Багратионовы «флеши»

Это так называемые Багратионовы «флеши». Последний термин – «флеши» не следовало бы употреблять во множественном числе, так как здесь сооружено только одно укрепление, которому можно дать подобное название. Остальные же укрепления Багратиона – это артиллерийские люнеты, усиленные с тыла пехотными заграждениями легкого типа, то есть, фактически, это некое подобие редутов, имеющих круговую оборону, но слишком разной прочности конструкций своих частей, между обращенными к неприятелю, или к своим, т.е. с тыла. Три укрепления эти, намеченные к исполнению 22-го августа, начала строить с утра 23-го августа пионерная рота, принадлежащая ко 2-й Западной Армии. Ее командующий Петр Иванович Багратион избрал для своей главной квартиры одну из изб деревни Семеновской. При взгляде оттуда на запад к противнику эти укрепления получили естественные названия: дальний, средний и ближний. Все они расположены на ощущаемых подвышениях почвы и называются в настоящее время: дальний – это южный люнет, средний – это северный люнет, и ближний – это ныне не существующий, срытый неприятелем во время боя около полудня. Находился этот срытый «Ближний редут» на значительном холме, на обрыве его тыльной части в ручей Семеновский, южнее современного монумента 4-му кавалерийскому корпусу Сиверса, и севернее впадения в Семеновский ручей заболоченного оврага, называемого то Безымянный, то Огник 2-й, то даже Малый Семеновский.

К 4 часам пополудни 23-го августа все три укрепления – люнеты были готовы и вооружены артиллерией, о чем свидетельствует один из строителей этих укреплений, пионерный офицер, поручик Дементий Богданов, отправленный после этого на укрепление дальних предпольных оборонительных рубежей основной Семеновской позиции к Шевардину для возведения, так называемого Шевардинского редута, который в расчет названий укреплений входить не мог, так как о его сооружении могли еще даже не думать 22-го и в начале 23-го августа. При расстановке артиллерии на трех левобережных Семеновских укреплениях обнаружилось, что правый фас дальнего редута имеет плохо простреливаемое пространство вблизи самого укрепления. А прочистки обстреливаемого пространства от леса на северной половине дороги из Семеновского в Утицу потребовали создания еще одного 4-го здесь укрепления в виде малого редана или флеши, правый фас которого обстреливал промежуток между Дальним (южным) и Средним (северным) укреплениями, ликвидируя мертвое пространство Дальнего укрепления перед его правым фасом. Левый же фас нового редана обстреливал всю расчищенную от леса продолговатую поляну в сторону деревни Утица на всю дальность стрельбы своих орудий. Можно ли это четвертое укрепление на левом берегу ручья Семеновского, возведенное с вечера 25-го, в ночь на 26-е августа, но до начала сражения, назвать флешью? Это все-таки малый редан. Хотя флешь – это тоже малый редан с фасами около 100 футов длиной (30 метров), как и в данном случае, но у флеши должен быть тупой исходящий угол, а здесь острый – 80°.

Из-за того, что ближний редут Багратиона был срыт во время боя, а малый редан редко у кого был своевременно отмечен на топографических планах, французские топографы Пресса, Шеврие и Беньо отметили на своем плане лишь три укрепления на Семеновском левобережье, а на месте уничтоженного во время боя Ближнего редута отметили лишь непонятную изрытость, из-за своей не особой внимательности к местности, из-за спешки своих полевых работ в тяжелых условиях из-за тлеющих останков людей и лошадей, погибших здесь 26-го августа. Вот в этом причина более столетней путаницы в определении числа и формы укреплений на левом берегу Семеновского ручья. Укрепления на правом берегу ручья, которых было больше чем на левом берегу, рассмотрим позднее.

Вернувшись к нашему левобережью, нужно сказать, что русская армия при Бородине имела очень много времени для совершенствования своих укреплений, сделанных в основном уже 23-го августа, для чего имелись рабочие руки, табельный, возимый с собой шанцевый инструмент, помимо привезенного из Москвы по просьбе Кутузова, изобилие топоров от Московского и Смоленского ополчения, достаточная численность пионерных войск, рядовые которых становились учителями и руководителями пехотных солдат и ополченцев не хуже унтер-офицеров, а главное, имелись умные, опытные люди в командном составе русских армий. Известно, что подготовить позицию к обороне, усилив ее необходимым числом фортификационных сооружений можно всего за 6 или 8 часов. Поэтому после 23-го августа сделали тыловые ретраншементы на всех этих укреплениях, а от дальнего редута (Южного), протянули еще пехотный ретраншемент обычного профиля, то есть ров спереди, а бруствер сзади, при нахождении пехоты на траве грунта в рост позади бруствера. Такой же ретраншемент у этого же редута появился и с севера. Он протянут по линии необстреливаемого пространства с малого редана в сторону исходящего его угла до болотца, где в настоящее время существует монастырский пруд, с оставлением значительного прохода для контратак своих войск, между углом редана и упомянутым болотцем. При необходимости в этом пространстве могли ставить на открытой позиции четыре орудия для прикрытия левого фаса Ближнего редута (ныне Северного).

Южный же ретраншемент Дальнего редута (или Южного люнета) доходил до Утицкого леса, связываясь с ним воедино, в общую систему обороны, создавая перекрестный ружейный огонь перед собой и из леса. При своем южном конце ретрашемент прикрыт болотцем, составляющим один из источников питания ручья Безымянного (или Неверовского, Огника 2-го, Малого Семеновского).

Система инженерного фортификационного обеспечения этого района продолжалась по Малому Семеновскому ручью, переходящему вскоре в заболоченный овраг, через который генерал Ивашов^[24] соорудил пять удобных переездов из земли и фашин, снабдив каждый переезд удобными спусками. Эти переезды начинались в 80 метрах от ручья Большого Семеновского (называвшегося после 1837 года в своем среднем течении еще Семеновским Царским). Переезды были устроены через 75–80 метров друг от друга, то есть на полубатальонных интервалах. Они хорошо показаны на плане Пресса, Шеврие и Беньо вместе с дорогами от переездов на юго-восток. Последние, или самые верхние или западные два этих переезда не были позднее размыты талыми и ливневыми водами и образовали два пруда на этом ручье, существующие по сей день. Ремонт этих плотин был осуществлен Объединением «Росреставрация» по проектам и надзору Института «Спецпроектреставрация» в 1978–1980 годах.

Переезды эти служили удобным сообщением при маневрах российских войск во время генерального сражения, а до этого для провоза артиллерии и боеприпасов во время вооружения орудиями, подготовленных инженерными работами, всех четырех укреплений Семеновского левобережья. От посягательств противника эти переезды прикрывала еще одна укрепленная бруствером батарея, расположенная по правому берегу находящегося южнее неглубокого овражка, называемого «Лесной протокой» («Дровяной протокой»), питаемой только короткое время, весной ручьем, вытекающим из болотца, находящегося по сей день в самом северо-восточном углу Утицкого леса, за которым начинались уже известная нам и сохранившаяся по сей день, кроме самой северной части «Восточная рокадная просека», поврежденная с юга разросшимся поселком при железнодорожной станции Бородино.

Все укрепления «флешей Багратиона» были целы лишь на раннее утро 26-го августа 1812 года при самом начале генерального сражения. Во время сражения все без исключения укрепления этого района поля сражения подверглись сильнейшим разрушениям не только от обоюдного артиллерийского огня, бушевавшего здесь 15 часов, но и под ногами и копытами атакующих и контратакующих войск при многократном повторении подобных действий и при все увеличивающейся численности участников битвы. Одним из примеров уничтожения под ногами сражающихся бруствера пехотного ретраншемента, отходящего от «Дальнего редута» (Южного люнета) могут служить воспоминания одного французского офицера, убегавшего от преследующих его и стреляющих по нему русских солдат, и перепрыгивавшего через ров, разумеется, ретраншемента, так как артиллерийский ров, шириной не менее 4,7 метра, перепрыгнуть, да еще в шинели, невозможно. Такие прыжки, да еще не одного человека, а многих солдат, вряд ли способствовали сохранению имеющихся здесь укреплений, что дополнительно подтверждает, помимо существующих планов, наличие в этом месте пехотного ретраншемента.

Разрушения укреплений во время сражения также производились даже шанцевым инструментом, специально выделенными французскими саперами, уничтожавшими оборонительные сооружения, взятые их войсками приступом с большим трудом и потерями. Опасаясь быть отброшенными назад очередной контратакой русских, неприятель стремился уничтожить такое препятствие, делал это под огнем, чтоб не брать его сызнова с прежним трудом и потерями. Так срыты были одно укрепление на левом берегу ручья Семеновского и два укрепления на его правом берегу. Подобные разрушения производились неприятелем и в последующие дни после отхода русских, вероятно, из соображения: что русские могут вскоре возвратиться. Вспомним, что ранее французы разрушили русский укрепленный лагерь в Дриссе. Зачем? Вывод напрашивается сам собой. То же самое было и при Бородине.

Во время сражения было много погибших с обеих сторон. Многие из них наполняли рвы укреплений в этом районе. Кто же и когда начал хоронить лежащих повсеместно людей и лошадей? Район так называемых «Багратионовых флешей» к ночи оказался практически ничейным. На следующий день неприятель занялся подборкой своих раненых, транспортируя их в Колоцкий монастырь. Как говорит Сегюр^[25], этим занимались все, а в полках оставались в строю лишь знаменные взводы. Русским войскам устроить погребения на рассматриваемом нами участке Бородинского сражения сразу после боя не было возможности. После продвижения неприятеля к Москве здесь действовали только мародеры, сопровождавшие «Великую Армию». Им было не до похорон. Они сдирали мундиры, сапоги, забирали ценные для них вещи. Захоронения происходили в массовом порядке лишь после бегства неприятеля через Бородинское Поле к Вязьме с конца октября 1812 года всю зиму и весну 1813 года. Наиболее удобным местом для захоронений естественно оказались рвы многочисленных укреплений. Ведь при этом не требовались значительные землекопные работы. Обширнейшие ямы были готовы для такой цели. Правда, большинство рвов, возможно уже наполовину были заполнены погибшими. В эти рвы стаскивали ближайшие останки людей и лошадей. Когда ров весь наполнялся почти доверху, его засыпали землей, которую брали из передней крутости бруствера. При необходимости добавить еще земли на ров, ее брали уже не из дальней крутости бруствера, так как для этого требовалась трудоемкая перекидка земли два раза. Брали же эту землю из отрываемого вновь рва, под уже перекинутой землей в засыпаемую могилу. Здесь новый ров было легче копать, так как там земля еще не промерзла. Ведь работы велись не только в оттепели, но и в морозы. В результате после засыпки рва, обращенного в обширную братскую могилу, на которой, бесспорно, ставился деревянный, но недолговечный крест, на поверхности земли оставалось менее половины тыльной части бруствера и ложный ров укрепления, откуда брали дополнительную землю для образования некоей насыпи над истинным рвом.

Проходило время, останки во рву сгнивали, а холм над ней просаживался, постепенно сравниваясь с общим уровнем грунта вокруг такой могилы. В окончательном результате от укрепления был виден только неглубокий ложный ров, да оплывший в обе стороны и просевший остаток тыльной части бруствера. Через несколько лет все это покрывалось травой с устойчивым дерновым слоем, предохраняющим эти остатки от дальнейшего разрушения силами природы. Именно это обстоятельство сбивало понимание устройства и размеров подобных укреплений и мест захоронений во рвах.

Конечно, если исключить ухудшающее укрепления вмешательства в разное время и по разным причинам, то они, все равно, не могли бы иметь свой изначальный вид, хотя бы из-за природных условий. Объекты полевой фортификации не могут и не должны обеспечиваться на долговременное существование, как это делает долговременная фортификация – на века, даже во впечатляющих своим видом руинах после боевых разрушений и разрушений осадками. Здесь, в поле эти достопамятные следы минувших героических событий должны поддерживаться трудом, движимым пониманием исторической ценности любой детали укреплений, живых свидетелей героики минувших дней. К великому сожалению такое понимание было на Бородинском Поле пока дано лишь немногим, ценившим и старавшимся сохранить мемориальность укреплений. Можно перечислить часть таких людей, которых не так-то много. Это участник боев на Бородинском Поле генерал Писарев, вдова погибшего в том сражении Маргарита Михайловна Тучкова, Российские императоры Александр I, Николай I, Александр II, Николай II и Великий Князь Сергей Александрович, составивший первым программу восстановления и мемориализации Бородинского поля, как места, святого для России. Бесспорно, были и другие люди, сделавшие свой вклад в славную память минувшего на этой земле. Но, к сожалению, их немного, это не тысячи, а значительно меньше. Задолго до этого, еще Император Петр Великий пытался внедрить в нашем народе уважение к древности, к сохранению свидетелей великих и малых событий нашей истории, учил не забывать прошлое, развивать у людей память минувшего. Но все это осознавалось и становилось потребностью помнить и хранить для немногих. Большинство людей интересовала только сиюминутная польза, извлекаемая из любого дела в текущих бытовых, неотложных делах мирской суеты. При этом историческая память оказалась начисто отшибленной, даже к недалекому, но великому прошлому. Таких «Иванов, не помнящих родства» было всегда предостаточно, как в XIX-м, XX-м веках, так уже и в нашем, недавно начавшемся XXI-м веке. Из этой среды, в свое время, вышли нигилисты, затем террористы, бездушные чиновники и бич современности, вандалы с образованием – «черные археологи», для которых нажива – смысл существования, а не изучение и продвижение вперед истории, сохранение памятников великих событий или искусства. Вся эта разнообразная публика значительно потрудилась на Бородинском Поле, особенно в последние полтораста лет, со все возрастающим темпом и объемом наносимого Полю вреда, часто непоправимого.

Маргарита Михайловна Тучкова появилась на Бородинском Поле впервые, когда уже погребальные костры на месте битвы горели повсеместно, и привлеченные для этой работы крестьяне из ближайшей округи совершали свое тяжелое дело. Это могло быть только в ноябре, когда прошли через эти места последние разрозненные хвостовые остатки «Великой Армии», еще не плененные казаками, а в Можайске вновь восстановилась муниципальная власть, вернулись монахи в Лужецкий монастырь из вынужденного временного своего переселения в Толгский монастырь на Волге, под Ярославлем. В тот свой приезд Маргарита Михайловна, потрясенная увиденным и своей утратой, не могла понять здесь многого. Но уже к этому времени Багратионовы укрепления изменили свой вид, оставшийся сразу после сражения. Крестьяне, хоронившие останки, скорее всего, начали свою работу с заполнения останками рвов укреплений, как уже готовых ям, превращая их в братские могилы тем способом, как сказано выше. Морозы уже начались. Поэтому землю для засыпки могил, добываемую из брустверов, крестьянам пришлось отогревать кострами. В этом была еще одна причина сохранения значительной части тыльной стороны брустверов. Отогревали костром только переднюю часть, что ближе к рву, а задняя сторона бруствера оставалась промерзлой, трудной для разрыхления и перекидки лопатами при закапывании рва с погребенными в нем воинами.

Позднее, когда Маргарита Михайловна построила среди открытого поля домик-сторожку, она уже многое знала от боевого сослуживца и непосредственного начальника своего погибшего мужа Петра Петровича Коновницына, сообщившего ей точное место гибели А.А. Тучкова 4-го. Поэтому ее домик стоял при этом месте, и она, организуя ежегодное церковное поминовение убиенных на поле брани, намеревалась также построить небольшой храм Спаса Нерукотворного на месте, указанном Коновницыным.

Чтобы поставить домик-сторожку и возводить поминальный храм, М.М. Тучковой пришлось купить небольшой участок земли у местных помещиков-землевладельцев. Очевидно у одного из трех: Щербининых, Колычевых или Савеловых, что пока неизвестно. Покупала ли она сразу всю землю, которая потом оказалась во владении Спасо-Бородинской общины, а вскоре Спасо-Бородинского монастыря, тоже неизвестно. М.М. Тучкова заказала в 1817 году проект храма Спаса Нерукотворного одному из братьев архитекторов Григорьевых. (Старший Григорьев в 1817 году строил на Пречистинке в Москве громадную городскую усадьбу для одного из братьев мужа Маргариты Михайловны). В этом 1817 году, или несколько позднее, Тучкова могла, советуясь с архитектором и соответственно своим замыслам, окончательно обеспечить на будущее площадь необходимой ей земли и начать на ней размежевание, откапывая рвы треугольного профиля (найдено раскопками 1980 г., А.Р.М.-5) и насыпкой валов из добытой земли, по всему периметру своего землевладения.

При обмежевании границ своего участка М.М. Тучкова руководствовалась тем, чтоб внутри ограждаемой площади целиком оказались: Средний редут (Северный люнет) и редан, расположенный юго-восточнее. Это произошло потому, что к тому времени М.М. Тучкова уточнила место гибели мужа, которое произошло именно у малого редана, восточнее его, во время атаки в сторону Среднего редута, взятого неприятелем. Поэтому-то и храм Спаса Нерукотворного поставили посреди этого небольшого укрепления. Дальний редут (Южный люнет) почему-то в то время, не взяли целиком в землевладение М.М. Тучковой. Такое включение все же произошло, но значительно позднее, когда уже существующий Спасо-Бородинский монастырь приобрел еще часть земли для разведения там плодового сада и сооружения из ближайшего из трех небольших болот монастырского пруда, названного «Банным», по своему назначению. Надо сказать, что полученный тогда участок монастыря очень озадачил архитекторов, не только Григорьева, но и М. Быковского, проектировавшего и строившего Владимирский собор, так как стены монастыря и ориентация храма Спаса Нерукотворного диктовали расположение главной оси собора и его алтаря не на восток и не на северо-восток, что чаще бывало с храмами России, из-за закладки их в конце апреля, когда восход солнца происходит на этом направлении. Или же храм Спаса Нерукотворного закладывали очень поздней осенью 1817-го года, когда, действительно, солнце восходит из-за горизонта именно на таком азимуте, с юго-востока.

К началу размежевания земель все три укрепления, охваченные этой работой, имели лишь узкие, оплывшие от непогоды, принявшие своими склонами угол наклона естественного откоса, так же как и ложные рвы. Холмы над могилами воинов в истинных рвах просели, сравнявшись с уровнем окружающей земной поверхности. Все это уже получило травяной дерновый слой по своим поверхностям. Совершенно естественно, что и землемеры и Маргарита Михайловна, не будучи соответствующими специалистами, принимали эти остатки укреплений за их подлинный вид, а о местах захоронений в подлинных рвах могли, скорее всего, не знать.

