Смена командования

С момента своего создания и до 1 июля 1812 года 2-й резервный корпус был напрямую подчинен Военному министру. С 1 по 23 июля он находился в оперативном подчинении командующего 2-й Западной армии генерала П.И. Багратиона. Однако в связи с изменением обстановки с 23 июля корпус и гарнизон Бобруйской крепости были переподчинены командующему 3-й Обсервационной армии генералу А.П. Тормасову. Рассчитывавший на самостоятельное командование, Ф.Ф. Эртель был, безусловно, весьма разочарован. Не видя другой возможности повысить статус своего корпуса, генерал решил обратиться напрямую к царю. Письмо (на французском языке) было отправлено им 20 августа, наверное, не без тайной надежды, что Александр I, получив его накануне очередной годовщины своего коронования, будет более благосклонным. «Ваше Величество! Из рапортов моих усмотреть извольте, что отряды вверенного мне корпуса находятся в беспрестанном движении и с Божией помощью одерживают везде небольшие победы. Я отвечаю однако ж жизнью моею, что я бы более еще сделал, если б корпус мой был независим; а теперь я состою в команде то у одного, то у другого генерала, а от обоих на таком расстоянии, что в две недели не могу получить ответа на мои представления; между тем как в продолжение сего потерянного времени я мог бы много хорошего предпринять». Однако эртелевские амбиции не нашли у царя поддержки. К тому же, его авторитет как военачальника среди российских боевых генералов был невысок. Примером может служить письмо, направленное десятью днями ранее императору начальником штаба 1-й Западной армии генерал-майором А.П. Ермоловым. «Государь!… Я полагаю, что армии Молдавской надлежит дать направление в Малороссию и присоединить к ней войска генерал-лейтенанта Эртеля, нигде не оказавшего еще воинских способностей генерала, а паче отдельнокомандующего». Мнение этого дельного генерала было учтено и через некоторое время из Санкт-Петербурга в Мозырь пришел ответ, подписанный управляющим делами Военного министерства князем А.И. Горчаковым. «Его Императорское Величество – говорилось в нем – повелели мне сообщить Вашему Высокопревосходительству следующее:… Государю императору угодно, чтобы Ваше превосходительство писали на Высочайшее имя гораздо короче, т.е. об одних важных приключениях, а в разсуждении прочих подробностей имеете свои донесения адресовать на имя Главнокомандующего армиею и на имя военного министра, от коих и разрешения вы должны получать». Этим письмом генералу ясно дали понять, что своими неуместными просьбами он вызвал царское неудовольствие. 1 сентября из Санкт-Петербурга в штаб-квартиру 2-го резервного корпуса был направлен новый императорский рескрипт, гласивший: «… по случаю приближения бывшей Дунайской армии, вы с вверенным вам корпусом поступить должны в точную команду главнокомандующего оной адмирала Чичагова». Далее делалась оговорка о том, что «… до поступления вашего в его команду разрешается вам действовать по вашему благоусмотрению ко вреду неприятеля, но только не иначе, как с удержанием нынешней вашей позиции при Мозыре». Это, конечно же, не меняло сути дела, мечта об отдельном командовании растаяла, как мираж. Но знал бы Федор Федорович, какие напасти еще ожидают его впереди…

После Бородинского сражения и оставления русской армией Москвы активность боевая снизилась, противоборствующие стороны корректировали старые и строили новые планы военных действий. 6 сентября, сообщив А.П. Тормасову и П.В. Чичагову о переносе операционной линии южнее Москвы, фельдмаршал М.И. Кутузов поставил им задачу «… соединясь с войсками генерал- лейтенанта Эртеля идти сколь возможно будет кратчайшими и удобнейшими путями к Могилеву, на Смоленскую дорогу». Таким образом 3-я Западная армия П.В. Чичагова (П.В. Тормасов отзывался в Главную армию), усиленная войсками мозырского корпуса, должна была перерезать коммуникации Великой армии разгромить ее тылы. Однако адмирал, при всей его самонадеянности, не горел желанием померятся силами с самим Наполеоном и не спешил к Днепру. Сам же французский император, не дождавшись ответа на свои мирные предложения, решил перезимовать на богатой хлебом Украине, пополнить свою армию войсками Польши и Великого Княжества Литовского, а весной следующего года продолжить борьбу. Выдвигаясь на юго-запад от Москвы, он отдал ряд распоряжений о смещении к югу своих главных коммуникаций и категорически потребовал в своем письме от дивизионного генерала Я.Г. Домбровского: «Вы должны отбросить Эртеля». Во второй половине октября Наполеон направил минскому военному губернатору генералу Н. Брониковскому предписание останавливать все идущие на восток маршевые роты и направлять их в качестве подкреплений в польскую дивизию под Бобруйск. В это же время в Главный штаб русской армии стали поступать разведдонесения : «… неприятель тремя дивизиями войск французских и польских имеет проходить через Рогачевский повет; … от Могилева по тракту Черниговскому чинятся неприятелем мосты». 12 октября никто из мозырян и не подозревал, что в этот день, далеко на востоке, у русского города Малоярославца решается и их судьба. Восемь раз переходивший из рук в руки, заваленный трупами и пылающий город все же стал неодолимым препятствием на пути Наполеона к Киеву. С этого дня звезда французского императора начала стремительно закатываться. Его Великая армия, тающая на глазах, отступала под ударами русских войск. В Санкт-Петербурге был разработан план окружения французов на Березине. По этому плану 3-я Западная армия должна была в начале октября взять Минск и, соединившись там со 2-м резервным корпусом, подойти к Березине. Но вместо похода на Минск П.В. Чичагов на 3 недели задержался в районе Бреста, пытаясь навязать сражение К. Шварценбергу и разбить его более малочисленный корпус. «Буду гоняться за Шварценбергом, пока его не поймаем» – писал он своему другу англичанину Р. Вильсону. Однако недаром сам Наполеон ходатайствовал перед австрийским императором о присвоении Шварценбергу звания фельдмаршала, успеха адмирал здесь не добился. Получив 15 сентября письмо от М.И. Кутузова, он сообразил, что дальше медлить нельзя и отдал приказ о выступлении на Березину. Получив также нагоняй за медлительность уже от самого царя, П.В. Чичагов еще больше заторопился и 17 октября, накануне своего выступления, отправил командиру 2-го резервного корпуса предписание следовать на соединение с ним. «Предписываю Вашему превосходительству – говорилось в нем – по получению сего выступить из Мозыря и следовать по прилагаемому у сего маршруту к Минску, если не встретится каких-либо важных к тому препятствий, о коих донести мне через посредство генерал-майора Лидерса; я же с армией выступаю 18 числа сего месяца из Пружан и следую через Слоним к Несвижу, куда надеюсь прибыть к 30 числу. О выступлении вашем из Мозыря уведомить находящегося в Житомире полковника Выходцева, препровождающего 12 рекрутских батальонов в Мозырь назначенных и дайте им направление вслед за вами к Минску». Командующий 3-й Западной армией распорядился также срочно отправить в корпус Ф.Ф. Эртеля находящиеся в Житомире 4 запасных эскадрона кирасирских полков (Екатеринославского, Орденского, Глуховского и Малороссийского). Оттуда же в Мозырь направлялась вторая половина батарейной артиллерийской роты №33 (полроты уже находилось там с 20 июля).

Адмиральский приказ о выступлении в поход был доставлен Ф.Ф. Эртелю в ночь на 24 октября и поставил его в затруднительное положение. Над генералом довлело царское повеление «…действовать… не иначе, как с удержанием нынешней вашей позиции при Мозыре». А накануне в штаб-квартиру корпуса прибыл фельдъегерь из Главной армии с приказом фельдмаршала М.И. Кутузова «… оказывать пособие Минскому губернатору в сборе с губернии в Бобруйскую крепость месячного продовольствия на всю армию». Кроме того, срывался давно задуманный и в деталях проработанный план разгрома дислоцированных в Слуцком повете польской кавалерийской бригады генерала Д. Дзевановского и сводной бригады войск Великого Княжества Литовского генерала Ф. Коссецкого. В этой операции должны были участвовать находящийся у Петрикова отряд подполковника А.Л. Палагейко (6 батальонов пехоты, 4 эскадрона гусар и полк малороссийских казаков, всего 4600 человек при 2-х орудиях), отряд подполковника В. Христофорова (3 батальона пехоты, 100 донских казаков, эскадрон малороссийских казаков, всего 1300 человек при 2-х орудиях) и «летучий» конный полк майора Станкевича (400 сабель), стоявший на глуском тракте. Командир корпуса ожидал только прибытия в Пинск следующего из Волынской губернии корпуса генерал-майора Н.И. Лидерса (3,5 тыс. штыков при 12 орудиях), чтобы, подойдя одновременно с ним к Слуцку с разных направлений, разгромить противника. Подход Н.И. Лидерса ожидался со дня на день и, возможно, Ф.Ф. Эртель решил какое-то время повременить с маршем на Минск.

24 октября генерал отослал П.В. Чичагову свой ответ, в котором подробно останавливался на обстоятельствах, препятствовавших его немедленному выступлению из Мозыря. Он просил разрешения выступить «… на Петриков, Косаричи и Глуск, ибо в присланном от Вашего превосходительства маршруте только сказано до Игумена, препятствие в моем же выступлении множество здесь провианта, оставить нельзя Мозырь без войска, то и буду ожидать прибытия сюда кавалерии из Житомира и повеления Вашего высокопревосходительства, прося на сей случай кавалерию оставить здесь или взять с собой в Минск… Фельдъегеря оставил я только на несколько часов, а отправил в 11 часов поутру». На рапорте сохранилась собственноручная пометка адмирала: «Дать ему повеление идти к Пинску наипоспешнейшим образом, заметив, сколь худо делает, что не выступает в то время, как ему предписано от меня было». На другой день, 25 октября, командир корпуса послал П.В. Чичагову еще одну эстафету, в которой спрашивал, сколько оставить в Мозыре войск и докладывал о ведущихся приготовлениях к походу. «…Для прохода вверенного мне корпуса и для препровождения транспортов, устроил я между Петриковом и Моисеевичами через реку Припять мост, который теперь уже и готов для прохода и проезда по оному». (Жизнь этого моста, построенного в километре западнее местечка, была очень короткой: просуществовав всего несколько дней, он не восстановлен и поныне).

26 октября Ф.Ф. Эртель, несмотря на изменение ситуации, не отказавшийся от своего наступательного плана, послал распоряжение подполковнику А.Л. Палагейко установить взаимодействие с прибывшим в м. Лагишин корпусом генерала Н.И. Лидерса, после чего 2 ноября одновременной атакой с двух сторон захватить Слуцк. Подполковнику В. Христофорову и майору Станкевичу было приказано нанести с юго-востока вспомогательный удар. Однако этот план, казалось бы, суливший несомненный успех, был сметен последовавшей лавиной событий. Войска корпуса нужны были на Березине и, учитывая категорический тон адмиральских посланий, операцию пришлось отменить. Впрочем, как выяснилось позднее, это был бы удар по пустому месту. Посланная утром 28 октября в Слуцк есаулом Каршиным разведка установила, что наполеоновские войска три дня назад ушли оттуда в сторону Минска. В этот же день отряд А.Л. Палагейко, заняв местечки Погост и Старобин, двинулся к Слуцку. Там его и настигло приказание командира корпуса остановиться и не предпринимать никаких действий до особого указания.

Генерал-лейтенант Ф.Ф. Эртель отдал также распоряжение об отзыве с аванпостов 5-го Черниговского казачьего полка и из м. Туров 2-го Черниговского казачьего полка для дальнейшего направления их в м. Чериков на соединение с ополчением генерал-лейтенанта Н.В. Гудовича. В отношении 2-го Черниговского полка по ряду причин это приказание не было исполнено и он принял участие в последнем большом бою 2-го резервного корпуса в кампанию 1812 года.

29 октября в м. Столовичи командующий 3-й Западной армией продиктовал новое распоряжение генерал-лейтенанту Ф.Ф. Эртелю и оно было куда жестче предыдущих. «Из рапорта вашего превосходительства от 24 сего месяца к неудовольствию моему вижу я, что вы, несмотря на данное вам от меня предписание о выступлении к Игумену, остановились по причинам совершенно маловажным и ни малейшего внимания не заслуживающим, а посему и предписываю вашему превосходительству по получению сего, немедленно выступить и следовать к Игумну по содержанию прежнего моего на предмет сей повеления, не ожидая прибытия кавалерии из Житомира… Малейшее же замедление к предназначенному вам месту останется на ответственности вашей».

1 ноября, уже из Несвижа, адмирал отправил в Мозырь две срочные эстафеты. В первой говорилось: «Не взирая ни на какие препятствия, предписываю вашему превосходительству следовать немедленно к назначенному вам пункту и о выступлении через нарочного в то же время донести, равно как и о том, с каким числом войск выступите вы из Мозыря и какие там оставите. Не вам принадлежит делать и останавливаться на частных соображениях тогда, когда имея мое повеление, долг ваш состоит в выполнении оного, дабы не расстраивать общего плана военных действий. Оставив запасные эскадроны в Овруче, вы дали новое подтверждение вредных для пользы службы действий…, вы, вместо того, чтобы их останавливать, должны были велеть им следовать за собою как можно наипоспешнейше». Второе письмо, отправленное, очевидно, через несколько часов после первого, предписывало «… оставить в Мозыре 2 батальона пехоты и 4 эскадрона из имеющих прибыть к вам из Овруча, а со всеми прочими следовать в Игумен немедленно».

Итак, рассчитывая иметь после присоединения к армии мозырского корпуса и отряда Н.И. Лидерса 60 тысяч человек, адмирал обманулся в своих ожиданиях. Поняв, что сил для встречи с Наполеоном у него недостаточно, П.В. Чичагов решил ослабить заслон против корпуса К. Шварценберга, потребовав от сдерживавшего австрийцев и саксонцев генерал-лейтенанта Ф.В. Сакена срочной присылки к нему корпуса генерал-лейтенанта П.К. Эссена. Но время было уже упущено, своевременно эти войска уже вряд ли могли подойти.

2 ноября Ф.Ф. Эртель, получив адмиральское повеление от 29 октября, послал ему подробный перечень сделанных им в связи с подготовкой к маршу распоряжений. «… В завтрашний день поутру – писал он – выступит генерал-майор Запольский с полным отрядом, здесь находящимся, исключая Колыванский батальон, 4 драгунских эскадрона и 1 пленную пушку, которые остаются здесь». Ожидалось также прибытие в Мозырь генерал-майора А.А.Аракчеева, который должен был по пути присоединить к себе находящийся в Петрикове отряд. Для подходивших к городу рекрутских батальонов Миргородского и Елисаветградского депо было подготовлено к выдаче 2500 ружей и прочая амуниция, оставшиеся от умерших и находящихся в госпиталях, после чего они должны были выступить вслед отряду генерала А.В. Запольского. И, наконец, сам генерал Ф.Ф. Эртель, выпроводив из города все предназначенные к походу войска, планировал выступить сам с арьергардом корпуса.

