Батарея Раевского

Юго-западнее батареи Вальца 2-го находится большой моренный холм, называвшийся местным населением, возможно, еще с языческих времен «Красный холм». высота эта круто спускается к востоку и северу, но полого к югу и западу, господствуя над всей округой.

На этом холме уже 23-го августа возвели двенадцатиорудийную, прикрытую рвом и бруствером, почти полукруглую батарею, смотрящую своим исходящим углом в сторону впадения ручья Семеновского в Колочь. Батарея была расположена перед основной позицией, прикрывая стык 1-й и 2-й русских Западных армий.

Все последующие дни эта батарея получившая название «батареи Раевского», постепенно усовершенствовала свою конструкцию. К южной стороне этой батареи пристроили полукуртину, тоже ломанного профиля и разместили там 6 орудий 47-й легкой артиллерийской роты, вторая половина которой встала за Огником, южнее батареи Раевского, но без фортификационного прикрытия. Затем, по сторонам батареи Раевского возвели двухровные пехотные ретраншементы. Они предназначались с севера для прикрытия образованного местными природными особенностям так называемого «мертвого пространства» необстреливаемого орудиями батареи. Этот ретраншемент шел ломаной линией, начинаясь от левого фланга батареи Вальца 2-го.

С юга такой же ретраншемент, примыкающий своим правым фасом к эполементу прикрытия с фланга орудий 47-й легкой роты, далее двигался также до Огника, прикрывая главную батарею от обхода слева в тыл. Сомкнуть эти ретраншементы перед батареей Раевского было невозможно, так как склон холма там шел слишком полого и выстрелы орудий, шедшие настильно над землей, вредили бы своей пехоте, располагаемой в ретраншементе. Зато эта часть батареи Раевского была прикрыта тремя полосами волчьих ям, каждая из полос которого выполнена также в три линии.

Уже в ночь перед сражением 26-го августа поручик пионеров Дементий Богданов возвел два фланка (эполемента) по краям изначальной батареи Раевского и соединил их бревенчатым «двойным палисадом в прислон», а также сделал двойные ворота с тылу батареи, в виде притвора. Это превратило часть батареи в замкнутый редут, трудно берущийся неприятелем с фронта, но легко своими с тыла после разрушения палисада собственной артиллерией. Кроме того, очевидно, также в последнюю ночь был сделан пехотный ретраншемент, почти полностью прикрывающий с тыла полубатарею 47-й легкой роты.

Этот, как бы, двойной сомкнутый редут в новом качестве предстал перед неприятелем утром, в день генерального сражения и очень дорого ему стоил. Он поручил от неприятеля названия: «Большой редут», «Роковой редут», «Адская пасть» и т.п. Генерал Бонами в 10 утра взял не все укрепление, а только его южную, часть. Понятно также, что кавалерия неприятеля не перескакивала через артиллерийские, шириной в 4,6 метра и глубокие рвы, а только через мелкие и узкие, созданные для пехотных ретраншементов. Понятно, что распространенное в мемуарах, в исторической и художественной литературе мнение о том, что рвы были мелкие, а брустверы невысокие, появилось потому, что «очевидцы» в том числе и поручик Липранди, спутали два вида этих сделанных здесь укреплений. Вид же батареи Раевского, показанный на наших рисунке и плане, подтвержден археологическими раскопками в 1973-1976 годах, проведенных одновременно с частичной реставрацией этой батареи в 1977 году. Эта работа исполнена силами взвода Таманской дивизии под руководством сотрудников Архитектурно-Реставрационной Мастерской № 5 Института «Спецпроектреставрация» Морева Е.И., Леонова А.Д., Пруса А.П. и Ивановым Н.И.

Надо дополнительно сообщить, что в процессе боя левый эполемент, служащий также траверсом дефилирования, прикрывающим основную батарею от возможных неприятельских выстрелов со стороны деревни Семеновской, изначально был приспособлен для стрельбы пехоты, для чего с тыльной стороны его был присыпан банкет, а несколько позднее, в этом эполементе прорезали три амбразуры без закрепления их щек фашинами и поставили там два орудия дополнительно к остальным, для действия ими на юг. Он отражали атаку кирасир 2-го кавалерийского корпуса генерала Коленкура.

Таким образом, число орудий, указанных Лабомом^[13], а именно 21, подтверждается, тем более, что в исходящем углу основной батареи, командуемой полковником Шульманом, было поставлено еще одно орудие, но, неизвестно из какой именно артиллерийской роты взято было это дополнение.

Необходимо также сказать, что весь комплекс этой батареи, не мог использоваться неприятелем активно после ее второго захвата около 3-х часов пополудни, так как весь ее люнет (или внутренний двор) находился под непрерывным, продолжавшемся до темноты перекрестным огнем русской артиллерии, действующей с высокого, пологого плато за батареей, на котором находилась основная позиция русской армии. Батарея Раевского была вынесена перед этой линией, исходя из особенностей местности. Батарея всего лишь обороняла предполье перед основными войсками располагавшимися по прямой от Горкинских батарей на Семеновское. Захватившие батарею Раевского неприятельские войска вынуждены были, по собственному их признанию, стоя на коленях (!!), спасаться от ядер, гранат и даже картечи русских орудий позади батареи, т.е. западнее этого холма. Из-за бесполезности там находиться, неприятель в сумерках, без треска барабанов, как сказано у Лермонтова, был вынужден отойти на исходную позицию за Семеновский овраг.

Это обнаружил ночной патруль 1-го егерского полка, это подтверждает прапорщик Щербинин Это же подтверждают пустые от останков погибших артиллерийские рвы, в которых сохранились лишь отдельные фрагменты тел погибших (головы, руки, ноги и пр.), так как от полуночи и до 3-х часов утра эта батарея поправлялась русскими войсками для предполагавшегося наутро боя, а тела погибших изо рвов относились к Огнику и там погребались. При свете же костров, освещавших эти работы, кое что осталось и во рву.

Батарея Раевского оборонялась на далеком пространстве на запад с 4-х утра 26-го августа егерями, обосновавшимся еще с предыдущего дня на опушке рощи левого берега ручья Семеновского. Ими был отрыт, занят и долго оборонялся в предутренней темноте, ретраншемент, сохранившийся по сей день, но пропущенный на всех исторических планах. Ретраншемент этот начинался с юга от мохового болота и шел по прямой линии к Окоповскому оврагу, впадающему в реку Колочу с ее правой стороны. Сбитые неприятелем отсюда, русские егеря вели двухчасовой бой на отходе в упомянутой роще и только в 6 утра подошли к оврагу Семеновскому под защиту своей линейной пехоты, занимавшей оборону также в ретраншементе по всей линии ручья Нижнего Семеновского, т.е. от устья Каменки до Колочи.

Егеря, пройдя этот второй обороняемый ретраншемент, ушли в резерв построившись за батареей Раевского, русская линейная пехота 26-й дивизии Паскевича из 7-го корпуса Раевского задержала полки дивизий Морана и Жерара еще более чем на час, отходя перекатами, как было положено, к батарее Раевского. Из-за этой задержки Богарне смог начать атаки батареи Раевского довольно поздно, а вначале и безуспешно, отражаемый одним артиллерийским огнем, еще только на подходе к цели, к «роковому редуту».

Левее, то есть, южнее батареи Раевского находилась лощина, образованная долиной Свитенского ручья, правого притока ручья Семеновского, впадающего в него несколько ниже впадения речки Каменки. Это сплетение ручьев и оврагов совершенно не было известно неприятелю не только из-за плохих, вернее преднамеренно созданных дефектными в русском Топографическом депо планов, проданных перед войной Лористону, послу в Петербурге. Визуальная разведка местности предстоящего боя, самим Наполеоном и его службами, также мало что дала. Это видно из кроков, составленных для графа Лобау. На этой лощине русские не возвели укреплений, перекрывая ее перекрестным огнем от деревни Семеновское и от батареи Раевского. Но весь резерв конной артиллерии был поставлен М.И. Кутузовым и А.И. Кутайсовым за центром позиции, позади открытой со всех сторон, местами слегка заболоченной Свитенской седловины, Она казалась невероятно удобной, особенно при взгляде издали, со стороны неприятеля, для атак многочисленной кавалерией с целью прорыва русской основной боевой линии на всю его глубину. Это якобы наименее защищенное и наиболее удобное, для массированной атаки заманило неприятеля, побудило направить именно сюда, в злосчастную Свитенскую лощину усилия всех родов своих войск для достижения скорой и, казалось бы, безусловной, решительной победы. Именно такое движение неприятеля, очевидно, предвидел М.И. Кутузов. Но неприятель запутался. Сюда не прощел Ней, здесь в безрезультатную борьбу продирались отборные «железные» люди из корпусов Монбрена (Коленкура) и Латур-Мобура. Это только одна деталь общего решения Кутузовым оборонительных действий, рассчитанных по времени исполнения. Но в чем же было все главное его искусство, проявленное им в соответствии с исполнением своего обещания, на слабейшем по природным условиям левом крыле Бородинской позиции двух русских Западных Армий?

Искусство Кутузова при Бородине проявилось повсеместно, на каждом участке позиции. И каждое его проявление было строго обусловлено. В первую очередь Кутузов обеспечил армию от возможным неприятных случайностей на своем правом крыле на еще не занятой войсками Бородинской позиции. Он учел опасности со стороны Клушинской дороги, где были большие основания считаться с грозящей с севера опасностью. Ведь именно это было главной причиной, помимо некоторых иных, того, что русские покинули позицию возле Колоцкого монастыря. Покинули позицию, уже хорошо подготовленную для принятия там генерального сражения 20-го, 21-го августа с возведением артиллерийских укреплений не в меньшем объеме, чем сделано было при Царевом-Займище, Ивашкове или Дурыкине, а позднее, например у Дорогомилова, Красной Пахры, не говоря уже про Тарутино. Именно поэтому еще до перехода войск на вновь избранную Бородинскую позицию Кутузов отдал распоряжение укреплять там, в первую очередь, все свое правое крыло, да еще немедленно, сразу по исполнении туда перехода своих войск, снявшихся с Колоцкой позиции еще ранним утром 22 августа.