Знал ли это Григорьев неизвестно, но Быковский явно не знал, проектируя свой собор так, что его северное крыльцо при постройке задело часть правого фаса малого редана. Они вынули кости, лежавшие, казалось бы, под дорогой, и очень далеко от остатков бруствера, и засыпанного при планировке дорожек внутри монастыря для удобства передвижения монашествующих и посетителей. Быковский поступил по-христиански, когда нашли немного костей там, где их, казалось бы, не должно было быть, Быковский уложил их в небольшой деревянный ларец и захоронил их несколько дальше, поближе к остаткам бруствера.

Все это обнаружено при раскопках правого фаса малого редана, при его реставрации в августе 1984-го года археологом Е.И. Моревым из А.Р.М.-5 Института «Спецпроектреставрация». Остатки полусгнившего ларца были переданы в музей, а останки воинов, вместе с другими найденными при этих работах с осени 1983-го года, захоронены во вновь образованной братской могиле за стенами монастыря. Здесь три братские могилы. В южной могиле покоятся все без исключения останки, найденные в истинном рву малого редана. Этот ров на обоих фасах был под дорогами. Останки топтали ногами, делали через них колодец, ставили на них тяжелые гусеничные тракторы, деформируя кости, лежащие от земной поверхности на штык лопаты, из-за понижения земной поверхности при устройстве дорожек в монастыре.

Простое неведение, даже нежелание сделать что-то преднамеренно ужасное, часто приводит к кощунству и надругательству. Это всего один из примеров, почему необходимо останки перезахоранивать в достойное место. Размежевание земли в данном случае шло в какой-то степени правильным путем. Начали работы, возможно с севера, обходя участок по часовой стрелке, если смотреть на работу сверху.

Средний редут (Северный люнет) тогда еще хорошо сохранился в тыльной части бруствера, имевшего сверху вид классического люнета. Горжевая же часть, превратившая в свое время люнет в редут, была очень сильно разрушена, очевидно, не только во время боя. Эта часть укрепления в горже была сделана преднамеренно слабой, но достаточно надежно защищавшую русскую пехоту, состоявшую здесь из одного трехротного сводно-гренадерского батальона 2-й сводно-гренадерской дивизии М.С. Воронцова. Такой ретраншемент вполне хорошо защищал от пуль неприятеля, тогда как поражение от артиллерийского огня противника здесь было невозможно. Межа прошла здесь, сравнительно далеко, параллельно правому фасу этого укрепления, включив даже подлинный ров во владение М.М. Тучковой.

Напротив исходящего правого плечевого угла редута этот землевладельческий рубеж повертывает на восток почти в таком же удалении от правого плечевого фаса. Дальше рубеж следует длинной прямой линией, идущей параллельно с построенной здесь впоследствии кирпичной, ныне существующей монастырской оградой с церковью Св. Иоанна Предтечи, святыми воротами, сестринскими кельями до угловой башни, сделанной тоже много позднее для размещения в ней церкви во имя Св. Филарета Милостивого. Далее межа делает поворот на 90° и следует на юго-запад прямо по современной стене монастыря, построенной точно по границе, на длину 155 метров до следующей угловой башни, от которой следует дальше, по той же прямой, используя для обваловки и окювечивания межевой границы пехотный ретраншемент, очевидно, в то время еще хорошо сохранившийся, но, конечно, подправленный межевиками. Этот остаток правого ретраншемента Дальнего редута хорошо сохранился до наших дней и оброс теперь более чем вековыми березами.

Далее наблюдается нечто странное, не совсем понятное. Дальний редут (Южный люнет) хорошо читался на всех позднейших планах, начиная с Пресса, Шеврие и Беньо, снятого, когда этот редут еще не подвергся превращению его рвов в братскую могилу, то есть, когда бруствер его, хоть и поврежденный боем, но имел нормальную толщину, а ров – полную ширину и находился на своем месте, но ретраншементы по флангам редута не были показаны из-за нагромождения трупов. Изображен этот редут и на прекрасном плане, снятом в 1837 году и изданном в 1839 году. Тогда останки воинов были убраны, а потому, кроме самого Дальнего редута, были изображены по флангам люнетов некие усы, то есть пехотные ретраншементы, еще сохранившиеся к тому времени. Изображен «Дальний редут» и на плане Ф. Богданова, изданном в 1902 г., но уже, разумеется, без ретраншементов. На всех планах правый фас «Дальнего редута» уходит явно в глубину монастырского владения, а левый фас оказывается за ее пределами, если эту границу проводить по совершенной прямой линии, как и было в действительности. Это очевидно, если пользоваться позднейшими ориентирами, как башня с храмом Филарета Милостивого и далее по всей ограде монастыря до следующей угловой башни и остатком ретраншемента, находящегося в створе с этой линией.

Можно догадаться, что межевики, в соответствии с площадью купленной Маргаритой Михайловной Тучковой земли, откопали здесь новую межу, сделав небольшой поворот к западу, направляясь на исходящий угол «Дальнего редута», но в его перемещенном к востоку виде из-за снятия значительной части его грунта при захоронении останков воинов осенью 1812 года. От этого места межевики повели свой рубеж почти точно на север длинной прямой, где, подходя к «Ближнему редуту», сделали еще два небольших поворота для соединения с уже сделанными ими рубежами при начале работ, аккуратно обходя стороной весь «Средний редут» (Северный люнет). Вся эта межевая обваловка и окювечивание, начиная от юго-западной монастырской башни и обходя монастырскую землю с западной стороны правого плечевого угла «Среднего редута», сохранилась почти везде до настоящего времени. После устройства границ будущего монастыря Маргарита Михайловна Тучкова (игумения Мария) очень заботилась о сохранении о неприкосновенности остатков двух русских укреплений на своей территории.

Проходившие в 1839 году маневры огромного числа русских войск, открытие Монумента на Красном холме, перезахоронение останков П.И. Багратиона и отмежевания огромной части поля Бородинского сражения с целью его сохранения – все это было исполнено по воле императора Николая I очень тактично, без повреждения земли на территории битвы. Сами имитации боевых действий, маневры производились севернее деревни Горки.

После смерти Маргариты Михайловны Тучковой (игумении Марии) последующие настоятельницы не так были чутки к сохранению живых свидетелей 1812 года. Разрасталось кладбище вокруг храма Спаса Нерукотворного, границей которого были остатки тыльной крутости бруствера малого редана. При планировке дорожек срезался грунт над истинными братскими могилами, повреждались останки. В пределах расположения Среднего редута (Северного люнета) появилась гостиница, дом священника со своими службами и огородами. Остатки подменного бруствера правого фаса и фланк Дальнего редута (Южного люнета), оказавшегося в монастырском владении, запахали под огороды, а рядом разместили постройки хозяйственного двора. Позднее, нам не известно точно когда, монастырь прикупил дополнительную землю южнее своих первоначальных владений, развел там фруктовый сад и дополнительно обмежевал кюветами, используя для начала ложный ров левого фаса «Дальнего редута» (Южного люнета), продолжив его южнее. Чтобы не мешать посадкам плодовых деревьев были срыты левый фланк и внутренний ретраншемент этого укрепления. Почти в таком виде эта земля была до празднования Столетия Бородина. И можно понять, в каком затруднительном положении оказался поручик Гренадерского Саперного батальона, не искушенный в делах реставрации и археологии, которому поручили тогда составить проект и, очевидно, руководить полевыми работами не только по Шевардинскому редуту, о чем мы уже говорили, но и здесь, исполняя поручение по восстановлению Дальнего редута или как с тех пор стали называть его Южного люнета. Позднее, после закрытия монастыря в 1928 году и размещения в нем коммуны имени К.Е. Ворошилова, создания турбазы, здесь произошло очень много разрушений. Не щадила это место и Великая Отечественная война со своими боевыми действиями на Поле в октябре 1941-го и в январе 1942 годов. Происходили здесь и неумелые, непрофессиональные действия при подготовке Бородинского Поля к празднованию 150-летней годовщины Бородинской битвы, территория которой в 1961 году была объявлена Государственным Бородинским Военно-Историческим музеем-Заповедником.

Рассмотрим более подробно в хронологическом порядке реставрационные работы, произведенные в районе так называемых «Багратионовых флешей». Начнем с проекта реставрации Южного люнета (бывшего Дальнего редута, по терминологии самого князя П.И. Багратиона), исполненного в 1912 году поручиком (фамилия неразборчива) Гренадерского саперного батальона русской Императорской армии. Проект поражает своей схематичностью, состоит из одной половины стандартного ватманского листа, где кроме проекта восстановления Южного люнета изображен также проект восстановления Шевардинского редута и проекты ограждения этих сооружений низкими деревянными заборами. Была ли к этому проекту какая-либо пояснительная записка, не ведомо, но на самом проекте никаких пояснений нет. Предварительных исторических исследований и обоснований, археологических исследований и отчетов не найдено, а, возможно, и не было. Все ограничилось военным рапортом об исполнении порученного дела и, главное, в срок, к юбилею. Изображение этого укрепления в процессе реставрации и после имеется в целом ряде юбилейных изданий, на которых видно, что Южный люнет в 1912 году был воссоздан с двенадцатью барбетами, банкетом для пехоты по плечевым фланкам, без единой амбразуры, а крутости скатов укреплены дерном. К настоящему времени это все видно, хотя бруствер с тыльной стороны за 100 лет существования после восстановления к юбилею значительно оплыл. Изображения же этого укрепления во время сражения и вскоре после него, а также сведения компетентного в вопросах русской полевой фортификации, инженерного офицера Дементия Богданова – участника Бородинского сражения и непосредственного исполнителя сооружения этих укреплений Багратиона днем 23-го августа, кроме того, план, составленный топографами Наполеона сразу после сражения, и многие другие топографические съемки, составленные позднее, свидетельствуют неоспоримо о неправильной и неполной реставрации Южного люнета Багратиона в 1912 году.

