Жаркое лето 1812-го

Утром 17 июня по местам расположения войск 2-го резервного корпуса барабаны пробили общий сбор. Перед строем зачитали привезенный накануне фельдъегерем и размноженный за ночь военными писарями приказ по армиям императора Александра I. «… Французский император нападением на войска наши при Ковне открыл первый войну… Не нужно Мне напоминать вождям, полководцам и воинам Нашим о их долге и храбрости… Воины! Вы защищаете веру, отечество, свободу. Я с вами! На зачинающего Бог! Александр. В Вильне, июня 13 дня 1812 года».

После проведения экстренного совещания с командным составом корпуса были отданы распоряжения по усилению боевой подготовки войск и скорейшему строительству укреплений. В начале июля до всех офицеров было доведено только что полученное «Наставление г.г. пехотным офицерам в день сражения». Этот пронизанный суворовским духом документ содержал много ценных рекомендаций и советов для командиров рот и батальонов… «Офицер должен заботиться о здоровье и пище солдата, потому что от последнего можно требовать много тогда, когда он видит заботливость начальника.

Перед боем напоминать обязанности долга и присяги и разъяснять солдату, что от него требуется.

Офицер, сказавший громко «нас отрезывают», должен быть в тот же день выгнан из общества офицеров, а солдат прогнан сквозь строй.

Никто и никогда не мог устоять против русского штыка, и потому неприятель, как бы не был силен, быстр и смел – не страшен».

Мозырские мальчишки и обыватели теперь ежедневно наблюдали учения конницы и пехоты. Атака эскадрона в развернутом строю была ярким зрелищем. Первые 200 шагов кони шли рысью, следующие 200 шагов – большой рысью, еще 200 шагов – галопом и в 70 шагах от атакуемого пехотного подразделения кавалеристы отпускали повода. Чтобы научить пехоту выдерживать этот всесокрушающий натиск, только в самый последний момент перед столкновением солдатам позволялось разомкнуться и пропустить кавалерию сквозь свои ряды. Мчавшийся во весь опор всадник не размахивал саблей, как это можно увидеть в исторических кинофильмах, а держал клинок над головой, острием вперед, т.к. устав требовал «колоть, а не рубить». Позади пехоты ставили лукошки с овсом, специально для того, чтобы приучить коней прорываться сквозь строй. Еще с суворовских времен в русской армии практиковались учебные сквозные атаки. Два подразделения шли в штыки друг против друга, развивая максимальную силу удара сомкнутой колонной, и только в самый последний момент разрешалось поднять штыки вверх, чтобы солдаты не поранили друг друга. Несколько раз проводились общие учения корпуса. Пехота и кавалерия делилась на две части. Каждый отряд строился в две линии: в первой – батальоны в развернутом строю, во второй, в 200 шагах от первой – батальоны в колоннах, кавалерия располагалась на флангах. Впереди боевых порядков были стрелковые цепи егерей, первыми начинавшими перестрелку с противником, за которой следовала штыковая атака пехотными колоннами одной из сторон. Контратака производилась таким же порядком. Кавалерийскую атаку пехота отбивала, стоя в каре, выдержанными четкими залпами с самого близкого расстояния. Конница, в свою очередь, прикрывалась цепью фланкеров (одиночных или парных всадников), которые завязывали с противником перестрелку, а главные силы выжидали удобного момента для того, что бы быстро развернувшись в боевой порядок, атаковать расстроенного огнем неприятеля.

Численность боевого состава 2-го резервного корпуса в начале войны составляла 7 тысяч человек. В рапорте от 27 июня в штаб 3-й Обсервационной армии замещающий командира корпуса А.В. Запольский указал, что в «… находящемся около Мозыря под командой моею отряде, состоящем из двенадцати трехротного состава батальонов пехоты, десяти эскадронов гусар, четырех эскадронов драгун и двух казачьих полков, нет ни одной пушки».

В начале военных действий мозырская группировка на некоторое время вошла в оперативное подчинение командующего 2-й Западной армии генерала от инфантерии П.И. Багратиона. Ситуация складывалась следующим образом. После получения известий о переходе французской армии через российскую границу Александр I приказал П.И. Багратиону идти на соединение с 1-й Западной армией в Вилейку, а в случае невозможности – отходить на Минск и Борисов. Заняв 16 июня Вильно, Наполеон прервал прямое сообщение между русскими армиями. На следующий день, 17 июня, П.И.Багратион выступил из Волковысска, где находилась его штаб-квартира, преследуемый корпусом Жерома Бонапарта, младшего брата французского императора. 2-я Западная армия прошла Слоним, Новогрудок, и у местечка Николаева переправилась через Неман. Однако уже 26 июня 1-й корпус Великой армии под командованием маршала Л.Н. Даву взял Минск и путь на север для войск П.И. Багратиона был отрезан. Штабная карта показывала, что его армия уже охвачена с трех сторон и командующий принял решение идти на Несвиж, Слуцк и Бобруйск, чтобы в районе Могилева прорваться на соединение с 1-й Западной армией. Дав трехдневный (28-30 июня) отдых армии в Несвиже, отправив вперед обозы и артиллерию, князь П.И. Багратион быстрыми маршами сумел вывести свою армию из подготовленной для нее западни.

