И.Н. Скобелев
«Солдатская переписка 1812 года»

Письмо XIII.

Часовые наши от неприятельских так близко, что можно бы и разговаривать, да о чем толковать с бусурманами? Не худо бы, правда, спросить: зачем пожаловали? Разве дома-то тесно стало? При нас они не проказничают, а прежде, говорят, то и дело подползали, чтоб схватить языка: да не туда тянули, порвали, а хотя бы и взяли, не много бы и узнали! Они, видно, не ведают, что русского солдата распили, а правды врагам он не скажет, ведь умереть все равно, что на печи, что на полатях. Да кто и на пуховиках-то изволит преставляться, так и ему не краше, чай, нашего! Уж это дело мы не хуже других знаем – по гошпиталям и по своему полковому лазарету; кто был хороший христианин, честный человек и верный солдат, тот умирает, родимый, как лучинка догорает, смотрит на святые иконы без страха, творит молитвы с таким спокойствием, умилением и смирением, что другой с такой радостью и торжественного праздника не встречает; со всеми простится, как с братьями, обо всем распорядится, все прикажет и заснет, дай Бог ему царство небесное, как свеча угаснет; а другого сударика, что душонкою подгулял, совестью покривил да и рыльцо-то позапачкал, – коверкает, ломает и будто черт, прости Господи, душу-то из него выгоняет, ужас взглянуть! То его согнет, то скорчит, то язык высунется к самому пупку, то заворотится к затылку: теперь в утешение одно бы и оставалось, прибежище к Господу Богу – ин нет! Злодей, кто сперва не верил, не любил и знать Творца Небесного не хотел, кто не шел путем, который указывает нам святая вера, тот в час смерти всего боится и не только не может взглянуть на лик Господень, да и «аминь» сказать не смеет – растянется и отправится прямехонько к сатане на вертел!

Как померкуешь, брат Данилыч, хорошенько да возришься вплотную, так нехотя видишь, что все ведется начальством. Кому не бывает скучно? И со мной это случается, ну вот и развернешь книжку, что выдал полковник всем грамотным солдатам, и начнешь читать, а безграмотные учнут слушать, а тут все поучения истолчены и в рот положены: читай и руби себе на носу – не тяжело, а любо! Например: «Солдат – имя общее, знаменитое! Солдатом называется и первейший генерал, и последний рядовой; имя солдата носит на себе всякий тот из верноподданных государя и отечества, на могучих плечах коего лежит сладкая душе и сердцу обязанность: защищать святую веру, царский трон и родной край! Колотить врагов иноземных, истреблять врагов внутренних и поддерживать в государстве всеобщий, законами определенный порядок. Дурной сын Церкви не может быть хорошим сыном отечества; он – заживо обреченная доля преисподнего ада, и потому первее всего надлежит всею душою, всем сердцем, всеми намерениями и помышлениями утвердиться в законе Божием, в святой Христовой вере и в артикулах царского устава. Человек родится для того, чтоб умереть, эти два конца всячески неизбежны и зависят от Бога, но середка по большей части в наших руках. Кто лезет в воду, не спросясь броду, тот без сомнения утонет; но чтоб быть хорошим, славным солдатом, не много надобно!

Люби Бога, Государя и Отечество, повинуйся слепо начальству, будь храбр и неустрашим в сражениях, все дела службы исполняй без ропота, с покорностью, с охотою, с доброю волею, и все тягости, какие подчас столько же бывают трудны, сколько и неизбежны, переноси с христианским терпением; а в заключение, все сии достоинства скрепляй в себе присягою, которую храни как зеницу ока. Присяга есть торжественное обещание, данное тобою лично самому Господу Богу. Что же сего важнее?

В полковых знаменах – слава, честь и жизнь служащих! В них в совокупности соединены все святые драгоценности наши: Вера, Государь и Отечество!

Солдату в общей с товарищами жизни надлежит обходиться с честными людьми дружелюбно, чистосердечно; с сомнительными – осторожно; к дурным же, напротив того (пока не потеряна еще надежда к исправлению), быть внимательну, попечительну, ласкову и употреблять все средства, чтоб получить доверенность заблудшего, силою коей, советами и примерами успевать спасти его от гибели.

Для хорошего солдата довольно, если и одного несчастного, погибающего негодяя удастся ему возвратить к Богу и к обязанностям службы, и сим немногим он положит к подножию Престола такую жертву, какой позавидует и самый добродетельнейший из священнослужителей!