Совершенно ясно, что из двенадцати барбетов не было, по крайней мере, одиннадцати, и поэтому орудия не были слишком открыты для неприятеля. Неоспоримо наличие амбразур, видных как на рисунке Свиньина, так и по сведениям Дементия Богданова; крутости бруствера были одеты плетнем из хвороста, а щеки амбразур – фашинами; в горже имелся пехотный ретраншемент, как и по внешним сторонам этого укрепления. Исходящий угол пересечения двух передних фасов, сделанный в 191 2 году был слишком острым, чуть более 90°, а должен был иметь не менее 120°, что давало лучшую оборону местности, лежащей впереди правого фаса, ликвидировало «мертвое пространство», совершенно не поражаемое с восстановленного в 1912 правого фаса. Более того, правый фас подставлен реставраторами под анфиладный огонь французской артиллерии.

Высота бруствера, не того, что теперь, оплывшего, а воссозданного в 1912 год, слишком низка, а должна была быть для размещения за ним артиллерии, стрелявшей через амбразуры, не менее 6 футов, то есть 182 сантиметра. Поражает также, что весь этот восстановленный люнет как бы съехал с холма к югу, открыв все свое внутреннее пространство обзору из леса, а значит и обстрелу оттуда неприятелем в случае его проникновения на опушку Утицкого леса. Вызывает удивление также, что ров этого укрепления слишком мелкий, похожий до невероятия на межевой ров монастырского землевладения. Барма между рвом и бруствером отсутствует. Или она засыпана оплывающей передней крутостью бруствера, или же не была сделана изначально при работах 1912 года для придания большей мощности укреплению при слиянии эскарпа с передней крутостью бруствера в единое целое.

Самое же поразительное произошло при очень небольших разведочных раскопках, в виде неглубоких и узких траншей, произведенных в 1978 году археологом Е.И. Моревым, работавшим в Архитектурно-Реставрационной мастерской № 5 (далее везде А.Р.М.-5) Института «Спецпроектреставрация» Министерства Культуры РСФСР. Стало ясно, что ров ретраншемента в горже укрепления, восстановленного в 1912 году, не обнаружился там, где ему должно бы быть место, если это воссозданное укрепление стоит на своем месте и в тех же формах, что в 1812 году. Ров перед бруствером, несмотря на его мелкое заложение, не заплыл от времени, так как под покрывавшим его дерном лежит нетронутый материковый грунт. Следовательно, существующий в настоящее время ров перед правым фасом этого укрепления не тот ров, что был сделан в 1812 году. Это просто межевой ровик, ограничивающий территорию Спасо-Бородинского монастыря. Он никогда и не заплывал от обрушивающегося в 1812 году и позднее бруствера правого фаса, поскольку подлинник бруствера был во время боя в другом месте, а не там, где он воссоздан в 1912 году. Вот поэтому-то перед таким бруствером и появилось всего в 40 метрах мертвое пространство, где стоящий человек высокого роста скрыт с головой. Этого не могли сделать инженеры 1812 года. Поэтому фас мог анфилироваться с дальних французских батарей, и тогда одним ядром можно было поразить все 6 орудий, стоящих на этом фасе. Это еще не все. Оказалось, что бруствер правого фаса (а, очевидно, и левого) исполнен из привозного песка, транспортируемого из какого-то отдаленного карьера, аналогичного составу песка созданной в это же время в Утицком лесу «Царской ветке». Местной же глины в бруствере нет. Для придания брустверу толщины его сместили назад, чтоб не засыпать ложный ров. Возможно, что из-за того, что бруствер песчаный, он очень рано оплыл, потеряв форму, приданную ему в 1912 году.

Последующая разведочная траншея к северу, за пределами укрепления 1912 года, исполненная Е.И. Моревым в 1982 году, обнаружила истинный ров правого фаса Дальнего люнета – редута, но который находится уже в пределах старого владения монастыря, за его обмежеванием. К сожалению, этот фас сровнен с уровнем земли многочисленными запашками под картофель, начатыми еще в XIX веке, но особенно интенсивными за последние 70 лет. Произведение профессиональных раскопок, но только с одновременной реставрацией каждой части этого укрепления, может до конца восстановить истину в данном вопросе. Суммируя все исторические и археологические, пока еще не очень полные данные, можно уже сказать, что Дальний люнет – редут, подлинный по сравнению со сделанным в 1912 г., был так сильно сдвинут на север, что его левый фас своей южной частью чуть-чуть спускался в сторону Утицкого леса, середина фаса была на топографической высоте холма, а северная часть этого же левого фаса спускалась тоже слегка вниз, но к северу. Именно дугообразное положение фаса хорошо видно на рисунке Свиньина, созданного не ранее 1820 года, но не очень много позднее этой даты. На рисунке видны амбразуры этого южного укрепления, подмеченные в то время, когда был только завершен храм Спаса Нерукотворного и никакого монастыря с его оградами еще не существовало.

Очевидно, не нужно очень винить поручика Гренадерского Саперного батальона, так как его могли сбить с толку и дать неверные советы такие авторитеты, как Оболешев в своем труде, изданном в 1902 году^[26]. В нем не только ров правого фаса отождествлен со рвом межи монастыря, но и левый его фас спутан с такой же межой монастырского фруктового сада. Нам кажется, что генерал Колюбакин, возглавлявший всю подготовку столетнего юбилея Бородина, был сведущ в этом вопросе не более Оболешева. Поэтому все захороненные воины в левом фасе нашего Южного люнета – редута, оказались под проезжей дорогой, идущей здесь с севера на юг в сторону входа на «Царскую ветку», где во время торжеств Столетия Бородина была ставка императора Николая II, прибывшего в вагоне от станции Бородино. А воины, погребенные во рву правого фаса этого укрепления, покоятся под бывшим картофельным полем, возделываемым еще давно жителями бывшей Семеновской коммуны имени Ворошилова.

Так и стоит теперь этот Южный люнет с могилой Неверовского в исходящем углу, базируясь на монастырские межи, а истинный «Дальний редут» еще покоится под землей со своими рвами, наполненными останками героев Бородина, попираемыми либо ногами прохожих, либо трактором, вспахивающим картофельное поле. Экскурсантам же показывают эту фальшивку как подлинник. И этому все верят, и я этому верил добрые 20 лет из 40 лет работы на Бородинском поле. Возможно, в 1912 году искренне хотели восстановить это укрепление на своем месте и в прежнем его виде, но из-за отсутствия профессионального опыта реставраторов, без участия археологии в спешке споткнулись на обманувших их, скрещенных межевых рвах и какого-то остатка тыльной части подлинного бруствера 1812 года на левом фасе. Но возможно и его уже не было, так как он сокращал полезную площадь монастырских садов. «Сиюминутная польза» хозяйственных людей здесь превысила полет фантазии людей благонамеренных, но с дилетантским подходом к исполняемой работе.

Переоценка своих возможностей в деле восстановления укреплений здесь была явной, особенно в высшем командовании. Очевидно, поэтому работа была поручена не Императорской Археологической Комиссии, не опытнейшим реставраторам того времени, такому, как П. Покрышкин, а рядовому саперному поручику не имевшего ни времени, ни опыта, чтобы вникнуть глубоко в специфику подобной работы. Он действовал совершенно верно по только что пройденному им курсу фортификации, по учебнику Цезаря Кюи, базировавшемся на опыте русско-турецкой войны 1877-1878 годов, по учебнику прекрасному. Но там ничего не говорилось о восстановлении утраченных частей объектов – памятников истории, о способах определения их истинного места и присущего ему вида без добавленных от себя фантазий, вроде появившихся здесь барбетов. Но с фортификационной стороны, если бы этот поручик строил подобное укрепление в боевой обстановке на пустом месте, а не на историческом поле, ему надо было бы поставить 5 с плюсом. Что, очевидно, он и получил, когда император Николай II благодарил Гренадерский саперный батальон за исполненную им работу на Бородинском Поле, при подготовке его к празднованию Столетнего юбилея Отечественной войны 1812 года.

Теперь мы переходим к описанию состояния «Среднего редута» (Северного люнета), подвергшегося восстановлению его к 150-летию Бородинского сражения, то есть в 1962 году. Здесь положение гораздо хуже, чем в предыдущем случае. Но причина совершенно та же: хозяйственные работы для «сиюминутной пользы» и чудовищная самоуверенность той же категории лиц, ничего и полностью не смыслящих в вопросах реставрации, при огромным самомнении тех, кто заказывал эти работы по восстановлению укрепления, кто давал программу действий, кто проектировал, кто исследовал объект, как и кто исполнял это в натуре, кто вел надзор за этими работами. Постараемся ответить на все эти вопросы, а также рассказать о трудностях исправления этих ошибок и некоторой невозможности совершить это полностью, так как урон лета 1962 года очень велик и во многом непоправим никем, никогда и навсегда.

