орнаментальную структуру. Персонажи художника – простые крестьяне, его родственники, друзья и соседи по смоленской деревне, но их внешний образ совершенно очевидно принадлежит иному этносу, этносу из культурной памяти художника. Орнаментальность одежды героев Василия Романенкова свидетельствует не об эстетическом феномене, а, скорее, о зашифрованной информации, о генетическом коде, хранящемся в личной истории художники.
Выставка продлится с 10 августа по 11 сентября.