В этом году Припять замерзла довольно рано. П. Лаговский в своих записках отметил, что 24 октября «… с переменой погоды установился сухой мороз без ветра. Он усилился не менее, чем до 12 или 15 градусов». Казалось, лед на реке до весны будет стоять прочно. Однако в ночь со 2 на 3 ноября произошло событие, нарушившее все планы, косвенно повлиявшее на ход Березинской операции и поставившее точку в карьере Федора Федоровича, как полководца: пришедшим в движение льдом были сорваны оба наведенных у Мозыря моста. А фельдъегеря все прибывали в штаб корпуса. 3 ноября Ф.Ф. Эртель получил повеление М.И. Кутузова о необходимости выдвижения его сил к Бобруйску (если не будет особого приказания от П.В. Чичагова). В этот же день прибыло и уже цитировавшееся письмо командующего 3-й Западной армии, где все отговорки генерала объявлялись «… маловажными и ни малейшего внимания не заслуживающими».

Положение Ф.Ф. Эртеля было весьма незавидным, и это чувствуется в его ответе адмиралу. «… В помянутом предписании, ваше высокопревосходительство своею рукой изволили приписать, чтобы я был осторожнее и действовал без большого риску. Соображаясь с сим предписанием, и сверх того, что находится здесь у меня более 2 тысяч больных, около 25 тысяч четвертей хлеба и 100 тысяч пудов сена. Господин же генерал-фельдмаршал главнокомандующий действующими армиями и кавалер князь Голенищев-Кутузов возложил на меня обеспечить транспортировку доставляемого из Житомирской покупки припасов в Бобруйск. … Начиная отправлять в Минск транспорты, встречен был донесениями, что в дороге к Минску открылся сильный скотский падеж, из-за чего полагал я, что сии обстоятельства составляют довольно достаточное препятствие к выступлению из Мозыря. … И если бы не препятствовала река, на которой было устроено два моста, и которые в одну ночь разорвало льдом, то я бы тотчас выступил из Мозыря, …ныне все меры беру я к поправлению мостов».

В этот же насыщенный событиями день 3 ноября из города на лодке, маневрируя между льдин, доставили двух казаков, которые поскакали в Слуцк с письмом для подполковника А.Л. Палагейко об изменившейся в связи с уничтожением мостов, обстановке. В следующей эстафете к нему же (дата не указана, очевидно, 4 ноября) командир корпуса, дублируя посланное в штаб армии предписывает «… дать знать главнокомандующему адмиралу Чичагову, что здесь мосты лед разорвал, я не знаю, будет ли мне возможность перейти через реку, хотя я послал при получении сего повеления в ночь полковника Пенского по квартирмейстерской части и Колыванский батальон на работу, для удержания мостов».

