И.Н. Скобелев
«Солдатская переписка 1812 года»
Письмо XXII.
В одно и то же время, как неприятельская армия брызнула на утечку, пошли и мы проселочными дорогами к Смоленску, но, проходя в Ярославце, мимо монастыря, ужаснулись, увидя не только ограду, Божий храм, но даже и святые иконы пулями и ядрами в щепу расстрелянные! Бог попутает злодея на все беззакония, но поглядим, какой конец будет! Из Москвы получена весточка, что генералы Иловайский и Бенкендорф, въехав с летучими командами и казаками еще при оставшихся в ней французах, растормошили их по-свойски, отбили тысяч пять человек в плен и более десяти пушек.
Несколько батальонов посланы, вишь, были с нашими пленными прямо по Большой Смоленской дороге: в числе пленных был генерал наш барон Винцовогороде[1] и полковник Нарышкин. Бедняжек без сна, без пищи, и одна скорая смерть казалась отрадою, но Бог, к спасению их, послал ухарского наездника Чернышева, имевшего под командою летучий отряд залихватских удальцов; он лишь пронюхал, что наши в горе и в неволе – стрелой примчался и дело-то выворотил с изнанки на лицо.
Хвалиться, брат, и нам нечем: правду сказать, не масленица и для нас была! Верст по шестидесяти откатывали мы в сутки, чтоб не опоздать на встречу, но французов подчас и жалко было! Словно в ящике запакованные, двигались, нельзя им было за нуждой отворотиться без опаски, уж о том не говорю, что Платов с конницей, Милорадович с пехотой, граф Орлов с отрядом, наездники с командами и с отвагой на каждом шагу или заграждали им путь, или, догоняя, заставляли останавливаться и огрызаться; но то делали и мужики, бабы и даже ребятишки: Бог весть откуда, словно саранча, налетали и – на ружейный только выстрел – без умолку их тревожили, а чуть кто отделится – и поминай как звали! У Колоцкого монастыря Бонапарт попробовал было остановиться, и за грубость, вишь, хотел поколотить Платова, но тот отобрал за бесчестье 62 пушки и прокомандовал: «Шире шаг!»
Но вот уж мы поравнялись с Красным, а пальба слышна на большой дороге, позади нас. «То-то, ребята, потешимся!» – заговорили офицеры, которые от самого Ярославца ни разу не были в избе и зябли вместе с нами. Осень, как нарочно, наступила прехолодная; частенько перепархивал снежок, поля уже забелелись, а у нас подчас не было дров, чтоб кашу сварить; и их благородия не на шутку поизветшали, другие (новички) и хлебцем не запаслись: деньги-то и есть, а купить не у кого – маркитанты к нам редко доезжали, лишь появятся с провизией, как задние войска нарасхват и подымут; ну, вот и кормишь их своими сухарями! Грызут любезные да еще и похваливают! И грех и смех, бывало, с этими дворянчиками! – а храбры, пострелята, да за то ведь и любишь!
Примечания:
