1812: Франция против России
(в некоторых подсчетах и других аспектах)

До 1812 года Наполеону не раз удавалось добиться решающего успеха в войне за относительно короткое время, что, пожалуй, особенно проявилось в разгроме прусских войск в 1806 году. И далее будет упоминаться именно такой вариант развития событий, который удобно называть для краткости блицкригом (просто в значении «молниеносная война»). Вместе с тем, по давно известному мнению, готовясь к «русскому походу», Наполеон считал, что для достижения его целей может потребоваться не месяц, два или три, а даже еще одна кампания. Более подробно об этом – Этот манящий блицкриг: пришел, увидел, победил.

К 24 июня 1812 г. (н.ст.) французская армейская пехота состояла из 107 линейных и 31 легкого полков, а также еще 5 (так называемых «штрафных»), получивших номера 3-х линейных и 2-х легких позднее. В общей сложности 143 полка.

Рота по штатам 1808 года включала 140 строевых чинов, батальон – 6 рот, полк – 4 боевых (действующих) батальона и один запасной – 5-й, 4-ротный. Последний играл роль депо и во многих случаях не был полностью укомплектованным. Но, как нетрудно подсчитать, точно по штатам в полку без его штаба должно было быть 3920 чел. В поход выступало 3360.

Возникли также затруднения в частности при формировании 127-го, 128-го и 129-го линейных полков (32-й военный округ). И позднее они поступили в 1-й эшелон «Великой армии» в 2-батальонном составе. Но вместе с тем еще до ноября 1811 года 27 линейных и 5 легких полков получили 6-ые батальоны. А 4 из них имели даже 7-ые.

Армейская кавалерия – 89 полков: 2 карабинерных, 14 кирасирских, 24 драгунских, 28 конно-егерских, 12 гусарских и 9 шеволежерских. Все они должны были включать 4 боевых эскадрона и один запасной – 5-й, по 2 роты. Последний, как и в пехоте, довольно часто оказывался некомплектным. И многие полки выступали в поход, имея в своем составе только 3 эскадрона. Штатная численность роты, например, кирасирского полка в 1806 году – 100 строевых чинов. А по данным М. Оливера и Р. Партриджа, в 1812-ом – 125 чел.^[1].

Кроме того, на французской службе состояло немало формирований иностранного происхождения – по крайней мере, 25 полков: 4 пехотных полка «d'Étranger», 4 швейцарских, 4 польских Легиона Вислы, 4 португальских (1 конный), 6 хорватских, Жозефа Наполеона, Иллирийский и Албанский, а также другие части.

Гвардия Наполеона (без спец. войск) – это 22 пехотных и 5 кавалерийских полков с некоторыми другими частями: роты ветеранов и мамелюков, элитная жандармерия (2 эск.), велиты и почетная гвардия Турина и Флоренции (2 бат. и 2 эск.). В принципе к пехоте можно отнести и батальон гвардейских моряков.

Почти все пехотные полки имели 2 боевых батальона по 4 роты, за исключением 2-х: полк национальной гвардии – 2 бат. по 6 стандартных рот и полк воспитанников – 9 бат. (с запасным). И, например, в полках пеших гренадер и егерей роты включали 200 строевых чинов^[2].

Кавалерийские полки имели 5 эскадронов, в которых было до 250 строевых чинов. У трех 5-й эскадрон тоже выступал в поход.

И хотя это, конечно, далеко не полный состав вооруженных сил Франции (без артиллеристов, инженеров и т.д.), общая численность всех вышеуказанных войск была, несомненно, весьма внушительной.

И, разумеется, вряд ли можно забыть о весьма крупных в общей сложности силах союзников Франции: Италии, Неаполя, Рейнской конфедерации (РК), т.е. Берга, Вестфалии, Саксонии, Баварии, Гессена-Дармштадта, Вюртемберга, Бадена и всех прочих малых государств, а также Польши (В.г.В.) и Дании.

В союз с Францией также вступили Пруссия и Австрия, заключившие с ней соответствующие договоры 24.2 и 14.3 1812 года. Хотя они содержали ряд условий и пр., бесспорно важных при рассмотрении данных альянсов. Так, на случай войны с Россией эти державы обязывались выставить относительно небольшие силы – 20 тысяч прусских войск и 30-тысячный австрийский корпус, который мог быть использован только в неизменном виде со своим командованием.

Наконец, после Тильзита в конце 1807 года Наполеон направил войска в Португалию, и затем, заставив отречься от короны Испании Карла IV и его сына, возвел на престол этого королевства своего брата Жозефа. Однако все это в конечном итоге привело к многолетней «пиренейской» войне, завершившейся победой англичан и испанцев – «фернандистов».

В середине октября 1811 года для поддержки войск Жозефа на Пиренейском полуострове находились 80 пехотных полков, имевших по 4-3 батальона (и еще 5 по 2), и 36 кавалерийских (а также половины еще 2-х), часть гвардии, а также другие войска французские и союзнические.

Казалось бы, собирая очень крупные силы для войны с Россией, Наполеон должен был привлечь для этого, по крайней мере, некоторую часть упомянутых полков. Однако в 1-й эшелон новой «Великой армии» поступили совсем другие полки – 41 пехотный (7 неполного состава, 16 с 6-м батальоном) и 45 кавалерийских (3 неполного состава, плюс подразделения 5-ти шеволежерских).

При этом, как нетрудно заметить, пехоты получалось намного меньше по сравнению с «испанским» вариантом осенью 1811-го.

Но в ту новую армию еще вошли гвардейские соединения (16 пех. и 5 кав. полков), иностранные части на французской службе (13 пех. и 1 кав. полк, плюс 2 временных хорватских, Невшательский батальон) и, конечно, очень многие формирования союзников.

Кроме того, создавался дополнительный эшелон из 9-го армейского и Резервного корпусов. Последний включал 4 дивизии:

И 24 батальона и 8 эскадронов 2-й и 3-й дивизий относились к полкам, дислоцированным осенью 1811 года в Испании и Португалии. В середине октября почти все эти подразделения (кроме 4-х бат.) либо еще оставались там, либо возвращались во Францию. То же следует сказать о 3-х батальонах 12-й пех. дивизии из 9-го армейского корпуса.

Пиренейский полуостров с того времени должны были покинуть и другие войска, и в частности вся швейцарская пехота, включая Невшательский батальон, а также получившие новое назначение гвардейские части. При этом Наполеон решил вывести оттуда все польские войска – Легион Вислы, 4-й, 7-й, 9-й пехотные и 7-й шеволежерский полки – чтобы использовать их в «русском походе».

Правда, до 24.6 к «Великой армии» не успели присоединиться 4-ые полки гвардейских вольтижеров и тиральеров, Невшательский батальон, 4-й полк Легиона Вислы и 7-й шеволежерский. То же, заметим, относится к велитам Турина и Флоренции и коннице Португальского легиона. При этом велиты и польская пехота (по одной из версий, и шеволежеры) границ России не переходили.

Ниже даны краткие сведения по силам Польши и германских союзников к 24.6.

В табл. 1 не включены конная лейб-гвардия Бадена (1 эск.) и Вестфалии (1 рота).

Из гвардейских частей перечисленных в таблице государств в 1-й эшелон поступили саксонские кирасиры (Garde du Corps) и вестфальские 3 батальона, конные 1 полк и 1 рота. Все таковые войска Вюртемберга и Бадена, а также саксонская пехота остались при своих монархах.

Большая часть сил Италии и Неаполя была необходима на Апеннинах и «испанском фронте». Поэтому Италия отправила в «Великую армию» 3 пех. полка и 1 батальон из 11 линейных и легких, Далматский полк и 3 кавалерийских из 6. Но к ним еще присоединилась гвардия – 3 пех. полка, драгуны и 5 конных рот.

В отличие от этих итальянских войск, включенных в 1-й эшелон, неаполитанские части составили 33-ю пех. дивизию, которая собралась в Данциге, где и оставалась до конца «русской кампании», лишь за небольшим исключением. В эту дивизию вошли только 3 пех. полка (из 12) и часть гвардии – пешие и конные велиты, 3 конные роты и гв. моряки.

Войска Дании тоже требовались, прежде всего, для защиты собственной территории. Но при этом существовала так называемая Датская дивизия – 11 батальонов и 8 эскадронов. В директиве Наполеона от 22.7 указывалось, что маршал Ожеро мог ею распоряжаться, но к его корпусу она, тем не менее, не принадлежала.

Наконец, за счет вооруженных сил Пруссии и Австрии 1-й эшелон был усилен еще 16 пех. и 14 кав. полками, а также 9 батальонами.

Перейдем теперь к численности войск, включая также артиллерию, инженеров и пр.

В известной таблице Ж. Шамбрэ, по замечанию самого автора, дана сила корпусов «Великой армии» в момент перехода ими российской границы («Дата их вступления…» – начало этого перехода), согласно расписаниям из военного министерства Франции^[3].

В численность пехоты и кавалерии там включены все офицеры и солдаты, состоявшие «под ружьем», а артиллеристы и инженеры учтены вместе с этими родами войск.

При этом почти для всего 1-го эшелона должны были использоваться расписания на 24 июня 1812 года, за исключением лишь двух армейских корпусов – 4-го и 6-го. Хотя в настоящее время, конечно, хорошо известно, что в действительности не только эти силы под общим командованием Богарне, но и многие другие соединения перешли российскую границу позднее.

Всего в 1-ом эшелоне получается: 368408 (пехота) + 79675 (кавалерия) = 448083 чел. Во втором: 9-й армейский корпус Виктора с дивизиями Дюрутта и Луазона (всего 60449 чел.), а также все прочие «войска, которые присоединились в течение кампании», общей численностью по приблизительной оценке в 80 тысяч чел.

Наконец, в итоговом подсчете (RÉCAPITULATION) учтены «войска больших парков артиллерии, инженеров и военных экипажей (équipages militaires)» – 21526 чел.

Таким образом, всего вступило на территорию России 610058 солдат^[4].

Впоследствии эти сведения Шамбрэ по «Великой армии» не раз подвергались критике, особенно в отношении данных по Императорской гвардии и 2-му эшелону. И, конечно, их большим недостатком является отсутствие какой-либо детализации внутри соединений, а также в группе войск, «которые присоединились в течение кампании». При этом количество орудий указано лишь суммарное (1146), за исключением австрийского корпуса и дивизий Дюрутта и Луазона.

И все же сведения Шамбрэ «коррелируются» с известными расписаниями Г. Фабри, имеющими хорошую детализацию^[5]. Последним отдавали предпочтение многие историки, и мы тоже обратимся к ним для определения «силы корпусов» по родам войск и количества орудий с учетом их типов.

Начнем, естественно, с 1-го эшелона.

Всего: 61384 + 3247 + 4922 = 69553 чел.

Тогда в корпусе: 90 бат., 16 эск., около 71850 чел., 156 ор.

Всего: 31278 + 2926 + 2875 = 37079 чел., 92 ор.

У Фабри без 3-й дивизии тяжелой кавалерии – 37212 чел. Но в подсчете есть неточности, и учтены офицеры и солдаты при штабах дивизий, бригад и корпусной артиллерии (парка). В наших вычислениях здесь и далее их количество, при наличии данных, указывается отдельно. В данном случае – 94 чел.

В таблице Шамбрэ именно по этому корпусу представлены очень близкие величины: кавалерии – 2840 чел., пехоты (очевидно, со всеми остальными войсками) – 34299 чел.

Всего: 29690 + 3668 + 3370 = 36728 чел., 88 ор.

Всего: 36526 + 3706 + 5096 = 45328 чел., 116 ор.

У Шамбрэ в кавалерии 2368 чел. (видимо, только 12-я и 13-я бригады), а остальных войск даже существенно меньше – 42430 чел. Но все это по состоянию не на 25, а на 30 июня.

Всего: 27711 + 3661 + 3225 = 34597 чел., 70 ор.

Всего: 21038 + 1955 + 1612 = 24605 чел., 58 ор.

У Фабри вследствие неверного итога по 19-й дивизии всего 23576 чел. И в той же дивизии нет 2-й пешей батареи, но учтены ее орудия – 2 пушки и 2 гаубицы. При них, по нашей оценке, могло быть около 80 артиллеристов.

Всего: 12558 + 2028 + 1652 = 16238 чел., 50 ор.

У Фабри в состав корпуса включены кав. бригада, которой 30.6 уже не было, а также офицеры и солдаты при штабах, и поэтому общая численность – 18510 чел. Но точно должно быть 18523 чел., т.е.: 16238 + 2208 (кав. бр.) + 77 (при штабах, в т.ч. корпуса) чел.

Всего: 14459 + 1241 + 973 = 16673 чел., 34 ор.

Тогда в корпусе: 18 бат., 12,5 эск., около 17390 чел.

Всего: 23844 + 2372 + 2402 = 28618 чел., 82 ор.

У Фабри нет данных о количестве орудий 4-х полков. Эти 6 3-фунтовых и 2 6-фунтовых.пушки учтены.

Всего: 22958 + 6270 + 1676 = 30904 чел.

У Фабри нет данных о количестве и типах орудий. По Шамбрэ – 60.

Всего в корпусе 11518 чел. У Фабри есть данные на 25.6, которые, естественно, предпочтительнее: всего 11725 чел. То есть кавалеристов было больше приблизительно на 200 чел.

Всего в корпусе 9117 чел. (и 43 штабных оф.). У Фабри нет числа эскадронов в 16-й бригаде, но прусский сводный уланский полк поступил в нее в полном 4-эскадронном составе. Поэтому не учтены, видимо, до 350 чел.

Всего в корпусе 9578 чел. (и 15 штабных оф.).

Всего в корпусе 7260 чел. (и 3 штабных оф.).

Всего: 19207 + 5996 + 8857 = 34060 чел., 150 ор.

В артиллерии еще следует прибавить 10-ю и 12-ю роты 8-го пешего полка (около 350 чел., 16 ор.), которые первоначально были при 1-й гвард. пех. дивизии. При этом, по Фабри, все роты имели орудия, и в таблицах на 31.7 точно указано где, сколько и какого типа орудий находилось в тот момент. В Ковно их осталось 12, в Вильно – 52 (это 10-я, 12-я, 14-я, 15-я и 16-я роты 8-го пешего полка, 1-я, 2-я, 5-я и 6-я роты 1-го конного полка). При гвардии – 78, на дороге из Вильно – 18 (10 гвардейских и 8 13-й роты 8-го пешего полка). А всего получается 160 стволов, и с полковыми пушками Легиона Вислы – 166.

Любопытно, что первоначально в 1-ю и 2-ю пехотные, а также в кавалерийскую дивизии назначили армейские арт. роты – 4 пешие и 2 конные. При Старой гвардии 20.6 были ее же 4 пешие роты. 2 из них до 1.7 поступили в резерв Сорбье, который до этого включал 2 пешие (видимо, 12-фунтовые) и все 4 конные роты Старой гвардии, а также армейские 2 пешие (12-фунтовые) и 2 конные. Таким образом, пех. дивизии при относительно небольшой численности имели достаточно хорошую артиллерийскую поддержку, и, кроме того, при гвардии состоял весьма сильный арт. резерв^[13].

Однако из-за возникших проблем (прежде всего, с лошадьми) и, видимо, для возможности ускорить движение в Ковно и Вильно, по Фабри, оставили почти все армейские роты – 5 пеших и 4 конные.

Ниже представлена артиллерия по типам орудий.

По Шамбрэ, во всех указанных соединениях насчитывалось 444100 чел., т.е. в целом значительно больше. Но разобраться в причинах этого препятствуют различия в датировке сведений (причем у Фабри основная дата не 24, а 25 июня, и немало данных только в 7-й или 8-й день войны) и, конечно, отсутствие детализации у Шамбрэ. Возможно также, что и у этого историка есть неточности и тому подобное.

1-й эшелон, естественно, играл главную роль, особенно при блицкриге, поскольку если бы решающий успех был достигнут за действительно небольшой срок, привлечение к боевым действиям каких-либо других войск могло просто не понадобиться.

Вместе с тем Наполеон посчитал необходимым создать достаточно сильные стратегические резервы, продолжая заниматься их организацией и после начала военных действий.

Так, в июле 1812 года Резервный корпус был преобразован в 11-й армейский, в который вошли 2-я, 3-я и 4-я дивизии, ставшие 30-й, 31-й и 32-й пехотными, 33-я неаполитанская и 34-я дивизии.

Последняя первоначально была образована согласно директиве от 22.07.1812 из французской («эрфуртской») бригады в 6 бат. и союзнической в 7 бат. Командование ею поручалось генералу Морану (но не Карра-Сен-Сиру, возглавлявшему «княжескую» дивизию, хотя из нее в 34-ю поступили сначала один (22.07), а позднее еще 3 полка). И в той же директиве 1-я дивизия резерва названа маршевой. Она и 9-й армейский корпус, по замыслу Наполеона, составляли первую группу резервов.

Из всех этих соединений перешли границы России 9-й корпус, 32-я и 34-я дивизии с небольшой частью 33-й, а также другие войска (включая всю маршевую дивизию), численность которых Шамбрэ оценил приблизительно в 80 тыс. чел., поскольку, по его собственному замечанию, ему не удалось найти их расписаний. А в общей сумме, согласно данным этого историка, получится 140449 чел.

По сведениям Фабри, 31.8 в 9-м армейском корпусе насчитывалось 25142 чел., а в таблице Шамбрэ на 3.9, т.е. всего через 3 дня, указано 33567 чел. Отличаются в меньшую сторону у первого историка и численность 32-й и 34-й дивизий, но по их состоянию на 15.8 и 1.9, т.е. без учета последовавших затем изменений.

Однако из числа других войск 2-го эшелона у Фабри есть сведения только о маршевой дивизии (1.7) и некоторых других частях, но далеко не обо всех.

К таковым следует отнести:

Также точно известно, что границы России перешли:

По нашим подсчетам, во всех данных частях вместе с маршевой дивизией было около 40 тысяч чел.

Кроме того, после образования Литовского княжества в нем началось создание различных формирований – 5 пех. и 5 кав. полков с продолжением «польской» нумерации, 3-го гвардейского шеволежерского и других. Всего, по мнению многих историков, в них поступило до 20 тысяч чел.

На российской территории также действовала так называемая дивизия Косиньского, в которую помимо 13-го польского пех. полка (часто учитываемого в 5-ом армейском корпусе, как в расписании Фабри и других) влилось еще около 4-5 тысяч чел.

И если считать, что в 9-м корпусе и 2-х дивизиях 11-го было не более 45 тысяч чел., то всего, соответственно, получится до 110 тысяч.

Но на этом точку ставить еще нельзя, поскольку подкрепления состояли не только из вышеуказанных соединений и частей. Так, у французов помимо маршевой дивизии, образованной из подразделений пехотных полков 1-го, 2-го и 3-го армейских корпусов, а также только небольшой части 4-го (роты 2-х легких полков), в течение кампании были сформированы и многие другие маршевые части пехоты и конницы, включая гвардейские.

Правда, тут есть разные нюансы, и в частности необходимо учитывать, что они создавались также из вернувшихся в строй солдат.

По-видимому, требовалось пополнять также специальные войска, восстанавливать материальную часть артиллерии и т.д.

Что касается союзников, то и у них общий объем подкреплений был, во всяком случае, больше, и по некоторым оценкам, в целом значительно.

Наконец, Шамбрэ добавил к войскам, вступившим на территорию России, еще 21526 чел. из «больших парков артиллерии, инженеров и военных экипажей».

У Фабри по количеству солдат и офицеров в них даны следующие сведения:

Всего 18744, но без 2 батальонов военных экипажей, по которым нет данных.

Н.А. Троицкий посчитал этих людей, а также свиту Наполеона с его генералами, администраторов, слуг, хлебопеков, маркитантов и т.д. (см. прим. 4) «другими подкреплениями», которые присоединились к «448083 завоевателям» позднее^[14].

Есть такое и давно известное мнение. Так, например, на карте 107 в «A Military History and Atlas of the Napoleonic Wars» (Elting John R., 1964) военные и понтонные экипажи, главные артиллерийский и инженерный парки отнесены к 1-му эшелону. Правда, следует заметить, авторы данной карты не проверяли использованные ими данные Фабри, не включили в общий итог «польских ветеранов», т.е. Легион Вислы, но добавили 4 тыс. «комбатантов» при гл. квартире.

Из осадной артиллерии в Россию для овладения Ригой отправились только подразделения из Данцига (см. выше). Артиллерия «в пунктах» у Шамбрэ прямо не упомянута, да и большинство этих пунктов находилось по Висле, Одеру и еще западнее. Тем не менее, Наполеон рассматривал эти части как резерв, и об их дальнейшей передислокации в Россию (об этом, например, говорится в директивах императора от 11.9 и 11.10), коротко говоря, есть разные версии.

Барон Деннье определил численность «Великой армии» с учетом не только солдат и офицеров «под ружьем», но и находившихся в командировках, госпиталях и пр., независимо от того, вступили они на территорию России или нет^[15].

Выбранная точка во времени – 1 июня 1812 года – слишком далека от даты начала войны, а детализация внутри соединений и групп войск дана только по национальностям.

Эти сведения вызывают разные вопросы, и в частности 1.6 11-го армейского корпуса не существовало – повеление о его создании последовало лишь в начале июля.

А общий итог у Деннье таков – 355913 французов и 322167 «иностранцев» вместе с австрийцами Шварценберга (30000), всего – 678080 солдат и офицеров.

Более любопытны расписания, о которых идет речь в книге О.В. Соколова «Битва двух империй. 1805-1812»^[16]. И в их существовании можно убедиться.

Дата 1.8.1812 (как, заметим, и у Фабри), очевидно, условна, поскольку большинство документов относятся к более раннему времени, а основная дата – 15.6.1812. И в упомянутой книге по этим данным представлена «результирующая таблица» «на июнь»^[17].

Нетрудно заметить, что она составлена, в сущности, по канве таблицы Деннье – почти тот же порядок соединений и групп войск, совпадение числа людей в колонке «офицеров штаба» (за исключением только «княжеской» дивизии), общего итога (без шт. оф.) по «ген. штабу и жандармерии», 2-му и 11-му арм. корпусам, гарнизонам, войскам на марше, гл. кав. депо и «прочим».

Но во всех остальных случаях имеется то или иное отличие, а в 1-м и 10-м корпусах оно превышает 16 тыс. ч., при не очень большой разнице в общей сумме (645882 против 648080 у Деннье). Вместе с тем в корпусах 1-го эшелона (без австрийского) данные о числе офицеров и рядовых, находящихся в строю, не только «коррелируются» с аналогичными величинами у Шамбрэ, но и весьма близки к ним, превышая их в общем итоге на 2215 чел. (а наш подсчет по расписаниям Фабри – на 25994).

В таблице Деннье помимо 11 армейских корпусов, кав. резерва, гвардии, большого арт. парка и пр. учтены еще войска «в пунктах», люди 32-го военного округа, Датская и «княжеская» (т.е. Рейнской конфедерации) дивизии, войска на марше (27407 ч., из которых 25114 французов) с некоторыми другими и гл. кав. депо. Но по этой таблице, отражающей ситуацию 1 июня, без достаточной детализации и другой информации невозможно определить, например, сколько солдат и офицеров сражалось в России в 1812 году.

Если оставить пока в стороне контингенты Пруссии и Австрии, то 1-й эшелон, по нашим подсчетам, включал 385 батальонов и 351 эскадрон при 960 орудиях. Кроме него в Германии и Польше (В.г.В.), т.е. как фактически у Деннье^[18], накануне войны, совершенно очевидно, дислоцировалось немало других сил. И для них в дальнейшем произошло, несомненно, много изменений при явном преобладании движения с запада на восток. Большая часть этих войск вторглась в Россию или приблизилась к ее границам до завершения кампании (или, во всяком случае, до того времени поступили соответствующие приказы):

Поскольку почти все номерные пехотные и кавалерийские полки Варшавского герцогства поступили в 5-й армейский корпус и другие соединения, из них остались только возвратившиеся из Испании 4-й, 7-й и 9-й пехотные. В «русском походе» участвовали 9 батальонов.

Но заметим также, что, по данным Фабри, в 1-м эшелоне и 28-й дивизии вместе с французскими частями насчитывалось 59294 поляка. И хотя тут не учтены, по крайней мере, 9 батальонов, кав. полк (всего менее 8 тыс. чел.) и некоторые спец. войска^[20], по современным оценкам, в 1812 г. в «Великую армию» было мобилизовано почти 100 тысяч поляков (без литовских формирований). И подавляющая их часть сражалась в России.

У государств Рейнской конфедерации оставались:

31-ю пехотную дивизию, имевшую на 1.9 13 батальонов, Наполеон 22.7 отправил в Штеттин, где она и оставалась до конца кампании. Датская дивизия включала 11 батальонов и 8 эскадронов^[22].

С этими соединениями всего получится 186,5 батальонов и 66 эскадронов. Из них перешло границы России не менее 57 % первых и 1/3 вторых.

Помимо этих сил в Литовском княжестве к зиме 1812 года реально было сформировано 18 батальонов и 15 эскадронов (с 3-м гв. шеволежерским полком и татарским эскадроном Ахматовича – 20).

На весьма обширном пространстве Германии и Польши также располагались многочисленные гарнизоны и депо, в которых в частности формировались запасные подразделения для пехотных и кавалерийских частей.

Кроме того, как уже говорилось, для пополнения войск, вступивших на территорию России, были созданы многие маршевые и аналогичные части. И по связанным с ними вопросам и поныне ведутся дискуссии, как, в общем, и по всему 2-му эшелону, и всем силам «Великой армии».

Из контингентов Пруссии и Австрии 24.6 в корпусах Макдональда, Шварценберга и Мюрата состояло 47,5 батальонов и 69 эскадронов, для которых тоже требовались подкрепления и резервы. И позднее они готовились, хотя не все из них перешли границы России^[23].

И, конечно, можно считать, что участие данных государств ограничивалось их силами в двух эшелонах.

При этом Фридрих Вильгельм III призывал Александра I сохранить в памяти, «что мы – друзья, и что придет время, когда мы будем союзниками» и т.д. А «венский кабинет» даже вел секретные переговоры с российскими дипломатами, определив в итоге свою позицию так: поскольку к союзу с Наполеоном привела лишь крайняя необходимость, Австрия предоставит ему только 30000 человек, и если не будет атакована с других сторон, и «война будет только на одном пункте», она не двинет «большие массы сил своих».

Но, с другой стороны, Фридрих Вильгельм III, выбрав «меньшее зло», фактически полностью подчинялся воле Наполеона и вряд ли смог бы, например, не выполнить его требований, касающихся размеров военной помощи от Пруссии. Правда, общая численность ее вооруженных сил после Тильзита была очень ограничена.

Даже на заключенную в самом конце 1812 года Таурогенскую конвенцию этот монарх отреагировал тем, что отверг ее, отстранил от командования и предал суду подписавшего ее генерала Йорка, а Наполеону предложил в качестве замены прежнему корпусу, ставшему по конвенции нейтральным, новый.

Впрочем, следует заметить, Александр I вполне понимал сделанный прусским королем политический выбор – вместо борьбы в союзе с Россией «жить в рабстве», а также не исключал того, что позиция «венского кабинета» могла быть и «притворной» (письмо Чичагову от 7(19).6.1812).

Эта позиция, по сути, заключалась в том, чтобы, с одной стороны, не заключать с Россией никаких письменных соглашений, а с другой, оказать Франции довольно скромную военную помощь – только 30-тысячный корпус, оставаясь таким образом строго в рамках договора от 14.3.1812. Но одни лишь слова австрийских дипломатов ни к чему их империю не обязывали, а в упомянутый договор могли быть внесены изменения, например, по увеличению численности войск, участвовавших в «русском походе».

В труде Шамбрэ сказано о достаточно большом осадном арт. парке, направленном к Риге (см. выше), и дано число орудий в дивизиях Дюрутта и Луазона – 20 и 16. По расписаниям Фабри, в 9-м армейском корпусе 31.8 (т.е. при переходе российской границы) их насчитывалось 42, но нет сведений о них для указанных дивизий на 15.8 и 1.9 (хотя в составе 34-й есть артиллеристы).

Во всяком случае, количество полевых орудий во 2-м эшелоне точно было более 42 уже из-за присоединившихся в ходе кампании к гвардии и 2-й дивизии легкой кавалерии 1-й и 2-й рот канониров-конскриптов и одной конной (всего 22 ор.).

Кроме того, 31.8 в 9-м корпусе еще не были полностью сформированы 28-я дивизия, ее артиллерия и резервная. И, очевидно, требовалась снабдить некоторым числом орудий также соединения Дюрутта и Луазона.

Представленная Фабри артиллерия «в пунктах» – это 19 французских пеших рот, 7 польских, 2 саксонских и команда 1 баварской, расположенных в Пиллау, Данциге, Мариенбурге, Торне, Модлине, Праге и г. Замосць, а также в Штральзунде, Штеттине, Кюстрине, Глогау, Шпандау, Магдебурге и Эрфурте.

Если подсчитать штатное число орудий для этих 28 подразделений, то получим 152 и еще 54 у союзников. Однако, следует заметить, французские роты могли быть в составе какой-либо группы войск без орудий, и снабжались ими с присоединением обозных рот только в боевом варианте. А в данном случае сведений о материальной части этих подразделений нет.

Как пехота и кавалерия, все специальные войска тоже нуждались по мере продолжения кампании в подкреплениях. И в частности 11.9, т.е. до овладения Москвой, Наполеон повелел отправить в Смоленск находившиеся от него на весьма большом расстоянии 2 арт. роты из Магдебурга (из осадного парка) и еще 7 из тех самых «пунктов» – Пиллау, Шведской Померании, Шпандау и Торна.

А через месяц (11.10) он отдает приказ, по которому 35 рот из тех же мест, Ковно и Франции распределялись так: 12 поступали в гвардию, 3-й корпус, 32-ю, 34-ю и 28-ю пех. дивизии, 9-й корпус (по-видимому, в боевом варианте), 6 следовали в Вильно, Минск и Смоленск, а 17 оставались в качестве резерва. При этом в перечисленные дивизии и 9-й корпус назначались как раз по две «штатные» роты. Хотя все это было достаточно сложной в целом задачей, на решение которой явно понадобилось бы немало времени.

Из числа специальных войск были и другие подкрепления, и по данным войскам и арт. орудиям во 2-м эшелоне и во всей «Великой армии» существуют самые разные версии. Но на этом остановимся.

Как уже говорилось, Наполеон уделил большое внимание созданию стратегических резервов. Но какие конкретные задачи им были поставлены?

4.7.1812 французский император назначил маршала Ш. Ожеро командующим 11-м армейским корпусом, в который вошли 3 резервные дивизии и неаполитанская (т.е. 30-я, 31-я, 32-я и 33-я). И в его подчинение также поступили гарнизоны Шведской Померании, Берлина и еще три по Одеру.

По тому же приказу войскам 9-го армейского корпуса надлежало сосредоточиться в Мариенбурге и Данциге, а 1-й резервной дивизии (маршевой) – следовать в Кенигсберг. Причем выдвижение к Висле 9-го корпуса для формирования резерва всей армии, а также той дивизии предполагалось Наполеоном еще 1.6.

22.7 он повелел Ожеро отправить 31-ю дивизию в Штеттин, расположить 32-ю между Штеттином, Ростоком и Берлином, а части 30-й – в Мекленбурге, Гамбурге и Бремене. Вновь создаваемая 34-я дивизия должна была находиться в Шведской Померании, и маршалу также подчинялись «10 тысяч датчан». И со всеми этими силами ему поручалось отразить возможное нападение противника на ту же Померанию, Мекленбург, Гамбург или даже Кольберг.

То есть, эта задача являлась для Наполеона, по-видимому, достаточно важной. И можно предположить еще, что и почти через месяц после начала войны он надеялся одержать в ней победу, не привлекая всех указанных войск Ожеро (и, наверное, 33-й дивизии) к боевым действиям на территории России.

Весьма вероятно также, что он считал вполне достаточными силы, выставленные Пруссией, да и Австрией… до определенного времени.

При этом если бы удалось добиться решающего успеха за относительно небольшой срок, то резервы для 1-го эшелона могли совсем не потребоваться, или, во всяком случае, тем в меньшей степени, чем они были больше удалены.

Хотя Наполеон неустанно заботился о них, рассылая различные распоряжения, указания и инструкции об этом едва ли не каждый день. Накануне войны он также реорганизовал национальную гвардию Франции с целью создания намного более боеспособных внутренних войск (в 1813 году из них сформировали 22 новых линейных полка).

Но, как известно, блицкриг точно не произошел, и в течение кампании французскому императору пришлось отправить в Россию и 9-й корпус с «маршевой» дивизией, и еще две дивизии Ожеро – 32-ю и 34-ю, двинуть на Кенигсберг 30-ю, а также просить у Франца I не только подкреплений для Шварценберга, но и вступления в войну еще одного австрийского корпуса.

По подсчетам Д.П. Бутурлина, «громада военных сил Наполеона, в начале 1812-го года, состояла из <...> 1,187,000 человек»^[24]. Но там есть ряд неточностей, использовались довольно старые данные и приблизительные оценки.

Аналогичная итоговая величина у Э. Лависса и А. Рамбо, которые использовали сведения Деннье на 1.6.1812, – 1178000^[25]. При этом, по мнению этих историков, «678000 человек заключали в себе 480000 пехоты, 100000 кавалерии, 30000 артиллерии, остальные входили в состав шести понтонных команд или заняты были при огромном обозе». Но это вызывающее разные вопросы утверждение ничем не аргументировано, как и следующее.

«Наполеон располагал еще 150000 солдат во Франции, 50000 – в Италии» (что неверно, если рассматривать силы, находившиеся тогда на территории Итальянского и Неаполитанского королевств), «300000 – в Испании» (тоже неверно).

Тем не менее, к концу XX века в литературе было довольно распространено мнение, что в 1812 году все силы Наполеона составляли 1200000 человек. До настоящего времени появились и несколько иные версии. И в данном вопросе, как и во многих других, естественно, важны используемые источники и методика подсчетов.

Многонациональный состав «Великой армии», несомненно, играл очень значительную роль. Ведь, по расписаниям Фабри, в ее 11 армейских корпусах и кав. резерве были полностью сформированы из войск союзников 16 пехотных дивизий из 33 (без «маршевой»), 17 легких кавалерийских бригад из 30, 1 дивизия тяжелой конницы из 7, а также итальянская гвардия. И к этому еще следует добавить корпус Шварценберга и отдельные полки во французских соединениях.

И поэтому Наполеон, согласно известному мнению, стремился разными способами сплотить свое воинство в нечто единое целое, учитывая особенности своих союзников, а также степень их надежности.

Так, он назначил французских командующих в баварский и саксонский армейские корпуса. Вестфальским корпусом командовали брат императора Жером и его помощник Д. Вандам, а позднее Ж. Жюно. А вот для польского корпуса такого назначения, вполне понятно, не последовало.

Далее, из войск союзников создавались смешанные соединения, командование которыми тоже поручалось французским военачальникам: 10-й армейский корпус, 4-й корпус кавалерийского резерва, 7-я дивизия тяжелой кавалерии, 7-я, 26-я и 28-я пехотные дивизии, несколько легких кав. бригад^[26].

Вполне естественно, что в таких случаях командующие привлекали на должности в штабах своих соотечественников.

Помимо этого, Наполеон широко использовал включение войск союзников в состав французских соединений, национальный состав которых был уже в значительной степени неоднородным, поскольку многие формирования являлись иностранными по своему происхождению, включая части, укомплектованные жителями присоединенных территорий – голландцами, итальянцами, немцами и т.д.

Наконец, степень доверия Наполеона к союзникам была, конечно, разной.

Так, он высоко ценил боевые качества поляков, и именно их контингент в «Великой армии» был самым большим. И, напротив, не могли, по-видимому, не возникать у Наполеона сомнения в надежности пруссаков и австрийцев.

Вероятнее всего, не очень он доверял и, например, вюртембергским высшим офицерам, поскольку их монарх Фридрих I был братом Марии Федоровны – матери Александра I. Кроме того, на русской службе находились брат Марии Федоровны герцог Александр Фридрих Карл и их племянник принц Евгений.

А родственным узам Наполеон вообще придавал очень большое значение.

Однако существует мнение, что в кампании 1812 года вюртембергский контингент, включая его высших офицеров, проявил себя в целом как вполне надежный союзник Наполеона. Немалую пользу ему принесло и участие в этой кампании войск Пруссии и Австрии.

Вместе с тем, бесспорно, негативное влияние оказывало то, что у союзников были свои порядки, другие язык, униформа, вооружение, стандарты и пр. Причем возникали определенные трудности в их взаимодействии не только с французскими войсками, но и между собой.

К 12 (24) июня 1812 г.^[27] русская армейская пехота состояла из 96 пехотных, 50 егерских, 14 гренадерских и 4 морских полков. В общей сложности 164 полка.

Рота по штатам военного времени включала 182 строевых чина: 4 обер-офицера, 10 унтер-офицеров, 165 рядовых и 3 барабанщика (и 2 флейтщика в гренадерской); батальон – 4 роты, полк – 2 действующих батальона и один запасной. Последний не должен был выступать в поход, за исключением его гренадерской роты, и нередко имел значительный некомплект. Но точно по штатам в 12 ротах полка должно было быть 2190 чел. В поход выступало 1644.

Армейская кавалерия – 60 полков: 8 кирасирских, 36 драгунских, 11 гусарских и 5 уланских. Кирасирские и драгунские полки должны были включать 4 действующих эскадрона и один запасной, гусарские и уланские – 8 и 2. Запасные подразделения, как и в пехоте, нередко оказывались некомплектными. Штатная численность кирасирского и драгунского эскадрона – 173 строевых чина: 7 обер-офицеров, 15 унтер-офицеров, 148 рядовых и 3 трубача; гусарского и уланского – 171 чин (меньше на 2 унтер-офицера). Соответственно, 5 эскадронов тяжелой кавалерии – 865 чел., 10 эскадронов легкой конницы – 1710. В поход выступали в первом случае 692 чел., во втором – 2 батальона по 684 чел.

Русская лейб-гвардия (без спец. войск, «гарнизона и инвалидов») – это 6 пехотных и 6 кавалерийских полков, а также Гвардейский экипаж (4 роты)^[28]. Все пехотные полки имели 3 батальона по 4 роты, кавалерийские – 4 действующих эскадрона и один запасной.

Л.-гв. Казачий полк имел особый состав – 3 эскадрона (без запасного) с Л.-гв. Черноморской казачьей сотней в качестве 4-го^[29].

В поход не выступали только запасные эскадроны.

В армейской пехоте и кавалерии существовали также учрежденные в конце 1811 года резервные подразделения полков: 4-ые батальоны и 6-ые либо 11-ые и 12-ые эскадроны.

14 марта 1812 года последовали распоряжения о создании из основной массы запасных и резервных подразделений 26 новых дивизий – 18 пехотных (с 30-й по 47-ю) и 8 кавалерийских (с 9-й по 16-ю). Это резко увеличивало их общее количество, и из новых дивизий (с 27-й пехотной) даже планировалось образовать 3 резервные армии.

Но, с другой стороны, реализация этого решения приводила к тому, что весьма значительная часть полков лишалась своих источников комплектования. Так, по запасным подразделениям это касалось 17 пехотных дивизий из 27 (без гвардейской), 27 кавалерийских бригад из 31 (с учетом кирасирских), по резервным – 21 депо из 24 (точнее, на тот момент 19 из 22).

При этом запасные части до тех пор отдавали лучших солдат и офицеров действующим, а в батальонах после выступления полка в поход оставались только 3 роты.

Резервные подразделения имели особый штат. Рота включала 185 строевых чинов: 2 обер-офицера, 4 унтер-офицера, 6 «виц унтер-офицеров», 7 конвойных рядовых и 166 рекрутов (в т.ч. 2 барабанщика); батальон – 3 роты; эскадрон – 169 чинов: 2 обер-офицера, 2 унтер-офицера, 10 «виц унтер-офицеров», 6 конвойных рядовых и 149 рекрутов (в т.ч. 2 трубача).

И отличия данных подразделений от действующих вполне очевидны.

Конечно, рекруты обучались, чтобы в конечном итоге стать рядовыми. Но на это по установленным для запасных депо, и проверенным на практике, нормам требовалось 9 месяцев^[30]. И по завершению этого процесса количество опытных солдат (т.е. тех самых конвойных рядовых) осталось бы по-прежнему очень малым.

Помимо этого, для создания из резервных батальонов и эскадронов действующих понадобилось бы укомплектовать их большим числом офицеров и музыкантов, обеспечить вооружением, обмундированием (не рекрутским), снаряжением и вообще всем, что полагалось по соответствующим штатам.

И ими же надлежало руководствоваться при формировании полков, которые, следует заметить, помимо строевых чинов должны были иметь в общей сложности довольно много нестроевых, а также солидный обоз. То же относится и к созданию дивизий.

При этом последние получались меньшего состава, поскольку в пехоте почти все они состояли из 36 рот вместо 48 (54 с учетом св.-гр. бат.), а в кавалерии они включали и 24 эскадрона (9-я, 13-я), и 16 (11-я, 12-я, 16-я), и 14 (10-я), и еще менее (14-я, 15-я).

К началу войны назначенные ранее в новые дивизии батальоны и эскадроны находились в «рижском», 1-м и 2-м резервных корпусах, армии А.П. Тормасова, Бобруйском отряде и гарнизоне Киева.

4-й морской полк в течение 1812 года оставался в составе сил флота.

Без него и резервных подразделений всего в пехоте было 507 батальонов и Гвардейский экипаж, в кавалерии – 409 эскадронов (с учетом Черноморской сотни).

Артиллерия 12(24).6.1812 включала гвардейские части, 26 полевых и 10 резервных бригад – 118 рот, 1 взвод (при Гвардейском экипаже) и 2 батареи (16 ор.). В 25-й полевой бригаде имелись также 3 морские полуроты, а в Дунайской армии 4 роты состояли при осадной артиллерии, но позднее одна стала обычной легкой. Помимо этого формировались 4 запасные и 27-я полевая бригады – 35 рот. Всего, таким образом, полевых частей – 153 роты (считая взвод и 2 батареи как одну с половиной) – 1836 штатных орудий: 624 батарейных, 848 легких и 364 конных.

Важной отличительной особенностью вооруженных сил России являлись иррегулярные казачьи формирования. В основной массе они представляли собой конные полки 5-сотенного состава. И в Донском войске сотня по штату включала 115 строевых чинов. Из него к началу войны помимо лейб-гвардии казаков находились на службе 62 полка (Атаманский имел удвоенный состав) и 2 конные арт. роты (без учета прочих частей).

К тому времени существовали также 3 Бугских полка, по два Оренбургских, Уральских (3-й и 4-й), Тептярских, Башкирских, Мещерякских и Калмыцких, а также 4 конно-татарских, Оренбургский тысячный и Ставропольский калмыцкий.

Состав Черноморского (Кубанского) казачьего войска был определен в 10 пеших и 10 конных полков. Еще ряд формирований нес службу на Кавказе и в Сибири.

К 12(24).6.1812 полевые войска – пехота и регулярная кавалерия (без резервных подразделений), артиллерия (без запасных бригад) и казачьи полки были распределены следующим образом:

Выше не учтены составленные из гарнизонных батальонов 28-я и 29-я пехотные дивизии и 10-я резервная арт. бригада (2 роты). Из казачьих частей учтены 62 Донских полка, 3 Бугских, по два Оренбургских, Уральских, Башкирских и Калмыцких, 1-й Тептярский, 4 конно-татарских, Ставропольский калмыцкий и 9-й Черноморский, а также 2 Донские конные арт. роты.

Формально не принадлежавшие к 1-й армии 1-й и 6-й пехотные корпуса (согласно ее рапорту от 11.6) вскоре вошли в ее состав. А ко 2-й армии еще должна была присоединиться 27-я пехотная дивизия, выступившая из Москвы 1.5 без артиллерии.

Запасных батальонов всего насчитывалось 163 (без гвардии), эскадронов – 81. В новые дивизии (с 30-й по 37-ю пехотные, с 9-й по 12-ю кавалерийские) поступило, соответственно, 99 и 70.

Что касается резервных подразделений, то без Каргопольского, Олонецкого, Таганрогского и Азовского депо в остальных формировались 117 батальонов и 63 эскадрона.

Первые два депо упразднили, вследствие чего не могла быть создана 38-я пехотная дивизия. Другие два оставались на особом положении, но впоследствии (29.8) их расформировали. В новые дивизии (с 39-й по 47-ю пехотные, с 13-й по 16-ю кавалерийские) поступило 111 батальонов и 58 эскадронов, т.е. все без подразделений Ивановского депо, которое 14.3 еще рассматривалось как источник комплектования «крымского» корпуса Ришелье.

Наконец, запасной и резервный батальоны Елецкого пехотного полка находились на поселении в Могилевской губернии. И в 4-х запасных арт. бригадах (Псковской, Смоленской, Брянской и Глуховской) состояло 32 роты (по 8 в каждой).

10.9.1811 были учреждены 10 запасных рекрутских депо 2-й линии «при гарнизонных внутренних батальонах», в каждом из которых предполагалось иметь 3 батальона по 4 роты (не считая еще одной – гарнизонной). И к началу войны существовали Новгородское, Тверское, Московское, Калужское, Тульское, Орловское, Курское, Харьковское, Екатеринославское и Казанское депо. В том же месяце (16.9) последовал манифест о 81-м рекрутском наборе (по 4 чел. с 500 душ), основной целью которого являлось укомплектование депо 1-й и 2-й линий, включая артиллерийские. Его предполагалось провести с 1.11 до 1.1.1812.

При выступлении в начале 1812 года полков в поход их действующие подразделения приводились в комплектное состояние за счет запасных, что привело к большому в целом снижению численности последних. И рекрутов объявленного 23.3.1812 82-го набора (по 2 чел. с 500 душ), во-первых, отправляли во Владимир, Кострому, Ярославль, Рязань, Тамбов и Воронеж, а во-вторых, использовали для укомплектования как раз запасных подразделений полков.

82-й набор предполагалось осуществить ускоренно – начать «со дня получения о сем указов чрез две недели и кончить в течение одного месяца». Но к началу войны, согласно рапортам Е.И. Меллера-Закомельского и Ф.Ф. Эртеля, «запасные» дивизии оставались весьма малочисленными.

При этом пополнение частей большим числом новобранцев, естественно, отразилось бы на их боеспособности. И в подобной ситуации начальное обучение этих новобранцев обычно производилось вне боевых действий. Однако «запасные» дивизии явно были созданы для участия в них.

Заметим также, что «при чрезвычайных рекрутских наборах» «под 3-ю линию» запасных депо были назначены Вологда, Ярославль, Владимир, Рязань, Тамбов, Воронеж. И в те же города (вместо Вологды в Кострому) отправляли рекрутов 82-го набора. А 30 апреля военный министр направил предписания о создании там 12 новых полков (36 батальонов), под начальством Д.И. Лобанова-Ростовского. При этом они получили необычные наименования «по нумерам и губерниям»: с 1-го по 8-й пехотные и с 1-го по 4-й егерские.

Но их предстояло создать «с нуля», и в частности даже если бы обучение рекрутов началось немедленно, то на его базовую часть уходило 5 месяцев, т.е. она завершилась бы не ранее 1 октября.

27 июня Александр I поручил генерал-лейтенанту А.А. Клейнмихелю сформировать еще 6 пехотных полков, получивших номера с 9-го по 14-й (18 батальонов), в Петербурге, Новгороде, Твери, Москве, Калуге и Туле. Их предписывалось создать за счет запасных рекрутских депо 2-й линии и других источников, в том числе подразделений 2-го и 3-го морских и Московского гарнизонного полков. При этом привлекалось более 5 тысяч рекрутов из Орловского, Курского и Харьковского депо.

1 июля был объявлен внеочередной рекрутский набор (по 5 чел. с 500 душ), но лишь в ближайших к театру военных действий губерниях: Витебской, Могилевской, Волынской, Подольской, Лифляндской и Эстляндской. На его проведение отводился месяц. А 4 августа последовал манифест о 83-м наборе «с удельных и казенных крестьян повсеместно, а с помещичьих во всех тех губерниях, где не назначено ополчения», по 10 чел. с 500 душ. Из него исключались губернии, бывшие на военном положении, а также Псковская и Эстляндская. И его планировалось осуществить с 1 сентября по 1 ноября.

Далее издавались указы с уточнениями по данному набору (7.8) и дополнительным в Волынской и Подольской (25.8), Киевской (7.9) и Лифляндской (9.11) губерниях. А 30.11 был обнародован манифест о последнем в 1812 году 84-м наборе, по 8 чел. с 500 душ.