Возможное появление значительных сил Наполеона на Клушинской дороге означало бы для Кутузова отказ от генерального сражения при Бородине, отвод всех войск за Можайск, где все, опасные обходами неприятеля, дороги сходятся. Подготовка боевой позиции за Можайском, за его восточной заставой, началось тогда же, о чем неусыпно заботился находящийся там генерал Левицкий.

Далее искусство М.И. Кутузова заключалось в навязывании Наполеону неизбежных для него действий, направленных на левое крыло русских, и отвлечение его внимания от Клушинской дороги. Это говорит в пользу того, что Кутузов не в угоду общественному мнению, а по собственным соображениям хотел дать генеральное сражение именно на Бородинском Поле, считая его более удобным для этой цели, чем иное любое место. Для желаемого и выгодного для русских места удара неприятеля по району деревни Семеновской необходимо было его заманить именно к этому участку позиции, но создать ему там тяжелые условия для его атак, создать трудности, которые неприятель не мог себе представить до начала и даже во время проведения атакующих действий. Для достижения такой цели Кутузов выдвинул перед своей главной позицией на запад хорошо обороняемое предполье, уступом вперед на три с половиной версты, но параллельно основной линии своей обороны, проходящей с севера на юг по прямой между деревнями от Горок до Утицы.

Этим расстоянием и необходимо измерять глубину обороны Семеновского предполья, состоящего из восьми параллельных опорных позиций, обороняемых русскими с нарастающей силой инженерно-фортификационной подготовленности по мере продвижения неприятеля от Фомкина и Доронина к Семеновской.

Наступление, именно там, казалось для неприятеля самым удобным и единственно возможным в созданной природой и обеспеченной Кутузовым обстановке. По очевидному замыслу русского полководца это направление должно было измотать и обескровить значительно превосходящего по численности противника, и этим уровнять силы борющихся сторон к решающей стадии противостояния. Именно здесь основные силы наполеоновской армии понесли огромные, невосполнимые потери не только в численном составе, но и моральном отношении. Кроме того, прохождение предполья заняло у неприятеля очень много времени, что привело к неуспеху всего предприятия, начатого с его обычным задором и самомнением.

При самом начале дела это оборонительное предполье, начинающееся у Фомкина, прежде всего, активно мешало неприятелю продвигаться вперед от сельца Валуева к селу Бородино по дороге, очень удобной для больших воинских масс благодаря своей трехполосной ширине, о чем говорилось выше. Кроме того, Семеновское предполье создало на маршруте движения противника узкое, трудно проходимое дефиле, связанное с большими потерями от перекрестного огня русской артиллерии, действовавшей от села Бородино на запад, в лоб, и из-за Колочи, с ее правого высокого берега, от Фомкина до с. Бородино вблизи и параллельно необходимой неприятелю дороги. Артиллерийский обстрел велся отсюда на север во фланг наступающим кавалерийским полкам Мюрата, намеревавшемуся сходу овладеть селом Бородино. Но он не дошел до него на версту, и вынужден был вернуться назад к Фомкину.

С этого времени Кутузов держал инициативу в своих руках, мог предвидеть все возможные настоящие и последующие действия Наполеона, готовя повсеместно активную оборону и не опасаясь численного превосходства противника. Фактическая численная сила противника уже была известна русским после прибытия к Наполеону дивизии пятых батальонов и других формирований, поступивших от тыловых корпусов тайно от всех, но не от Кутузова. К вечеру 24-го августа императору Франции ничего не оставалось делать, как начать сбивать мешающий ему выступ русских войск на линии Фомкино – Алексино – Шевардино. Самомнение и самопереоценка, а также пренебрежительное отношение к способностям русского командования привели Наполеона (а за ним и многих последующих военных историков) к ошибочной мысли, что он видит перед собой основной левый фланг русских, нелепо и бездарно подставленный ему под удар вопреки элементарным азам военной науки, по которым войска располагаются для встречи атакующего свои фронтом противника поперек его операционной линии. Но Кутузов уже выполнил это правило, а выдвинутое предполье можно было понимать по-разному.

Наполеон понял неверно, на что и надеялся Кутузов. Утром 24-го Наполеон с небольшим эскортом, пользуясь пятиверстным промежутком между авангардной кавалерией Мюрата и авангардной 5-й пехотной дивизией Компана, подкрепляющей эту кавалерию, проехал через разрушенный ранее русскими пионерами, но уже восстановленный французами мост через реку Новланку (левый обильный приток Колочи, вытекающий из обширных тростниковых болот в версте севернее деревни Покров у современной ж.-д. станции «Уваровка»). Он проехал деревню Шохово, откуда ему открылся великолепный вид на Колоцкий монастырь, стоящий на холме, господствуя на многие версты над окрестностью. Столбовая дорога огибала здесь монастырь и, естественно, Наполеон сделал в нем остановку, откуда ночевавший там^[14] Кутузов уехал на Бородинскую позицию за двое суток до появления в монастыре Наполеона.

В монастыре Наполеон взобрался по деревянным внутренним лестницам на ярус звона местной высокой колокольни. Здесь восемь арочных сквозных проемов с колоколами открыли перед ним виды во все стороны. Он же смотрел, очевидно, больше на восток, откуда доносились артиллерийские, выстрелы его авангарда, подходящего к Валуеву в пяти верстах от Колоцкой колокольни. Под колокольней он видел марширующую к Акиншину дивизию Компана, шедшую на подкрепление авангарда Мюрата. Видел Наполеон и остальные дивизии Даву, следующие в пятиверстной дистанции от авангардной дивизии Компана и поднимающие столбы дорожной пыли за Шоховым. Прекрасно был виден не только Шевардинский редут, находящийся от Колоцкой позиции в 8 верстах по прямой. Видна открытая возвышенность за Семеновским перед опушкой Псаревского леса в 12 ¹/₂ верстах по прямой. А также:

1) Верхняя часть храма села Бородино в 10 верстах по прямой.

2) Верх храма Старого Села в 14 верстах.

3) Весь Ново-Никольский собор Можайска, стоящий на высоком Кремлевском холме по прямой от Колоцкой колокольни в 22 верстах, виден был сверху донизу.

Наполеону же в его время было видно гораздо больше, чем сейчас, так как некоторых лесов и, особенно нелепых обсадок дорог, саженых в 1947 г. якобы снегозащитными полосами высокорастущих деревьев, совсем не было. В так называемом Бородинском заповеднике эти обсадки, вырастающие на некогда пахотных угодьях по сей день растут, увеличиваясь вширь и по высоте, хотя это недопустимо.

И кроме того, еще были видны храмы, уничтоженные в советское время, как очаги мракобесия, или для добычи кирпича и щебня. Поэтому Наполеон тогда должен был видеть с яруса звона Колоцкой колокольни, помимо сказанного, еще следующее:

1) Храм в селе Криушино, очень высокий и на хорошем возвышении в 16 верстах от Колоцкого по прямой.

2) Оба храма в селе Ильинском на Бодне, деревянный и каменный за рекой Москвой, севернее Криушино в 17 верстах от Наполеона.

3) «Чертановскую пирамиду», сделанную при Екатерине II для проведения триангуляции при проведении генерального межевания всей Европейской части России с составлением высококачественных уездных и губернских карт вместе с подробнейшими «дачными планами» в крупном масштабе 100 саженей в дюйме. Такими картами располагала квартирмейстерская часть Российской армии.

4) Колокольни всех храмов Можайска, включая Ново-Никольский собор, о котором мы говорили, но исключая Лужецкий монастырь, расположенный слишком низко и скрытый Брыкиной Горой и другими холмами западнее его, а также лесами, близ Новой Деревни и др.

5) Рождественский погост почти к югу от колокольни монастыря за р. Колочей всего в трех верстах, где недавно стояла на позиции своим левым флангом 2-я Армия П.И. Багратиона, считая правый фланг у Колоцкого монастыря.

6) с колокольни Колоцкого монастыря хорошо были видны проселочные дороги. Лучше, чем сам «Большак», – дорога, идущая от Колоцкой слободы через Суконники, Федоровское, Бурково, Рыкачево, Доронино в Шевардино. Она проходила более прямым путем, чем «Большак», к селу Бородину. От этой проселочной дороги от Суконников отделялась влево, то есть севернее, дорога, ведущая на Головино, через верховье Фомкинско-Александровского пруда на Колоче к Валуеву, а также дорога, идущая севернее Буркова прямо на Фомкино. По этим дорогам проходили части авангарда Мюрата, охраняющие его с правого фланга и следующие на Фомкино через поперечные овраги ручьев Грязнейки, речки Еленка, а также Бучковского, Давидовского оврагов и Фомкинского лога или «Весенней протоки».

7) Видно было и Валуевское поле на высоком плато, место будущего ночлега Наполеона в следующую беспокойную ночь перед генеральным сражением.

8) При взгляде левее, были видны столбы пыли от проходивших войск 4-го корпуса Богарне, поднимавшиеся очень высоко у хорошо видных селений Прасолово и Сычи, где не так давно находилась на Колоцкой позиции своим правым флангом 1-я Западная армия Барклая-де-Толли. Еще далее, виднелись Ерышево, за которым колокольня храма села Горячкино и еще дальше храм в селе Клементьево. Далее вправо (восточнее) Ерышева, где только что отгремел бой авангарда Богарне с русской конницей, виднелись Большие Сады, Грязь, Макрушино с его аллеями древних, саженых в ХVII веке дубов и лип.

9) С юго-запада было видно Шаннино на Старой Смоленской дороге. Это самое высокое место Подмосковья с отметкой 410 метров от уровня Балтийского моря. Вблизи этого места из многочисленных болот на высотах между мореными холмами ледникового периода, берут истоки многие реки, текущие в разные стороны. Это реки Москва, Воря, Протва, Протовка, Колоча и многие другие, более мелкие. Здесь проходили хвостовые части 5-го польского корпуса Понятовского, спускающиеся к Хвощевке (Острогу), следуя на Старой Смоленской дороге, к селу Ельня, для удара в левый фланг и в тыл армии Кутузова, как предполагал тогда Наполеон.

