Событие, изображенное здесь, снова переносит нас на другой театр войны, к войскам графа Петра Христиановича Витгенштейна. В ту пору, когда происходили достопамятные события в Москве, граф Витгенштейн находился у Полоцка, уездного города Витебской губернии, который был занят французским корпусом маршала Сен-Сира. Обе воюющие стороны с начала августа находились в полном бездействии, но в совершенно разных положениях, в смысле подготовки к дальнейшим событиям. В то время, как войска графа Витгенштейна, находясь в лагере, решительно ни в чем не терпели недостатка, французы наоборот испытывали большие лишения. Соседняя Псковская губерния в изобилии снабжала нашу армию всем необходимым, не говоря уже о щедрых пожертвованиях на сумму, превышавшую 14 миллионов рублей. Французы же с таким трудом добывали себе жизненные припасы, что по свидетельству самого Сен-Сира «Полоцк превратился в госпиталь». Затруднение это произошло потому, что граф Витгенштейн развил усиленные партизанские действия, которые препятствовали французам заниматься фуражировкой. В конце сентября в лагерь Витгенштейна прибыло исполненное воинственным духом петербургское ополчение, после чего скоро открылись наступательные действия против французов.

Дело началось 6-го октября, было чрезвычайно оживленным и сопровождалось переменным успехом. В один критический момент едва не был захвачен в плен сам Витгенштейн, очутившийся на месте схватки под натиском французских эскадронов. Тем не менее к вечеру успех склонился на нашу сторону, и Сен-Сир отошел в укрепленный лагерь. В этом бою покрыло себя славою петербургское ополчение, проявив самое беззаветное мужество. «Истекая кровью, — говорит историк Отечественной войны Михайловский-Данилевский,— раненые не хотели оставлять поля сражения; другие при последнем издыхании кричали дружинам: «Вперед! Ура!» Ратники не уступали офицерам. Сбросив с себя полушубки и кафтаны, стрелки выбегали из цепи, устремлялись на неприятеля, дрались прикладами и топорами. Когда к дружинам приходило повелъние идти в дело, они, перекрестись, говорили «Господи благослови!» и беcстрашно шли под град пуль и картечей».

По истине только война родит героев.

Граф Витгенштейн на другой день, 7-го октября, подготовил все для успешного нападения на Полоцк, в котором французы задержались, будучи заняты вывозкою из города большого количества всяких тяжестей, скопившихся там за четыре месяца. Под конец дня началась усиленная с обеих сторон артиллерийская и ружейная канонада, а в два часа ночи наши войска устремились на приступ города, причем их не могли удержать никаие препятствия: ни глубокие рвы, ни топкие места, ни двойные полисады. На приступ пошли, с одной стороны колонны генералов Властова и Дибича, а с другой — полковника Ридигера. Они быстро ворвались в слободу, но у города были задержаны палисадами, за которыми упорно защищались французы. Всего более трудностей предстояло у западной заставы, где был деревянный мост, защищенный рогатками. Одна из дружин ополчения, статского советника Николева, первая подошла к мосту. Охотники бросились в овраг и перешли реку Полоту в брод, овладели мостом и рогатками и, пролагая себе путь штыками и топорами, ворвались в Полоцк, — момент, как раз изображенный на воспроизводимой картине. Еще до рассвета вошел туда же Витгенштейн с остальными войсками; Сен-Сир поспешно отступал; к сожалению, французам удалось сжечь все мосты на Двине, что задержало наше преследование и дало возможность Сен-Сиру отойти на дороги, ведущие к Смоленску, и продолжать выполнять возложенную на него задачу прикрывать путь отступления французской армии к Березине. Но город был освобожден от врагов, которые оставили возмутительные следы своего пребывания, совершенно такого же характера, как и в Москве. Полоцкий собор был разгромлен и осквернен, все в нем оказалось разбитым, опрокинутым и разграбленным. Другие церкви подверглись той же участи, будучи превращены в магазины и конюшни. Французы и здесь остались верны себе, давая почувствовать жителям страны, что война ужасна не только своими сражениями, потоками крови, стонами и проклятиями раненых и умирающих, но не в меньшей степени она ужасна еще тем беспощадным зверским произволом, который позволяют себе чинить временные победители, не признающее ничего святого и попирающие с беспримерной наглостью законы Божеские и человеческие.