Но когда были бы обучены даже рекруты, которых планировалось собрать с 1 сентября по 1 ноября? Даже если бы на их подготовку ушло только 3 месяца, получится период с 1.12.1812 по 1.2.1813.

Не могли пополнить регулярные войска до завершения кампании и создававшиеся на ее завершающейся стадии новые резервы Д.И. Лобанова-Ростовского (Нижний Новгород, Арзамас), А.А. Клейнмихеля (Ярославль) и А.С. Кологривова (Муром). Причем к ним отправили 9 егерских полков из главной армии М.И. Кутузова, 4 номерных полка (с командами еще 9-ти) и ряд других частей, в том числе из бывшего корпуса М.А. Милорадовича, Архангельска, Ивановского депо и 25-й кав. бригады.

В течение 1812 года было подготовлено также немало новых иррегулярных казачьих формирований – прежде всего, 26 полков Донского войска (с учетом бывших ранее на внутр. службе), а также 18 Башкирских с 3-го по 20-й, 3-й и Атаманский Оренбургские и 5-й Уральский.

Однако весьма значительная часть казаков в том году не сражалась с французами и их союзниками в силу необходимости защищать другие районы и пр.: Донские полки на Кавказской линии и в Грузии (всего 18), Киселева 2-го, Астахова 5-го, Мелентьева 2-го и Янова 2-го, а также все Черноморские (Кубанские) за исключением 9-го, Башкирские с 6-го по 20-й и 3-й, оба Мещерякских, все Оренбургские, 2-й Тептярский и 5-й Уральский.

Таким образом, из новых казачьих полков основная «работа» выпала на долю 26-ти Донских, но они прибыли к главной армии в конце сентября – начале октября.

5.6.1812 Александр I поручил полковнику И.О. Витту сформировать 4 конных полка из «поселян, обитающих в губернии Киевской и частью в Каменец-Подольской». Каждый из них должен был иметь 8 эскадронов и офицерские чины, как в регулярной кавалерии, со своим особым штатом. Но все же в распоряжениях от 5.6 эти полки назывались «Украинским казачьим войском», которое подчинялось «военному министерству на таком основании, как и прочие подобные сему войска».

В конце сентября ожидалось прибытие данных полков к Дубно, и 30.9 П.В. Чичагов намеревался их использовать в боевых действиях за Бугом. Но вскоре он приказал собрать их в Бресте, где они должны были получить «ожидаемое оружие». И лишь в конце октября по приказу Ф.В. Остен-Сакена два полка начали действовать «по левому берегу вниз по Бугу».

По манифесту от 18.7.1812 созывалось земское ополчение в 3-х округах. 1-й включал Московскую, Тверскую, Ярославскую, Владимирскую, Рязанскую, Тульскую, Калужскую и Смоленскую губернии, 2-й – С.-Петербургскую и Новгородскую, 3-й – Казанскую, Нижегородскую, Пензенскую, Костромскую, Симбирскую и Вятскую.

Казачье и земское ополчения создавались также в Полтавской и Черниговской губерниях. К первому также относят конницу И.О. Витта и новые Донские и Башкирские казачьи полки (см. выше). Кроме того, формировались различные войска волонтерного типа и на средства от частных лиц. А всего, по данным энциклопедии «Отечественная война 1812 года», «в ополчении состояло не менее 420 тыс. чел.»^[31].

Но, например, боевые качества прибывших к Бородину плохо вооруженных и наспех обученных батальонов «Московской военной силы» под командованием И.И. Моркова, очевидно, не шли ни в какое сравнение с регулярными частями. Вновь поступавшие в них рекруты, конечно, тоже не обладали еще боевым опытом, но они имели бы несомненное преимущество, если бы были полностью обучены, вооружены, экипированы и пр.

Кутузов, по-видимому, нисколько не заблуждался относительно боевых качеств ополченцев и сначала предполагал использовать их не для комплектования регулярных войск, а «…иногда к составлению с пиками третьей шеренги или <…> для отвода раненых или для сохранения ружей после убитых», т.е. весьма ограниченно на поле боя, а также при решении задач вспомогательного характера: «для делания редутов и других полевых работ, наипаче замещать нужные места при обозах, дабы уже там ни одного солдата держать нужды не было».

И за время войны находившиеся при действующих соединениях ополченцы в большом ряде случаев привлекались для охраны различных объектов и коммуникаций, конвоирования пленных, выполняли функции полиции, санитаров, рабочих в инженерных частях, ездовых и гандлангеров в артиллерии.

Накануне генерального сражения при Бородине 14 батальонов Моркова прикомандировали к корпусам 1-й и 2-й армий с сохранением их организации, т.е. в соответствии с предположениями Кутузова – не для комплектования полков. Правда, еще не менее 16 батальонов поступило в отряд, который был размещен на крайнем левом фланге позади регулярных войск (в ходе битвы к активным действиям привлекалась лишь весьма небольшая его часть).

Однако после Бородина вследствие больших потерь почти все полки «Московской военной силы» распределили по соединениям 1-й и 2-й армий «в состав третьей шеренги», и в частности по пехотным полкам и «пешим» арт. ротам. И позднее эти и другие находившиеся при главной армии ополченцы участвовали во многих дальнейших событиях войны – например, в сражении при Малоярославце и других. Но при этом в рапортах они учитывались отдельно.

Хорошо также известно, что прибывшие в корпус П.Х. Витгенштейна части Санкт-Петербургского ополчения вскоре храбро сражались за Полоцк, причем с сохранением их организации на уровне дружин. Они сыграли значительную роль и в этом сражении, и в дальнейших боевых действиях данного корпуса.

Вместе с тем участие в войне многих других ополчений, созданных по манифесту от 18.7.1812, было совсем иным. Так, первоначально ратники 6 губерний 1-го округа (без Смоленской и Московской) действовали только на их территории, стремясь перекрыть ведущие туда дороги. Но, как известно, отправленные из Москвы после ее захвата неприятельские авангард Мюрата, отряды Дельзона, Нея и другие не переходили границ тех губерний кроме Калужской (в которую 7(19).10 Наполеон двинул почти всю свою главную армию). И позднее, во время преследования противника регулярным войскам помогали части Калужского и Тульского ополчений. Историки также отмечают действия сформированных в Полтавской и Черниговской губерниях казачьих полков и «земского войска».

4 бригады Новгородского ополчения хотя и были командированы в корпуса Витгенштейна и Новака, только одна из них приняла активное участие в кампании (или даже 2 ее дружины). Не участвовали в ней и все формирования 3-го округа.

В 1812 году возникло и стихийное сопротивление завоевателям со стороны гражданского населения. Но, конечно же, созданные из этого населения отряды^[32] не имели такого вооружения, боевой выучки и т.д., как неприятельские формирования.

Главной защитой для страны, несомненно, являлись регулярные войска, усиленные казачьей конницей.

И в «проекте инструкции» для начальника штаба 2-й Западной армии Э.Ф. Сен-При (без даты), содержащего разъяснения «Высочайше установленной системы» или «главного операционного плана» на случай войны с Францией, речь идет о действиях выдвинутых к западной границе двух армий (1-й и 2-й) и двух корпусов – «правого фланга» и обсервационного (у Шавли и Пружан)^[33].

И помимо этих сил там говорится только о резервном корпусе, расположенном в районе Рогачев – Мозырь, и использовании, если будет возможно, еще одного – из Молдавии.

То есть, следует заметить, не упоминаются ни армия под командованием А.П. Тормасова, ни 1-я и 2-я резервные, учрежденные одновременно, согласно повелению от 15.3.1812. Причем если к 12.6 последних двух уже не существовало (вместо них были корпуса), то в 3-й армии до этой даты только изменялся ее состав.

Таким образом, в соответствии с «проектом инструкции» основными силами на западных рубежах тогда являлись указанные выше две армии и два корпуса (они же 1-й и 6-й пехотные). Но впоследствии, конечно, произошло много изменений.

А в итоге к началу войны в 1-м эшелоне были развернуты 1-й отдельный пехотный корпус П.Х. Витгенштейна и три армии – 1-я и 2-я Западные с 3-й резервной обсервационной под командованием, соответственно, М.Б. Барклая де Толли, П.И. Багратиона и А.П. Тормасова. При этом 6-й пехотный корпус, ранее включенный в состав 2-й армии, фактически являлся частью 1-й, хотя формально в нее не входил.

Численность русских армий, корпусов и дивизий в начале войны была представлена еще в труде Д.П. Бутурлина. Хорошо известны также оценки В.И. Харкевича^[34]. Но эти сведения в ряде случаев вызывают сомнения, и в них не указана информация по не входившим в состав корпусов инженерным и артиллерийским ротам.

Что же касается документов по данному вопросу, то многие из них хранятся в фонде А.А. Аракчеева – РГВИА, Ф. 154, Оп. 1, Д. 84.

В конце июня в рапорты о числе войск 1-й армии уже включались сведения по 1-му и 6-му пехотным корпусам, и 28.6 в ней всего насчитывалось 111882 человека. Однако помимо вопроса о неучтенных частях к этой дате с 12.6 прошло 16 дней, в течение которых войска несли потери, как боевые, так и небоевые.

Поэтому предпочтительнее, конечно, сведения по 1-й армии и корпусу Витгенштейна от 11 и 10 июня.

Рапорт о состоянии 2-й армии примерно в те же дни, возможно, не был составлен или не сохранился. А 1.6 ее общая численность, с 6-м пехотным корпусом (включая 28 эск. 3-й кав. дивизии), составляла 58702 чел.

Подобные документы о состоянии 3-й резервной обсервационной армии подавались императору А.П. Тормасовым 10 и 20 июня. И лишь они, к сожалению, опубликованы в сборнике «Отечественная война 1812 года». Правда, в 17 томе есть еще рапорты 1-й армии, 1-го и 6-го корпусов, но, соответственно, к 30 (т.е. 29), 28 и 21 июня^[35].

Численность 1-й армии 11.6 составляла 82467 чел. И если исключить подвижные инвалидные роты и добавить понтонную роту № 6, то получится приблизительно 82,3 тыс. чел.

В рапорте 3-й резервной армии от 10.6 есть разные неточности, допущенные, по всей видимости, при публикации. Например, в 8-й кавалерийской дивизии указано 26 обер-офицеров вместо 126, и т.д. Кроме того, там нет данных по Таганрогскому драгунскому полку, 4 эскадронам 11-й кавалерийской дивизии и понтонной роте № 5. И вместе с ними, по приблизительной оценке, в армии было около 43,4 тыс. чел. И почти столько же солдат и офицеров указано в рапорте от 20.6 (хотя там тоже есть неточности, и несколько увеличилось количество людей не только в 8-й и 11-й кав. дивизиях).

Тогда получается, что в 3-х армиях было в общей сложности около 184,4 тыс. чел., а вместе с корпусом Витгенштейна и 27-й пехотной дивизией – 216. И если показать распределение этих сил в распространенном в литературе виде, то оно будет таким (в тыс. чел.): 1-я армия (с 1-м и 6-м корпусами) – 124, 2-я (1.6) – 48,6, 3-я резервная – 43,4.

Но необходимо заметить, что существовавшие к началу войны рапорты и ведомости различались по содержавшейся в них информации. Так, в одной из форм таких документов содержались сведения о числе офицеров («штаб», «обер» и «унтер») и рядовых, а также отдельно – музыкантов и нестроевых.

Однако, например, в десятидневном рапорте о состоянии армии раздел «Состоит на лицо могущих быть в строю и действии» имел колонки с данными только об офицерах и рядовых^[36]. А именно о таких документах говорилось выше (для 1-й армии ­– от 11.6).

Но если в подсчете исключаются только нестроевые чины, то тогда не относившиеся к ним барабанщики, трубачи и вообще все музыканты тоже должны быть учтены. Помимо этого следует принять во внимание еще некоторые обстоятельства – как в частности изменения в численности 2-й армии с 1 по 12 июня.

И следующие оценки количества солдат и офицеров в соединениях 1-го эшелона 12.6.1812, «на лицо» и без нестроевых чинов, нам представляются наиболее близкими к истине. В 1-й армии (с 1-м и 6-м корпусами) было около 127 тысяч чел., а во 2-й и 3-й резервной – соответственно, более 49 и 44 тысяч.

Во 2-м эшелоне находились запасные войска. Ниже они представлены с учетом ожидавшихся частей:

Еще 12 батальонов и 16 эскадронов поступили в армию Тормасова. Состояли также: в «рижском» корпусе – 1 легкая арт. рота (№ 10), в отряде у Мозыря – 2 казачьих полка (и должны были прибыть 4 других).

По учрежденной 22.11.1811 организации 1-го и 2-го резервных корпусов входившие в их состав 4-ые батальоны (111) с 11-ми и 12-ми эскадронами (58) представляли собой 19 пехотно-кавалерийских бригад. К началу войны они располагались в тех же пунктах, ранее выбранных для одноименных депо, т.е. на весьма большом пространстве. И к тому времени также существовал план развертывания 4-ых батальонов. Ниже перечислены данные бригады с пунктами сосредоточения пехоты:

Численность строевых чинов всех вышеуказанных запасных подразделений нередко оценивают приблизительно в 30 тыс. чел., максимально – в 35 тысяч. А в резервных бригадах, по рапортам Меллера-Закомельского от 20.6 и Эртеля 10.6, состояло «на лицо» 61155 таких чинов.

В 4-х запасных арт. бригадах готовились 7 батарейных, 14 легких и 11 конных рот.

Кроме того, в 12 новых номерных пехотных полках при хорошем укомплектовании было бы примерно 25200 «могущих быть в строю» офицеров и солдат, а в 18-ти, соответственно, – 37800.

И все эти силы, конечно, являлись весьма значительными резервами. Но как обстояло дело реально?

Запасные батальоны и эскадроны были намного ослаблены тем, что в начале 1812 года отдали большое количество лучших солдат и офицеров действующим подразделениям своих полков. И только с середины марта, т.е. после учреждения 26 новых дивизий (см. выше), было запрещено их использовать таким образом (хотя позднее все же происходили нарушения этого указания). Укомплектовать их предполагалось рекрутами (и слишком большое число новобранцев, естественно, повлияло бы на боевые качества), но к началу войны многие запасные части оставались весьма малочисленными. Например, по рапортам Е.И. Меллера-Закомельского и Ф.Ф. Эртеля, 16 июня в 33-й пехотной дивизии состояло 2614 чел., в 32-й (15 бат.) – 3094 чел., 10 июня в расположенном у Мозыря отряде (12 бат.) – 3262 чел.

Резервные бригады и дивизии, по рапортам тех же генералов, были лучше укомплектованы^[37], но у них оказались проблемы с вооружением, обмундированием и прочим, которые имели место не только 12 июня, но и значительно позднее.

Так, 10.6 Эртель указывал, что во всех подчиненных ему резервных бригадах оружие «не в совершенной исправности, по доставлению таковым из мест назначений», а в трех из них оружие для большой части солдат только ожидалось. Не имелось его и в 13 арт. ротах из 16, как и 90 орудий из 192 штатных.

А позднее, в сентябре по указу императора рекрутов из трех бригад (Дунайской армии) отправили в Житомир совсем «без ружей»^[38].

Имея информацию о затруднениях при формировании 4-х батальонов в 1-м резервном корпусе, 18.6 Александр I повелел его командиру «не останавливаться ни мало отправлением» таковых из Торопца, Белого, Вязьмы, Ельни и Рославля в Дриссу, даже «если бы они не совершенно еще были обмундированы» (аналогичный приказ Эртелю – 21.6).

О прибывших в Ригу батальонах как раз из того корпуса И.Н. Эссен писал: «Они имеют звание и одежду солдатскую, служить могут только для внутренних в крепости караулов, а в наружных, а тем паче для вылазки, совершенно не годятся». И позднее имел о них, пожалуй, еще более негативное мнение^[39]. Император же посоветовал Эссену «перемешать» эти рекрутские подразделения с другими, т.е. фактически отказаться от их использования в качестве самостоятельных боевых единиц.

16.7 Ф.Ф. Винцингероде докладывал, что в его подчинении 300 кавалеристов и 15 рекрутских (т.е. 4-ых) батальонов, называя их слабыми, в которых всего только 75–80 офицеров. При этом конницы накануне прибыло 8 эскадронов, но из-за проблем с лошадьми и конской упряжью удалось сформировать не более 3^[40].