1 июля М.Б. Барклай де Толли направил из Дрисского военного лагеря повеление генерал-лейтенанту Ф.Ф. Эртелю «… со вверенным вам корпусом, в Мозыре расположенном, поступить под начальство генерала от инфантерии князя Багратиона и совершенно действовать по его предписаниям». В свою очередь, после получения извещений о начале войны, замещавший командира корпуса А.В. Запольский отправил специального курьера в штаб 2-й Западной армии с донесением о состоянии корпуса и просьбой о даче инструкций. Фельдъегерь встретил отступающую армию на марше и, получив устное уведомление генерала П.И. Багратиона о том, что войска следуют к Бобруйску, убыл обратно. Теснимый с трех сторон превосходящими силами противника, командующий 2-й Западной армией просчитывал в это время еще один вариант развития событий, предусматривавший отход армии на Украину через Мозырь. Возможно, еще из Слуцка он отправил в Мозырь «инженерного офицера водной коммуникации» капитана Белорусского с предписанием командованию 2-го резервного корпуса срочно начать строительство моста через Припять для его армии. И этот первый мозырский мост, вернее 2 моста, были построены, но немного позднее, осенью 1812 года. Как известно, Наполеон переправлял свои войска через Неман в Россию по понтонным мостам. По понтонному же мосту переправлял своих солдат через Буг и командир австрийского корпуса генерал К. Шварценберг. Русская армия, отступая летом 1812 года, переправлялась через Двину как по понтонным мостам (пехота), так и на плашкоутах (артиллерия). Свою обратную березинскую переправу в ноябре Наполеон совершил по двум мостам, конструкции которых опирались на козлы, установленные на дне реки. Мозырские мосты не были понтонными, т.к. инженерных частей с понтонами в корпусе не было. Не могли они держаться и на козлах – большие глубины и довольно сильное течение делали это невозможным. Мост, (а в последствии и еще один) был устроен из ошвартованных борт о борт речных судов (байдаков), на палубы которых уложили специальные щиты из бревен и досок. По этому мосту проходила пехота, кавалерия и даже проезжали обозные повозки, Артиллерию, очевидно, переправляли на паромах или на плашкоутах. Сооружение такого моста, при наличии достаточного количества судов, не представляло особой трудности. Так, инженерным частям 8-го корпуса Великой армии понадобилось немногим более суток, чтобы устроить 16 июня через Неман у Гродно два наплавных моста: один на судах, другой на плотах. Припять была, конечно, пошире, и пионерских (инженерных) подразделений в Мозыре не было, но собрать на реке 20-30 больших байдаков (длинна 42, ширина 8,5 метра) было вполне реально, а понтонеров с успехом могли заменить мозырские речники. Более того, в своем предписании П.И.Багратион указал, что капитан Белорусский направляется «… для устроения моста напротив Мозыря из находящихся на Припяти судов». Но, кажется, капитан не успел довести до конца порученное ему дело: 13 июля в Мозырь прибыло предписание начальника инженерной части 2-й Западной армии полковника Матушинского о прекращении работ в связи с изменением оперативной обстановки.

Маневрированию отступающих войск Багратиона мешали большие обозы, как свои, так и приставшие к армии, которые, по существу, сводили скорость передвижения боевых частей к скорости движения запряженных в повозки лошадей и волов. При выступлении войск из Слуцка по армии был отдан приказ, определявший, что все полковые и «партикулярные» обозы, забирая с собою раненых, больных и пленных «… направляются по дороге из Слуцка на Петриков, где, переправясь через Припять, следуют и собираются в Мозыре». Обозы, которые раньше ушли на Глуск, по достижении местечка тоже поворачивали на Мозырь. Для прикрытия обозов генерал П.И.Багратион выделил находящийся в конвое его главной квартиры сводногренадерский батальон 26-й пехотной дивизии под командованием подполковника М.О. Кленовского, слуцкую гарнизонную команду и часть 3-го Бугского казачьего полка. Для того, чтобы обозы успели отойти на безопасное расстояние, командующий задержал аръергард армии на сутки у м. Романово.

Вечером 1 июля адъютант командующего армией князь Меньшиков доставил от него командиру авангарда атаману М.И. Платову срочное послание. «Я вам должен сказать - говорилось в нем – что положение наше довольно критическое, неприятель подходит к Бобруйску, и по слухам, говорят, в больших силах, у нас множество обозов и дорога идет в Бобруйск лесиста, следовательно, на вас будут напирать а мне пробиваться, и ежели до прохода моего оне перережут дорогу к Бобруйску, тогда нам одно спасение бежать в Мозырь…». На следующий день, 2 июля, атаман развернул в боевой порядок свои полки и произошел знаменитый кавалерийский бой у м. Мир, после которого рвение преследователей резко ослабло. Но движение обозов задерживалось и М.И. Платов, уже в ходе боя, получил от командующего армией повеление «… оставаться в Романове со всеми легкими силами вверенного вам корпуса, употребив все средства остановить неприятеля… до глубокой ночи 3 числа. Ночью же извольте выступить и прибыв с Слуцк, перейдя оный, остановиться по дороге к Глуску, где имеете оставаться целый день, т.е. до ночи 4-го числа… Сие крайне нужно дабы дать всем обозам и больным всей армии иметь свободную дорогу к Мозырю; иначе же ваше скорое отступление сделает жертвой неприятелю обозы армии, а нам стыд и посрамление». Утром 3-го июля непосредственно для прикрытия дороги из Слуцка на Петриков, к м. Погост были выдвинуты Харьковский драгунский полк и две сотни казаков, которые и удерживали этот пост до позднего вечера 4-го числа. А в пяти верстах впереди конницы арьергарда шел хорошо известный мозырянам 5-й егерский полк, надежная часть, выполнявшая особое задание командующего – присоединять к себе всех отставших и попадавшихся по дороге нижних чинов с правом наказывать не подчиняющихся «лишением живота».