Восстановить это укрепление решила юбилейная комиссия Министерства Культуры РСФСР. Задание проектантам выдал заместитель директора по научной части Бородинского Музея Леонид Павлович Богданов. К составлению проекта была привлечена Центральная Проектно-Реставрационная мастерская Академии Архитектуры СССР (далее сокращенно ЦПРМ), а непосредственными исполнителями работ в натуре – Военно-инженерная Академия имени Куйбышева. Казалось, что может быть лучше? Но в ЦПРМ не оказалось специалистов по полевой фортификации начала XIX века. Сжатый срок исполнения проекта не позволил подготовить там подобных людей, на что требуется не один год, хотя бы для прочтения и теоретической проработки не менее 12–15 соответствующих исторических пособий. Проектирование было поручено очень опытному в вопросах архитектурной реставрации, но впервые столкнувшемуся с такой работой главному архитектору проектов ЦПРМ Николаю Николаевичу Соболеву, который сделал проекты реставрации не только по Северному люнету, но и по Шевардинскому редуту, по мнимым батареям Сорбье и Фуше. Хорошо, что осуществлен лишь проект на Северном люнете. При составлении этих проектов не было сделано нигде ни одного археологического разведочного раскрытия, хотя в проекте указано, что это надо делать перед началом производства работ. Но не поздно ли это? Тогда надо вести непрерывный архитектурный надзор за работами, и автор такого проекта должен неотлучно находиться на объекте, имея еще и соответствующе подготовленных помощников, изменяя свой проект сразу при изменении обстановки на натуре.

Ничего этого не было сделано. Причем в проекте не было оговорено, что работы можно вести только лопатами, вручную, перебирая вынимаемую землю руками, отбирая находки, отмечая в чертежах места находок, охранять раскоп во время перерывов в работе, не вести работы в ненастье и т.п. Это обычно требуется исполнять при любых археологических раскопках, которые необходимо вести только совместно с реставрацией, но опережая ее на 10–15 метров. Мы не будем описывать проекты Н.Н. Соболева по другим объектам в Бородине, а остановимся лишь на Северном люнете Багратиона. Проект выполнен грамотно и подробно, не в пример проекту поручика Гренадерских Сапер, делавшего то же самое по «Южному люнету». Данный же проект Н.Н. Соболева бесспорно опирался на проектное задание (как это при любом проектировании всегда положено делать) по детальному устройству «Северного люнета». Задание было выдано уже названным ранее Л.П. Богдановым, составившим его, очевидно, в соответствии с собственными представлениями о виде и устройстве этого укрепления в 1812 году, поскольку он считал себя специалистом в этой области, и уже подготовил свои статьи в юбилейный сборник к 150-летию Бородина именно по укреплениям на Бородинском Поле. Н.Н. Соболеву ничего не оставалось сделать, как довериться специалисту во всем и лишь только профессионально облечь те пожелания в необходимую графическую форму, позволяющую пользоваться этими материалами для исполнения их в натуре. На этом проекте дана форма классического люнета, с равными по длине фасами и фланками, даже привязанная к месту. На левом фасе, с его тыльной стороны, изображена новость, никогда не встречающаяся в полевой фортификации. Здесь сделаны пониженные барбеты, а одновременно с ними низкие, из-за барбетов, амбразуры с заниженной высотой бруствера. Но это только на левом фасе. На правом же фасе, несущим еще большую артиллерийскую нагрузку, для создания перекрестного огня перед древней Семеновской и даже перед батареей Раевского и на устье Каменки, спроектирован лишь пехотный банкет, во всю длину фаса, чтоб стрелять из кремневых ружей через бруствер всего на 300 шагов, то есть на 210 метров. Оба фланка тоже имеют банкеты. Ров показан не везде одинаковый, но с заглублением с запада на восток, с устройством уклона вдоль него в отводную трубу для стока воды [подобный дренаж реставраторы делают под дном рва, не портя его]. Все это стало исполняться в натуре, без единого археологического контрольного шурфа, в дождливое лето 1962 года, но не руками, а при помощи экскаватора. Вручную только зачищали плоскости крутостей и исполнили одерновку всех поверхностей без устройства арматуры из кольев внутри бруствера для его прочности, без трамбования насыпаемого грунта. Но таких необходимых указаний в проекте не значилось, и авторского надзора не было. В результате мы получили с тыльной стороны бруствера практически все, что изобразил Н.Н. Соболев, но с удлинением правого фаса. А ров оказался значительно шире и глубже, отчего образовалось двойное количество вынутой изо рва земли, только половина которой была необходима по проекту Н.Н. Соболева для воссоздания бруствера. Отсыпать эту землю для повышения бруствера не стали, хотя он по проекту был низок. Весь излишек земли, полученной из слишком широкого и глубокого рва, которого здесь в таких размерах в 1812 году никогда не было, просто разбросали вокруг укрепления на 40-60 метров от него. В результате такого действия, подлинный уровень грунта здесь поднялся на 50-70 сантиметров. Но самая главная беда, скорее уже не беда, а преступление, совершилось в том, что экскаватор, отрывающий ров воссоздаваемого укрепления, вместе с грунтом разбросал в отвал останки воинов, погребенных в подлинном рву 1812 года, который задевали и копали еще шире и глубже. Вместе с останками исчезли все сопровождающие их археологические находки, проливающие свет на многие акты произошедшей здесь трагедии, а также имеющие возможность стать прекрасными экспонатами в экспозициях только что созданного Государственного Бородинского Военно-Исторического Музея-Заповедника или пополнить его фонды, имеющие, как правило, еще большую ценность, чем сама экспозиция. Но в 1962 году работавшие на этом люнете все же собрали около ведра осколков гранат, пуль и картечей, сдав это в Музей, но не оставив ни отчетов о проделанной работе, ни описи находок, где и как они были найдены. Изумительно еще то, что под самый конец земляных работ, при зачистке стенок эскарпа воссоздаваемого мнимого рва 1812 года в районе левого фланка были замечены торчащие уже из-за пределов рва, какие-то доски, оказавшиеся истлевшим гробом, в котором покоились останки какого-то человека, очевидно солдата, судя по остаткам его мундира. Ясно то, что эта находка не лежала во рву, а была захоронена позднее, когда подлинный ров с останками погибших воинов в нем, был уже зарыт, а место его сравнялось с общим уровнем окружающего бывший ров грунта. Эту находку объявили останками неизвестного русского солдата, погибшего здесь в 1812 году. Его с почестями похоронили, приложив к нему еще несколько костей человеческих, которые тогдашние работники сумели все-таки как-то увидеть в разрабатываемом мокром от затяжных, проливных дождей, грунте. В том же 1962 году над этой могилой, находящейся у торца бруствера левого фланка, появилась скромная стела, исполненная по проекту архитектора Московской Областной Специальной Научно-Реставрационнной Производственной Мастерской (М.О.С.Н.Р.П.М) Николая Николаевича Годлевского. Но кто же, все-таки, был здесь найден на самом деле? Да, это военный, но лежащий в гробу и захороненный не во рву, а очень близко от рва. Так не хоронили в 1812 году, в гробах, да еще не во рву, а под бруствером. Не погребен ли был здесь за пределами ограды женской обители «дядька», отставной солдат, приставленный Маргаритой Михайловной Тучковой к своему малолетнему сыну Николушке, в качестве слуги и воспитателя? Известно, что этот «дядька» жил здесь, умер в преклонных годах и погребен близ стен Спасо-Бородинской обители. Так не он ли это? Или кто-то другой подобный ему, живший здесь как сторож?

В 1982 году ложно воссозданный за двадцать лет до этого Северный люнет сильно оплыл, все его дерновые стенки бруствера обвалились, банкеты на фланках и по правому фасу почти сравнялись с общим уровнем грунта. Желая привести в порядок этот экспозиционный объект Бородинского поля, находящийся под открытым небом, стоявшая тогда во главе ГБВИМЗ директор А.Д. Качалова заказала исследование и реставрацию Северного люнета А.Р.М.-5 Института «Спецпроектреставрация».

Весь этот год проводил работу археолог АРМ-5 Е.И. Морев, уже упоминаемый нами ранее, предваряя начало реставрационных работ и составление необходимого проекта. Задача археолога была тяжелая. Необходимо было определить истинные размеры рвов и бруствера в том виде, в каком они были в 1812 году, несмотря на то, что большинство таких следов оказались стертыми предшествующими действиями в 1962 году. Спасло то, что в 1962 году ров делали гораздо шире и глубже, уничтожая почти все, но оказалось, что были некоторые сдвиги в стороны от подлинного рва, отчего были обнаружены то части эскарпа, то дна, то контрэскарпа. Нашелся также фрагмент подлинной части задней крутости бруствера. Все это дало возможность определить истинные размеры рва, объем вынутой земли из него, что дало высоту бруствера, когда стало известно начало его западной крутости при стандартной ширине бармы от двух до трех футов.

На основе этих изысканий был составлен предварительный проект реставрации этого укрепления. В 1983 и 1984 годах были восстановлены все элементы этого люнета – редута при непрерывном научно-техническом, авторском и археологическом надзоре сотрудников АРМ-5, специально подготовленных для реставрационных работ по полевой фортификации начала XIX века (Иванов Н.И., Морев Е.И., Прус А.П.). В процессе этих работ обнаружились фрагменты тыльного ретраншемента с двумя проездами в нем. Но восстановить его пока не было возможности. Кроме того, гигантский ров, исполненный в 1962 году, большей частью был оставлен в своем виде, кроме мест, где этот ров выходил за пределы рва истинного.