Правда, состояние резервных войск в той или иной степени различалось. И в частности Кутузов накануне Бородина отмечал, что части М.А. Милорадовича прибыли к армии уже «полками одетыми и вооруженными», и «состояние сих людей довольно хорошо»^[41].

И все же данные полки имели в пехоте на 12 рот 22–26 обер-офицеров, 26–40 унтер-офицеров, 19–25 музыкантов (вместо, соответственно, по штату 54, 120 и 54), а также слишком мало опытных старослужащих солдат. Такая же картина, с некомплектом всех чинов, была и в коннице. Причем из 22 эскадронов к Гжатску смогли выступить лишь 11. Поэтому вряд ли удивительно, что Кутузов предпочел «всех рядовых обратить к укомплектованию старых полков», поскольку в своем неизменном виде приведенное Милорадовичем «войско» было бы «весьма ненадежно».

Следует также заметить, что для создания новых полков (входивших в структуру пехотной и кавалерийской дивизий) было необходимо подготовить для них еще всех нестроевых чинов, лошадей, обозные фуры и все прочее, согласно требованиям штатов.

И за время кампании резервные батальоны и эскадроны использовались в основном именно для пополнения других частей.

Для сформирования 12 новых номерных полков под общим начальством Д.И. Лобанова-Ростовского (или иначе дивизий Н.Ю. Урусова и В.А. Русанова) предполагалось привлечь рекрутов 82-го набора, а также офицеров из числа отставных («приглашать» их было поручено губернаторам и окружным генералам Внутренней стражи). «Обмундирование полков, снабжение обозом, подъемными лошадьми производилось от тех губерний, из коих рекруты назначались в полки»^[42].

И впоследствии возникли известные затруднения как раз в обеспечении обмундированием и т.д. Например, уже 5.7 император указывал Лобанову-Ростовскому, что главным в этих вопросах следовало считать только то, чтобы полки «имели ружья, сумы, патроны и ранцы». Имел место и большой недостаток офицеров. К тому же для обучения рекрутов требовались еще опытные унтер-офицеры и старослужащие солдаты.

11 сентября Лобанов-Ростовский писал императору, что его войска «без ротных командиров, без внутренности, без пороховых ящиков и без сухарных фур жалостным образом таскаются», и «не могут уже полками порядочными быть, сколь по недостатку офицеров, столь и потому, что в походе образовать людей, трудом изнуренных, неудобно». И в целом генерал считал боевые качества вверенных ему формирований весьма низкими^[43].

По мнению Урусова (рапорт от 30.9), его войска были обучены всем движениям, оборотам и стрельбе, но вместе с тем продолжавшееся только 3 месяца «образование их» «нельзя признать за совершенное». И хотя все полки снабжены ружьями, сумами, патронами и тесаками, имея «в звании своем вид и приличие солдата», только два из них «одеты как следует».

Заметим также, что, согласно распоряжению Кутузова «не обременять армию людьми, к службе малоспособными», из дивизии Урусова в Нижний Новгород было отправлено 2607 строевых чинов. Кроме того, «оставлено во Владимире и с марша отправлено туда же больных и последних рекрут 1238». И 15 сентября в этом соединении без нестроевых осталось 8141 чел.^[44].

9-й и 11-й полки к 1 сентября и затем длительное время не имели ружей (а 9-й, по донесению Ф.Ф. Винцингероде, и амуниции). Формирование 10-го полка, по рапорту его командира майора Нетельгорста, началось только 20 августа («приступил к принятию партий»). Через 9 дней он получил ружья (но лишь 964) и выступил, «взяв с собою 50 обывательских подвод»^[45].

И хотя номерные полки создавались именно как таковые (3-батальонные), не только к 24.8, но и в последующее время до их расформирования или включения в состав вновь формируемых резервов они, как правило, имели слишком значительный некомплект по офицерам, а в ряде случаев по музыкантам и рядовым. Помимо этого они не соответствовали (не считая небольших отклонений) тем или иным штатным требованиям (часто многим) по обмундированию, вооружению, нестроевым чинам, обозу, лошадям и всему прочему.

К этому следует добавить изъяны в обучении, которое, как докладывал Урусов, продолжалось только 3 месяца. И в его дивизии общее число «малообразованных», а также слабых и больных людей оказалось довольно большим. Подготовка рекрутов дивизии Русанова в местах ее первоначальной дислокации завершилась приблизительно тогда же, поскольку длилась, максимум, до конца августа.

Поэтому номерные полки являлись тогда точно не более, а по всей видимости, еще менее надежными, чем те, которые сформировал Милорадович. Так, 4-й Костромской полк, «в который рекруты за несколько дней до выступления в поход прибыли», был признан совершенно ненадежным. Его и еще три назначили затем в те самые новые резервы. 9 полков поступили в главную армию для пополнения войск до конца сентября, а затем еще 5, но лишь в декабре.

Таким образом, и резервные бригады корпусов Меллера-Закомельского и Эртеля, и формирования Лобанова-Ростовского и Клейнмихеля использовались в большинстве случаев как источник комплектования других, ранее созданных частей. И в целом они являлись весьма большим по численности ресурсом. Но необходимо учитывать и его недостатки, о которых говорилось выше.

Судьба 4-х запасных арт. бригад сложилась так. 5 рот 1-й бригады отправили в Петербург, а остальные – в корпус Витгенштейна, т.е. батарейную № 50, легкую № 57 и конную № 23. Две первые (по одной из версий, с еще 1 «пешей») вскоре были откомандированы, а легкая № 57 затем состояла в «рижском» корпусе. Наконец, конная рота № 19, хотя и включалась в разные отряды, по всей видимости, не успела принять участия в боевых действиях.

2 легкие и 2 конные роты 2-й бригады поступили в Смоленский обсервационный корпус, части которого были лишь в небольших стычках с неприятелем. По его расформировании половину бригады отправили в Москву, а легкие №№ 60, 61 и конные №№ 20, 24 роты – в Калугу. При этом были взяты 275 чел. и 6 конных орудий для восполнения потерь в 1-й армии.

В корпус Милорадовича поступили 3-я и 4-я бригады с половиной 2-й. И 20.8 Барклай, «по воле главнокомандующего», предписал их начальнику «без замедления» следовать в Коломну, но при этом откомандировать конную роту № 22 в 1-ю армию, предоставить необходимое число лошадей для укомплектования частей, а также отправить некоторую часть зарядных ящиков «с людьми и лошадьми» в западный арт. парк.

И позднее в Бородинском сражении участвовала только указанная конная рота, в дальнейшем расформированная. Остальные 19 рот были отправлены из Коломны в Нижний Новгород и Орел.

Таким образом, подразделения этих 4-х бригад (384 штатных орудия) оказались не только вполне достаточным артиллерийским резервом, но и даже весьма избыточным, по крайней мере, на период кампании 1812 года. При этом они, следует заметить, как резервные батальоны и эскадроны, тоже имели значительные недостатки.

Но ведь у России было немало других полевых войск, состоявших из ранее созданных действующих и запасных подразделений.

Ниже состав армии указан более подробно.

*С учетом войск, дислоцированных на Аландских островах.

2 полка (6 бат.) 6-й пех. дивизии находились в Архангельске и Онеге.

*Только Донского войска.

*Донского войска.

Однако многие из этих войск были необходимы именно там, где они находились. Ведь и Наполеон не мог направить против России всю «громаду» своих сил. Причем, согласно его директиве от 22.7, даже вошедшие в состав «Великой армии» 4 дивизии 11-го армейского корпуса предназначались для защиты от возможного нападения противника Шведской Померании, Мекленбурга, Гамбурга и т.д.

К 12(24).6.1812 Россия находилась в состоянии войны с Персией (а формально – и с Англией). С Турцией удалось заключить Бухарестский мир 16.5, но ее правители затягивали его ратификацию. Поэтому, несомненно, важным являлось наличие достаточных сил на южных границах – в первую очередь, на Кавказе, но также в районе дислокации «крымского» корпуса и на «западной» границе с Турцией.

Дунайская армия Чичагова, по рапорту «о состоянии» от 5.7, включала 4 пехотные и 2 кавалерийские дивизии (72 бат. и 64 эск.) – всего 43825 чел. и 14 казачьих полков – 5715 чел. В 20 арт. и 5 инж. ротах насчитывалось 3811 чел. При этом к полевой артиллерии относились 17 рот (202 орудия), а позднее 18 (216 орудий).

Но, учитывая неполноту данных в таких рапортах (см. выше), в регулярной пехоте и коннице, по приблизительной оценке, должно было быть около 45 тыс. чел.

В армию входили также отряд при флотилии на Дунае (1626 чел.), в котором числился еще один казачий полк – 9-й Черноморский, и 2560 пандуров (2 бат.).

Корпус Ришелье без гарнизонных войск включал 13-ю пехотную дивизию (18 бат.), 7,5 арт. рот (90 орудий) и 2 казачьих полка. К 1 мая численность дивизии составляла 10567 чел., арт. рот – 1562, казаков – 795.

Этих сил было более чем достаточно для оборонительных целей. И впоследствии основная их часть двинулась на Волынь для соединения с армией Тормасова.

По нашим подсчетам, из армии Чичагова, вместе с находившимся в Сербии отрядом под командованием Орурка, затем Лидерса, 19.7 выступили к Днестру и далее прибыли к Дубно 61 батальон (и точно никак не менее 60), 64 эскадрона, 10 казачьих полков при 216 орудиях. При прохождении через Хотин пехота получила пополнение – 4 батальона из Ольвиопольской резервной бригады.

Еще 12 батальонов и 60 орудий отправил Ришелье, хотя их прибытие на Волынь растянулось во времени: до 6.9 – 4 батальона, до конца сентября – еще 5 и вся (или почти вся) артиллерия. У остальных 3-х был наиболее протяженный путь – из Анапы и Екатеринодара.

Численность всех этих сил в пехоте и коннице на 5.7 с учетом упомянутого пополнения можно оценить приблизительно в 52 тыс. чел. (включая около 4 тыс. казаков). Арт. орудий в общей сложности было 276.

Хотя на границе с Турцией было оставлено немного войск, и в частности 13 регулярных батальонов (вместе с 2-мя резервными из Ольвиопольской бригады), позднее из них к Хотину отправились 5 батальонов и казачий полк (с частью еще одного). 4.10 Чичагов предписал им идти в Луцк, направив также следовавший из Молдавии 9-й Черноморский казачий полк к Дубно, но 18-го отменил свой приказ Курскому пех. полку (2 б.).

И все же на этой границе число батальонов сократилось до 10, а казачьих полков – до 3. Причем половина пехоты сосредоточилась у Хотина.

Началось движение войск Дунайской армии к Днестру только 19 июля, т.е. по истечении 37 дней с начала войны. Причем Чичагов предполагал дойти до Хотина за 25 дней, откуда было еще около 10 дней пути до Дубно. И, таким образом, этого пункта удалось бы достигнуть не ранее 22–23.8. Но получилось еще позднее, поскольку последней колонне требовалось существенно больше времени, а две другие задержались из-за разлива рек. В итоге все 4 колонны собрались в Дубно только 6.9. И значительно позднее, но в сентябре, туда прибыл отряд из Сербии.

Но почему их выступление произошло так поздно?

13.6 Александр I писал Чичагову: «Теперь вам развязаны руки для вашей диверсии, если только вам удастся условиться насчет ее с Портою»^[46]. И речь тут идет о походе основных сил Дунайской армии во французские владения на северном побережье Адриатического моря, согласно так называемому Далматинскому проекту, который, по мнению многих исследователей, при отвлечении на его реализацию тех немалых сил являлся весьма авантюрным. При этом император считал важным «условиться» о диверсии «с Портою», весьма желая ранее заключения с ней военного союза (см., например, его письмо адмиралу от 13.5).

Однако турецкая сторона, по сути, отказалась от подобного союза, о чем Кутузов докладывал 29.4: «нет на сие надежды». Более того, она явно затягивала ратификацию Бухарестского договора.

В письме Чичагову от 6.7 Александр I отклонил предложенный адмиралом план похода на Константинополь, предложив ему направиться со всеми его силами «к Дубно», для соединения с войсками Тормасова и дальнейшего наступления «к Варшаве». Но четкого приказа об этом он не отдал, и в качестве альтернативы данному решению все еще оставалась диверсия «по направлению к Далмации и Адриатическому морю». Причем, важно заметить, с 27.6 по 6.7 император повелел сформировать в глубине страны 6 новых номерных полков (27.6) и особый «калужский» корпус, который должен был стать «основанием для образования общего большого военного ополчения» (5.7), провести специальный рекрутский набор (1.7), приняв решение и об очередном 83-м, а также издать манифест о сборе земского ополчения (6.7).

При тех отношениях с Турцией (с 16.5 до конца июня) ратификация с ее стороны мирного договора, конечно, имела немалое значение. И расположение довольно крупных русских сил на Дунае и в Сербии могло производить впечатление на бывшего противника, побуждая его к окончательному утверждению мира. Но Чичагова интересовало тогда совсем другое – ответ императора на его план возобновления военных действий. И, по воспоминаниям адмирала, после получения этого ответа (существенно позднее доставления в Бухарест турецкой ратификации) ему пришлось с большим сожалением отказаться от своего плана и направить армию на север – по письму к монарху от 18.7 и рапорту от 31.7 – к Днестру, у Хотина.

Но можно ли было завершить войну с Турцией ранее?

Как известно, одержанная Кутузовым блестящая победа у Слободзеи создала очень неплохие условия для этого. А если гипотетически представить, что такой же успех был бы достигнут в кампании 1810 года?

Недовольный позицией, которую заняли турецкие дипломаты на переговорах в ноябре 1811 года, Александр I повелел Кутузову выдвинуть им ультиматум: либо они соглашаются с «кондициями» на основе ранее достигнутых соглашений, либо военные действия возобновятся немедленно. И хотя данная угроза в дальнейшем не осталась «на словах», это не дало ожидаемого результата.

Для решения вопроса военным путем достижения некоторых успехов оказалось недостаточно. Для этого, по-видимому, требовались и большие силы, и немалое время, и, может быть, даже полномасштабная кампания, причем явно не летняя. Правда, в феврале появился было план нанесения «сильного удара под стенами Царь-Града», но от него в итоге отказались.

Таким образом, следовало приложить максимум усилий в искусстве дипломатии, в чем Кутузов, бесспорно, обладал и незаурядными способностями, и огромным опытом. При этом 22.3 Александр I позволил ему согласиться на «важную уступку» – границу по реке Прут, «однако же не иначе <...>, как постановя союзный трактат с Портою». А в его инструкциях Чичагову от 7.4 говорилось: «Если мир с турками будет подписан прежде прибытия вашего на место назначения, прибавьте к оному условие о союзе наступательном и оборонительном»^[47].

Но турецкая сторона, как уже было сказано, не изъявила никакого желания вступить в подобный военный альянс. Поэтому включение соглашения о нем в мирный договор как непременного условия намного усложнило бы переговоры или даже завело бы их в тупик с вполне понятными последствиями. И Кутузов решился заключить договор без этого соглашения с установлением границы по реке Прут, тем самым нарушив требования императора, но добившись столь важного для России мира.

Необходимо было также обеспечить защиту Петербурга и других стратегически важных пунктов на северо-западе страны, а также Архангельска.

К июню 1812 года в Финляндии (с Аландскими островами), Петербурге и Кронштадте находилось немало войск: 48 батальонов (по 4 роты), 10 эскадронов, 8,5 арт. рот (102 орудия), 2 пионерные и 1 минерная роты, 2 казачьих полка. Но 29.5 и 10.6 Ф.Ф. Штейнгейль докладывал о намного возросшем количестве больных в полках 6-й и 21-й пех. дивизий.

Со Швецией был заключен Петербургский союзный договор еще 24.3.1812. Более того, в одной из его статей говорилось о конкретном плане военных действий против Франции – создании экспедиционного корпуса из войск двух держав и высадке его в Шведской Померании.

Союзники также приглашали присоединиться к их альянсу Англию (будучи формально в состоянии войны с ней) и рассчитывали на ее «традиционную» помощь деньгами, флотом и оружием (что предполагалось и в реализации Далматинского проекта). Но договоры о мире и союзе с Великобританией были заключены только 6.7.1812.

Ситуация в военных действиях против сил Наполеона на тот момент вызывала беспокойство Александра I, но он отдал приказы о создании «второй стены», появился план, изложенный в так называемой записке Аракчеева, и т.д. Намного более тревожным стало положение дел через месяц, когда пал Смоленск. И еще через некоторое время, наконец, состоялась встреча российского императора и шведского наследного принца (Бернадота) в Або.