Вечером 4 июля конница французского генерала М.В. Латур-Мобура заняла Слуцк, откуда немедленно были посланы усиленные разъезды на поиски русских сил. Вскоре поступил доклад, что главные силы Багратиона отходят к Глуску, но одна дивизия пошла к Петрикову. За эту дивизию наполеоновская разведка приняла отходящие к Мозырю обозы. 5 июля соприкосновение разъездов с отступающими русскими было окончательно утеряно. На совещании в Слуцке генералы М.В. Латур-Мобур и Ю.А. Понятовский пришли к выводу, что вслед за этой дивизией к Мозырю от Глуска двинется и вся 2-я Западная русская армия. Они остановили свои войска и приняли решение провести усиленную разведку в южном направлении.

Между тем утром 6 июля, с марша в Бобруйскую крепость, генерал П.И. Багратион отправил императору Александру I донесение о своем положении и ближайших планах. «… Я… имея направление сколько возможно поспешное к Бобруйску, … получил известие, что Пинск занят неприятелем и что партии оного оттоль следуют к Мозырю, а вместе с сим получил отношение военного министра о поступлении второго резервного корпуса при Мозыре под мое начальство. До сего имел я в виду высочайшее повеление, объявленное военным министром генералу от кавалерии Тормасове в 9-й день июля, по коему второй резервный корпус у Мозыря стоящий, считал более в принадлежности к третьей армии; но быв еще в Слуцке, по соображению с обстоятельствами, я уже поставил себя в обязанность озаботиться насчет самого Мозыря, как пункта для третьей армии весьма важного и узнав, что помянутый корпус не имеет никакой артиллерии, отрядил к оному шесть легких орудий из армии, мне вверенной, предписал начальнику помянутого корпуса генерал-майору Запольскому защищать столь важный пункт сей; снабдил его наставлением… и просил генерала Тормасова руководствовать его, если с удалением моим от Мозыря на нарочитое пространство, или с пресечением сообщений, я не найдусь в возможности направлять действий сего корпуса. И как по предпринимаемому следованию второй армии сего ожидать должно, то я беру смелость предоставить на Благоуважение Вашего Императорского Величества поручение резерва Мозырского, равно и охранение самого Мозыря, в непосредственное ведение генерала от кавалерии Тормасова по лучшему удобству взаимных связей и самой необходимости, чтобы пункт сей, охраняющий отступление третьей армии к Киеву, зависел от собственного ея защищения». Насколько важное место занимал этот поветовый центр не только в оперативных планах, но и в вопросах снабжения всей русской армии, говорится в другом абзаце этого же донесения. «… Здесь только я получил сведения, что волы из Подольской губернии, следовавшие в большом числе к первой армии, скоро прибудут в Мозырь и что подвижной магазейн с хлебом, винная и мясная порция, пожертвованная для второй армии, частью уже прибыли, а другие ожидаются туда же, с дороги к Пружанам и Волковысску, возвращенные по моему повелению. … Имущество армий, в Мозыре состоящее, как-то: волы и вино на порцию, подвижной магазейн, волы первой армии, излишний провиант, пленных и всякого рода казенную принадлежность приказал я немедленно обратить в Киев до времени, в которое дано будет от меня приличнейшее направление».

В этот же день князь направил специальное предписание и генерал-майору А.В. Запольскому. «Вашему превосходительству наистрожайше предписываю непременно держаться в Мозыре с теперешним вашим отрядом, который для сего совершенно достаточен, и к которому прибавлено еще будет 6 орудий под прикрытием 2-х батальонов». Для встречи артиллерии и смены пехотного прикрытия П.И. Багратион предписал выслать к м. Озаричи два батальона пехоты и кавалерийский эскадрон, а в Петриков, навстречу прибывающим транспортам – два эскадрона кавалерии. В конце письма говорилось: «… хотя от меня был послан офицер водяной коммуникации для учинения моста напротив Мозыря из находящихся на реке Припяти судов, но с переменой обстоятельств, мост сей уже не нужен, и вы прикажите оного уже не строить. Для сохранения же коммуникации с берегом Припяти извольте вы иметь до самого последнего времени паром, удобный для переправы транспортов и прочего».

Прибыв в полдень 6 июля в крепость и приняв от коменданта рапорт о ее состоянии, П.И. Багратион надиктовал адъютантам еще несколько документов, в которых упоминался Мозырь. В секретном письме А.П. Тормасову он отметил, что «… Если за ним (королем вестфальским – В.Л.) есть еще силы, которые могут быть обращены на Мозырь, чтобы отрезать наше с Киевом сообщение, то может быть, то может быть, что он потянется за мною или в Малороссию». Отвечая, очевидно, на какие-то предложения командующего 3-й Обсервационной армией о совместных действиях по защите Припяти, он далее пишет: «… Государь император… не переменил своего повеления о соединении армий, а посему судите меня, могу ли я оставаться для закрытия Мозыря?» И, наконец, в этот же день в штаб-квартиру 2-го резервного корпуса командующий направил еще одну секретную эстафету. Еще раз проинформировав А.В. Запольского о перемене направления движения армии князь в ней требует: «… предписываю Вашему превосходительству защищать Мозырь, яко важнейший, в нынешнее время, пункт, который служит прикрытием отступления к Киеву 3-й Резервной армии». Очевидно, генерал от инфантерии считал это вопросом чрезвычайной важности, т.к. на следующий день, 7 июня, в Мозырь был отправлен еще один фельдъегерь с секретным предписанием А.В. Запольскому. «… Вы увидите по здесь приложенной карте, что неприятель, имея прямую дорогу из Давыдгородка на Овруч, может отрезать вашу коммуникацию с Житомиром, оставя вас в Мозыре. Но вы, несмотря на сие, должны удерживать пункт Мозыря, пока вы, против превосходных сил, в совершенной невозможности будете защищать сию столь важную для наших сношений переправу».