Не зря поднимался на колокольню Наполеон. Многое он мог отсюда увидеть и уже тогда мог многое решить для продолжения своих действий. Около 4-х часов Наполеон уже прибыл по Смоленскому Большаку к Валуеву. Многие оставленные позади колокольни вскоре послужили «Великой Армии» для установки на них зеркал гелиотелеграфа, связывающего Наполеона с Парижем посредством условных сигналов, подобных азбуке Морзе, но только в солнечные дни.

Но не все увиденное пошло впрок Наполеону, как в Колоцком, так и после прибытия в Валуево. Кажущаяся нелепость в расположения русских войск у Фомкина, а также другие обстоятельства, прежде всего, теснота на территории, предоставленной неприятелю для развертывания его сил, отвлекли мысли Наполеона от возможных его действий на севере по Клушинской дороге. Наполеона заманили, вызвав на немедленный переход Колочи на ее правый берег у Фомкино. Это было удобнее сделать по уцелевшей мельничной плотине. Мосты же строить в других местах было пока невозможно, если не сбить своим огнем конно-артиллерийскую №9 роту Паркенсена и егерей с их позиции у обрыва. Подошедшая к Валуеву в 4 часа пополудни авангардная 5-я пехотная дивизия Компана из 1-го корпуса Даву была немедленно брошена в атаку на Фомкино с целью дальнейшего продвижения к Доронину с охватом всего левого фланга русской армии, как думалось тогда Наполеону. Помочь Компану должен был Понятовский, изготовившийся от Ельни ударить в глубину тыла главной русской позиции. Так тогда было понято неприятелем расположение русских войск. На деле же удар пришелся скользящий хоть и наносимый с двух сторон, пришедшийся не по главной русской позиции Горки, Семеновское, Утица, а между первой и второй линиями обороны, далеко выдвинутого вперед предполья перед главной Семеновской позицией русской армии.

В это же самое время Наполеон отозвал назад к Фомкино всю авангардную кавалерию Мюрата после его безуспешных, с большими потерями попыток пройти к селу Бородино далее 112-го верстового столба на Новой Смоленской дороге. Мюрат был встречен огнем четырех орудийной батареи поручика Житова в укрепленном тет-де-поне^[15] у обрыва левого берега речки Колочи, стрелявших «через банк» фронтально, вдоль Большака до 112-й версты. А из-за Колочи, с ее правого обрывистого берега, действовала во фланг Мюрату артиллерия 9-й конной роты Паркенсена.

Войска, составившие авангард Наполеона, – два резервных кавалерийских корпуса Нансути и Монбрена и две кавалерийские бригады, взятые из корпусов Даву и Нея – были отозваны. Отозван был также корпус Богарне, вышедший к этому времени с дороги Сады – Грязь – Беззубовка на предполье села Бородина и столкнувшийся там с гвардейскими егерями и Елисаветградскими гусарами, вышедшими вперед, западнее села Бородино при поддержке орудий русских от Бородинского храма. Богарне отошел к опушкам Беззубовского леса для расположения здесь бивуаками вне сферы огня русской артиллерии, как из-за Колочи, так и от села Бородина, особенно из-за р. Войны с обрыва ее левого берега. Рельеф местности благоприятствовал там итальянцам при расположении бивуаков за обратным скатом плато, на котором, позднее, появились известные «Батареи Богарне», созданные для усиления обороны левого фланга армии Наполеона на случай удара Кутузова.

Таким образом, Богарне расположился к вечеру 24-го августа между Валуевым и Бородиным в Беззубовском лесу в районе протекающего там Мироновского ручья (Вонявки) и впадающих в него оврагов с ручьями Спасским, Гришкиным и Грунюшкиным. Все эти ручьи и овраги, сливаясь воедино под названием Мироновского, пересекают Новую Смоленскую дорогу немного западнее 112-го верстового столба и впадают в Колочу слева, немного западнее «Святого Колодца», где, кроме того, протекает несколько мелких ручейков с железистой водой, заболачивающих окружающую почву даже в сухое лето. Этот Мироновский овраг близ своего устья обходит слева «Ключевую Гору», на которой в 1963 году был построен пионерлагерь, ныне переданный ГБВИЗМ для устройства гостиницы.

Неверное понимание Наполеоном русской позиции фактически было обусловлено искусством Кутузова. На левом крыле русской армии предполье было особенно сильным, глубокоэшелонированным с заранее подготовленными рубежами, удобными для постепенного отхода на следующий рубеж с постепенным увеличением их сопротивляемости за счет проведения на них специальных инженерных фортификационных работ и расположения войск, обороняющих эти рубежи. Общая глубина обороняемого предполья составляла перед деревней Семеновской, как уже было сказано, три с половиной версты. Рубежи обороны шли не параллельно течению Колочи выше села Бородина, а почти перпендикулярно к линии наступления Наполеона, то есть шли с севера на юг, почти точно по земному меридиану. Для обороны этого глубокоэшелонированного Семеновско-Шевардинского предполья был сформирован и выдвинут вперед от главной позиции, специально созданный отряд, из всех родов войск, под общей командой генерала Горчакова 2-го, племянника Суворова и участника его Итальянского похода. Задачи этого самостоятельно действующего отряда были следующие:

1. прикрыть отход от Колоцкой позиции центральной части арьергарда генерала Коновницына, прикрыв его преследование неприятелем.

Другие части арьергарда отходили южнее и севернее. Генерал Сиверс, со своей кавалерией, казаками Карпова и артиллерией отходил на село Ельня-Знаменское по Старой Смоленской дороге, обороняясь на многих рубежах. И частично через Бурково, Рогачево, Доронино на Шевардино. Основная масса кавалерии и приданный кавалерийский корпус Уварова отходили через Валуево на село Бородино. Кавалерийский отряд Крейца шел по Клушинской дороге, прикрывая марш Смоленского ополчения, шедшего от Сычевки на Можайск в конце маршрута по этому тракту. Центральная часть арьергарда, 3-я пехотная дивизия, бывшая резервом всего арьергарда, отошла через предполье, пройдя Рокачево, Доронино, Шевардино, Семеновское, и остановилась восточнее этой деревни, присоедившись к стоящей там же 1-й гренадерской дивизии своего 3-го пехотного корпуса;

2. – усилиться численно за счет оставляемых при отряде Горчакова, войск, отходящих подразделений арьергарда, особенно от Сиверса;

3. – сделать невозможным продвижение противника по Смоленскому Большаку далее 112-го, а желательно и 113-го верстового столбов на ней, используя огонь артиллерии на правом фланге своего предполья, расположенной по правому берегу Колочи от Фомкино через Алексино-Воейково до устьев оврагов Самонового и Чубаровского;

4. – возможно дольше не допускать строительство неприятелем мостов и улучшения бродов на Колоче в пределах своего правого фланга;

5. – отходить по предполью постепенно к главной позиции у Семеновского, вовлекая неприятеля в лобовое наступление на Семеновское по созданному природой и обуженному искусственно дефиле между так называемым условно и обобщенно «Утицким лесом» с юга^[16] и между оврагами и рощей западнее течения ручья Семеновского-Нижнего и Самоновым ручьем с севера. Эти два рубежа, заполненные русскими егерями задолго до начала боя, а на юге удержанные почти до конца сражения, мешали расширению фронта атак неприятеля;

6. – во всех своих действиях на Семеновском предполье стараться только изматывать силы неприятеля, но не дорожить оставляемыми после боя всеми восемью рубежами обороны предполья, подводя неприятеля к главной позиции обескровленным и деморализованным^[17]. То есть действовать отряду Горчакова 2-го таким же образом, как действовал арьергард П.П. Коновницына во всех боях от Вязьмы до Фомкино^[18]. Разница лишь в том, что Семеновское предполье имело почти везде усиливающуюся с каждым последующим занимаемым рубежом, заранее подготовленную оборонительную систему инженерного обеспечения успешного действия своих войск. Этого у П.П. Коновницына в его арьергардных боях почти нигде не было, кроме мест, занимаемых ранее для ночлегов отходящих двух русских западных армий и везде подготовленных, на всякий случай, к принятию на тех местах боя силами одного арьергарда.

А теперь мы вновь вернемся к русскому оборонительному рубежу у сельца Фомкино. Им в конце XVIII века владел капитан Давыдов, обитавший в деревянном господском доме в окружении очень небольшого числа примитивных крестьянских курных изб. Место это служило началом обороны Семеновского предполья, выдвинутого сюда, вперед уступом. Фомкинский рубеж обороны, по всей видимости, никак не был инженерно укреплен не из-за недостатка для этого шанцевого инструмента, рабочих рук и времени, а, скорее всего, по тактическим соображениям, о чем мы скажем дальше. На Фомкинском рубеже русские очень умело использовали лишь, благоприятные природные особенности местного ландшафта. Так что же здесь было особенного? С запада Фомкино защищали система оврагов и строевой частый еловый Давыдовский лес, идущий узкой полосой от пруда на Колоче к югу, между двумя западными оврагами. Они начинались от трех небольших болот у северной опушки Рыкачевского осиново-березового молодого леса, близ проселочной дороги Доронино-Рыкачево-Бурково, по которой 24 августа отходили части кавалерийского корпуса Сиверса. Все три оврага, с мелкими ручьями на их дне идут с юга на север и сходятся воедино при своем общем впадении в древний громадный, глубокий и широкий Фомкинско-Александровский мельничный пруд, длиной более версты, с очень обрывистым правым берегом. Описываемые нами три оврага, образовав вместе некий трезубец, имели свои названия. Западный овраг назывался Бугровский, средний – Давыдовский, а восточный – Фомкинский лог или Протока. Само сельцо Фомкино являло собой исходящий угол обороны на правом фланге Семеновского предполья. Это не левый фланг всей русской армии при Бородине. Эта ошибка уже более столетия как укоренилась в исторической литературе и в художественных произведениях, начиная с романа «Война и мир» Л.Н. Толстого.