Младенец, девять месяцев во внутренности матери образовавшийся, верно, не хотел бы оставить столь покойной конурки: ему мягко, сытно, тепло, чего ж лучше? Иной проказник в минуту рождения так упрямится, не желая расстаться с раздольным, беззаботным житьем, что и щипцами приятеля насилу вытянут; но, явясь в подлунный мир, час от часу начинает ему нравиться и белый свет. С возрастом, постепенно он привыкает к простору, любит природу, свободу, наконец все ему дорого, мило, и – он счастлив!.. А смерть? Тьфу, пропасть, опять горе! Чувства наши стесняются и при одном только помышлении о смерти; легко ли, подлинно, бедному человеку предвидеть и знать наверное, что тленная оболочка его разрушится, бренные замыслы разлетятся и что мы, господствующие повелители подвластных двуногих и даже четвероногих животных, составим собою превкусное блюдо ничтожным червям, ныне ногами нашими попираемым? Но сии-то именно чувства страха более и более удостоверяют нас в истине священных преданий, что душа наша не умирает и что новый мир ожидает ее за гробом, иначе не было бы причин бояться. А посему и надлежит держать ухо востро, не давать промаху и заслуживать аттестат в Небо: там непременные квартиры наши, но здесь мы лишь на искусе! Причем не трудно убедиться, что вера святая и закон государев составляют все наше благо, ограждают нас от всех бед и напастей; следуй по словам веры и закона – и будешь сам себе барин! Добрый солдат, спасительным артикулам слепо преданный, с правами человечества, под кровом матери-правды, с душою непорочною, с совестью чистою прямым добродетельным путем идет, как Волга-матушка течет, ничего не боится, ничего не страшится. Дурные люди обыкновенно говорят: «Как ржа точит напраслина, и поневоле сделаешься дурен!» Вздор! Есть и на Волге мельницы: стучат, шумят, но течения Волги не изменяют. Чистый, честный человек никогда не встретит столь пагубной напраслины, чтоб она имела силу вопреки воле столкнуть его с большого, прямого, безопасного пути на скользкую, безнадежную, проселочную дорогу. Клевета, ябеда и сплетни – зло на свете не новое, но для добрых, хороших людей – зло вовсе постороннее; желать, чтоб зло всюду исчезло, значит желать, чтоб мать природа изменила коренные законы, Вседержителем ей предписанные.

Горькая доля, каковую упрочивает себе дурной солдат, бедственным примером остерегает доброго молодого, неопытного воина, которому, чтоб счастливо прослужить узаконенный термин, не предстоит ни малейшей хитрости. Избегай пороков, гнушайся гибельными примерами и утешайся неоспоримою истиною, что верный долгу своему солдат, прямой христианин, стоит выше всех бед, выше всех сплетен и за добрые дела, за усердную службу – вернее пули в мишень – получит достойную награду и в здешней и в будущей жизни; напротив того, и самый успех избегающего службы или подлостью выслужившегося негодяя лакомит поганую душу нечестивца для того собственно, чтоб чувствительнее нанесть ему удар и разительнее низринуть его в бездну вечных мук и страданий.

И со мной некогда случалось, что поганый язык безбожного клеветника лизал по моему мундиру, но пятна не оставил, и правая душа не знала горя: безвинно в России никто не страдает. Кто чесноку не ел – от того и не воняет. Не должно, однако ж, забывать каждому и знать: что с честью и славою полка связана честь и слава всех служащих в нем чинов, от мала до велика. Шалуна, учинившего неодобрительный поступок, по уважению иногда к молодым летам и по снисхождению к другим слабостям я могу и простить; но кто видит и знает в товарище своем омерзительное поведение, могущее нанесть дурную молву к лицу всего полка, и не донесет – по команде или лично мне, – тот ни в войне, ни в мире другом и товарищем моим не будет, а когда в знании и сокрытии по делу изобличится – накажется с большею строгостью, нежели сам преступник. Мы составляем одно семейство, и у всех у нас одна душа: вас хвалят – у меня сердце растет, меня хвалят – вам весело; причем слишком было бы глупо, чтобы мы допустили одну шелудивую овцу заразить все стадо! У кого изба засорена – у того и весь двор неопрятен. Теперь десяток-другой прочтешь сам да десяток-другой тебя прослушают, так что ни говори, а строчка-другая за неволю врежется в душу, и за неволю произведет плод!