Командующий 2-й Западной армией не забывал о Мозыре и в дальнейшем. 12 июля, уже из Старо-Быхова он писал генералу А.П. Тормасову: «… я не имею сведений, чтобы неприятельские силы обратились к Мозырю… И поелику Мозырь довольно силен местоположением и столь же силен соделался войсками, то Ваше Высокопревосходительство надеяться можете самых блистательных успехов». Князю Петру Ивановичу Багратиону не суждено было убедиться в верности своего предсказания: совсем скоро в кровопролитной Бородинской битве он был тяжело ранен и вскоре скончался в возрасте 47 лет.

Бобруйская крепость, заложенная всего двумя годами ранее, к лету 1812 года представляла собой уже грозную силу, хотя работы по ее возведению еще не были завершены. 344 орудия различных калибров и гарнизон в составе 11-ти (а впоследствии и больше) батальонов делали эту твердыню неприступной. Перед бастионными фронтами высотой до 10 метров и рвом перед ними были сооружены замаскированные «волчьи ямы». Командовавший с марта 1812 года всеми находящимися при крепости войсками энергичный и деятельный генерал-майор Г.А. Игнатьев, не имея с начала войне никаких распоряжений от руководства, послал в ставку Военного министра курьера с просьбой об усилении гарнизона. Гонец, однако, попал в руки наступающим французам и генерал, не теряя времени, по своей инициативе, вступил в должность военного губернатора, известив об этом власти в соседних поветах. Одно такое извещение было доставлено в Мозырское по военным повинностям присутствие, как видно из отметки на документе «1-го июля, в 4 часа пополудни». В нем Г.А. Игнатьев требовал «… чтобы по всем делам, исполняющимся в городе и повете отношение приходило ко мне и господину гражданскому губернатору, находящемуся в г. Речице. Строго предупреждаю наблюдать, чтобы чиновники находились безотлучно при своих местах и должностях, а кто из них от сей должности без позволения отлучится, таковых брать под арест и доставлять ко мне в Бобруйскую крепость посредством земской полиции для предания военному уголовному суду». Борисовскому, игуменскому и бобруйскому исправникам было предписано срочно доставить к крепости все находящиеся на реке суда. Все находившиеся в крепости больные были отправлены водой в Речицу, а после прибытия в крепость войск П.И. Багратиона – и все прибывшие с ними раненые и больные. Генерал задержал в крепости направлявшиеся в Мозырь запасные батальоны 27-й пехотной дивизии и усилил ими свой гарнизон. Кроме того, остро нуждаясь в коннице для ведения разведки, он оставлял у себя казачьи команды из охраны проходивших через крепость транспортов, составив из них со временем две казачьи сотни. Артиллерийская прислуга была усилена личным составом из охраны артиллерийских парков. Поистине, и сам Наполеон пожелал бы иметь под своим началом такого командира. В своих, продиктованных на о. Святой Елены мемуарах, французский император с теплотой вспоминал одного своего одаренного соратника, павшего в бою. «… Это был настоящий боевой генерал… Когда он первым вошел в Лезеньо, туда несколькими часами позже прибыл главнокомандующий, и что бы последний не потребовал, все было готово: дефиле и броды разведаны, проводники найдены, священник и почтмейстер опрошены, сношения с жителями налажены, в разных направлениях высланы шпионы, письма с почты захвачены и те из них, которые могли дать сведения военного характера, переведены и изучены, приняты все меры для оборудования продовольственных складов». Не менее энергично действовал и генерал-майор Г.А. Игнатьев. По его распоряжению для приближающейся 2-й Западной армии на слуцкий тракт был свезен фураж, а на каждой почтовой станции было собрано по 600 мещанских и крестьянских подвод. И когда эти целесообразные и своевременные мероприятия были уже осуществлены, курьер доставил в крепость предписание П.И. Багратиона о их выполнении. Оценив распорядительность генерал-майора, командующий утвердил его, на основании п.4 «Положения о крепостях» в должности Минского военного губернатора, поручив ему также «… управление вообще полицейской части в уездах Минской губернии, свободных от неприятеля».

Армия отдохнула у валов крепости 3 дня, пополнив из ее запасов свой десятидневный провиантский запас. Каждый батальон получил по 4 подводы для подвоза слабосильных. Князь усилил свою армию шестью пехотными батальонами из гарнизона крепости, оставив там своих раненых и больных. Из Мозыря в армию был вызван донской казачий полк Грекова 21-го, а казачья сотня под командованием есаула Матушкина из оставшегося во 2-м резервном корпусе полка Исаева 2-го была откомандирована в распоряжение Г.А. Игнатьева. 9 июля 2-я Западная армия выступила к Могилеву. Гарнизон крепости и мозырская группировка приготовились к боям с врагом.