Расположено Фомкино на обрывистом, округлом полуострове, образованном р. Колочей, нижней частью мельничного пруда, с земляной плотиной и мукомольной мельницей, действующей попеременно тремя поставами, и, упомянутом ранее, оврагом «Фомкинской протоки». К Фомкину подходили с разных сторон грунтовые, проселочные дороги: Клемятино – Фомкино, Рыкачево – Фомкино, Макрушино – Фомкино, проходящая через брод на Колоче, ниже плотины и через саму мельничную плотину, взбираясь далее на крутую гору этого сельца, подобием «серпантина», вливаясь, затем, с запада на единственную продольную улицу самого Фомкино. От восточной околицы сельца отходят такие же дороги: в село Ельня – Знаменское мимо высокой Фомкинской горы; от той же околицы на юго-восток ведет дорога в сельцо Доронино, и на северо-восток, через болотистые и не всегда проходимые места близ устья ручья Кудиновка следует дорога на Шевардино; а на север, огибая петлей, для удобства спуска с Фомкинского плато, шла дорога через постоянный свайный мост на Колоче в Валуево и сельцо Ратово на речке Садке, вытекающей от сельца Большие Сады. Само Фомкино стоит открыто на безлесной местности и хорошо обозреваемо, как от Новой Смоленской дороги, так и с высот деревни Валуево, с севера от нее, В 1812 году Валуево располагалось на самом Большаке и имела даже постоялый двор (гостиницу для проезжающих на ямщицких тройках). Сейчас Валуево стоит почти в версте севернее от большой дороги, по непонятным причинам сменив свое местоположение.

24 августа здесь, на Фомкинских обрывах, стояла редкая егерская цепь полковника Глебова от 26-ой пехотной дивизии, подкрепляемая лишь орудиями 9-й конно-артиллерийской роты полковника Паркенсена, стоявшей взводами (парами орудий) на открытой позиции, несколько отдаленными друг от друга, без какого-либо фортификационного прикрытия позади своих егерей, прикрывая линию Фомкино – Алексинка – Воейковское и тревожа (после 2-х часов дня), авангардную кавалерию Мюрата, пытавшуюся пройти сходу по Большаку в село Бородино. Огонь егерей прикрывал лишь склоны обрывов, а до Большой дороги достать не мог. Артиллерия же Паркенсона поражала неприятеля не только на той дороге, но и значительно севернее ее, мешая развертыванию войск Наполеона вширь и не давая продвижения на восток, в чем особенно помогали орудия села Бородина, стоявшие над обрывом речки Войны.

Когда около 4-х часов пополудни 24-го августа появился у Валуево Наполеон, то он принял Фомкино не за исходящий угол правого фланга Семеновского предполья, а за левый фланг расположения всей русской армии. Подобный исходящий угол по всем правилам военной тактики удобно атаковать, так как его трудно оборонять, и он очень уязвим. Такой азбучной истиной и воспользовался Наполеон сразу же по прибытии к Валуеву из Колоцкого монастыря, за 3 часа до захода солнца приказав начать атаку Фомкино. Мосты на Колоче не давали строить неприятельским пионерам егеря и артиллерия Паркенсена. Пришлось французам брать Фомкино по узкой мельничной плотине большого местного пруда и по броду немного ниже этой плотины. Свайный же мост через Колочу на дороге из Фомкино в Валуево был уже предусмотрительно разобран или самими егерями, или пионерными войсками, приданными 2-й Западной Армии П.И. Багратиона. Плотину не разрушали, так как она держала, упоминаемый нами пруд, который являлся непреодолимым препятствием для быстрой переброски части пехоты Компана на другой берег Колочи, выше Фомкино, чтоб ударить по этому селению еще и с запада, одновременно с ударом от Валуево с севера. Этот бой у сельца Фомкино был не очень продолжительным. Слишком не равны были здесь силы. Мало егерей, нет укреплений, главная сила – только 12 конных орудий Паркенсена.

Шевардинский редут помогать на этом рубеже не мог, и не в том была его задача. Орудия Шевардина были слишком далеко и могли бы действовать только после отхода от Фомкино егерей, помогая им при перемене позиции. Эту перемену приказали сделать довольно рано с тем, чтоб сохранить егерей и орудия, бывшие при них, а также из желания быстрее заманить Наполеона на Семеновское предполье, чтобы неприятель не стал бы предпринимать какие-либо действия в других местах, что не входило в планы Кутузова. Фомкино уже могло быть атаковано и с запада, с Рыкачевской дороги и через три оврага, куда уже могла выйти, преодолев все природные препятствия кавалерийская бригада от корпуса Даву, шедшая именно этими путями, как боевое фланговое охранение главного авангарда Мюрата, со своей артиллерией, а возможно и приданной пехотой.

Наполеон направил массированный удар на Фомкино и ощутил здесь короткое и слабое сопротивление, но вряд ли знал, что это преднамеренно, предвкушал свою скорую победу над, наконец-то, остановившимися для сражения противником, который, как ему казалось, расположился нелепо и безграмотно, вопреки всем элементарным военным правилам, открытым флангом к противнику и с легко обходимым тылом. Наполеон споткнулся тогда перед Фомкиным о будто бы бездарное расположение русской армии к бою по всей линии лицом к Колоче. На этой же ошибке спотыкались более столетия военные историки и даже мемуаристы и известные участники 1812 года, начиная с А.П. Ермолова. Далее эта нелепость вошла в обиход, как аксиома, не требующая каких-либо доказательств. Это подхватил и Л.Н. Толстой в «Войне и мире», где приложил план-схему перемены трех позиций при Бородине, заодно спутав истоки ручья Семеновского с ручьем Суходольным, загнав их куда-то к Псареву, вместо истинного места его истоков из болота на полпути из Семеновского в Утицу.

Наполеон ожидал лишь Понятовского для удара от Ельни на Доронино, куда должен был подойти и Компан со своей дивизией после взятия им Фомкино. Русские же егеря и орудия Паркенсена, отстреляв по мельничной плотине и броду, заполненных массами линейцев дивизии Компана, стали отходить на следующий ближайший второй оборонительный рубеж, проходящий по правому берегу Кудиновского ручья. Здесь также не было фортификационных укреплений, но был широкий и глубокий овраг с лежащей перед ней Фомкинской горой, на которой могла расположиться, как это делалось обычно в арьергардных боях, прикрывающая отход егерей, русская артиллерия.

Кудиновский ручей вытекает из одноименного обширного болота, находящегося близ южной опушки Доронинского леса, севернее села Ельня-Знаменское. Общая длина этого ручья три версты, и он более многоводен, чем все три ручья, что западнее Фомкино. Кудиновский ручей, протекает с юга на север мимо сельца Доронино. В 1812 г. там был небольшой мельничный пруд, устроенный еще в XVIII веке. Далее плотины ручей течет во все увеличивающемся по глубине и ширине овраге, в то время совершенно безлесном. Теперь же во всем среднем течении ручья овраг заняла обширнейшая и густая роща смешанного леса, разросшегося здесь более ста лет тому назад, исказив этим весь исторический и природный ландшафт огромной Фомкинско-Шевардинской арены боя 24-го августа. Перед впадением в Колочу Кудиновский ручей мельчает, делает поворот на запад, идет по открытому, но очень заболоченному лугу, отчего, проходящая здесь дорога из Фомкино в Шевардино, делалась непроезжей в дождливое летнее, или осенне-весеннее время. Перед средним течением ручья, к западу находилась широкая и очень высокая Фомкина гора, служившая во время боя 24-го августа удобной артиллерийской позицией, используемой вначале русской артиллерией, а затем артиллерией дивизии Компана.

Ко времени появления в зоне боевых действий поляков Понятовского, пришедшего со Старой Смоленской дороги из села Ельня-Знаменское к Доронино туда же продвигалась вся дивизия Компана. Переправлялись по мельничной плотине и броду у Фомкино кавалерийские корпуса авангарда Мюрата, выходившие также на правый берег Колочи. К этому времени неприятельские пионерные войска начали строить дополнительные мосты на реке Колоче, так как ни егеря, ни артиллеристы Паркинсена после их отхода за Кудиновский ручей, уже не мешали этой работе. Прибывающие к Валуеву войска Наполеона могли следовать в порядке, рекомендованном воинскими уставами, с соблюдением семиверстных дистанций между дивизиями, чтобы избежать заторов по вине предыдущей части, если она задержится в различных узостях, при починке мостов, разборке завалов, возобновления уничтоженных гатей на болотах и т.д. Обычно тяжело загруженная пехота проходила четыре версты в час. При форсированном марше она проходила за это время не более 5 верст. Следовательно, можно считать, что голова колонны каждой из дивизий корпуса Даву, прибывала к Валуеву приблизительно через полтора часа каждая.

Дивизия Компана появилась у Валуева в 4 часа по полудни 24 августа 1812 г. Вторая за ней, 1-я дивизия Морана пришла своей головной частью к Валуеву в 5.30 вечера почему еще могла усилить дивизию Компана, переправляясь через Колочу несколько западнее ручья Чубаровского, по имеющимся там каменистым бродам глубиной не более одного фута (30 см).

Третья дивизия (2-я Фриана) из корпуса Даву явилась у Валуева в 7.00 вечера, то есть, при закате солнца, но еще чем-то пыталась помочь Компану, переходя Колочу, на ее правый берег, возможно, уже по мостам, настеленным французскими пионерами.

Четвертая дивизия из корпуса Даву прибыла к Валуеву головной колонной в 8.30 пополудни, то есть в глубоких сумерках, едва имея возможность расположиться на бивуак, достать дрова для костров и ветки деревьев для ночлега в шалашах, а не под открытым небом. Помогать Компану эта дивизия уже не могла.

Пятая и последняя дивизия, из 1-го корпуса под командой Даву, начала прибывать к Валуеву, по Большой Новой Смоленской дороге лишь ровно в 10 часов вечера, а хвост колонны позднее, то есть в полной темноте предосенней ночи. Трудно ориентируясь на незнакомой местности, на отведенном участке для своего бивуака, вряд ли эта дивизия смогла разжечь много костров для варки ужина и, очевидно, улеглась спать под открытым небом на голой земле, лишь завернувшись в шинели.