При производстве работ археологом в 1982 г. и при реставрационных работах в 1983 и 1984 годах вместе со специалистами трудились солдаты Кантемировской мотострелковой дивизии, выделенные для этих целей специальным приказом командующего Московским Военным Округом. По

окончании работ Моревым Е.И. был сделан археологический отчет и все находки в обработанном виде поступили в фонды ГБВИМЗ так же, как предварительный и исполнительный проекты реставрации, выполненные другими участниками.

Теперь переходим к рассказу о судьбе укрепления, оказавшегося внутри Спасо-Бородинского монастыря. В центре его плаца (или двора) стоит храм Спаса Нерукотворенного Образа, построенный с 1817-го по 1820 годы по проекту одного из братьев архитекторов Григорьевых. Укрепление было сооружено последним в ночь на 26 августа для усиления обороны на этом участке и исправления ее недостатков. К началу сражения 26-го августа укрепление было полностью готово и вооружено. Судя по плану Пресса, Шеврие и Беньо это укрепление имело только два фаса без фланков, и поэтому должно называться реданом. Но поскольку это редан малых размеров со сравнительно малой длиной фасов (здесь длина фасов по 100 футов, то есть по 30 метров каждый), то название «флешь» приемлемо, хотя исходящий угол настоящей флеши должен быть тупой, а здесь острый – 80°.

На его левом фасе были размещены 4 амбразуры, направленные на дорогу Семеновское-Утица, вдоль специально прорубленной поляны с целью эффективности ее обороны перекрестным огнем с этого фаса и российских егерей в лесу из-за засеки. На правом фасе, имеющим равную длину с левым, сделано только три амбразуры, а у самого торцевого конца, присыпан небольшой банкет для пехоты. В остром исходящем углу в 80° барбета сделано не было, и амбразуры тоже, так как это было опасно для пехотного ретраншемента, находящегося на правом фланге «Дальнего редута» (Южного люнета), угрожало бы случайным попаданием в неразберихе боя и в облаках порохового дыма по самому Дальнему редуту. То есть здесь по тактическим соображениям специально создавался «мертвый», не обстреливаемый своим огнем сектор. По некоторым данным археологии по торцам фасов этого редана-флеши, были поставлены, в два ряда, плетеные туры засыпанные землей, в виде коротких в 8 метров длиною фланков, превращавших укрепление в небольшой люнетик. Сделано это было для увеличения гарнизона обороняющей пехоты в укреплении, поставленной за туры. Конечно, во время боя эти туры превратились в небольшие кучи земли, поэтому три французских топографа не обратили на них внимания, а отметили лишь саму артиллерийскую флешь.

Судьба этого укрепления после сражения очень типична для многих укреплений на Бородинском Поле. Оба рва были заполнены до отказа массой погибших здесь не только людей, но и лошадей, могила эта засыпана землей, взятой из передней части бруствера и ложного рва под этим местом. В дальнейшем, при устройстве монастыря и необходимой планировке грунта для устройства дорожек при вновь построенных зданиях, ложный ров был засыпан, остался лишь тыльный участок бруствера. Но, к сожалению, срезка земли для дорожек в тех местах, где это было необходимо для стока ливневых и талых вод, слишком близко подошла к захоронениям в истинном рву на обоих фасах. Как показала археология, до останков воинов оставалось всего 15-20 сантиметров от верха дорожек. Ясно, что место рва с останками совершенно забыли, отчего сделали питьевой колодец прямо через кости героев Бородина близ конца левого фаса и каменными кельями монастыря, где в настоящее время пока располагается администрация Г.Б.В.И.М.З.

Еще при Маргарите Михайловне Тучковой (игумении Марии) вокруг храма Спаса Нерукотворного стало появляться кладбище различных уважаемых лиц и благодетелей монастыря. Кладбище это до 1917 года разрасталось, но границей его распространения был оплывший, но довольно высокий вал, некогда бывший тыльной частью боевого бруствера этого редана-флеши.

Когда строился Владимирский собор, остатки бруствера правого фаса этого укрепления были основательно обмяты, отчего к началу реставрации в 1983 году этот валик слабо прорисовывался лишь простым уклоном рельефа в сторону Владимирского собора. С образованием Семеновской коммуны имени К.Е. Ворошилова на месте закрытого, разоренного и три дня горевшего в 1928 году Спасо-Бородинского монастыря появились также школа и турбаза во главе с директором Хазаном. Тогда кладбище было уничтожено, надгробные мраморные и гранитные кресты и монументы частью куда-то проданы, частью изломаны. После Великой Отечественной войны (бои окончились в этих местах в конце января 1942 г.) разбирались некоторые здания и ограда на кирпичи для нового строительства. А несколько позже возрожденная турбаза, руководимая все тем же Хазаном, устроила в колокольне монастыря водонапорную башню, проведя магистральную трубу в сторону основной части турбазы через ров правого фаса редана-флеши. При этом работал экскаватор. Вылетали какие-то черепа и кости. На это никто не обращал особого внимания, а бывший в то время директор ГБВИЗМ Анна Степановна Кудряшова, узнав об этом, сказала: «Ну, это какие-то там монашки». Дирекция музея тогда все еще размещалась в поселке при здании Старого Музея напротив холма с батареей Раевского в двух километрах от выкинутых останков героев Бородина и монахинь.

Вскоре, после 1972 года развалившаяся турбаза прекратила свое существование, средняя школа из монастыря переведена в деревню Горки и все здания монастыря переданы в пользование ГБВИЗМ. Поэтому здесь началась повсеместная реставрация всего монастырского комплекса. Работы велись по проектам АРМ-5 и вновь созданным на объекте специальным производственным Бородинским реставрационным участком от Объединения «Росреставрация», в которое входил и Институт «Спецпроектреставрация» с АРМ-5, как своим подразделением. Настала очередь восстановления и «флеши-редана». Летом 1976 года упоминаемый ранее археолог АРМ-5 Института «Спецпроектреставрация» Е.И. Морев смог на законных основаниях, получив соответствующие разрешения, как от Министерства Культуры РСФСР, так и от Института Археологии Академии Наук СССР, начать археологические работы на флеши. Он сделал тогда три разведочных траншеи поперек левого фаса флеши в ее восточном конце.

Останки оказались всего в 15 сантиметрах от поверхности из-за того, что здесь делались планировки грунта после возведения зданий кирпичных сооружений монастыря в том углу, где находится башня с церковью Св. Филарета Милостивого. Понижение грунта здесь оказалось столь велико, по сравнению с уровнем грунта в этом месте в 1812 году, что дно истинного рва этого укрепления оказалось глубиною лишь в 30-40 сантиметров, вместо 160-180 сантиметров. Следовательно, столько здесь было срезано грунта где-то в 1837-1838 годах. Не исключено, что часть останков уже тогда была задета, и дальнейшая их судьба нам неизвестна. Существовавший в этом месте колодец с деревянным, полусгнившим срубом был прорыт как раз на месте рва с погребенными там воинами. Известно также, что еще перед Великой Отечественной войной сотрудник Бородинского Музея Городцов копал шурфы в этих местах. Находил кости и пуговицы мундиров воинов 1812 года, но что именно, неизвестно, так как отчетов по этим работам не найдено, или скорее даже не было.

Все найденное Е.И. Моревым в 1976 году сдано с соответствующим отчетом и фотографическим материалом, как в фонды ГБВИМЗ, так и в Институт Археологии для получения там следующего открытого листа на раскопки. Не будем приводить описание сделанных тогда находок. Желающие могут это узнать либо в ГБВИМЗ, либо в архиве Института «Спецпроектреставрация», где хранятся тома с отчетами.

Реставрационные работы на флеше-редане начались в 1983 году, велись сотрудниками Института «Спецпроектреставрация» из Архитектурной Реставрационной Мастерской № 5 Ивановым Н.И., Леоновым А.Д. и Моревым Е.И. Практическое производство работ осуществляли солдаты Кантемировской мотострелковой дивизии, выделенные Московским Военным округом. Одновременно они работали и на Северном люнете (Среднем редуте).

В 1983 году удалось произвести сплошные археологические раскопки и реставрацию правого фаса этой флеши, дойдя до исходящего угла и повернув на левый фас не более семи метров. На это ушло три месяца работы при непрерывном надзоре за происходящим поименованными нами сотрудниками АРМ-5. Все находки, сопровождающие останки, отрабатывались археологом и сдавались в фонды ГБВИМЗ. Сами же останки, их здесь на 30 метрах рва оказалось более трехсот человек и шесть лошадей, были сложены в ящики и подготавливались для захоронения в новой братской могиле, место которой тогда еще не было определено окончательно.

На следующий 1984 год работы были продолжены теми же силами, как всегда, с начала августа по конец октября. Этот фас был поврежден прокладкой магистрального водопровода в турбазу от водонапорного бака, размещенного на ярусе звона колокольни тогда еще «бывшего» Спасо-Бородинского монастыря. Поэтому на правом фасе флеши, в ее подлинном рву, в котором находилось погребенными не меньшее число погибших воинов, чем на фасе противоположном, оказалось не более двадцати подобных находок и то ближе к исходящему углу, где водопроводная труба проходила несколько в стороне от дна рва, и мощнейший экскаватор своим ковшом сохранил, в какой-то степени, останки, лежащие ближе к контрэскарпу. Как полагается, археолог Е.И. Морев сдал все находки в положенные по закону инстанции, а реставраторы сдали Музею в законченном виде еще один фортификационный объект экспозиции под открытым небом.