Первыми из состава 2-го резервного корпуса в бой вступили казаки полковника И.И. Исаева. Это случилось 30 июня в Пинске при занятии города неприятелем, откуда казачья команда с офицером, содержавшая летучую почту, сумела с боем выбраться, потеряв, правда, двух человек пленными. 2 июля наполеоновская кавалерия заняла м. Туров в 85 верстах от Мозыря. Положение корпуса осложнялось. 5 июля на пинской дороге произошел еще один бой. Командир расположенного в Давыдгородке кавалерийского отряда майор Калачов, узнав о захвате противником Пинска, послал в разведку эскадрон Ахтырского гусарского (по другим данным – Литовского уланского) полка под командованием поручика Цибульского, присоединив к нему казачью полусотню. У д. Вульча (ныне – Вуйвичи, Пинского района) их из засады атаковали два эскадрона неприятельской кавалерии. В последовавшей ожесточенной рубке, как следует из донесения, «… хотя самих неприятелей не малое количество убито, но по превосходству сил поручик Цибульский удержаться не смог и ретировался в Давыдгородок». Русские потеряли убитыми 6 улан и 3-х казаков. Эта пятница оказалась несчастливой и для самого Цибульского: в схватке он был сбит с коня и попал в плен. Впрочем, сидеть поручику в пинском остроге пришлось всего 12 дней. С юга к городу подходил двухтысячный отряд генерал-майора А.П. Меллисино из 3-й Обсервационной армии, в авангарде которого шел полковник И.М. Жевахов с двумя эскадронами драгун и ротой егерей. В ночь с 16 на 17 июля он выбил из Пинска три австрийских уланских эскадрона майора Зейдлица, взял пленных и захватил пушку. Ворвавшиеся первыми в город драгуны Серпуховского полка под командованием поручика Бермана освободили пленных и среди них Цибульского. Надо полагать, поручики знатно отметили свое знакомство при столь необычных обстоятельствах…

7 июля, после воскресного богослужения, все население Мозыря собралось на Слуцкой улице и на городской площади, по которым под конвоем гренадеров провели две с лишним сотни пленных. Колонну замыкали обозные телеги с ранеными польскими уланами, среди которых кое-кто из мозырской шляхты мог бы опознать знакомых по Варшаве полковников Яна Суминского и Александра Радзиминского, капитана Иосифа Блезницкого и других. В своих записках П. Лаговский среди других событий этого периода отметил: «… В тот же день узнали, что мужественный Блезницкий не погиб, а тяжело раненым взят в плен вместе с 30-ю храбрыми жолнерами, которые все были ранены. Его вещи были отправлены к нему через парламентера». 10 июля пленные под охраной конвоя во главе с майором Блажиевским были отправлены в Киев.

Еще 3 июля генерал-майор А.В. Запольский сообщая командующему 3-й Обсервационной армии о выполнении его приказания по уничтожению находящихся на Припяти переправ, доносил, что в повете имеется большое количество «возмутившихся поляков». А 8 июля такой отряд перешедшей на сторону Наполеона местной шляхты с подразделением вестфальской пехоты переправился из м. Лахва на пароме в Давыдгородок, разграбил находящийся там продовольственный склад и ушел обратно, прихватив с собой смотрителя склада Аксакова. Эта дерзость им даром не сошла. Через пять дней 30 добровольцев из гусар и казаков находящегося на аванпостах отряда майора Калачова ночью вплавь переправились через Припять и внезапно атаковали боевое охранение противника у м. Лахва. Два человека из его состава были захвачены в плен, остальные, бросив лошадей и оружие, скрылись в болотах. Бежал и поднятый по тревоге гарнизон местечка. Эвакуировав находящиеся здесь и в Давыдгородке запасы хлеба, майор Калачов, согласно полученного приказа, отступил к м. Скрыгалов.

После первых обменов ударами противостоящие стороны активизировали свою разведку. Казачьи разъезды выяснили, что к середине июля противник отвел свои силы к Пинску, «… но маленькие партии, из числа набранных из польских шляхтичей, остались для печения в разных местах хлебов». Такие отряды появились в д. Бубнове (ныне д. Бубновка Октябрьского района), местечках Глуск и Озаричи. Русский генерал приказал «… стараться всемерно мешать неприятелю… посылая маленькие партии, узнавать, в каком он числе, какие он имеет намерения и куда направляет свой путь».

Во время описываемых событий командир корпуса генерал-лейтенант Ф.Ф. Эртель перемещался по рекрутским депо в южных губерниях. Дел было много. По приказу императора он занимался срочным вооружением и обмундированием резервных батальонов с последующей отправкой их в действующую армию. Одновременно он отправил своему заместителю в Мозырь ряд указаний по приведению корпуса в полную боевую готовность. 30 июня он рапортовал А.П. Тормасову: «… по выпровождении батальонов поспешу лично прибыть в Мозырь». 5 июля генерал инспектировал рекрутскую бригаду в г. Ромны и, отправив ее к армии, направился в штаб-квартиру корпуса. Во второй половине дня 13 июля генеральская коляска, запряженная по чину седока шестеркой почтовых лошадей, въехала с овручского тракта в город. Заслушав доклады подчиненных, Ф.Ф. Эртель отдал ряд срочных распоряжений. Во-первых, из-за реки срочно возвращался отряд подполковника М.О. Кленовского с задачей направиться в Овручский повет для подавления вспыхнувшего там мятежа. Далее, обер-квартирмейстеру корпуса полковнику П.И. Пенскому было приказано «… снять план позиции… и назначено сделать 4 укрепления, каждое о 2-х пушках». Земскому исправнику Лилье поручалось погрузить находящийся в Давыдгородке казенный провиант и фураж на подводы и доставить его в Мозырь. Имевшийся же в городе провиант срочно грузился на собранные отовсюду к городской пристани байдаки и отправлялся на Украину. Генерал явно опасался внезапного нападения противника и не хотел рисковать запасами продовольствия. Командир сводного кавалерийского полка майор Ильченко с двумя уланскими и тремя гусарскими эскадронами был направлен для уничтожения всех мостов и переправ между местечками Скрыгалов и Петриков. В Мозыре была учреждена комендантская служба. «По множеству проходящих команд и транспортов через Мозырь, равно и приходящих в оный – докладывал Ф.Ф. Эртель в штаб армии – дабы не оставлять ничего без должного присмотра и начальства, учредил здесь военного коменданта, с присоединением должности бригад-майора. И сии две обязанности, под названием корпусного дежурства, препоручил прибывшему сюда из рекрутского корпуса, Киевского гренадерского полка майору Казину, мне известному со стороны деятельности и усердия, на которого при том и положиться можно».