Не будем подробно описывать весь ход Доронинско-Шевардинско-Фомкинско боя. Но напомним, что начинался бой от первого рубежа Семеновского оборонительного предполья. Затем, вскоре бой переместился на второй рубеж по ручью Кудиновскому. Этот второй рубеж прикрывался с тыла артиллерийскими укреплениями, возведенными с вечера 23-го до 2 часов дня 24-го августа, то есть к тому времени, когда у Валуево стали появляться головные части авангарда Наполеона, преследующие отходящие полки арьергарда Коновницына. На 1-м предпольном рубеже неприятеля уже ожидали войска Горчакова 2-го. К указанному времени были закончен русскими пионерами однофасный люнет на Доронинском кургане, возведенный так, что, взявший курган в процессе Шевардинского боя неприятель не мог им воспользоваться. Солдаты неприятеля прятались за Доронинским курганом от огня русских орудий, бьющих по ним как с закрытых брустверами, так и открытых артиллерийских позиций уже с 3-го и 4-го рубежей предполья. Тогда же был возведен пятифасный и пятиугольный знаменитый Шевардинский редут, давший название всему бою ввечеру 24-го августа.

Несколько северо-восточнее Шевардинского редута нашла себе место шестиорудийная, прикрытая бруствером, батарея, сохранившаяся до сих пор, но сильно оплывшая, не только оттого, что возведена близ болотца, служившего истоком ручья Алексинского и Шевардинской протоки, а затоптанная, вначале, коровами Бородинского колхоза, а ныне лошадьми, помещенными в тех же коровниках после развала колхоза. Находится эта батарея в линии 4-го рубежа. Второй Кудиновский рубеж обороны Семеновского предполья, обороняемый только егерями, хотя и при поддержке своей артиллерии, не мог долго продержаться. Егеря отошли перекатами на восток, сразу на 4-й рубеж, предоставив артиллерии укреплениям третьего рубежа поддержать их отход и продолжать Шевардинский бой до ночной темноты, именно на этом пространстве, пределам которого к ночи 24-го августа, стал именно 4-й рубеж, занятый отошедшими сюда егерями. Третий рубеж обороны предполья поддерживался многими открытыми артиллерийскими батареями, полками кавалерии Сивера, пехотой дивизии Неверовского, а позднее полками 2-й гренадерской дивизии и кирасирами Дуки. Шевардинский же редут, Доронинский люнет, а возможно, какое-то укрепление на горе Каменка (это сейчас установить невозможно), оказались тогда в самом центре этого боя, почти до полуночи 24-го августа.

Что же представляли собой перечисленные укрепления, и какая судьба у них была с той героической поры до наших дней?

Шевардинский редут – единственное из перечисленных укреплений сохранившееся до наших дней. Хорошо известно из записок строившего редут поручика пионерной роты, прикрепленной ко 2-й Западной армии П.И. Багратиона, Дементия Богданова, что он был послан на строительство этого укрепления около 4 часов дня 23-го августа, после того, как полностью закончил возведение люнетов у Семеновской деревни. Он прибыл к Шевардинскому холму вместе с подпоручиком Ольденгреном и с тридцатью рядовыми и унтер-офицерами той же пионерной роты, которые все были расставлены по пяти фасам редута, то есть по 6 человек на каждый фас, чтобы подавать пример, обучая в деле фортификационному искусству пехотных солдат, а, может быть, даже и ополченцев. Все рядовые пионеры становились тогда командирами. Помощников должно было быть много, так как на каждую сажень, то есть на три шага длины фаса, требовалось поставить по 5 человек (три на рву, один на берме, один на бруствере). При начале работ все шло привычно и без осложнений. Работать было легко, так как до заката солнца оставалось еще 3 часа. Разметили в натуре форму редута. Сняли дерн с поверхности предполагаемого рва и под бруствером. Оставили, как всегда, дерн лишь на берме, чтобы не оползали при работах передники грунта. Дерн осторожно перенесли, травой вниз, чтоб он не ломался при переноске, и сложили штабелями за тыльной поверхностью, предполагаемого к возведению бруствера. Этим дерном могли облицовывать тыльную крутость бруствера или щеки амбразур, которых предполагалось сделать не более пяти. Орудий же поставили меньше, перемещая их по мере надобности к угрожаемым местам. Кого-то отправили в лес с телегой для рубки прутьев частого в этих местах орешника и дров для костров, так как надвигалась ночь, и освещать место работ было необходимо. Заготовлены были также внутри будущего редута фашинные станки из жердей, а пионеры, обучали пехотинцев, как вязать на этих козлах-станках фашины из привозимого, из лесу хвороста. На эти работы ушло немногим более часа. Стали снимать грунт во рвах. Первые штыки лопат легко сняли растительный слой грунта и отсыпали его в подошву бруствера. Там его трамбовали обрезками бревен и сапогами. Но дальше пошло хуже, когда тронули спекшийся материковый грунт. Он поддавался с трудом не только лопате, но лому и кирке–мотыге. Уходили часы в каторжном труде, ров мало углублялся, а бруствер не рос. Видя бессмысленность такой работы и учитывая быстрое приближение неприятеля, решили прекратить углублять ров. Времени на окончание редута к полудню следующего дня, могло не хватить. Решили брать рыхлый пахотный грунт с окружающих редут возделываемых полей, переносить его вручную на носилках сделанных из мешков, и сразу укладывать в бруствер, но тщательно трамбуя и армируя забиваемыми кольями, создавая этим дополнительную прочность рыхлому грунту. Но при всем этом необходимо было соблюсти фортификационные правила по возведению брустверов для редутов, которые имели некоторые отклонения от правил возведения брустверов на однофасных батареях или люнетах. А разница была в том, что непосредственно артиллерийскому огню противника у пятиугольного редута подвергались лишь два передних фаса. Боковые фасы можно было делать тоньше, так как фронтальный огонь по ним из неприятельских орудий, практически не велся, а преимущественно косоприцельный. Горжевой, тыловой фас с воротами входа в редут мог подвергнуться лишь ружейным выстрелам, и делать его нужно было наиболее тонким. Это условие для горжи было выгодно своим войскам, так как при занятии редута неприятелем необходимо было разрушить горжу своей артиллерией, то есть превратить редут в люнет. Тогда при переходе контратаку легче выбивать из редута вошедшего в него неприятеля. Заметим, что все без исключения фортификационные сооружения русских армий при Бородине, Тарутине (где это можно увидеть сейчас) и, очевидно, в других местах, выполнялись с учетом этого условия. Кроме того, на Шевардинском редуте высота брустверов также не должна была быть одинаковой. Шевардинский редут строился, в основном, для пехоты. На нем стояли лишь три орудия, но было 5 амбразур. Если для прикрытия артиллерии требовалась высота бруствера от пяти до шести футов (1,82 м) то для прикрытия пехоты, если она стоит ногами не на банкете, а на природном грунте, высота бруствера должна быть не выше четырех с половиной футов, чтобы обеспечить пехоте удобную стрельбу поверх бруствера. Учитывая трудности добычи грунта для отсыпки бруствера на Шевардинском редуте, это правило, конечно, было исполнено поручиком Дементием Богдановым. То, что он доложил к полудню 24-го августа о готовности Шевардинского редута к предстоящему бою, было правдой. Разговоры о том, что редут не был окончен – вымысел досужих людей, плохо знакомых с наукой полевой фортификации и оценивших разные толщины и высоты бруствера редута, как недостаток в работах, как его незавершенность из-за начавшегося боя.

Конечно, пахотная земля, как ее ни трамбуй, ни укрепляй кольями, в большую глубину проницаема неприятельскими ядрами. Но профессионально грамотные русские пионеры для этого утолщали бруствер, исходя из следующих, приводимых нами здесь таблиц по этому вопросу.

Поручик Дементий Богданов явно делал толщину бруствера не менее, чем для глинистого грунта на передних двух фасах, то есть в 12–15 футов; на двух боковых фасах, возможно только в 10 футов; а на тыльной, горжевой, части, с одним проходом в центре, оставляемым для завоза и спуска орудий, а также прохода внутрь редута пехоты, составляющей его гарнизон численностью до батальона, считая и внутренний резерв, толщина делалась только из расчета ружейных пуль, т.е. не более шести футов. Проход в редут разумеется, закрывался переносными рогатками.

Также необходимо сказать, что внутри подобных редутов, полагалось делать в грунте укрытия для орудийных передков зарядных ящиков и даже лошадей. Эти ямы, которых здесь не менее трех, имели с трех сторон обваловку, исполненные, в данном случае, из приносимой с пахоты земли и имели в глубину вряд ли более 4-х футов. Обычно эти ямы, после боя, служили братскими могилами воинов двух враждующих армий и даже лошадей. В Шевардинском редуте вряд ли было сделано исключение из общего правила.

Именно в таком виде Шевардинский редут принял бой вечером и в начале ночи 24-го августа 1812 года. Бой был тяжелый по всей Шевардинской позиции, протянувшейся, с севера на юг, узкой полосой, включая Ельню-Знаменское, Доронино, Фомкино, Алексинки-Валуево и сельцо Шевардино. Описывать подробно этот бой, как сказано ранее, не является задачей в настоящей статье.

К полуночи 24-го августа 1812 года Шевардинский редут, конечно, сильно пострадал, и обваловка его закруглилась от осыпей, потеряла прежнюю высоту по многим причинам. Передние два фаса пострадали от артиллерии дивизии Компана, стрелявшей с Фомкиной горы, из-за Кудиновского ручья. Они также осыпались от тысяч ног солдат штурмующих редут полков и русских контратак. Два боковых фаса пострадали больше от пехотных штурмов, меньше от артиллерии. Горжевой же фас мог быть совершенно стерт с поверхности земли огнем русской артиллерии, подготовлявшей штурм редута своей пехотой после первого и повторного занятия его неприятелем. В этом полуразрушенном виде его видел Наполеон днем 25-го августа, проезжая из Валуево во время проведения им рекогносцировки русской позиции. Таким же был редут и во время генерального сражения 26-го августа, когда Наполеон расположил свою походную палатку между Шевардинским редутом и Доронинским курганом, где был, также полуразрушенный боем, русский однофасный артиллерийский люнет. Но к вечеру 26-го августа все положение круто изменилось. Наполеон не достиг в битве задуманного, отвел свои войска на исходные позиции, оставив и село Бородино, и батарею Раевского, и Утицу. Наполеон опасался контрнаступления русских на следующее утро, он был не готов к нему. Артиллерийские заряды почти иссякли. В войсках слишком много брешей от безвозвратных потерь. Он отдал приказ о подготовке своей позиции, занимаемой его армией с 25-го августа, к обороне, хотя бы на ближайшие два дня. Началась усиленная работа его пионерных войск, по всей линии фронта, с наступлением темноты, и продолжалась всю ночь до утра 27-го августа.

