Как семейный альбом с черно-белыми фотографиями, Новый год объединяет родственников и друзей, и будто сто лет тому назад, кто-то из нас непременно возьмет камеру и попросит своих близких позировать на фоне елки и ватного Деда Мороза.
В разнообразии стилей, жанров, фактур чудесным образом сохраняется то общее на всех ощущение праздника, которое выразимо в единственных словах: "С Новым Годом!" Феномен этого чувства, его принадлежность людям разных стран и поколений нашли выражение в бесконечной веренице заимствований, забавных и обаятельных переделок.
Старые новогодние открытки, как европейские, так и русские, станут немалой ценностью после революции, когда встреча Нового года окажется под запретом вплоть до 1935-го, приняв после опалы неожиданно идеологический облик - праздника радостного и счастливого детства в стране социализма.
Одним из свидетельств того, что ни директивы государства, ни военные годы не вытеснили память о празднике, как о семейном, лирическом событии может послужить трансформация, которая произошла с открыткой начала ХХ века, изображающей двух прекрасных дам в длинных платьях. Сначала безымянный кустарь переснял изображение с оригинала, потом раскрасил таким образом, что на фоне появилась новогодняя елка, и, разумеется, подписал: "С новым 1944 годом!" Время, впрочем, здесь тоже сказало за себя - в характерном для послереволюционной орфографии воспроизведении названия праздника - до 1917 года слова в поздравлении всегда писались с больших букв.
Довольно дерзкими коллажами, совмещающими в единое изображение Деда Мороза, связку воздушных шаров и какую-нибудь цирковую обезьянку, отмечен труд наших художников в пятидесятые, а вот в шестидесятые дизайн существенно меняется. Ледяное безмолвие зимних пейзажей едва ли не вытесняет людей. Заметим, что фотографический хит советских семидесятых - еловая ветка рядом с горящей свечой и стеклянным шаром явно напоминает нам о едва ли не первой новогодней игрушке - знаменитом саксонском стеклянном шаре шестнадцатого века.
Образ зимы, заснеженного леса, возникающего в воображении за привычными новогодними символами, неизбежно подсказывает восприятие зимней фотографии рубежа XIX-XX века как фотографии новогодней. Эти ранние опыты ценны, прежде всего тем, что снимать зимой при естественном свете было тогда технически крайне затруднительно. Но как фотографии на пленэре, так и сделанные в павильонах на фоне рисованного задника с зимним пейзажем, подкупают сегодня торжественным, праздничным настроением моделей - дам в элегантных манто и их спутников в тяжелых шубах. Однако не чинный, а карнавальный характер нарядов, стихия волшебных преображений, передавшаяся праздникам XX столетия от старинных святочных игр, заставляет нас сегодня всматриваться в новогодние фотографии разных периодов советской истории.