К утру 5 ноября, после круглосуточной работы на реке, оба моста были восстановлены, но подвижки льда не прекращались, мосты разрывались снова и снова. Одновременно с производившимися работами, ценой неимоверного напряжения сил, на левый берег были переправлены 4 батальона пехоты, 6 эскадронов регулярной кавалерии и казачий отряд. Они составили авангард корпуса численностью в 1800 штыков и 900 сабель, который под командованием генерал-майора А.В. Запольского немедленно двинулся по бобруйскому тракту. Из лагеря начали выступать другие подразделения и артиллерия под командованием генерал-майора А.А. Аракчеева. Командир корпуса отдавал последние распоряжения по Мозырю, назначив, в частности, новым военным комендантом майора Деревицкого и определив, что «… ему перепоручается казначейство, больные, все вновь построенные казенные строения и деньги на содержание больных». К вечеру 6 ноября огромный военный лагерь, вмещавший втрое больше людей, чем все население Мозыря, почти опустел. Войска оставили его навсегда. Однако сам генерал-лейтенант ни в этот, ни в последующие несколько дней города не покидал. Возможно, ожидал подхода рекрутских батальонов из Овруча, а возможно, были и какие-то другие, неизвестные нам причины. Утром 7 ноября он получил из Бобруйской крепости эстафету от генерал-майора Г.А. Игнатьева с последними сведениями о передвижении неприятельских войск и строительстве ими нескольких мостов через Березину. Военный губернатор в связи с этим высказал совершенно правильное предположение: «… не вздумает ли Наполеон ретироваться на Борисов и Березину…». В этот же день Ф.Ф. Эртель направил в штаб 3-й Западной армии свой очередной рапорт, помеченный «Мозырь, на марше». В нем генерал писал: «… при всех неудобствах, которые проходом по реке льда, представляются почти неодолимыми, я успел переправить и последние войска сего числа в поход, взяв свое направление через Дудичи, Паричи и Глуск, в сем городе соединясь с отрядом подполковника Христофорова и другим, генерал-майора Запольского… В Мозыре для содержания караулов и сбережения казенного имущества оставил под командою полковника Баранова 2 батальона пехоты, 2 эскадрона драгун и 4 легких орудия». К донесению прилагался маршрут движения и строевой рапорт по войскам, выступившим в поход. Кавалерия корпуса состояла из 4-х кирасирских, 4-х драгунских, 6-ти гусарских эскадронов, 3-х полков донских казаков и конного отряда лесной стражи – всего 3282 сабли. Пехота – из 15 батальонов численностью в 5388 штыков. Артиллерия – из 12 батарейных и 2 легких орудий с 259 человеками в расчетах. В боевом составе корпуса находилось 3 генерала (Ф.Ф. Эртель, А.В. Запольский и А.А. Аракчеев), 33 штаб-офицера, 216 обер-офицеров, 504 унтер-офицера и 8173 рядовых. Отправившиеся в поход войска имели 3363 строевых и 949 подъемных лошадей. В Мозыре остались запасные батальоны Костромского пехотного, 28-го егерского полков и 4 драгунских эскадрона – Оренбургского, Курляндского, Иркутского и Сибирского полков. В Пинске, с задачей держать разъезды до Мозыря, был оставлен 2-й Черниговский казачий полк. Облегчения от постоя для мозырян, однако, не вышло. Освободившиеся квартиры немедленно занимали подходившие из Овруча войска.