Шевардинский редут перелицевали в противоположную сторону. Восточный горжевой проход русских засыпали, проделав другой с западной стороны. Скорее всего, французам пришлось повысить и утолстить горжевой фас этого редута, то есть практически, сделать его заново, но пользуясь тоже приносной пахотной землей. Именно тогда они убрали тела погибших из внутреннего двора редута, используя ямы укрытий для орудийных передков русских и их обваловку. В таком, видоизмененном виде стоял Шевардинский редут, оплывая, зарастая березами сто лет до 1912 года. Тогда началась его, так называемая «реставрация», выполняемая гренадерским саперным батальоном для подготовки к празднованию столетнего юбилея Бородинского сражения. При этих работах никто не сделал даже разведочных археологических раскопок, чтоб хоть немного узнать, как же это укрепление выглядело 24-го августа, а не то, что сделали французы на нем в ночь с 26-го на 27-е августа 1812 года.

Подобная работа уверенных в своей непогрешимости дилетантов, совершалась не только без археологов, но и без специальной реставрационной подготовки, без научного или какого-либо письменного отчета о проделанной ими работе, отсылаемого, как обычно полагалось в то время при всех реставрационных работах, в Императорскую Археологическую Комиссию. Именно эта комиссия давала предварительное разрешение на начало производства подобных работ после согласования с ними необходимого проекта реставрации, после осмотра места работ своими научными сотрудниками, специалистами всех видов реставрационного дела. Но упомянутая Императорская комиссия к реставрации Шевардинского редута, очевидно, даже не была приглашена. Все решения этого вопроса взяла на себя военная юбилейная комиссия, специально созданная по подготовке к празднованию столетнего юбилея Отечественной войны 1812 года. Ее, очевидно, не волновали вопросы достоверности восстановления объектов, подвергающихся реставрации. Среди членов этой комиссии необходимых специалистов, таких, например, как Петр Петрович Покрышкин^[19], вообще не было. Об отсутствии в столетний юбилей специалистов-реставраторов, во время проводимых тогда работ на Бородинском Поле придется говорить еще раз при рассмотрении того же вопроса по так называемому в наше время Южному люнету Багратиона. Необходимо не допустить на Бородинском поле повторения и расширения подобных «реставраций».

В 1979 году перед подготовкой объектов Бородинского Поля к приезду зарубежных гостей Олимпиады-80 на пешеходной дорожке, подводящей экскурсантов от автобусной остановки к Шевардинскому редуту для его осмотра, решено было сделать лестницу не только для удобства преодоления крутого подъема, но главное, для создания препятствия проезду внутрь редута автомашин ленивых посетителей, желающих осмотреть его достопамятности, не утруждая своих ног, непонимающих, что в священных исторических местах, так же, как и внутри действующего храма, подобное появление недопустимо и просто кощунственно. Для исполнения намеченной работы и, опасаясь, что при строительстве лестницы могут оказаться различные препятствия в виде захоронений, остатков древностей и чего-либо подобного, впереди строительных работ, велась разведочная археологическая траншея, руководимая археологом А.Р.М – 5 Института «Спецпроектреставрация» Евгением Ивановичем Моревым. Ничего не было обнаружено, даже пуль 1812 года по всей длине этой траншеи, кроме места пересечения траншеей, ныне хорошо видного, мелкого рва в районе прохода горжевого фаса редута.

Стало очевидно, что ров был очень мелкий, что разрабатываемый грунт весьма прочный, трудно поддающийся лопате, но выявилась ошибка в ширине проезда в горже, зауженной вдвое по сравнению с проездом 1812 года. Проход здесь должен был быть широким, так как спуск тяжелых батарейных орудий с редута, да еще во время боя, был трудным и опасным. При подъеме орудий можно было впрячь в передок больше пар лошадей, и прислуга не шла с боку орудий, а при спуске полуторатонную тяжесть орудия с лафетом нужно было сдерживать от раската, чтоб не раздавить своих лошадей. Для этого действовали не только торможением колес цепями, но и впрягая весь орудийный расчет в специально для этого сделанные лямки с крючьями, цепляемыми за лафет, для сдерживания опасной стремительности спуска орудий силою мускулов артиллеристов, идущих с боков орудия, упираясь ногами в землю. Именно для этого необходим был в горже редута более широкий проход между валами и рвами, чем это сделано в 1912 году. Дальнейших раскопок по редуту не проводилось и остается загадкой: на том же ли месте на всех пяти фасах Шевардинского редута восстановлены рвы и брустверы в 1912 году, а также, откуда бралась земля для подсыпки бруствера неприятелем, и что было найдено при «реставрации» здесь в 1912 году, так как отчетов по проведенным работам, этого времени, нет, а, возможно, и не было. Остались лишь фотографии 1902 года общего вида редута до начала реставрации и после его воссоздания в 1912 году. Археологические находки 1979 г. Е.И. Морева, даже на ничтожном объеме разведочного шурфа, перед проездом горжи, составляли лишь несколько пуль русского калибра, которые тогда были сданы в фонды Г.Б.В.И.М.З с соответствующим письменным отчетом. Три укрытия для передков артиллерийских орудий, расположенных внутри Шевардинского редута, то есть на его дворе или плаце (так называлось это пространство по терминологии полевой фортификации того времени), превращенные вскоре после боя в братские могилы, нами не раскапывались, также и в других местах этого укрепления, из-за нежелания Г.Б.В.И.М.З произвести эту работу силами археологов Института «Спецпроектреставрация».

Но необходимость в этих работах, нам кажется, очевидна. Чтобы разгадать все скрытые там неясности, чтобы избежать окончательной порчи этого исторического памятника, поручать эту работу можно только подготовленным профессионалам.

Теперь скажем о печальной судьбе Доронинского однофасного люнета, участника боевых действий вместе с Шевардинским редутом. Холм, на котором находилось это укрепление, такого же ледникового происхождения, как и все подобные возвышенности близ Можайска.

Холм находится несколько к юго-западу от упоминаемого нами редута, всего в 250 метрах. Он немного ниже Шевардинского холма, но с более крутыми скатами во все стороны. Однофасный люнет на нем был построен одновременно с Шевардинским редутом и был готов к бою к тому же время.

Но после окончания Бородинского сражения этот люнет был перестроен французами в редут в ночь с 26-го на 27-е августа, по тем же причинам, что и Шевардинский редут был переделан лицом в обратную сторону.

Как французский редут с частью русского люнета это укрепление на Доронинском кургане, оплывая от непогоды, достояло до топографических съемок в 1902 году Ф. Богдановым всех сохранившихся к этому времени и новонайденных укреплений. На топосъемке Ф. Богданова Доронинский курган увенчан пятифасным редутом, подобным Шевардинскому. Так все оставалось неприкосновенным до проведения в Москве в 1957 году «Фестиваля молодежи и студентов». Областные власти желали не отстать от жизни и решили вычинить дорогу, сделав кольцо обзора на Поле для приезжающих гостей. Дорога шла от деревни Семеновской на Шевардино, затем близ Фомкино на Валуево и далее назад к Бородину и Семеновскому. Мысль хорошая, но ее исполнение, как всегда во все последующие юбилеи до наших дней, не только дурное, но просто преступное. Для строительства намечаемой дороги, подарка к Фестивалю, требовалось очень много грунта. Почему-то считалось, что чем выше насыпь, тем лучше, не думая, что такие насыпи портят исторический и природный ландшафт святыни русской земли и грандиозного воинского кладбища – Бородинского Поля. Кроме того, это еще удорожало дорожные работы, но давало высокие цифры производственных показателей.

Для добычи такого количества земли решили обратить в карьеры близлежащие моренные холмы ледникового периода, составлявших памятники Бородинской Битвы. Доронинский курган и Фомкина гора пошли на насыпи этой дороги и представляют теперь собою кратеры потухших вулканов. Выгрызали экскаваторы весь центр этих холмов и одну из сторон, для выезда туда внутрь самосвалов, загружаемых прекрасным для строительства дорог гравийно-песчано-глинистым материалом.

Так безвозвратно и навсегда, без каких либо исследований погиб памятник сражения – русский однофасный люнет, превращенный французами в редут на Доронинском кургане. Разработка карьеров Доронинского и Фомкинско продолжались и в 1961 году, когда в подарок к 150-летию Бородина строили дороги в Валуево, Акиншино, Колоцкое, Васильево, Уваровку. Тогда появился еще новый карьер у стен Колоцкого монастыря. Была без сожаления вырвана страница из единственной в мире книги без желания ее прочитать. Такова деятельность невежд и вандалов, которые видели впереди награды за выполнение намеченного плана любой ценой к поставленному сроку.

Агрессивное невежество и бескультурье воспитаны были на том, что Багратион – «царский сатрап», что религия – это «опиум для народа», что на стенах Спасо-Бородинского монастыря было написано метровыми буквами лозунг «Довольно хранить наследие рабского прошлого», что надо разбирать на строительство коровников храмы, как например, в селе Бородине. И выросли эти деятели не на пустом месте. В России у них были свои предшественники за сто лет и более до них. Беспринципные, бездушные, самодовольные нигилисты были такими предшественниками, хотя и более образованными и не продвигаемые, что еще хуже для таких предшественников. Эти лица размножились в России с середины XIX века, увеличиваясь позднее количественно в геометрической прогрессии. Эти люди издевались и надругались над историей своего же народа, его авторитетами, попирали моральные устои. Их культом были лишь сиюминутная польза. Из этой среды появились доморощенные террористы. Все они были «Иванами не помнящими родства». Уничтожить что-то или кого-то им не стоило труда. Из этой среды выросли многие профессионально хорошо образованные инженеры-путейцы.