4-я легкая артиллерийская полурота из состава 2-й Западной армии прибыла в Мозырь за неделю до Ф.Ф. Эртеля. О типе защитных сооружений, в которых должны были ставиться эти орудия , сведений нет, но, скорее всего, это были люнеты – полевые укрепления с 1-2-мя валами (фасами), рвом впереди и боковыми валами для прикрытия флангов. В таких земляных укреплениях, в зависимости от их размера, помещалось до четырех пехотных рот, а тыл прикрывался специально выделенным резервом. Вскоре на выбранные позиции западнее и южнее города потянулись снабженные шанцевым инструментом рекрутские команды 26-й пехотной дивизии в количестве 600 человек. Два люнета (известные как «мерабельские укрепления’) были поставлены на скрыгальской дороге, на территории нынешней мебельной фабрики. Еще два укрепления возводились для прикрытия города со стороны овручского тракта и находились в районе нынешней автомобильной развязки. Работы прикрывала рота Смоленского пехотного полка и казачий отряд.

По прибытию в штаб-квартиру командир корпуса нашел, что за время его отсутствия порядок в городе и дисциплина в войсках заметно ослабли. Упомянув об этом в письме на имя императора, он просит разрешения «… дозволить мне употребить присвоенное отдельному начальнику право для удержания здешних жителей в должном повиновении решительной строгостью». Мозырскому городничему и земскому исправнику командир корпуса направил циркуляр о немедленной сдаче мозырянами и жителями повета всего имеющегося у них оружия. «Мне известно – пишет генерал – что все здешние жители почти имеют ружья и пистолеты исправные… и всякий благомысленный подданный доставит оные: городские жители – к здешнему городничему в течение двух дней, а поветовые – к своему исправнику в течение девяти дней с тем, чтобы всякий ея оценил и от меня за оные получить деньги». Явно наводя тень на плетень, Ф.Ф. Эртель объясняет эту меру недостатком оружия для своих войск и обещает тем, кто не возьмет за оружие деньги, вернуть его «по миновению надобности». Кроме того, давались твердые уверения, что «… за таковое доброе воспомоществование … обиды со стороны воинских чинов вверенного мне корпуса (чего я однако же не ожидаю) и даже со стороны неприятеля не допущу». Помахав пряником, генерал показал и кнут: «… Если после моего дружеского предложения найдутся таковые неблагонадежные, которые будут утаивать свои орудия, то уже с таковыми по всей строгости законов поступлено будет». Надо полагать, сдача оружия прошла без особых эксцессов и эта тема в дальнейшем не фигурировала.

Первый бой севернее Мозыря произошел утром 15 июля. Сотня донских казаков под командованием есаула Матушкина из полка Исаева 2-го столкнулась в 22 верстах от Бобруйска, у д. Глебова Рудня, как повествует документ, «с французским эскадроном». Строго говоря, это были не французы, т.к. 4-й резервный кавалерийский корпус генерала М.В. Латур-Мобура состоял из поляков, саксонцев и вестфальцев. Неприятельский эскадрон шел в м. Паричи на фуражировку и захватил на тракте 26 подвод с амуничными вещами Московского и Сибирского гренадерских полков, следовавших из крепости в Мозырь. Поляки (или немцы) увлекшиеся, на свою беду, трофеями, поздно заметили противника и не успели развернуться для боя. Матушкин мгновенно «ударил в дротики» и «… разсеял весь эскадрон, несколько человек положил, 4-х человек взял в плен». Однако несчастья завоевателей в этот день еще не кончились. Едва их командиры собрали беглецов в 5-ти верстах западнее, у д. Брожа, как снова попали под удар: их настиг кавалерийский отряд майора Левандовского, посланный из крепости специально на поиски этого неприятельского подразделения. Левандовский окончательно разбил эскадрон и рассеял его остатки – 15 человек были убиты, 6 взяты в плен, остальные по разным направлениям скрылись в лесах и болотах. У Матушкина и Левандовского потерь не было.

На следующий день, 16 июля, на бобруйском тракте произошло новое боестолкновение. Посланный накануне в м. Паричи польский разъезд из одного унтер-офицера и 10 улан захватил там в плен инвалидную команду, охранявшую казенный соляной склад и вел ее в расположение своего полка. Но, видно, Бог был в этот день на стороне инвалидов: на изгибе почтового тракта уланы лоб в лоб столкнулись с казаками Матушкина. Унтер и 8 улан, не успев и пару раз махнуть саблями, тут же попали в плен, еще двоих добрые кони унесли с поля боя. Высокие боевые качества, лихость и храбрость донских наездников признавали и их противники. Об этом, в частности, писал в своих воспоминаниях сражавшийся с ними на белорусской земле офицер наполеоновской гвардии Д. Хлаповский. «… На возвышении мы заметили неприятельскую кавалерию и впереди ее несколько сотен казаков. Вероятно, русские заметили с горы наши 4 эскадрона и стояли спокойно, но казаки, рассыпавшись в поле перед нами, начали стрелять из винтовок. Увидев, что мы не отвечаем на их выстрелы, они надвигались все ближе, и мы явственно могли слышать их крики: «Ляхи! Ляхи!», ибо они узнали нас по нашей форме. Один казачий офицер, на серой лошади, подъехал к нам не менее, чем на сто шагов и на хорошем польском языке стал вызывать охотников с ним сразиться. Несмотря на это, Козетульский не позволил никому двигаться с места. Тогда казачий офицер слез с коня и стал кричать: «Теперь можете меня взять!» В заключение он стал распускать подпругу у седла, но, заметив, что нас ему не удалось раздразнить, он вскочил на коня и отъехал к своим».