Но на этих переговорах выяснилось, что отсутствие той помощи от Англии, которую предполагалось получить от нее ранее, создало немалые проблемы в реализации упомянутого выше плана – Померанского проекта, и, во всяком случае, Швеция была не готова участвовать в нем. Таким образом, все усилия русской стороны по этому проекту оказались напрасными. А главное, предназначенные для его осуществления войска до 18.8, т.е. в течение 67 дней с начала наполеоновского вторжения пребывали в бездействии.

Впрочем, и в случае отправки этих войск в северную Германию они находились бы слишком далеко от России, подвергшейся нападению огромных по тем временам сил врага.

Непосредственную помощь в борьбе с этими силами могло оказать вступление в нее шведских сухопутных войск. Но именно к такому соглашению стороны на Абоских переговорах не пришли, хотя там обсуждалось многое, и даже был заключен новый договор (в котором в частности предусматривалось отправление русского корпуса осенью на юг Швеции).

Вторые батальоны 6-й и 21-й дивизий даже вместе с гренадерскими ротами к началу войны имели большой некомплект людей, поскольку ранее отдавали их действующим подразделениям. Затем в них направляли рекрутов, и, по сути, они выполняли функции депо. Многие из таких же батальонов 25-й дивизии были откомандированы в отряды и вновь создававшиеся номерные полки, но в основной массе они не приняли участия в боевых действиях. То же относится к запасным эскадронам 2-х драгунских полков 27-й кав. бригады.

18.8 Александр I повелел отправить в Ригу 20 действующих батальонов 6-й и 21-й дивизий (но без офицеров и музыкантов 10-ти), Финляндский драгунский полк, 3 арт. роты (36 ор.) и 6 сотен казаков. 22.8 в собранных у Гельсингфорса пехоте 6 полков, коннице, 2-х арт. ротах и команде пионеров насчитывалось немного более 10 тысяч строевых чинов (правда, по одной из версий, всего оттуда отправилось не менее 10,6 тысяч). 8–11.9 они достигли пункта назначения (без части конницы и артиллерии).

До 22.9 прибыли пехотинцы еще 2 полков – 2680 чел. Еще позднее доставили в Ревель подразделения остальных 2-х полков и 1 арт. роту, в которых всего первоначально было 2994 чел. 18.10 Александр I повелел им следовать в Ригу.

Из 12 действующих батальонов 25-й дивизии 2 расформировали (для пополнения других дивизий) и 2 отправили в июле в «рижский» корпус. Еще 4 выступили в начале сентября из Петербурга и Кронштадта вместе с Митавским драгунским полком и 2 ротами 5-й резервной арт. бригады (или 1) и присоединились к корпусу Витгенштейна, в который поступила в октябре и батарейная рота № 6. 2 батальона 2-го морского полка с легкой ротой 25-й арт. бригады были включены в отряд И.И. Новака, а он в дальнейшем присоединился к войскам Витгенштейна лишь в самом конце кампании. И не участвовали в ней находившиеся в Петербурге остальные 2 батальона – 3-го морского полка. То же относится к батарейной арт. роте № 25 и 1 казачьему полку.

А в целом, т.е. из всех данных сил, по нашему мнению, можно было рассчитывать на 30 действующих батальонов и, по крайней мере, 2 запасных (по 4 роты), 8 эскадронов и 6-сотенный казачий полк – более 24 тысяч чел. при хорошем укомплектовании, и на 6–7 арт. рот.

И о некоторых других войсках.

Нижегородский драгунский полк в силу обстоятельств (есть разные версии) не смог прибыть в армию Тормасова. Впоследствии А.С. Кологривов в конце ноября докладывал, что во вверенные ему новые кавалерийские резервы также поступают данный полк («о коем <...> никакого сведения не имеется»), Борисоглебский драгунский и команда Нарвского (составлявшие накануне войны 25-ю бригаду).

Таганрогское и Азовское депо готовили резервы для войск, находившихся в Грузии и на Кавказской линии. 29.8 император повелел обучавшихся там рекрутов «отправить в их дивизии».

И в том же рескрипте предписывалось рекрутов из Ивановского депо «перевесть ныне же в Житомир без ружей». Однако к тому времени его 6 батальонов 13-й пех. дивизии уже были в составе войск Э. Ришелье^[48]. А резервные эскадроны 4-х полков 8-й кав. дивизии (Владимирского, Таганрогского, Серпуховского драгунских и Лубенского гусарского) откомандировали в резервы А.С. Кологривова. Но в Житомир прибыли запасные подразделения тех же полков и Новгородского кирасирского.

Что касается войск в восточных губерниях, то они (батальоны 28-й и 29-й пех. дивизий и пр.) являлись, в сущности, внутренними, за исключением Оренбургских, Уральских и других казачьих полков, отправленных на «внешнюю службу» (см. выше).

По мнению Д.П. Бутурлина, 1.1.1812 численность всех сухопутных регулярных войск России составляла 517682 чел. – 2 гвардейские, 2 гренадерские, 25 пехотных и 8 кавалерийских дивизий, 5 драгунских полков, а также учебные части, пионеры, резервная артиллерия, «гарнизон и служащие инвалиды». И далее в его труде указаны 36 рекрутских депо, «в три линии расположенных» (и еще 5), созданные позднее (14.3) новые дивизии – 12 «запасных» и 13 «резервных» и арт. парки.

Однако в юбилейном сборнике «Столетие военного министерства» говорится, что в 1812 году численность вооруженных сил «была доведена до 975000 человек, в том числе: действующих – 815000 чел., гарнизонных – 60000 и иррегулярных – около 100000 чел.».

Но тут, несомненно, очень важно каким образом производился данный подсчет. В частности в одном из писем императору Чичагов замечает, что «интендантство отпускало ежедневно провиант на 900000» чел.^[49].

И в упомянутом сборнике представлено ни что иное, как количество людей, бывших на попечении Провиантского департамента военного министерства. То есть подсчитывались все чины, строевые и нестроевые, и не «на лицо», а по спискам отпуска провианта. При этом помимо пехоты, кавалерии с резервными подразделениями и полевой артиллерии с парками учитывались пионеры, учебные части, гарнизонные войска и артиллерия с парками, подвижные инвалидные роты, разные многочисленные команды и иррегулярные казачьи войска.

Кстати, используя именно эти сведения, Н.А. Троицкий писал: «Всего к 1812 г. Россия имела под ружьем немногим меньше, чем Франция, – 975 тыс. человек».

У Наполеона же было, тоже под ружьем, 1046567 солдат – согласно «tableau général», т.е. расписанию французской армии и ее союзников, 1 ноября 1811 года (по н.ст.). Но на самом деле в этом документе представлена штатная численность войск, причем только пехоты и кавалерии^[50].

Остановимся все же на данном вопросе.

В «tableau général» даны количество батальонов / эскадронов и комплектное число «комбатантов» в них.

И если брать французские войска, то в линейных и легких полках пехоты – 3360 чел. – 4 боевых батальона по 6 рот (140 чел.), в кавалерийских (карабинеры, кирасиры, драгуны, конные егеря и гусары) – 4 или 3 эскадрона по 192 чел. Подобная картина и в гвардии.

То есть в подсчет действительно включались именно «комбатанты» или, в иной терминологии, строевые чины.

Правда, в 5-х батальонах по 610 чел. – помимо 4-х рот учтены еще 50 чел. – возможно, из штаба полка. Если это так, то для всех указанных в расписании 135 линейных и легких полков получится 6750 чел. Но относительно сотен тысяч это величина небольшая.

Кроме того, там не учтены учрежденные до 1.11.1811 полки: 130-й линейный и 29-й легкий, 3 кавалерийских (причем гусарские и конно-егерские имеют не 4, а только 3 боевых эскадрона) и целых 7 гвардейских (которые имели значительно большую численность батальонов). Неверно и то, что все эскадроны армейской кавалерии и даже гвардейской включали 192 чел.

У союзников указаны армейские и гвардейские части, у французов – те же и ряд других – например, швейцарская пехота, батальоны Вислы, Португальский легион. Последние могли использоваться в боевых действиях за пределами Французской империи наравне с основными полками. И, как видно из расписания, их включали в состав различных соединений.

То есть в целом речь идет о так называемых полевых войсках (хотя и в некоторых случаях с оговорками).

Подсчитаем теперь количество строевых чинов во всех русских регулярных пехотных (без 4-го морского), кавалерийских и гвардейских полках к исходу 1811 года по штатной численности рот и эскадронов. В итоге у нас получилось немного более 441 тысячи чел.

Большинство армейских полков – 142 пехотных и 52 кавалерийских – имели еще депо 1-й линии. При их полной реорганизации в резервные подразделения получилось бы 143 батальона (плюс Елецкого полка) и 68 эскадронов. Это составило бы, согласно их штатам, всего 90857 чел.

Но вновь заметим, что именно по штатным положениям данные подразделения весьма отличались от действующих.

Запасные депо 2-й линии тоже получили батальонную организацию (всего 30). Но помимо того, что их создание в конце 1811 года только началось, они предназначались для укомплектования не полков, а депо 1-й линии, где осуществлялась завершающая стадия подготовки рекрут.

В сравнении сил сторон к началу войны наиболее объективную картину, по нашему мнению, даст не, например, определение численности наполеоновских войск, вступивших в Россию, а изучение всех возможностей, которые имелись у противников в борьбе между собой, т.е. включая в область исследования все существовавшие к началу кампании и сформированные до ее завершения вооруженные силы Франции и России вместе с их союзниками. При этом, разумеется, необходимо учитывать военные конфликты этих империй с другими государствами, движение войск на эти театры военных действий и обратно, необходимость выделить силы для защиты территории, поддержания внутреннего порядка и подготовки новых солдат. Важными являются и многие другие обстоятельства и факторы – реальное количество войск, их боевые качества и т.д.

И все же, если бы война продолжалась 50–60 дней или даже еще менее, очевидно, очень большое значение имело бы перед ее началом соотношение сил в первых эшелонах.

По нашим подсчетам, сделанным на основании данных из таблиц Фабри, в пехотных и кавалерийских частях 1-го эшелона «Великой армии» было около 377 тыс. чел. при 1088 арт. орудиях (в австрийском корпусе – по нашей версии).

В русских 1-й и 2-й Западных армиях и 3-й резервной обсервационной, вместе с присоединившимися позднее 27-й пех. дивизией и частями 8-й и 11-й кавалерийских, по нашим подсчетам, было более 187 тыс. пехотинцев и кавалеристов, а вместе с казаками (без их арт. рот) – около 204 тыс. чел. «на лицо» без нестроевых чинов. В артиллерии насчитывалось 906 орудий.

Что касается специальных и вспомогательных войск, то сравнивать их очень сложно из-за больших различий их структуры и организации. Причем даже если ограничиться только артиллерийскими и инженерными частями. Впрочем, основную информацию о силе какого-либо соединения давали именно сведения о количестве готовых к бою «штыков», «сабель» и арт. орудий.

Следует также заметить, что в расписаниях Фабри пехотные части представлены вместе с командами полковой артиллерии. И, по одной из оценок, в 1-м эшелоне общая численность этих команд (без входивших в 7-й армейский корпус) достигала 5,4 тыс. чел. Однако даже без этих солдат французы и их союзники обладали почти двойным превосходством в пехоте и регулярной кавалерии. Причем это относится и к каждому роду войск отдельно.

Несколько меньшим это превосходство было, естественно, если с русской стороны учитывать казаков: 371,6 / 204 = 1,8216.

В нацеленных против армий Барклая и Багратиона главных силах Наполеона, т.е. без корпусов Макдональда и Шварценберга, численность пехоты и кавалерии, при исключении таким же образом полковой артиллерии, составит около 316,5 тыс. чел., а в двух русских армиях – более 153,5 тысяч с казаками и около 162,5 тысяч с учетом 27-й пехотной дивизии.

Последняя выступила из Москвы 1(13).5 в полном числе батальонов (18), но без арт. бригады. А из Могилевской губернии последовали на Минск ее 12 действующих и 2 сводно-гренадерских батальона, которые в дальнейшем присоединились ко 2-й армии значительно позднее начала войны – с 21.6 (3.7).

Но даже если бы эта дивизия успела прибыть раньше, соотношение сил оставалось бы крайне невыгодным для русской стороны: 316,5 / 162,5 = 1,9477. И хотя французы и их союзники не имели такого же преимущества в артиллерии – 938 орудий против 738, исход приграничного сражения в такой ситуации был практически очевидным.

Кроме того, корпус Макдональда (почти 26 тыс. солдат без спец. войск и полковой арт., 82 орудия), перейдя Неман и российскую границу, двинулся затем к Россиенам, т.е. во фланг войскам Витгенштейна.

В корпусе Шварценберга на 23.5 (4.6) было 29228 пехотинцев и кавалеристов в строю, а также, по всей видимости, несколько более 60 арт. орудий (по нашей версии – 68). И если бы это соединение и армия Тормасова взаимно сковывали друг друга, то австрийцам противостоял бы более сильный противник. Так, 10(22).6 бывшие в подчинении Тормасова силы с присоединившимися до 20-го частями включали, по нашим подсчетам, до 37,5 тыс. солдат тех же основных родов войск, свыше 4 тысяч казаков и 168 орудий.

В организационном отношении пехотные дивизии «Великой армии» были, как правило, крупнее русских и нередко превосходили их по численности более чем в полтора раза.

Еще больше это различие проявлялось на уровне корпусов. Так, во 2-м армейском корпусе Удино на 20.5 (1.6) 1812 года, без дивизии Думерка, насчитывалось 34,2 тыс. пехотинцев и кавалеристов, а в напоминавшем целую армию корпусе Даву при переходе Немана – почти вдвое больше. Что же касается резерва Мюрата, то на 19.6 (1.7) у Нансути и Монбрена было около 19,7 тыс. кавалеристов, а у командовавшего наименьшим соединением Латур-Мобура – 6,6 тыс.

Вместе с тем численность тех же основных родов войск в «стандартном» русском пехотном корпусе (24 батальона и 8 эскадронов) при обычном некомплекте составляла 15-15,5 тыс. человек, в кавалерийском (24 эскадрона) – 3400-3500 человек.

И из наименее крупных армейских корпусов Наполеона (6-й, 7-й и 8-й) только саксонский и вестфальский были в этом отношении близки к «стандартному» пехотному у противника. Хотя, следует заметить, расположенные у западных границ три русские армии включали соединения и несколько большего (Витгенштейна, Дохтурова, вел. кн. Константина), и меньшего (Шувалова, Каменского, Остен-Сакена) состава.

Любопытны различия кавалерийских частей. У французов и их союзников, без 6 рот в арм. корпусах, мамелюков и жандармов в гвардии, полки легкой конницы включали 291,5 эск., тяжелой – 122 (из них 78 кирасирских и карабинерных полков), а у их противника, соответственно, – 108 и 136 (40) действующих эскадронов, а вместе с запасными – 112 и 148 (44).

Но при этом важной отличительной особенностью русских войск являлись иррегулярные конные формирования – казачьи полки и другие части. В двух Западных и 3-й обсервационной армиях было 37 таких полков. По нашим подсчетам, к началу войны их численность вместе с двумя Донскими арт. ротами составляла немного более 17 тыс. человек.

Что касается артиллерии, то в русских войсках вместе с казачьими ротами насчитывалось 906 орудий:

Вопрос о точном количестве артиллерийских орудий в соединениях «Великой армии» является, пожалуй, еще более спорным, чем вопрос об их численности. Дело тут в том, что многие подразделения этого рода войск не имели орудий, и расписания отражают это по-разному. Также различны указания о типах и калибрах пушек и гаубиц.

По нашим подсчетам, всего в первом эшелоне к 12(24).6 было 1088 орудий:

Как нетрудно заметить, русские не имели легких пушек совсем и обладали солидным преимуществом в 12-фунтовых (+85,7%). В 6-фунтовых пушках оно было на стороне их противника (+41,2%).

Что касается остальных типов орудий, то французы и их союзники не имели орудий такого типа, как единорог, а русские – «классических» гаубиц.

У 1/4-пудового единорога при калибре в 4,843 дюйма (диаметр канала ствола) граната (основной снаряд в боекомплекте) превышала по весу 6-фунтовое ядро. Поражающее действие гранаты и ядра, конечно же, различалось, но, например, картечь для такого «пешего» единорога весила значительно больше, чем для русской 6-фунтовой пушки, особенно ближняя (>70%).