Когда в 1869 году начали строить от Москвы до Смоленска Брестскую железную дорогу, называемую, в разное время то Александровской, то, как теперь, Белорусской. Трасса железной дороги была намечена прямо через Бородинское Поле, разрезая его на две части, чем непоправимо, навсегда исказили многие ландшафты. При элементарном уважении к истории можно было провести эту железную дорогу немного южнее в обход, не затронув Поле. Но проектанты-нигилисты, провели ее именно там, где она сейчас, по местам Шевардинских и Утицких боев, сделав непроходимыми многие исторические дороги, связанные с событиями 1812 года. Строительство ж. д. повлекло за собой развитие не существовавших в то время населенных пунктов, как например, станция Бородино; осушило многие болота, источники питания таких ручьев, как Семеновский, Каменка, Учь; создало предпосылки для дальнейшего развития этого нигилистического сорняка на Бородинском Поле.

Но это еще не все! Для новой железной дороги требовалось большое количество хорошего грунта, не только для высоких насыпей, но также для подсыпки балласта у шпал по всей длине рельсовых путей на одноколейных перегонах и разветвлений для разъездов поездов на всех станциях.

Для добычи необходимого грунта путейцы-нигилисты пошли на разрушение тех же мореных холмов – это Гора Каменка и Гора Коноплева. К ним даже провели специальные железнодорожные ветки для вывоза оттуда грунта, загружаемого на железнодорожные платформы.

Следы этих веток сохранились до сих пор, а часть такой ветки существует и поныне от станции Бородино к «Перевалке», возникшей в 1947 году на Старой Смоленской дороге в районе одного из многих Утицких курганов, окружающих эту деревню с четырех сторон и бывших участниками боев войск Н.А. Тучкова 1-го и позднее К.Ф. Багговута с 5-м польским корпусом Понятовского.

Эти карьеры видны до сих пор. В горе Коноплевой он еще более разросся, очевидно, втрое, в позднейшее время, и функционирует в том же качестве, что и 140 лет назад, по сей день. А карьер на горе Каменка разрушил, возможно, находившееся там русское укрепление. Этот холм, лишь на 2 метра ниже гигантской Коноплевской горы, он был удобной позицией для русских в бою 24 августа, господствуя над окружающими гору низкорослыми орешниковыми зарослями и находясь все в 250 метрах западнее следующего рубежа обороняемого Семеновского предполья, укрепленного по всей своей линии пехотным ретраншементом, начиная от Шевардинского парка, почти до горы Коноплевой.

Вот теперь мы естественно переходим к подробному описания этого четвертого рубежа, за который не проник ни один неприятельский солдат, как во время, так и после окончания боя ночью 24-го августа. Продвижение только до нашего четвертого рубежа предполья стоило Наполеону серьезных потерь, а перевод им уже в тот вечер на правый берег Колочи основных своих сил, успевших прибыть форсированным маршем в район Валуево, должен были тогда уверить Кутузова, что большой угрозы его армиям со стороны Клушинской дороги произойти не может, что надо более опасаться за Старую Смоленскую дорогу и усилить ее оборону, направив туда свои дополнительные силы. А свои 2-й и 4-й пехотные корпуса, как и 2-й кавалерийский корпус, считать резервом, уже зная, что Наполеон будет атаковать в направлении Семеновского. Уже в этот вечер 24-го августа Кутузов переигрывал Наполеона, перехватывая у него инициативу.

Четвертый рубеж оборонительного предполья перед Семеновским был укреплен различными способами с учетом природных условий, повлиявших на характер фортификационных сооружений, возведенных там, где природа не помогала надежной обороне.

На севере этого рубежа находится некий изолированный участок, приспособленный к обороне без дополнительных сооружений. С запада это место огибается Алексинским оврагом, очень глубоким и с очень крутыми обрывами берегов ручья, текущего по дну оврага до своего впадения в Колочь. С севера этот полуостров защищает та же Колочь, имеющая здесь крутой и обрывистый правый берег, как и овраг Алексинский. Только безумный мог решиться на штурм этого полуострова, обороняемого сверху русскими солдатами. Чтобы поверить этому, достаточно здесь побывать. На этом полуострове вскоре после торжеств 1839 года образовалась сельскохозяйственная ферма, обслуживаемая монахинями образованного рядом, близ деревни Семеновской, Спасо-Бородинского монастыря. Ферма была названа Алексинки, очевидно, в память о сожженной и больше не возобновленной после Шевардинских боев помещичьей усадьбе Воейковых, имевшей такое же название. Она находилась далеко за противоположным берегом упомянутого Алексинского оврага. Эта усадьба Воейковых стояла близ правого берега ручья Чубаровского и сравнительно далеко к югу от Колочи, почти в версте юго-западнее Алексинок монастырских. Приходится говорить об этом так подробно, так как одно и то же название путало в определении мест переправ неприятеля поздно вечером у Алексинок. Но каких? Разница в более чем версту в том деле 24-го августа имеет большое значение для понимания хода боя. Переправлялись тогда французы западнее Алексинок Воейковых, за левым берегом Чубаровского ручья и, за растущей тогда там рощей, по мелкому и каменистому броду, по известной хорошо наезженной проселочной дороге, идущей из Валуево в Шевардино, по крутому, затяжному подъему правого берега Колочи, сохранившемуся прекрасно и по сей день.

Вернувшись вновь на правый берег ручья и Алексинского оврага, можем сказать, что дополнительных укреплений он почти не требовал до своих истоков. На этом рубеже должны были располагаться егеря полковника Глебова, но пока они отходили сюда с боями от Фомкино, этот рубеж заняли пехотные полки от 26-й пехотной дивизии Паскевича, выдвинутые сюда с основной Горкинско-Семеновской позиции.

Пехота Паскевича ушла на восток еще к ночи 24-го августа. Этот эпизод и послужил поводом для фантазии: будто бы русские войска поворачивали свой фронт от Колочи, двигаясь против часовой стрелки, и покидали будто бы свою линию у берега Колочи в сторону Семеновской, якобы переходя на вторую позицию. Но было иначе. Главная позиция была сразу определена и занята у д. Семеновской. Именно от нее, с главной позиции, вперед на запад был послан отряд Горчакова, навстречу арьергарду Коновницына, а войска, естественно, маневрировали, двигаясь то на запад, то на восток по мере тактической надобности. Так и Паскевич, отходя от Алексинского ручья, встал на правом берегу ручья Семеновского, готовясь подкреплять своих егерей, когда потребуется. Но отходили не с поворотом, а имели всегда свой фронт параллельно главной позиции. Продолжая далее рассматривать 4-й рубеж Семеновского предполья, увидим, что Алексинский овраг ближе к верховью своему, находящемуся в версте южнее Колочи, теряет свою неприступность, а размывший его ручей вытекает из небольшого, проходимого болотца, питающего не только этот ручей, текущий на север, но и Шевардинскую протоку, текущую на запад, где через 150 метров от истоков своих впадает в Шевардинский ручей, приток Чубаровского ручья, исток которого, в наше время, почти иссяк, хотя мелкий овраг его истоков виден западнее современной деревни Шевардино. Здесь, при упомянутом болотце, на ее восточной окраине, на истоках ручья Алексинского была возведена, не позднее полудня 24-го августа, восьмиорудийная, прикрытая спереди бруствером, артиллерийская батарея, сохранившаяся, частично, по сей день, но сильно оплывшая и затоптанная, особенно, в южной части бруствера. Сначала здесь топтались коровы Бородинского колхоза, а после его развала, топчутся, по сей день, лошади, поселенные в те же сохранившиеся коровники.

Эта батарея действовала во время Шевардинского боя на запад, от истоков ручья Алексинского через Алексинское болото, прикрывая не только проход по этому болоту, но и места возможных подходов неприятеля с северо-западной стороны к западному выступу 4-го рубежа Семеновского предполья. Эта же батарея обороняла также подступы к верхней (южной) части Алексинского оврага, менее защищенной рельефом местности из-за обмелений этого оврага.

Четвертый рубеж предполья после его поворота на запад от Алексинского болота прикрывался с севера сильно заболоченными берегами Шевардинской протоки протяженностью всего в 400 метров. После впадения протоки в Шевардинский ручей, который вскоре сам впадает в ручей Чебуновский, 4-й оборонительный рубеж круто повертывает на юг под прямым углом и следует далее по правому берегу Шевардинского ручья, имеющего здесь вид широкого оврага, в котором располагались три каскадных пруда с широкими земляными плотинами. Эти пруды усиливали оборону, а три плотины служили для удобной переправы собственных войск. Ныне от этих прудов сохранились жалкие остатки. Сельцо Шевардино с курными избами, амбарами и овинами, расположенными позади своих огородов находилось в 1812 году западнее этих прудов. Это сельцо занимало середину существующей деревни Шевардино из-за меньшего в то время числа дворов. Выступающий на запад участок 4-го оборонительного рубежа, огибающий, со всех сторон старинный Шевардинский парк с севера, запада и юга, был хорошим бастионом данного рубежа, с которого можно было фланкировать весь рубеж как на север так и на юг, если здесь, на открытых позициях поместить помимо пехоты необходимое число артиллерии, что, очевидно, и было сделано русскими военачальниками.

Последуем далее, вверх по течению Шевардинского ручья и по одноименному оврагу от упомянутых прудов до поворота этого оврага на восток, образующего немного меньший, чем прямой, угол. Весь западный фас Шевардинского выступа от северного поворота до южного имеет длину 600 метров, включая сюда и три пруда, длиною каждый почти по сто метров. Этот оборонительный выступ с южной стороны протянулся на 200 метров по руслу того же оврага на восток. Но потом, когда этот овраг делает опять крутой поворот на юг, следуя к своим истокам уже в виде неглубокой, с покатыми откосами лощины и теряет свои природные оборонительные свойства, наш 4-й рубеж продолжает принятое направление на восток, отрываясь от уже сухого Шевардинского оврага.

С этого места 4-й рубеж укреплен созданным нашими пионерами пехотным ретраншементом. Он начинается от угла поворота оврага на восток, а потом тянется еще на сто метров и делает поворот на юг. Ретраншемент очень хорошо сохранился почти по всей своей протяженности, кроме разрыва на линии прохождения Московско-Брестской, потом Александровской, а ныне, Белорусской железной дороги, и еще в двух мест. Это проход через ретраншемент тракторной дороги, а в середине его длины, за современной железной дорогой виден проезд 1868-1869 гг., сделанный в связи с прокладкой там рельсовых путей для вывоза грунта из превращенной в карьер горы Каменка.