Боевой порядок 2-го резервного корпуса 22.07.1812

Части 4-го резервного кавалерийского корпуса М.В. Латур-Мобура, появившиеся 13 июля в окрестностях Бобруйской крепости, насчитывали около 8 тысяч сабель. Севернее, между м. Березино и Могилевом расположился 5-й пехотный корпус Великой армии под командованием дивизионного генерала, князя, племянника последнего польского короля, Ю.А. Понятовского. Корпус состоял из трех пехотных дивизий и трех кавалерийских бригад общей численностью 36 тысяч человек. Наполеоновские войска оставались в этом районе около трех недель, восполняя понесенные потери, собирая продовольствие и ведя усиленную разведку. В любой момент эта грозная сила могла двинуться на позиции 2-го резервного корпуса русской армии. Имея приказание удержать Мозырь любой ценой, генерал-лейтенант Ф.Ф. Эртель стянул к городу все наличные силы и приготовился к бою. 20-го июля боевая мощь корпуса возросла в связи с прибытием из 3-й Обсервационной армии шести батарейных орудий. К этому времени связь мозырской группировки с армией князя П.И. Багратиона была утеряна и уже 23 июля она была официально подчинена командующему 3-й Обсервационной армией. 22 июля из штаб-квартиры корпуса на Волынь к генералу А.П. Тормасову отбыл очередной курьер. Среди прочих документов он вез в своей сумке секретную подробную диспозицию предстоящего сражения. «Вашему высокопревосходительству почтеннейше донести честь имею, что высочайше вверенному мне корпусу дал я следующую позицию. Корпус сей разделил я на четыре части, в расстоянии одну от другой не далее 4-х и 5-ти верст, на тот конец, с какой бы стороны неприятель не атаковал, они сикурсировать друг друга могут.

Первая линия, под командою генерал-майора Запольского, а под ним 6-го егерского полка подполковника Бонжана, состоит из 3-х гренадерских /фузилерных – В.Л./, 3-х мушкетерских и 1-го егерского батальонов, 4-х эскадронов легкой кавалерии и 5-го драгунского эскадрона, 100 казаков и 2-х батарейных пушек.

Вторая линия, под командой моею, а подо мною 41-го егерского полка подполковника Андриевского, состоит из 3-х гренадерских, 3-х мушкетерских и 1-го батальона с 2-мя ротами егерей, из 6-ти эскадронов легкой кавалерии и 1-го драгунского, отряда казаков и двух легких пушек.

Резервный отряд под командою Смоленского мушкетерского полка майора Гинтовтова, состоит из одного батальона пехотного, одной комплектной роты егерей, 130 человек легкой кавалерии, отделенных по части от каждого эскадрона, 20-ти человек донских казаков и 2-х батарейных пушек.

Отряд по Волынской дороге, под командою подполковника Христофорова, состоит из 1-го мушкетерского и одного егерского баталионов, 1-го эскадрона драгун, 50-ти казаков и 2-х батарейных пушек.

Сверх сего, для содержания городских караулов и магазейнов, майор Безобразов имеет в своем ведомстве несколько сот сборных команд, пехотных и казачьих, и Сибирский драгунский эскадрон, когда оный прибудет.

Обе линии стоят на горе: первая, за двумя батареями, вновь сделанными, на которых поставлено по два батарейных орудия. Передовые посты, по большой дороге от Скрыгалова, и самый Скрыгаловский отряд, имеют приказание ретироваться при приближении неприятеля, и вести его на скрытые батареи, в 4-х верстах от города.

2-я линия, в 3 верстах от 1-й, расположена возле самого города, с 6-ю пушками, которые в сторону, по Скрыгаловской проселочной дороге поставлены. Отряд под командою 2-й гренадерской дивизии запасных батальонов бригадного командира подполковника Палагейки, который, с своим Малороссийским гренадерским батальоном занимает два нововозведенных укрепления, имея в каждом по два легких орудия, на проселочной дороге. Ему приказано, если неприятель сею дорогою идти в Мозырь, то удерживать его с укреплений. Но когда он, не взирая на усилия, будет форсировать, то, оставя укрепления, ретироваться ему тотчас другою назначенною дорогою, взяв с собою орудия, и, соединясь с ротою, наблюдающей по реке, между им и мною, брод, и притом уже прибыть во 2-ю линию. Дороги пред укреплениями его уничтожены, мост и плотины сломаны.

Резервный отряд – на другой горе, с 2-мя пушками, имеет надзор за всеми бродами на реке. Впереди оного отряжен эскадрон драгун в Явтушкевичи и Дудичи, а другой отряд, из казаков, - на Либачь и Лоев, которым приказано, при приближении неприятеля, ретироваться и идти в свои назначенные места.

Отряд подполковника Христофорова, занимая на Волынской дороге два построенные укрепления, имеет впереди себя эскадрон драгун для разъездов.

Укрепления, в обоих местах построенные, занимают дорогу, ведущую в город и лагерь.

Сверх сего, учреждены у меня телеграфы или маяки, в четырех местах: 1-й на горе, при резервном отряде; 2-й в отряде подполковника Палагейки; 3-й – при отряде подполковника Христофорова и 4-й – в двух верстах за рекою от них. О приближении неприятеля дан будет сигнал, днем – красным флагом, а ночью – зажжется смоляная бочка. Резервный отряд, получа таковой сигнал, дает выстрел из пушки, по которому войска становятся в боевой порядок на назначенных им местах.

