И.Н. Скобелев
«Солдатская переписка 1812 года»

Письмо XIX.

Наконец я посреди любезных моих товарищей. Душа моя млеет от радости, видя живых здоровыми и слыша, что убитые легли не даром и не прежде, как заплатили нехристям за оскорбление Божьих храмов без недоимки; но особенно заставляет меня радоваться скромность моих деток; никто про себя не говорит, и что захочу знать, Еремея спрашиваю про Карпа, а Сидора про Кузьму. Уж это давно замечено: кто кричит, что он храбрец, пиши смело, что трус. Ты вместе со мною читал грамотки Ручкина, который хвалил других, а о себе ни полуслова, но что же выходит? В сражении под Бородином, когда дошло до рукопашного боя и когда полковник, схватив ружье, бросился вперед, на него напали два француза и один только миг оставался до неминучей смерти. Ручкин, увидя в опасности полковника, стремглав подлетел на спасение: одного бусурмана заколол сразу, а от другого, заслоня собою полковника, получил толчок в спину штыком, который, к счастью, на ребре свихнулся и вышел насквозь в левый бок. В это время убитый француз выпустил ружье, которое держалось на штыке, но только вынули из Ручкина смертоносное оружие, как он кинулся к опередившим его товарищам и, будучи счастливее других, заколол еще трех французов.

Главнокомандующий 1-й армиею Барклай-де-Толли, увидя подвиг Ручкина, который был запачкан с ног до головы в своей и неприятельской крови, подозвал его к себе, надел ему крест и, поздравя унтер-офицером, приказал идти на перевязку. Благодарю Бога, что ему приказали: иначе он бы не пошел и одним сынком у меня еще было бы меньше. При отступлении полковник взял его на дрожки, но чрез пять дней, полагая, что Москву будут защищать, он был уже во фронте.

Другому, Сучкову, оторвало обе ноги; его хотели нести назад. «Напрасный труд ребята, – сказал Сучков, – жить мне нельзя, да я и сам не хочу: тяжка жизнь безногому. В суме моей остались еще патроны, надобно, чтобы они пошли в дело. Посадите меня, ради Бога, возле батареи на пригорочек, чтоб мне ловчее было целить в супостатов». Желание храброго безногого товарища исполнено, и он действительно восемнадцать выстрелов сделал, но ни разу не охнул. По окончании сражения, когда раненых сбирали, душа Сучкова была уже в небесах.

Помолясь о душе покойного Сучкова, я прижал к ретивому сердцу Ручкина и расцеловал молодца, как влюбленная невеста красавца жениха; да уж не вытерпел, поцеловал кстати и штык, которым он работал. Вот вещь драгоценная! Жизнь свою прозакладую, что штык выдумал человек, у которого натура была русская. До смерти люблю! И лишь возьму в руки друга – вся кровь во мне закипит, того и гляжу, что кости сварятся, и в гроб лег бы со штыком, коли б можно было!