При этих работах уточнился размер исходящего угла флеши. Он острый в 80°, а не такой, как на плане французских топографов-географов 1812 года, где этот угол дан между 90 и 100 градусами. Выяснилось также, что поздние захоронения вокруг храма Спаса Нерукотворного нигде не выходят за пределы осыпавшейся в свое время тыльной части подлинного бруствера, а под этим бруствером и, тем более, в подлинном рву 1812 года, позднейших захоронений нигде не было. Обилие номерных пуговиц наполеоновской армии, найденных при раскопках и реставрации укрепления дают богатый материал для корректировки состава войск, участников Бородинской битвы с французской стороны. Номера этих линейных полков на пуговицах следующие: №№ 3, 4, 12, 17, 18, 19, 22, 30, 44, 57, 61, 72, 93, 105. Всего 14 номеров, т.е. от батальонов 14 линейных полков! А еще были у неприятеля и пуговицы без номеров, похожие на русские. Но вторая половина из этой книги истории выброшена экскаватором из правого фаса. Сколько бы еще номеров прибавилось? Туровые фланки, двухрядные, заполненные землей длиною всего по 8 метров от торцов брустверов, придавшие этому редану-флеши вид маленького люнетика, могли быть здесь поставлены в ночь на 26-е августа даже ближе к утру, перед самым началом сражения. Ни в какие картографические материалы они и не могли попасть, так как во время боя в первой половине дня были основательно разрушены, но следы их замечены. Эти туры имели высоту 1,2 м. и прикрывали только русскую пехоту, гренадеров С.М. Воронцова, многие из которых здесь погибли и лежали во рву этого укрепления. Можно также сказать теперь, что рассмотренные выше два больших укрепления, называемые то редутами, то люнетами, на самом деле были и тем и другим, но в разное время. Наша позиция совершенствовалась с каждым часом, труда на это и бессонных ночей работавшие не жалели. Предела совершенствования оборонительных систем на практике не бывает. Было бы только время, а сила, желание и рабочий инструмент при разумном его распределении и употреблении было предостаточно.

М.И. Кутузов, будучи сам хорошим военным инженером, помимо всех других своих знаний и таланта своего, уже рано утром, сразу по приезде на Поле из Колоцкого монастыря, объехав всю позицию, сам отдал распоряжение, что и где делать. Судя по записками очевидца и участника сражения, военного инженера поручика Дементия Богданова (Бородино. Из войны 1812. Рассказ очевидца ГАРФ, ф. 728. Зимний дворец оп. 1, ч. 1, д. 900, рукопись) «… в тот же день 22 августа… на холмах, за деревнею Семеновскою расположили три люнета: на переднем, лежавшем к низу склона, назначено 15 батарейных орудий, на верхнем, в 200 саженях от Семеновской, 17 орудий, и на дальнем от нее 20 орудий».

Расшифровывается это так, разглядывая все из деревни Семеновской на запад в сторону Шевардина как это делал Д. Богданов:

1) Некий люнет сразу внизу за Семеновским оврагом, то есть самый ближний к деревне Семеновской, по П.И. Багратиону, это – Ближний редут (загадочное до некоторого времени укрепление, о котором мы подробнее скажем вскоре);

2) Верхний люнет в 200 саженях от Семеновской, то есть в 400 метрах к западу от этой деревни – есть современный Северный люнет или, по терминологии П.И. Багратиона, «Средний редут».

3) «И на дальнем от нее», то есть на самом удаленном от Семеновской деревни. А это ныне называемый Южный люнет. Здесь Д. Богданов и П.И. Багратион сходятся, называя это укрепление дальним. Только у Д. Богданова это дальний люнет, а у Багратиона это дальний редут.

Заметим, что пока никакого разговора о каком-то Шевардинском укреплении в тот день 22-го августа еще ни у кого нет. И мысль о нем появилась, очевидно, лишь на следующий день, то есть 23-го августа и назван он был тогда – Передним редутом. Но дадим слово опять Д. Богданову в том же его труде, на листе 5.

«На другой день, т.е. 23 числа, к 3-м часам пополудни передний люнет был закончен» (т.е. Д. Богданов делал самый ближний люнет перед деревней Семеновской, на левом берегу ручья Семеновского, самый пока загадочный) «и вооружен, а затем мне и поручику Ольденгрену дано приказание взять 30 человек пионер, идти к Шевардинскому кургану и построить на нем редут», что Д. Богданов исполнил своевременно хоть и с великим трудом, о чем мы говорили выше.

Полевой фортификации в русской армии всегда придавалось большое значение. В полевых боях старались беречь своих солдат, защищая их всеми возможными способами, чтобы уметь воевать малыми силами против превосходящего неприятеля. Отсутствием этого грешила армия Наполеона, как и хорошей дозорной повседневной службой. Как раз об этом в своей рукописи опять свидетельствует Д. Богданов на листе 28:

«С Дорогобужа начали укреплять свои позиции до Бородина. Начальники инженеров первой армии генерал-лейтенант Трусон и второй (армии) генерал-майор Ферстер, назначали места сооружениям, распределяли их инженерными офицерами по номерам, укрепления оканчивались к рассвету».

Лопат и людей всегда хватало, так как действовали табельным шанцевым инструментом, который всегда был под рукой в необходимом количестве. Подробности устройства таких укреплений при Бородине также профессионально приведены у Д. Богданова в том же труде на оборотной стороне листа 31.

«… все насыпи во всех укреплениях 2-й армии были хорошо утрамбованы и крутости параметров и рвов имели соответственный качеству земли скат, затруднявший подъем при эскаладе, а амбразуры одеты прочно фашинами, а внутренние стороны брустверов отделаны из тонких прутьев хвороста плетнем».

«Все работы (на указанных укреплениях – Н.И.) производились пионерами и войсками под надзором инженерных офицеров, без ополчения».

Время оставления русскими войсками трех люнетов, возведенных 23-го августа, убедительно определяет все тот же Д. Богданов, который, возможно, возвратился к своей 2-й армии вместе с Дохтуровым после осады в редуте Батареи Раевского во время атаки войск генерала Бонами, закончившейся печально для неприятеля.

Лист 41. «… Дохтуров … прибыл на левый фланг в 11-м часу. Люнеты были уже заняты неприятелем, и войска наши отошли и устраивались на высотах по ручью Семеновскому, где все стремления французов сбить наши линии остались безрезультатны до конца сражения».

Оставленная русскими войсками местность в это время (опять же по словам Д. Богданова) представляла следующую картину: (лист 39 оборот) «… от ручья Каменки, протекающего в расстоянии от линии 8-го корпуса до 550 саженей (очень верно расстояние 1150 м. – Н.И.) … вся местность эта завалена была телами многих людей, трупами лошадей, обломками артиллерии и полуразрушенными люнетами». Большое количество приведенных нами цитат из Дементия Богданова, генерал-лейтенанта инженерных войск к концу жизни, то есть специалиста в области полевой фортификации, совершенно не случайны.

Рукопись его возникла как протест на обилие многотомной научной и художественной литературы, возникшей в XIX веке за время долгой жизни этого автора и искажающей правду о Бородинском сражении. К нашим же дням литература о Бородине, перепевающая путем взаимных ссылок прежние ошибки и плодя еще новые (в том числе, и замеченные в свое время еще Дементием Богдановым), невероятно умножились и внедрялись людям в сознание из-за частого повторения. Поэтому для исправления укоренившихся ложных представлений о полевой фортификации на Бородинском Поле (да и не только по фортификации) мы и приводим слова того человека, как первоисточник, ибо он, «находясь в среде офицеров во 2-й армии князя Багратиона», считал «правом указать на некоторые действия, принадлежавшие к общему ходу событий того великого дня». (указ. сочин. лист 27 обор.)

Посетивший Бородинское Поле 15 июня 1902 года, полковник Генерального штаба П.Н.Симанский, писал: «В настоящее время еще сохранились хоть какие-нибудь следы всех трех флешей. Наилучшая по сохранности оказалась левая, почему-то не вошедшая в ограду монастыря; правая пришлась на монастырские огороды, окружена грядками и представляет собою какой-то небольшой, мало заметный обрывок; а третья пользуется особым уходом, так как на ней, по преданиям, погиб генерал Тучков». Симанский справедливо говорит:

«пройдет еще несколько лет, две первые, если о них не позаботятся, оплывут и свидетельницей прошлого останется на этом участке Бородинского Поля одна третья флешь…»

«Будем же надеяться, что об этих остатках, о свидетелях русской доблести и мужества, кто-нибудь да позаботится, что они не исчезнут, как не исчезнет, не развеется никогда и самая память о Бородинском бое…»^[27]

Да, через 80 лет после этих слов удалось восстановить среднюю флешь-редан, исправить ошибки реставрации 1962 года на Северном люнете (Среднем редуте). Но еще не известно, когда и кто приступит к научной реставрации Южного люнета (Дальнего редута), воссозданного неверно в 1912 г.

Мы сообщили о судьбе трех укреплений в этом районе Бородинского Поля. Два из этих укреплений, почти одинакового размера, имеющие в настоящее время вид люнетов, а третье, это небольшая флешь или редан, оказавшаяся внутри Спасо-Бородинского монастыря. Но ведь как Дементий Богданов, так и планы Толя, Траскина и многие другие показывают наличие именно здесь трех, почти одинаковых, больших по размерам и своей артиллерийской мощности, размещаемых в них орудий: 15, 17 и 20.