В то самое время, когда Федор Федорович отдавал свои последние распоряжения в мозырской штаб-квартире, в Минске происходили другие, напрямую касающиеся его события. 7 ноября дежурный генерал 3-й Западной армии генерал-майор С.А. Тучков был вызван к П.В. Чичагову. После короткой беседы он вышел из его кабинета уже в новом качестве командира 2-го резервного корпуса. Как вспоминали современники и сослуживцы адмирала, он был резок и груб с подчиненными. Ф.Ф. Эртель был не единственным командиром высокого ранга, лишившимся при нем своего поста. Ранее был отстранен от командования корпусом отличившийся во многих сражениях генерал-лейтенант Е.И. Марков, сняты с должностей дельные генерал-майоры Д.П. Резвый и Кованько. С.А. Тучков получил предписание «…немедленно… отправиться навстречу корпусу…, идущему из Мозыря к Игумну по прилагаемому у сего маршруту, и примите оный в команду вашу, не теряя времени ни одной минуты. Генерал-лейтенанту Эртелю объявите, чтобы он следовал в Главную армию, и что за невыполнение моих повелений будет он предан суду. Вы же с корпусом следуйте наискорейше к Бобруйску». На руки новый командир корпуса получил специальный пакет для передачи лично генералу Ф.Ф. Эртелю. Очевидно, сразу же после этого П.В. Чичагов продиктовал большое письмо на имя императора Александра I, в котором обосновывал сделанные распоряжения. «… Перед выходом из Бреста я приказал корпусу в 3500 человек, который еще шел ко мне из Молдавии, отправиться на Несвиж. Генералу Эртелю я приказал двинуться на Игумен недалеко от Минска. Первый шел из Пинска, второй из Мозыря. Маршрут их был так составлен, что с появлением их в одно и то же время на всех путях, они не только очищали все пространство между Припятью и Березиною, но мы еще должны были поймать как в сети всех не успевших убежать отсюда. Генерал-майор Лидерс, командующий маленьким молдавским корпусом исполнил приказание буквально; Эртель напротив не тронулся из Мозыря, постоянно находя ничтожные предлоги и делая мне пустые вопросы. Это неповиновение могло бы и еще может иметь пагубные последствия. Корпус сей состоит из 14 до 16 тысяч; у меня 32 тысячи, у Лидерса 3500, с Эртелевскими это бы составило более 50 тысяч, что дало бы мне возможность большого сопротивления, даже без соединения с Витгенштейном. К тому же, по всем слухам, Виктор был близ Минска; и у него и у Домбровского должно быть также около 50 тысяч. Следовательно, вернее было бы встретить их с равными, чем с меньшими силами; но г. Эртель заблагоразсудил действовать иначе, а так как у нас очень часто неповиновение остается безнаказанным, то г. Эртелю и захотелось это испытать. Для очистки своей совести я отниму у него командование и отдам под суд; остальное зависит от Высочайшей власти… Генерал-майор Тучков примет командование от Эртеля и направится в Рогачев; оттуда, если не встретит неприятеля, приблизится ко мне через Могилев. Эртель, вследствие выжидания, задержан льдами, и теперь, когда мосты снесены, не может двигаться. Ему-то Домбровский обязан своим спасением; посланный мною корпус в Игумен несколько часов его не застал, через глускую дорогу он не мог бы избежать того корпуса, который бы там его встретил, и это-то должен был сделать Эртель. Впрочем, он лишает меня употребления этого корпуса до тех пор, пока мосты не будут исправлены, что весьма сомнительно. Несчастны те войска, в которых терпят подобных людей».

8 ноября генерал-майор С.А. Тучков в сопровождении небольшого конвоя выехал из Минска навстречу своим войскам. Прибыв в м. Косаричи (15 км. южнее Глуска), он был вынужден здесь остановиться, «…потому что Эртель все мосты от Косарич до Озарич велел сломать». Опросив местных жителей, генерал узнал, что вправо от тракта, в деревнях Поречье и Бубновка, сделаны заготовки фуража для русских войск. Добравшись туда к вечеру, он встретил казачий патруль, от которого узнал о скором прибытии сюда большого русского отряда. На рассвете 12 ноября войска вошли в Бубновку, где С.А. Тучков узнал от полковника И.И. Исаева, что «… сему только отряду приказано идти на Глуск, что весь корпус следует через Екимову Слободу и м. Паричь прямо к Бобруйску и что генерал-лейтенант Эртель остался еще в Мозыре ожидать рекрутских батальонов». Делать было нечего и новый командир корпуса, двинувшись по маршруту Бубновка – Копаткевичи – Скрыгалов, утром 13 ноября прибыл в Мозырь. Но генерала Ф.Ф. Эртеля в городе уже не было, накануне он выступил с последними подразделениями по бобруйскому тракту. Передохнув пару часов, сменив лошадей и «… дав повеления оставленному там… полковнику Баранову на предмет рекрутских батальонов и прочего», генерал-майор поскакал вдогон войскам. В ночь на 14 ноября, очевидно, в доме паричского священника или купца произошла его встреча с уже бывшим командиром 2-го резервного корпуса. Сцена, представляется, была такова: разбуженный и только что поднявшийся с постели, в наброшенной на плечи шинели, при свете лучины или свечи в руке адъютанта, Федор Федорович, внешне бесстрастный, но с нарастающим внутри изумлением и возмущением, читал врученное ему предписание командующего армией.