«5 p. 6 l.» – диаметр гранаты, в английских дюймах – около 5,862, а калибр («5 p. 7 l. 2 p.») – около 5,965. Однотипными с этими гаубицами, которые иначе называли 24-фунтовыми, французы считали и большинство гаубиц своих союзников, за некоторым исключением, в том числе 7-фунтовые (по каменному весу).

В русском 1/2-пудовом единороге при калибре 6,102 дюйма использовалась несколько большая по весу граната. Она была также тяжелее ядра русской 12-фунтовой пушки. По сравнению с ней и картечь у единорога весила больше (хотя дальняя не так значительно).

Наконец, гаубицы «6 p. 4 l.» являлись орудиями самого крупного калибра – если перевести в английские дюймы, то получится почти 6,75.

Наиболее мобильной была конная артиллерия, солдаты которой обучались приемам кавалерийского боя. У русских в этом виде артиллерии насчитывалось 172 орудия (без 2-х Донских рот), а у их противника – 348 (с еще одной отставшей ротой – 354). Причем все пушки с обеих сторон были 6-фунтовые. Только в русских конных ротах половину всех орудий составляли 1/4-пудовые единороги, а в ротах «Великой армии» в большинстве случаев из 6 орудий было 2 гаубицы.

У французов и некоторых их союзников существовала артиллерия, приданная полкам. Это были, как правило, 2 или 4 легкие пушки в основном 3-фунтового калибра. И они составляли почти 20% всех орудий в первом эшелоне.

Обычная артиллерийская поддержка русского пехотного корпуса состояла из 8 полупудовых единорогов, 22 1/4-пудовых, 16 12-фунтовых пушек, 38 6-фунтовых (всего 84 ствола). А, например, во 2-м армейском корпусе Удино без дивизии Думерка было 92 орудия – 16 гаубиц, 12 12-фунтовых пушек, 30 6-фунтовых и 34 легкие.

Таким образом, последний намного уступал первому в количестве стволов, приходящихся на одинаковое количество пехотинцев и кавалеристов. Кроме того, как полагают специалисты, указанное распределение орудий по типам было выгоднее для русской стороны, чем если бы все они принадлежали к какому-то одному типу.

Довольно похожая ситуация с арт. поддержкой имела место во многих других соединениях «Великой армии», хотя были и исключения – например, дивизии тяжелой конницы, корпус Лефевра и вся французская гвардия в целом.

Сравнение сил сторон, конечно, не исчерпывается только количественными характеристиками и является на самом деле очень обширной темой, имеющей немало различных аспектов.

Что касается тактики, то обе стороны использовали в бою стрелковые цепи с резервами или «поддержками», за которыми располагались более плотные, сомкнутые построения пехоты и кавалерии. Наконец, позади всех линий, как правило, находились резервы в колоннах.

В соответствии с такой схемой пехота делилась на легкую (в русской армии егеря) и тяжелую. Первая обучалась преимущественно ведению огневого боя и действию в тех самых стрелковых цепях и рассыпном строю, а вторая использовалась главным образом в сомкнутых боевых порядках. Но при этом оба этих вида пехоты могли в значительной степени заменять друг друга.

Артиллерия располагалась как батареями с большим числом орудий (обычно крупного калибра), так и непосредственно в боевых линиях.

Разумеется, это лишь общие черты используемой противниками тактики регулярных войск, но резкого принципиального отличия в ней не было. То же можно сказать и о вооружении и техническом оснащении.

Казаки русской армии являлись хорошо вооруженным и обученным войском. Они не использовали в боевых действиях построения и эволюции регулярной кавалерии, но при этом могли выполнять часть функций ее легких полков: прежде всего, разведка и поиск, наблюдение, конвой, а также выделение отрядов с какой-либо иной целью. Очень эффективны казаки были в «утомлении» и преследовании неприятеля, диверсиях и рейдах.

Но они могли сражаться не только совместно с регулярной армией или замещать в ряде случаев ее легкую конницу. Благодаря своим качествам казачьи полки идеально подходили для ведения партизанской войны. Кроме того, действуя совершенно самостоятельно и используя свои собственные тактические приемы, они могли нанести серьезное поражение целым полкам неприятельской кавалерии, особенно если противник недооценивал численность казаков и их боевые качества (бой под Миром 27.6 (9.7)).

По мнению многих зарубежных историков, французская армия имела большое преимущество в своей более прогрессивной внутренней организации, при которой, например, даже простой солдат имел очень хорошие возможности для карьерного роста. Благодаря этому выбывшим из строя командирам легко находилась замена и т.д.

Эта армия нового типа появилась во Франции благодаря революции, начавшейся в 1789 году, и в ходе последующей борьбы за независимость молодой республики.

Впоследствии очень многие считали армию Наполеона лучшей в мире – на основании, например, тех же ее побед в кампаниях против России, Австрии и Пруссии 1805, 1806-7 и 1809 годов. При этом призыв на службу по конскрипции и довольно эффективные механизмы обучения новобранцев и подготовки всех офицерских кадров давали возможность в относительно короткий срок как пополнять существующие части, так и создавать новые.

Но, когда в июне 1812 года французские солдаты перешли Неман, они, конечно, уже не защищали свою страну от нападения внешних врагов, и не случайно тогда многие из них относились к маршам времен революции с большой долей иронии.

Несомненно, огромную роль играл культ личности Наполеона. Гвардейцы и абсолютно преданные ему люди просто вверили ему свою судьбу. И очень многие представители «Великой армии», особенно молодые солдаты и офицеры, были уверены в том, что непобедимый Наполеон довольно быстро разгромит русских, и стремились к славе, наградам и продвижению по службе.

Весь ход исторического развития России вырабатывал в ее солдатах патриотизм, храбрость, стойкость, а также физическую силу и выносливость. Обладая достаточно современной тактикой и вооружением, армия из таких солдат была, несомненно, сильным противником. Даже Ж. Пеле-Клозо полагал, что она являлась тогда одной из двух первых в мире. Правда, его суждение о том, что у русских военачальников в отличие от французского командного состава было «мало искусства», нельзя признать вполне объективным. Тем не менее, в сущности, очень похожего мнения придерживался даже Александр I. Так, накануне войны он сказал А. Коленкуру следующее: «У меня нет таких генералов, как ваши; я сам не такой полководец и администратор, как Наполеон, но у меня хорошие солдаты…»^[51].

Несмотря на проведенные накануне войны в русской армии реформы, взаимоотношения нижних чинов и старших офицеров остались прежними, т.е. характерными для военных формирований так называемого феодального типа. А система комплектования и подготовки кадров являлась слишком отсталой.

И поэтому нередко утверждают, что в России тогда было просто невозможно создать столь же сильную в качественном отношении армию, какая была у Наполеона, намекая на то, что главными причинами ее сокрушительного поражения и почти полной гибели были «стихии» – пожар Москвы, голод, морозы и т.д.

Но легендарные Итальянский и Швейцарский походы А. В. Суворова доказывают обратное. Тринадцатью годами ранее великий генералиссимус громил как раз войска французской республики, причем на территории других государств. И, видимо, не случайно его соратника Багратиона столь высоко ценил Наполеон.

Конечно, Россия бы много выиграла, если бы у нее была массовая армия буржуазного типа с более эффективной системой комплектования. Но и следование суворовским традициям, среди которых было хорошее отношение к простому солдату, несомненно, принесло бы очень большую пользу.

Если в 1799 году русские войска сражались далеко от своего отечества, то в 1812-ом враг перешел его границы и угрожал независимости страны, и солдатам, конечно же, не требовалось никаких особых разъяснений этого факта.

Вернемся теперь к затронутому выше вопросу о воздействии «стихий» на французов и их союзников в «русской кампании». И, несомненно, большую, а иногда даже огромную роль играют условия, в которых войскам приходится сражаться и просто существовать.

Перед этой кампанией Наполеону требовалось решить весьма важный всегда вопрос об организации снабжения, который еще более усложнялся тем, что он решил подготовить фактически несколько крупных армий.

14(26) мая он отдает известную директиву Даву о том, что конечным результатом всех движений войск является сосредоточение 400 тысяч солдат в одном месте. При этом нельзя полагаться на местные ресурсы, и все необходимое следует иметь при себе.

Такое решение, конечно же, увеличивало нагрузку на транспортное обеспечение. И во французских войсках помимо полковых, артиллерийских и инженерных обозов функции по доставке различных грузов должны были осуществлять еще 17 специальных батальонов, имевших в своем распоряжении почти 6 тысяч повозок. В некоторых из них в качестве тягловой силы использовались волы.

Относительно небольшая часть этих батальонов была в составе дивизий и армейских корпусов. Остальные, как указано во многих расписаниях, состояли при Главной квартире. А у союзников имелись свои обозные части. Наполеон также рассчитывал перевозить грузы водным путем, например, по Неману от Тильзита.

Однако уже при движении «Великой армии» от Вислы к российским границам в снабжении появились значительные сбои, а в дальнейшем и очень серьезные проблемы. Если так случилось, то, по-видимому, были неверными предварительные расчеты и предположения, или, во всяком случае, не все удалось предусмотреть.

Так, собственные транспортные средства французов были приспособлены для хороших дорог, и на песчаном или размытом дождем грунте довольно быстро приходили в негодность. К тому же основная часть повозок была большой вместимости, и все их стремились максимально загрузить, из-за чего лошади и волы вынуждены были тратить много сил, особенно на вязком грунте.

Замена своих повозок на местные приносила определенную пользу, но в целом обозы двигались вслед за войсками слишком медленно.

И одной из самых серьезных проблем стала очень значительная убыль тягловых животных, вызванная их переутомлением, недостатком кормов удовлетворительного качества и даже воды, плохим уходом и жестким климатом. Поскольку восполнить эту убыль не удавалось, приходилось просто оставлять повозки со всем, что в них находилось.

Следует также заметить, что, непрерывно продвигаясь на восток, «Великая армия» все более удалялась от Данцига и других баз снабжения на Висле. Но для создания столь же крупных баз у Немана и далее требовались и транспорт, и немало времени.

При таких обстоятельствах армия была обречена на голод, и поэтому большое значение для нее приобретали как раз местные ресурсы.

Однако позднее, когда она двигались уже по территории России, противник использовал «тактику выжженной земли», как правило, не оставляя при своем отступлении ничего ценного. И поэтому большой удачей был захват русских армейских магазинов или складов, а также запасов продовольствия в городах.

Хотя Наполеон и приказал снабдить войска фальшивыми деньгами, они начали грабить местное население уже с самого начала войны, что впоследствии имело для завоевателей намного более негативные последствия, чем просто недружелюбное отношение к ним. Стремясь избежать разорения и насилия, многие крестьяне стали покидать свои жилища, забирая имущество и угоняя скот. Возникло и более серьезное сопротивление «непрошеным гостям» – для борьбы с ними из гражданского населения за время войны было создано немало отрядов (неармейские партизаны). Хотя они, конечно же, не имели такого вооружения, боевой выучки и т.д., как неприятельские регулярные силы.

Правда, Наполеон рассчитывал, что провиант и прочее будут охотно поставлять дворяне Литовского княжества, поскольку там защищались преимущественно их интересы. Тем не менее, снабжение «Великой армии» оставалось крайне неудовлетворительным, хотя ситуация временами и улучшалась (как правило, после продолжительных остановок).

По тем же причинам, которые вызывали большую убыль тягловых животных в обозах, довольно быстрыми темпами росло число больных и павших лошадей в артиллерии и кавалерии. И поскольку найти им замену, в том числе за счет местных ресурсов, тоже часто было слишком трудно или совсем невозможно, то это приводило к совершенно очевидным негативным последствиям для этих родов войск. Заметим также, что в кавалерии состояние многих из оставшихся в строю лошадей являлось даже опасным для всадников.

Плохое снабжение, несомненно, оказывало очень негативное влияние на войска, вызывая, прежде всего, мародерство и дезертирство, размеры которых были довольно велики еще в самом начале кампании и впоследствии стали угрожающими.

В силу необходимости значительное количество солдат постоянно включалось и в состав совершенно легальных команд, покидавших свои части для поиска провианта и фуража. Но они подвергались нападениям казаков, а позднее все большую опасность для них представляли партизанские отряды (как армейские, так и образовавшиеся из крестьян и горожан).

Но на этом трудные условия «русского похода» не ограничивались. Для большинства его участников были очень непривычны такие погодные явления, как многодневные холодные ливни летом или долгая изнуряющая жара, которую ветераны Наполеона сравнивали со зноем в Египте. «Великой армии» также пришлось воевать в условиях распространения болезней эпидемического характера и неудовлетворительной в целом медицинской помощи. Следует еще заметить, что нередко солдаты не могли найти питьевой воды.

Все это снижало боеспособность войск и, как известно, привело к очень значительному увеличению небоевых потерь армии уже по истечении относительно небольшого времени после перехода Немана.

При таких обстоятельствах совершать форсированные марши было очень трудно. Но они были необходимы Наполеону, и в итоге от этого в еще большей степени возрастало количество больных и отставших солдат, а также павших лошадей.

Важно также отметить, что движение войск по российской территории намного замедляли плохие дороги (в первую очередь, конечно, многочисленных обозов), отсутствие подробных карт и знающих местность проводников. А для разведки всегда требовался достаточно сильный отряд с хорошими лошадьми.

Правда, все эти негативные обстоятельства были не так опасны для Наполеона, если бы ему удалось осуществить блицкриг.

Но поход «Великой армии» продолжался не месяц, два или три – он затянулся до поздней осени и даже зимы при все более ухудшавшейся ситуации с провиантом и прочим, а также серьезных изъянах в организации тыла. Помимо этого отступавшие из Москвы главные силы Наполеона не были готовы к наступлению холодного времени года, в то время как, по воспоминаниям А. Коленкура и Ф.П. Сегюра, сильное снижение температуры произошло уже после 16(28).10.

И не раз нам приходилось слышать: «Вы сами и приводите многочисленные доказательства того, что очень большую и, в сущности, решающую роль в почти полной гибели «Великой армии» сыграли «стихии» – голод, морозы и т.д.».

Никто и не станет отрицать весьма крупные небоевые потери французов и их союзников за время кампании. Но если главной причиной их сокрушительного поражения были «стихии», то тогда, следуя очень простой логике, это произошло бы и без действий русских войск. Действительно, стоило ли им сражаться с неприятелем, совершать маневры, если все это играло только второстепенную роль?

Не будем обращаться к действиям русских войск на завершающем этапе войны, когда их противник терпел одно поражение за другим, а на Березине едва избежал окружения.

Ранее два, на наш взгляд, важнейших замысла Наполеона остались неосуществленными. Ему не удалось разбить армию Кутузова при Бородино (что совершенно бесспорно), а затем пройти со своими главными силами из Москвы в Калугу.

При этом в обоих случаях он лично командовал войсками. И для них ситуация со снабжением и погодой до сражения у Малоярославца намного отличалась в лучшую сторону от той, которая имела место позднее. И хотя эта ситуация все же оказывала немалое влияние, ее никак нельзя считать основной, ключевой причиной того, что не были реализованы данные замыслы, а также более ранние: разделить 1-ю и 2-ю русские армии, окружить войска Багратиона, вынудить противника дать генеральное сражение у Витебска, а затем у Смоленска.

С другой стороны, не французский ли многоопытный полководец должен был принять во внимание все особенности России как возможного театра военных действий? Не он ли принимал решения по организации снабжения, транспортного обеспечения и т.д. в период подготовки к войне? И вследствие чьих решений кампания затянулась до поздней осени и даже зимы?

Совершенно очевидно, что и русские войска действовали ровно в тех же климатических условиях, использовали те же самые дороги и так далее.

И у них возникали затруднения в снабжении. Так, например, Багратион в письме военному министру от 1(13) июля даже использует слово «голод». А накануне Бородина, 20–23.8 (1–4.9), Кутузов писал Ф.В. Ростопчину, Н.И. Салтыкову и императору о «весьма» беспокоивших его «недостатках в продовольствии». Но в целом все эти затруднения в начальный период войны были все же не настолько серьезными, как у противника.

Но… Позднее, во время преследования отступавшего неприятеля главная армия Кутузова должна была двигаться достаточно быстро в условиях наступивших холодов, а также при сильно усугубивших ситуацию проблемах со снабжением войск провиантом и обеспечением их зимним обмундированием. И в этот период она понесла весьма значительные потери большей частью не в боевых действиях.