Про малую флешь-редан, ни записи, ни план Дементия Богданова, ни другие упомянутые планы ничего не говорят, так как они составлены были очевидцами этих мест, значительно ранее, чем появилась эта флешь. Она, как сказано, сооружена в ночь с 25-го на 26-е августа, как и многие другие последующие усовершенствования позиции, поскольку находившиеся здесь русские войска, эти дни не сидели без дела, довольствуясь исполненным ранее. Тогда же обратили в редуты и оба больших люнета, находящихся здесь ближе к неприятелю, сделали ретраншементы по сторонам одного из них, связав систему обороны Утицкого леса и укреплений на открытом месте в единую, стройную, взаимообороняемую систему, неизвестную неприятелю. Дементий Богданов, соорудив третий люнет, покинул эти места в 3 часа дня 23-го августа, уйдя по приказу к холму Шевардинскому, а позднее, закончив там редут, перешел к батарее Раевского, где в ночь на 26-е августа делал палисад, присыпал фланки, закрывал хворостом волчьи ямы, пробыл там во время всей атаки и отражения ее, закончившееся пленением генерала Бонами и гибелью почти всего 30-го линейного полка французов. В деревне Семеновской Дементий Богданов появился вместе с Дохтуровым или вскоре после него. Поэтому Богданов не мог знать о появлении флеши и других усовершенствованиях в больших подробностях, как не знали этого ни Толь, ни Траскин – авторы известных картографических памятников.

Но третье большое укрепление, третий люнет, возведенный именно Д. Богдановым, очевидно еще замаскированный воткнутыми в грунт березками, как это, уже известно, делалось на укреплениях по правому берегу Колочи, загораживаемый, кроме того, современным Северным люнетам от взоров противника сыграл очень важную роль. Это укрепление неприятель не видел до того момента, пока не столкнулись с ним лицом к лицу. Взятие его стоило противнику больших потерь, а потому, боясь, что их выбьют оттуда и им придется его снова штурмовать, французы решили срыть это укрепление во время боя. Для этого прислали сюда саперов, работавших под перекрестным огнем и понесших от этого потери. Как эти саперы ни укрывались в начале своей работы остатками бруствера, но ведь и его нужно было до конца срыть и сбросить в ров, лишившись последней защиты от огня. Поэтому французские топографы-географы, капитаны Пресса, Шеврие и Беньо не могли уже увидеть это укрепление даже вскоре после сражения. Они пропустили и многое другое, работая тремя бригадами с разной степенью добросовестности и точности воспроизведения местности. Здесь же они на своем плане-оригинале отметили только какие-то неровности. А это укрепление существовало полностью, хотя бы в своих рвах (а это 50% укрепления) до 1836-1838 годов, до того времени, когда начали вести большие строительные работы на вновь создаваемом Спасо-Бородинском монастыре. Требовалось большое количество строительного кирпича, а земли Бородинские повсеместно состоят из материала, пригодного для изготовления хорошего кирпича. Поэтому для этой цели, опять-таки для очередной «сиюминутной пользы», образовали карьеры для добычи глины, стараясь это сделать поближе к строительству во избежание лишних транспортных расходов. При этих карьерах пришлось сделать сараи для формовки сырого кирпича, навесы для естественной его сушки (не менее года) и сооружение обжигальных печей. Дрова для обжига, требующегося в большом количестве, брали из ближайшей части Утицкого леса. Глинодобывающих карьеров было два, один на правом берегу ручья Семеновского, немного северо-западнее холма, где в настоящее время стоит монумент в честь 2-й кирасирской дивизии Дука. Этот карьер разрабатывался, скорее всего, и ранее местными крестьянами деревни Семеновской для формовки корявых кирпичей собственного изготовления, употребляемых на устройство русских печей в своих избах. Такие кирпичи находились при археологических раскопках, о чем мы скажем позднее. Другой же карьер, для монастырской надобности, открыли на левом берегу того же Семеновского ручья, на вершине холма, где в 1812 году Дементий Богданов со своими пионерами и приданными в помощь пехотными солдатами начал и закончил люнет, названный им «Передний люнет», так как был сразу впереди деревни Семеновской. А П.И. Багратионом это же укрепление именовалось «Задний редут», так как он считал его не от своего командного пункта в деревне Семеновской, а от неприятеля, и уже с 24-го августа впереди главной русской позиции на оборонительном Семеновском предполье появился Шевардинский редут, названный Багратионом «Передним редутом».

У восточного укрепления на левом берегу Семеновского ручья, у созданного Дементием Богдановым люнета, хотя и со срытыми брустверами, но оставались в целости рвы, которые составляли 50% сохранности всего люнета, хоть и в засыпанном виде. Но кирпичный карьер монастыря, очень широкий и глубокий, сделанный по счастью в центре этого холма и люнета, то есть, на его дворе или плацу, все же, во многих местах, повредил часть подлинных рвов этого укрепления.

При реставрационных и благоустроительных работах в Спасо-Бородинском монастыре, проводимых непрерывно с 1972-го по 1987 годы, силами Объединения «Росреставрация» карьер этот на левом берегу ручья Семеновского был засыпан вывозимым из монастыря так называемым «культурным слоем», образовавшимся не только с момента создания монастыря, но, главным образом, из времени Семеновской коммуны имени Ворошилова. Карьер был полностью ликвидирован и холм, где он находился, то терминологии реставраторов, «рекультивирован», принял форму, близкую к 1812 году.

Именно в это время, удалось определить, что значительная часть рвов сохранилась и фрагменты его остатков дают основания сказать, что это был люнет, отличающийся в значительной степени от двух подобных, ранее рассмотренных, начатых строительством 22-го августа и законченных 23-го, очевидно, почти в одно и то же время. То, что этот люнет не похож на остальные, видно даже на планах Траскина в разных его вариантах. Этот люнет имеет два неравнобоких фаса с очень тупым исходящим углом. Люнет имел только один фланк с правой, т.е. с северной, стороны, за которым стояло только два орудия, бивших вдоль оврага и, кроме того, на банкете располагалась пехота, прикрывающая люнет своим ружейным огнем от неприятеля, проникшего в Семеновский овраг. Начиная с правого плечевого угла и до исходящего угла, на правом фасе могло быть размещено 9 амбразур. В плечевом правом углу и в исходящем, могли быть сделаны орудийные барбеты для стрельбы через банк вместо предполагаемых нами двух амбразур из числа девяти. В левом фасе, который был несколько короче правого, свободно помещалось еще четыре орудия и оставалось небольшое место за бруствером при конце этого фаса для устройства банкета для пехоты. Левого фланка у этого люнета не было. Так было сделано не только потому, что левый фас близко подходил к обрыву в сторону дороги Семеновское-Утица и Малому Семеновскому ручью, но главная причина – отсутствие закрытия внутреннего двора этого люнета с юга. Весь «внутренний двор» или «плац» подставлялся беспрепятственно под картечь еще одного укрепления на левом берегу Семеновского ручья. Об этом скажем несколько далее.

Этот люнет, скорее всего, и не обращался в редут ни 24-го, ни 25-го августа, как это было сделано на предшествующих двух главных укреплениях. Ближний люнет своим тылом был обращен к главному укреплению правобережной Семеновской позиции, и неприятель, появившийся в тылу Ближнего люнета, находился под жесточайшим картечным перекрестным огнем с правобережья, которому помогала и только что упомянутая нами простая однофасная, прикрытая бруствером батарея, то есть пятое, закрытое бруствером укрепление Семеновского левобережья. Эта пятое укрепление – батарея, которая сохранилась по сей день, но с очень оплывшим бруствером и, наоборот, сильно размытым весенними талыми водами рвом перед бруствером. Находится эта батарея в 350 метрах южнее ручья и оврага Малого Семеновского ручья (иногда называемого то Огником Вторым, то оврагом Неверовского, но уже в более позднее время), и не более четырехсот метров от южного торца левого фаса исчезнувшего, но восстановимого Ближнего люнета. Батарея расположена почти параллельно оврагу Малого Семеновского ручья и стоит на правом берегу некогда небольшой, изначально неглубокой весенней протоки, вытекающей из болотца, находящегося в северо-восточном углу Утицкого леса, выросшего в этой его части вскоре после 1780 года, вблизи начала рокадной просеки. По направлению прямой линии батарея доходит до ручья Среднего Семеновского почти напротив холма, где с 1912 года стоит колонна-монумент в память 2-й кирасирской дивизии генерала Дуки. Рассматриваемая батарея сделана была, главным образом, для прикрытия пяти переездов через болотистый овраг Малого Семеновского ручья, сделанных под руководством генерала Ивашева не позднее 24-го августа.

По сторонам рассматриваемого нами артиллерийского однофасного укрепления, очевидно, находились еще брустверы пехотных ретраншементов, но следы их более размыты. С западной стороны этого укрепления, где исстари проходила одна из дорог от Семеновского в Сивково, явно был сделан широкий проход для проезда артиллерии, пропуска пехоты и кавалерийских частей. Этот проход мог загораживаться рогатками от неприятеля и также обороняться пехотой совместно с орудиями, стоящими здесь на открытой позиции. На прикрытой бруствером, прямой, то есть не имеющей боковых фланков, батарее могло размещаться не менее шести орудий. Но была ли эта батарея сделана полным профилем или бруствер был сделан из туров, и стрельба велась поверх них, то есть, через банк, это пока неизвестно. Скорее всего, здесь применили туры в два ряда. Но разбитые во время боя, они представляли собой бесформенную груду земли и прутьев, отчего оказались быстро размыты, оплыли и не отмечены.