Андрей Белле

Андрей Белле живёт в рваном ритме: то анахоретом месяцами пропадает в своем загородном доме – мастерской, то ведёт светскую жизнь – зависает на многочисленных тусовках и сам их устраивает у себя на Островках, а то возьмёт и улетит с друзьями – А.Макаревичем, А.Розенбаумом и пр. - в самые экзотические страны, заниматься дайвингом. Но не только этим определяется ритм его жизни. Как художник Белле путешествует по времени. Собственно, занимаясь тем же дайвингом – плывет себе по временным потокам, пробираясь между водорослями, разгребая руками песчаные наносы, высматривая что-то свое, единственное и единственно ему необходимое. Собственно, предмет этих навигаций – некая оптика, характер видения, ситуация смотрения. Думаю, Белле удалось реализовать эту установку пластически: в его работах отношения с предметом всегда выстраиваются не напрямую. Всегда есть ощущение «сквозь», наличие некого оптического плана, преломляющего изображение и не позволяющего вступить с ним в непосредственный контакт. Так происходит с женскими образами Белле – многолетней серией, собственно, и составившей ему имя. «Женщина Белле» – это, конечно, femme fatale, без отсылок к fin de siècle здесь не обошлось. Однако и о прямой стилизации говорить не приходится. Наличие оптико-временной линзы даёт особый излом формы. Как пишет А. Эткинд, “символизм делал материалом творчества глубокие уровни и измененные состояния сознания, ранее остававшиеся как бы вне культуры: сновидные, медитативные, наркотические, гипнотические, протологические”. Думаю, Белле нашел адекватную форму не столько этим состояниям сознания, сколько нашим представлениям о них. Точнее, той суггестии загадочности, опасности и соблазна, которой в наш прагматичный век трудно противостоять.

Снова вернусь к опыту «подводной навигации». Вода как бы процеживается зрением, оптическое соединено с тактильным. Этот опыт сыграл большую роль в работе над проектом, который Белле выполнил совместно с А.Макаревичем. Его можно отнести к разряду photo-based art: серия старых фотографий – кабинетных, визиток, снимков на документы - апроприирована живописью. Фотография и некая живописная субстанция. Собственно, эта субстанция и визуализирует, материализует временной поток. Никаких реалий, предметностей, даже намёков на материальность объектов. Материализуются не детали, а само течение времени. В этом дыхании до-формы или пра-формы - метафорика исторического потока как совокупности нематериальных эманаций: неосуществлённых желаний, нереализованных вызовов, ничем не окончившихся порывов. В работах последнего времени, особенно в коллажах, ритм вживания в образ далек от плавности и равномерности. Это действительно рваный, прерывистый ритм, оправдывающий название настоящей выставки – рваное время. Во-первых, коллаж как таковой предполагает некую разорванность картины мира. Но главное – настроение самого художника. В его работах тематизируется противоречие между цельным, домашним, эстетически привлекательным и любовным – и разорванным, разбитым, расслоенным. Разорванным пополам или вообще на кусочки оказывается и натюрморт или интерьер в их жанровой определенности, и эстетика уютного артистичного дома, и само желание (репрезентированное в образах обнаженной натуры): «разбилось лишь сердце моё».

В коллажах Белле живут и центробежные, и центростремительные силы: склеится ли его мир снова в единое целое, или распадётся на тысячи осколков, - гадать зрителю…

Александр Боровский,

заведующий отделом новейших течений

Государственного Русского музея,

Санкт-Петербург