«Причины, по коим не могли вы выполнить повеления моего, изъясненные в последнем рапорте вашем от 3-го сего числа месяца совершенно ничтожны, почему и предписываю командуемый ныне вами корпус сдать генерал-лейтенанту Тучкову 2-му, самим же отправляться к большой армии и явиться у его светлости господина Главнокомандующего всеми армиями генерал-фельдмаршала князя Голенищева-Кутузова». Оба генерала не оставили письменных воспоминаний об этом эпизоде и о нем можно судить только по строкам из их рапортов. Ф.Ф. Эртель писал императору: «… В Париче догнал меня генерал-майор Тучков 2-й и объявил мне повеление главнокомандующего сдать ему корпус и ехать в Главную армию, где произведен будет военный суд за невыполнение мною будто бы его приказаний. Сдав на сем же самом месте корпус генерал-майору Тучкову 2-му, отправляюсь в Главную армию, сколь скоро без опасности могу туда проехать». С.А.Тучков доложил об этом в штаб армии еще короче: «… В ночь на 14-е в м. Паричи нашел я генерал-лейтенанта Эртеля с его корпусом и вступил в командование оного. Все отряды сего корпуса 15-го имеют соединится в Бобруйске».

16 ноября, прибыв уже в новом статусе подследственного в Бобруйскую крепость, Федор Федорович засел за написание оправдательного письма императору.

«… Всемилостивейший Государь, не быв никогда умышленным преступником, наипаче в нынешнее время, осмеливаюсь ласкать себя надеждою, что и теперь не есть им… Заключая, что главнокомандующий нашел мое преступление в нескором выступлении из Мозыря, дерзаю… всю по сему предмету переписку… дабы безропотно подвергнуть себя и действия мои Священному Вашего Императорского Величества рассмотрению». Генерал просил разрешения прибыть в Санкт-Петербург для личных объяснений. Еще через несколько дней он прибыл в ставку М.И. Кутузова, находившуюся тогда в м. Шверничи (ныне Березинского района), был принят фельдмаршалом и отправил в столицу с его корреспонденцией и свои бумаги. Хорошо зная придворные порядки, Ф.Ф. Эртель подстраховался, адресовав документы всесильному при императорском дворе генералу от артиллерии А.А. Аракчееву, с которым у него были хорошие личные отношения. Временщик незамедлительно передал бумаги царю и уже 28 ноября они пошли в обратном направлении. В сопроводительном письме Александра I фельдмаршалу говорилось: «Князь Михаил Илларионович! Адмирал Чичагов извещает меня о удалении из армии ему вверенной генерал-лейтенанта Эртеля и о предании его суду за неповиновение, как усмотрите вы из включаемой у сего выписки донесения адмирала от 5 ноября. Между тем Эртель прислал мне просьбу и в оправдание свою переписку, бывшую у него с адмиралом Чичаговым. Бумаги сии по принадлежности Я преправляю к вам». Из 46 листов прилагаемой переписки для М.И. Кутузова был сделан короткий «экстракт» с изложением происходившего. Опытнейший не только воин, но и дипломат, Михаил Илларионович, очевидно, как-то сумел смягчить и позицию непреклонного адмирала. Уже из Вильно он докладывал императору: «… адмирал Чичагов, после всеподданнейшего его донесения Вашему Императорскому Величеству о поступке генерал-лейтенанта Эртеля, входил лично сам в подробное изыскание причин, по которым Эртель не исполнил его приказания, и найдя, что Эртель сделал сие больше от излишней своей осторожности, нежели от небрежения, просил меня Эртеля оставить свободным от дальнейшего по всему взыскания. Рапорт адмирала Чичагова имел счастие доводить до сведения Вашего Императорского Величества, и удостоен Высочайшего Вашего соизволения на оставление дела сего без дальнейшего действия». Тучи над головой Федора Федоровича рассеялись, но до конца жизни на строевых должностях он уже никогда больше не служил.