Учредившись таким образом, готов ожидать неприятеля во всякое время, и могу ваше высокопревосходительство удостоверить, что в надежде на храбрость солдат и мужество командующих офицеров, по приверженности их к своему всеавгустейшему Монарху и Отечеству, не отдам даром Мозырь».

Из диспозиции видно, что первая линия русских войск занимала возвышенности в районе нынешней деревни Дрозды, вторая линия – холмы на месте современных улиц Коммунальная и Пионерская. Отряд подполковника А.Л. Палагейки стоял в укреплениях на территории нынешней мебельной фабрики.

Сражение при Мозыре, как известно, не состоялось, но вероятность такого поворота событий была летом 1812 года очень велика. 21-23 июля Наполеон, находившийся в Витебске, как один из возможных вариантов, рассматривал возможность своего марша на юг. На совещании со своими маршалами он сказал: «Возможно, я перенесу в скорм времени военные действия на Волынь». Крупному соединению, состоявшему из пехоты и кавалерии, он приказал обложить Бобруйскую крепость и двинуться «… через Мозырь на Волынь». Как вспоминал впоследствии об этих днях К. Калачковский «… 4-й кавалерийский корпус под начальством Латур-Мобура, усиленный дивизией Домбровского, вышел из Могилева на Рогачев для рекогнсценировки Бобруйска и корпуса Эртеля, занимавшего Мозырь». И, наконец, позднее, уже в Смоленске, польский военный министр Ю.А. Понятовский и его окружение предприняли еще одну попытку повернуть Великую армию на юг. По свидетельству присутствовавшего на аудиенции начальника военной разведки генерала М. Сокольницкого, князь «… упал на колени и просил дать ему 100 тысяч войска, с каким он хотел занять Украину». Но эта театральная сцена, очевидно, не произвела на императора никакого впечатления, и ему было отказано. Навязчивая идея Наполеона разбить русскую армию в генеральном сражении и продиктовать Александру Первому свои условия мира увлекала его все дальше и дальше на восток…

27 июля 5-й пехотный и 4-й резервный кавалерийский корпуса, получив соответствующий приказ, потянулись вдогон Великой армии. В окрестностях Могилева было оставлено для прикрытия коммуникаций и несения гарнизонной службы несколько частей под командованием португальского маркиза, дивизионного генерала Педру Алорна. В августе из Польши на территорию Белоруссии прибыл 9-й пехотный корпус Великой армии под командованием маршала Виктора, герцога Беллуно, насчитывавший 33 тысячи человек. Итак, опасность, реально грозившая Мозырю, несколько отодвинулась, но не исчезла. Передышка была использована командованием корпуса для наращивания своих сил и укрепления позиций.

После донесения от находившегося в Овручском повете начальника подвижного магазина майора Кондратьева о том, что «… в тех местах спокойно, все указания начальства соблюдаются в точности», была продолжена отправка из Мозыря по Припяти в Киев скопившихся в городе обозов и различного тылового имущества. 26 июля в мозырский военный лагерь прибыли запасные батальоны полков 15-й пехотной дивизии: Витебского, Куринского, Козловского, Колыванского, 13-го и 14-го егерских, всего 1700 штыков. При батальонах находились также 724 невооруженных и необмундированных рекрута. Сделав прибывшим войскам смотр, командир корпуса «… нашел их в совершеннейшей исправности и порядке». 27 июля в штаб-квартиру корпуса из Петрикова прибыл генерал-майор А.В. Запольский с докладом об обстановке на пинском направлении. Доставленные им данные, а также донесения разведчиков из Минска, Слуцка и Игумена свидетельствовали, что в ближайшее время нападения противника на Мозырь не предвидится. Исходя из этого, Ф.Ф. Эртель сделал ряд новых распоряжений. Подполковник В. Христофоров с одним пехотным батальоном и двумя ротами егерей выступил на Скрыгалов, Туров, Давыдгородок и далее, «… пока можно будет». Донской казачий полк войскового старшины С.И. Семенченки, которому до Мозыря оставалось несколько переходов, должен был догнать Христофорова на марше. Отдельный отряд в составе батальона Колыванского пехотного полка, эскадрона Оренбургского драгунского полка, 50-ти казаков и 20-ти улан (всего 436 человек) был направлен «… для очищения большой дороги до Рогачева и потом открыть безопасное сношение между Мозырем и Бобруйском». Эскадрон Иркутского драгунского полка, усиленный 25 разведчиками из числа донских казаков, взял под наблюдение почтовый тракт на Овруч. И, наконец, в мерабельское укрепление был послан эскадрон Курляндского драгунского полка под командованием майора Николаева с задачей вести постоянное наблюдение за бродом на реке.

30 июля к Мозырю подошли еще два казачьих полка. Называвшиеся ранее по именам своих командиров полки Рубашкина и Петрова 1-го, после длительной службы на кавказской линии вернулись на Дон, но в связи с началом войны были срочно переформированы и уже под именами новых командиров войскового старшины Семенченки и полковника Грекова 9-го были направлены в состав 2-го резервного корпуса. Ознакомившись с прибывшим пополнением, Ф.Ф. Эртель остался им доволен: полки были укомплектованы даже сверх штата (более 600 сабель каждый) и имели прекрасный конский состав.

Жаркий, в прямом и переносном смысле слова, июль 1812 года, когда судьба города Мозыря качалась на весах войны, закончился для него в целом благополучно.