А о том, каким было существование наполеоновских солдат, отступавших из Москвы и присоединившихся к ним позднее, в последние месяцы 1812 года, к какому завершению жизненного пути тогда пришли те многие и многие из них, которые отправились в Россию за славой, чинами и богатством, хорошо известно из мемуаров очевидцев событий.

Для Наполеона «вторая польская война» не стала одним из тех блицкригов, которые ему удавалось осуществить ранее. И все же в 83-й день с начала боевых действий его войска вступили в Москву. Какие силы могли преградить им путь с русской стороны?

Прежде всего, как уже говорилось выше, большая их часть была необходима в восточных губерниях и Архангельске, а также в составе защищавших южные границы «крымском» отряде и еще двух, находившихся на Кавказе, к которым следует добавить и «питавшие» их первоначально депо – Таганрогское, Азовское и Ивановское. Помимо этого некоторые войска должны были оставаться на «западной» границе с Турцией.

Вместе с тем для подготовки новых регулярных полков или даже только батальонов и эскадронов, согласно их штатам, требовалась масса всего и, разумеется, определенное время. И еще меньше его имелось для того, чтобы сформировать к 24.8 (5.9) или 1(13).9 новые номерные полки Лобанова-Ростовского и Клейнмихеля. Обучить же рекрутов, которые призывались по 83-му набору, очевидно, можно лишь еще намного позднее.

Более подробно обо всех резервах, включая казачьи формирования и земское ополчение, уже шла речь выше.

Во многих исторических трудах отмечается тот факт, что Наполеону пришлось оставить на флангах не просто значительные, а даже крупные силы – корпуса Макдональда, Удино (с дивизией тяжелой конницы), Рейнье и Шварценберга, а также две баварские пехотные дивизии и отряд Домбровского. И без них, согласно нашим предыдущим подсчетам, в 1-м эшелоне из 377 тыс. чел. в пехоте и кавалерии останется 237 тысяч, а из 1088 орудий – 712.

С русской стороны к моменту соединения 1-й и 2-й армий под Смоленском, 20–22.7 (1–3.8), на фланговых участках театра военных действий находились армия Тормасова, корпуса Эссена и Витгенштейна, отряды Игнатьева (в Бобруйской крепости), Эртеля (у Мозыря) и Дрейера.

В состав указанных корпусов и отрядов поступили почти все запасные подразделения 2-го эшелона – 79 батальонов и 38 эскадронов, за исключением пехоты из отряда Грессера и бригады в Киеве, а также 12-й кавалерийской дивизии. При этом только 2 батальона указанного отряда присоединились ко 2-й армии. Еще 6 батальонов оставались в Киеве до конца декабря, а находившуюся в конце июня еще южнее кав. дивизию (16 эск.) затем расформировали из-за ее малочисленности.

Тем не менее, почти все силы данного эшелона располагались точно не «в центре». А его общая численность, как уже говорилось, часто оценивается в 35 тыс. чел.

При отделении от 1-й армии корпус Витгенштейна без запасных подразделений имел почти первоначальный состав – 28 батальонов, 16 эскадронов и 108 орудий. Из казаков, правда, остался лишь 1 полк. Но еще один ранее был откомандирован в корпус Эссена, и приказом от 10(22).8 возвращался третий.

10(22).6 в армии Тормасова и корпусе Витгенштейна, по нашим подсчетам, было почти 57 тыс. пехотинцев и кавалеристов.

Из полевой артиллерии во всех упомянутых «фланговых» соединениях насчитывалось 294 орудия (с учетом переданных в них из 1-й и 2-й армий).

И в них к 1(13).8 состояли также 16 казачьих полков (с учетом возвращенного по приказу от 10.8). При этом в 13-ти из них 10(22).6 числилось 5446 чел. Остальные были в отряде Эртеля, состав которого с того момента значительно изменился. В рапорте от 14.9 указаны 3 Донских полка – 1525 чел.

Что касается резервных войск, то из Подгощинской, Старорусской и Холмской бригад вся пехота (18 бат.) сосредоточилась в Риге и Пскове, а 8 эскадронов конницы – в Петербурге. И по данным рапорта о состоянии 1-го резервного корпуса от 20.6 (2.7) их общую численность можно приблизительно оценить в 8600 чел. Позднее в корпус Витгенштейна поступили 4 батальона (из Пскова) и 4 эскадрона.

Самыми южными по расположению являлись Чигиринская, Новомиргородская, Елисаветградская и Ольвиопольская бригады. 10(22).6 в их 24 батальонах и 16 эскадронах числилось 12611 чел. Пехоту из Ольвиополя Эртель отправил 8(20).7 «в Хотинские укрепления». Остальных их рекрутов в соответствии с повелением императора от 29.8 (10.9) надлежало «перевесть ныне же в Житомир без ружей». И помимо обращающего, конечно, на себя внимание указания «без ружей» необходимо заметить, что данные бригады дислоцировались слишком далеко от центрального участка театра военных действий. То же можно сказать и о Змиевской и Изюмской бригадах (12 бат.), а также об отправленных в Житомир 6 запасных эскадронах 4 полков 8-й кав. дивизии и Новгородского кирасирского.

Теперь обратимся к 1-й и 2-й Западным армиям, которые, как известно, после соединения под Смоленском далее отступали к Москве.

К 12(24).6 в двух этих армиях без корпуса Витгенштейна (28 бат., 16 эск., 3 каз. полка) было, по нашим подсчетам, до 130,5 тыс. пехотинцев и кавалеристов и свыше 11 тыс. казаков. Арт. орудий с учетом откомандированных позднее во «фланговые» соединения 18-ти 25.7 насчитывалось 624.

Из подразделений «запасных» дивизий присоединились только 2 батальона Грессера – весьма малочисленные не только после боя 8–9(20–21).7, но и 12(24).6.

Казачья конница пополнилась 3-мя хорошо укомплектованными полками.

В резервных бригадах корпуса Меллера-Закомельского 20.6 (2.7) всего числилось 27473 чел., а без указанных выше 18 батальонов и 8 эскадронов останется приблизительно 18800 чел. И в 6 бригадах корпуса Эртеля (от Новгород-Северской до Змиевской) 10(22).6 состояло 21071 чел.

Наконец, по «ведомости о числе войск, прибывших с ген. от инф. Милорадовичем…» в «поселенных» запасном и резервном батальонах Елецкого пехотного полка было 1228 строевых чинов.

Таким образом, 1-я и 2-я армии гипотетически могли быть усилены следующими резервами: 69 4-ых батальонов с еще 2-мя «поселенными»^[52], 34 эскадрона и 3 каз. полка. И если сложить указанные выше величины по численности регулярных подразделений, то получится более 41 тысячи.

Однако необходимо учитывать, что эти подразделения имели значительные отличия от действующих (см. выше), и их можно было использовать, в сущности, лишь как источник пополнения.

Помимо этого, у противника в «центре», т.е. без всех сил, отделенных для защиты флангов, по сделанным нами ранее вычислениям, оставалось 237 тыс. чел. в пехотных и кавалерийских частях.

Но… Как уже говорилось выше, у «Великой армии» оказались слишком велики небоевые потери. Очевидно также, что на занятой территории было необходимо оставлять гарнизоны.

21.8 (2.9) в главной армии Наполеона насчитывалось 122898 чел. (без большого инженерного парка) и 563 арт. орудия. При этом числились откомандированными 7321 чел. и еще около 1 тыс. чел. с 2 ор. состояло при главной квартире. До 26.8 (7.9) присоединились кавалерийские 4-й корпус резерва с 24 ор., 2-я легкая дивизия и 12-я легкая бригада – всего, по оценке А.А. Васильева и А.И. Попова, около 6000 чел., по нашей – 5900. В общей сложности получится 137119 чел., а вместе с 1-й гвардейской и 15-й пехотной дивизиями (30 ор.) по их состоянию 11(23).8 – 148710^[53].

За вычетом спец. войск останется 132453 чел. И их поддерживали 619 арт. орудий^[54].

17(29).8 в 1-й и 2-й армиях вместе с отрядом Винцингероде было, по нашим подсчетам, около 90,5 тысяч пехотинцев и кавалеристов, 617 арт. орудий и 26 казачьих полков (около 9,5 тыс. чел., без арт. рот)^[55]. И ранее из указанных выше резервов к ним уже присоединились 19 батальонов и 3 казачьих полка. После 17-го прибыли войска «калужского» корпуса Милорадовича – 32 батальона (из 28-ми были сформированы 7 полков) и 17 эскадронов (сначала 11, и 23.8 (4.9) – 6), в которых насчитывалось немного более 16 тысяч строевых чинов.

А ведь при создании этого корпуса предполагалось, что он станет «основанием для образования общего большого военного ополчения».

Теперь представим, что прибыли бы не 32 батальона, а 52, т.е. вместе с «опоздавшими» бригадами из Змиева и Изюма и отправленным в Тверь отрядом А.С. Жемчужникова, и не 17 эскадронов, а 34. Тогда даже при среднем укомплектовании этих частей (150 чел. в роте и 140 в эскадроне) численность данных подкреплений составила бы 28,3 тыс. чел.

При этом, разумеется, необходимо было, чтобы все эти подразделения не имели недостатков, затруднявших или делавшим невозможным их использование в бою: по числу офицеров всех рангов, обеспечению вооружением, обмундированием и т.д., а также по качеству пройденного солдатами обучения.

Подкреплений могло быть еще больше, и намного, если бы ко времени Бородинского сражения были бы подготовлены, согласно всем штатным требованиям, и затем присоединились к армии 18 новых номерных полков, т.е. 54 батальона или приблизительно 37800 строевых чинов при хорошем укомплектовании.

Наполеон в дни генеральной битвы тоже ожидал прибытия двух упомянутых дивизий – 1-й гвардейской и 15-й пехотной. Но в них 11(23).8 насчитывалось в общей сложности 11591 чел., а без артиллеристов – 10927.

Артиллерии в корпус Милорадовича поступило целых 20 рот. И если бы они тоже соответствовали штатным требованиям, лишь при незначительных отклонениях, то такое число рот являлось вполне достаточным резервом для данного рода войск. 28.8 (9.9) Ф.В. Ростопчин также уведомлял Кутузова, что к армии «уже пошли» 3 роты 27-й полевой бригады.

Но, как известно, из регулярной пехоты и конницы с 17(29).8 и до Бородинского сражения, включая его три дня, к русской армии присоединились только те 16 тысяч человек «калужского» корпуса. При этом к моменту его выступления к Вязьме (13–14.8) не успели прибыть в район его дислокации 12 батальонов Змиевской и Изюмской бригад и, видимо, 4 эскадрона Роменской. Кроме того, из 8 эскадронов 3-й кав. дивизии смогли выступить только 3, а из остальных 14-ти – 8.

Что касается номерных полков, то Кутузов получил возможность ознакомиться с их состоянием 31.8 (12.9) и 1(13).9. Первыми присоединились формировавшиеся в Москве 12-й и 13-й полки. А 14-му (прибывшему из Подольска) главнокомандующий 1.9 предписал остановиться в столице. Получив приказ о самом скором прибытии к ней (от 29.8), из Клина и Завидово выступили 10-й и 9-й полки. Но первый был вооружен лишь наполовину, а второй не имел ружей совсем.

1-й и 2-й полки 31.8 (12.9) и 1(13).9 прибыли из Владимира к деревне Новой, в 24 верстах от Москвы, а еще 4 Лобанов-Ростовский ожидал там дней через «несколько». Отобранные из первых двух по распоряжению Кутузова 2000 чел. (т.е. менее половины) 1.9 двинулись было к армии, но в тот же день главнокомандующий принял решение об оставлении Москвы. Данным полкам (дивизии Урусова) он приказал следовать к Владимиру, и такую же «дирекцию» дал 9-му, 10-му и 11-му полкам 1 и 2 сентября^[56].

Несомненно, Кутузов рассчитывал на резервные формирования Лобанова-Ростовского и Клейнмихеля. Так, о необходимости их присоединения он писал императору 29.8 (10.9). А днем ранее он, повторяя свое распоряжение от 19.8, практически потребовал, чтобы Лобанов-Ростовский направил свои войска к Москве «наискорейшим образом», предупредив генерала: «если помощь, которую я ожидаю, не последует в надлежащее время, то вся ответственность падет на вас».

29.8 (10.9) он приказал 10-му полку не просто идти к столице, а «немедленно» и «без ночлегов, но только с варением каш и отдыхами»^[57].

Однако в последующие дни ему стало известно о реальном состоянии номерных полков. А они имели немало изъянов, о чем подробно говорилось выше. Кроме того, до 2(14).9, даже включая этот день, к армии могли присоединиться намного меньше 18-ти полков. Наконец, 30.8 (11.9) Кутузов получил повеление императора (рескрипт от 24.8) не требовать «на первой случай» этих формирований по причине их «неготовности», «а особливо по необходимости иметь устроенное войско для образования и содержания нового рекрутского набора»^[58].

Несомненно, большую роль в войне сыграли силы Дунайской армии и корпуса Ришелье, а также те, которые первоначально располагались в Финляндии, Петербурге и Кронштадте.

Но вступили в борьбу они довольно поздно (за исключением 2 батальонов 25-й дивизии, отправленных в Ригу в июле) – с перехода русских войск в наступление на реке Стырь 11(23).9 и под Ригой 14(26).9.

Вместе с тем еще 14(26).8 Кутузов писал Чичагову: «…все то, что мы имеем, кроме 1-й и 2-й армий, должно бы действовать на правой фланг неприятеля, дабы тем единственно остановить его стремление»^[59].

Однако существует такое мнение. Если бы возникла серьезная угроза флангам «Великой армии» еще к 10–12(22–24) августа, то Наполеон мог не предпринять поход на Москву или, может быть, даже прервал бы его. При этом, например, по воспоминаниям А. Коленкура, накануне взятия Смоленска он говорил о намерении остановиться там. И тогда необходимость укрепления флангов стала бы еще одним и веским аргументом в пользу этого решения, т.е. плана, в котором предусматривались две кампании – 1812-го и 1813-го годов.

Более того. Если бы «Великой армии» преградила путь к Москве «вторая стена» русских войск, то, соответственно, Наполеон не ожидал бы в ней почти 5 недель предложений о мире.

Но легко ли Кутузову было принять решение, объявленное им на совете в Филях, – об оставлении Москвы без боя? Легко ли было каждому русскому узнать о вступлении врагов в древнюю столицу?

Вопросы риторические.

О наступлении против оставленных для защиты флангов войск французов и их союзников в сентябре – октябре шла речь и в так называемом «Петербургском плане». В соответствии с ним к 15(27).10 четыре группировки, действовавшие от Риги и Полоцка, а также на южном крыле, должны были нанести поражение корпусам Макдональда, Удино, Шварценберга и Рейнье, и даже вытеснить их в конечном итоге за пределы России.

Для командующих этими группировками были составлены довольно подробные инструкции с описанием поставленных задач, намеченными сроками и т.д. Но в одном из документов также говорилось, что «отраженного от Москвы неприятеля» будут «всегда неотступно» поражать в тыл основные силы под командованием Кутузова^[60].

Содержащиеся в этом документе предписания были адресованы «адмиралу Чичагову», который, как известно, пользовался большим доверием императора, во всяком случае, в то время.

Рассматривая ситуацию 31.8 (12.9) – 1(13).9 (или до 9(21).9), нельзя не сказать о той непримиримой позиции Александра I, объявленной им в самом начале войны: «Я не положу оружия доколе ни единого неприятельского воина не останется в царстве моем» (о чем он говорил и еще ранее).

О его решимости продолжать борьбу, несмотря на то, что враг приблизился уже к сердцу России, свидетельствуют как раз «Петербургский план», отправленный Кутузову 31.8 (12.9), и письмо Чичагову от 5(17).9.

И даже потеря Москвы не заставила бы его признать поражение^[61].

Это подтвердилось уже в обнародованном 8(20).9 известии о потере древней столицы, а также в беседе императора с А.Ф. Мишо де Боретуром, согласно воспоминаниям этого офицера. И в дальнейшем Александр I оставил без ответа абсолютно все предложения Наполеона о мире.

Не менее решительно был настроен продолжать борьбу и Кутузов, докладывая 4(16).9: «…пока армия вашего императорского величества цела и движима известною храбростью и нашим усердием, дотоле еще возвратная потеря Москвы не есть потеря отечества»^[62].