Ретраншемент имеет профиль не поспешного сооружения, так как имеется один ров впереди, а позади него пехотный бруствер высотой 1,4 м, т.е. 4¹/₂ фута для расположения пехоты позади бруствера, стоявшей не на банкете, а на грунте и на травяном покрове. Артиллерийские амбразуры в бруствере нигде не обнаружены, а они должны были быть, если бы намечалась установка в тех местах орудий. Низ артиллерийской амбразуры должен был своей подошвой начинаться в 3-х футах от земли (т.е. 91 см), если орудие это ставить не на барбете для стрельбы через банк, т.е. поверх бруствера. Поэтому низкие амбразуры могли существовать, но они размыты. Следов же барбетов с тыльной стороны бруствера пехотного ретраншемента, нигде, по всей длине не обнаружено и, вряд ли, они были. Ретраншемент имеет оплывший бруствер и сглаженный атмосферными осадками ров. Местами это укрепление сильно заросло деревьями и кустарником, но и сейчас хорошо просматривается. Профессиональные археологические раскопки здесь не производились. Очень опасны возможные работы «черных археологов», так как там могут быть интересные находки, часто проливающие очень значительный свет на ход событий в 1812 г. Вместе с работой «черных археологов» исчезнут безвозвратно следы событий прошлого.

Ретраншемент протяженностью 2100 метров обрывается на своем южном конце в лесу двумя ямами. Продолжался этот рубеж далее, в том же направлении лесной местной засекой, ориентированной в своем направлении, на вершину позднее варварски срытой горы Коноплевой. Далее эта засека спускалась с Коноплевой горы до Старой Смоленской дороги напротив огромного, непроходимого в те времена Антипина болота, питающего истоки текущей к югу реки Мжут, которая как бы продолжала трассу засеки и ретраншемента. На самой же Старой Смоленской дороге, как раз при пересечении ее засекой, на французском плане, исполненном топографами Пресса, Шеврие и Беньо. очень четко изображено довольно значительных размеров некое укрепление, расположенное поперек Старой Смоленской дороги южнее самой вершины Коноплевой горы. Эта гора ныне утрачена из-за разработки гравийно-песчано-глинистого карьера, существующего с 1868 года. Новое усиление добычи грунта приходится на 1956-1957 и 1960-1962 годах, но продолжается и в наши дни, несмотря на то, что эта земля, вся – памятник истории, находится на территории охранной зоны Государственного Бородинского Военно-Исторического Музея-Заповедника. Укрепление под Коноплевой горой, изображенное на французском плане, в натуре, на поверхности земли, к настоящему времени, не сохранилось^[20]. Причина, очевидно, в невероятно насыщенном водою грунте этого места, от протекающих потоков воды по земной поверхности, идущих с севера на юг, из Котова болота в Антипино.

Но главный вопрос в том, чье было это укрепление? Русские ли соорудили его, как продолжение засек и ретраншемента на линии 4-го рубежа Семеновского оборонительного предполья, или поляки Понятовского в ночь с 26-го на 27-е августа, сделали его, чтоб запирать проход русским, в случае их наступления 27-го августа. Или поляки, использовав сделанное ранее русскими это укрепление, перелицевали в обратную сторону, как это сделано было на Доронинском и Шевардинском курганах. Вопрос пока открытый^[21]. Археологические поиски рва этого загадочного укрепления на Старой Смоленской дороге могут разрешить такой вопрос. И это необходимо сделать будущему поколению исследователей Бородинского поля.

Возвратимся к некоторым уточнениям по линии 4-го рубежа оборонительного предполья, в части его протяженного пехотного укрепления. Ретраншемент был сделан не только для защиты своего рубежа. Он помогал бою, происходившему вечером 24-го августа вокруг Доронино и Шевардино, а в конце этого боя послужил границей продвижения армии Наполеона на восток, ближе к дер. Семеновской. Через 4-й рубеж ни один французский солдат не перешел ни вечером, ни ночью, ни на утро следующего дня 25-го августа.

Расположение этого ретраншемента глубоко продуманно российскими военачальниками, а не только инженерными службами и пионерными ротами. Так, самый северный, первый фас ретраншемента, проложенный с запада на восток, сначала по правому берегу безводного в летнее время Шевардинского оврага, уже более узкого и не очень глубокого, использован как дополнительное препятствие продвижению неприятеля. Далее фас следует самостоятельно, продолжая начатое направление уже без прикрытия его оврагом, уходящим к югу. Проходя теперь по целине по той же прямой, как шел сначала, ретраншемент на трехсотом метре своей протяженности делает крутой поворот на юг, в сторону горы Коноплевой, имея на последующих своих участках еще четыре фаса разной длины и направления. Самый первый фас ретраншемента защищал Шевардинский парковый выступ с юга. Здесь на нем, очевидно, помимо пехоты должны были быть помещены несколько наших орудий, привозимых сюда, при необходимости, Они имели возможность фланкировать своим огнем весь последующий шестисотметровый фас, менее всех защищенный, идущий по открытому со всех сторон пространству с севера на юг, начинаясь от юго-восточного угла Шевардинского парка до северо-западного угла частого, высокого, хвойного, строевого леса, называемого «Шевардинской рощей». Этот лес имел вид вытянутого с севера на юг почти правильного прямоугольника, со сторонами в 500 и 800 метров. В этом лесу проходит в ста метрах от его северной опушки глубокий овраг, называемый «Лесным».

Этот овраг тянется на восток поперек Шевардинской рощи, постепенно расширяясь и углубляясь до своего впадения в речку Каменку. В летнее время овраг стоял сухой, и тогда по его дну пролегала дорога, проходимая для крестьянских телег. Через этот овраг двое суток спустя шла на восток дивизия Компана, а к вечеру, очевидно, послужила лейб-гвардии Финляндскому полку, потревожившему здесь гвардию Наполеона^[22].

В начале этого оврага заканчивается первый шестисотметровый фас пехотного ретраншемента 4-го оборонительного рубежа предполья. Перед этим фасом в его северной половине в 150 метрах находится начало Шевардинского оврага с небольшим озерком, расположенным в сфере ружейного огня из ретраншемента. Средняя часть этого фаса находилась в 400-х метрах позади горжи Шевардинского редута и не очень могла помогать ему из-за дальности расстояния (ружья того времени имели дальность стрельбы в 300 шагов, то есть 210 метров). Но штуцеры егерских унтер-офицеров туда достигали, т.к. имели дальность стрельбы вдвое дальше. Южная треть этого фаса в какой-то степени прикрывала с тыла большой холм, находящийся от него в 200 метрах, где располагалась во время Шевардинского боя артиллерийская рота на открытой позиции, т.е. без прикрытия бруствером. Весь этот фас контролировал пехотным огнем, проходящую перед его фронтом, грунтовую проселочную дорогу, идущую из сельца Шевардина в деревню Утицу.

В значительной степени все подходы к этому фасу простреливались с артиллерийских укреплений, в которых находилось два взвода по два батарейных орудия. Укрепления располагались на 150 метров восточнее южной трети нашего ретраншемента вблизи северной опушки «Шевардинской рощи». Эти укрепления имели позади еще один небольшой пехотный ретраншемент, идущий сразу от опушки Шевардинского леса к северу на протяжении около 150 метров. Еще одно укрепление сохранилось по сей день, хотя оплыло, заросло деревьями. Оно известно под ошибочным именованием «Батарея Сорбье». Артиллерийские же повзводные укрепления, упомянутые уже нами, запаханы Бородинским колхозом, но рвы их бесспорно сохранились под землей, а это составляет 50% разрушенного объекта! Восстановить их, бесспорно, было бы необходимо, но только на должной научной основе, хорошо подготовленными специалистами. На плане французских топографов эти укрепления четко показаны и верно наименованы в легенде к плану. Отмечен здесь еще французский ретраншемент. На этом же плане четко обозначены секторы обстрелов двух пар орудий, из которых, левые, вели огонь южнее Шевардинского редута, а вторая пара орудий стреляла севернее редута. При надобности эти орудия должны были вести огонь по горже и по двору редута, подготавливая контратаку русской пехоты.

Вызывает удивление, что, несмотря на ясное обозначение в легенде к известному плану, исполненному в 1812 году французскими капитанами-географами (топографами) Пресса, Шеврие и Беньо, эти русские и французские пехотные ретраншементы упорно называются сохранившимися по сей день остатками батареей Сорбье, а другой французский пехотный ретраншемент, расположенный в трехстах метрах севернее, артиллерийской батареей Фуше. К сожалению, эта ошибка повторяется, с завидным упорством в большинстве путеводителей и буклетов, посвященных Бородинскому Полю, уже не менее ста лет.

Батареи Фуше, Сорбье и Пернетти, называемые вместе «стопушечной батареей» (106 орудий), размещались вблизи этих мест, располагаясь длинной непрерывной линией не менее 700-800 метров, следуя почти от Шевардинской рощи на север, по вершине имевшейся здесь высоты, идущей продольно, в том же направлении. Место это было очень удобно для размещения французских орудий. Но ставить их пришлось на открытой позиции без рвов и брустверов перед ними. Это было необходимо, во-первых, чтоб не мешать проходу гигантских масс пехоты, плотными колоннами атакующей с раннего утра 26-го августа позицию Багратиона. Иначе здесь образовалась бы пробка, мешающая ее движению. Во-вторых, тактика боя того времени требовала быстрой смены позиции артиллерии, идущей вослед прошедшей вперед пехоте и, даже, при возможности, опережая ее. Следовательно, «стопушечная» батарея Наполеона, должна была стоять здесь лишь в самом начале боя. Укреплений, как сказано, это не требовало. «Стопушечная» батарея была слишком тесно уставлена орудиями, орудия французам пришлось здесь ставить в 6–8 метрах друг от друга, считая по их осям. По российским правилам того же времени орудия на открытой позиции ставили в 15–20 метрах друг от друга, что, соответственно раздвигало друг от друга такие взрывоопасные объекты, как орудийные передки и зарядные ящики для большей безопасности. Несоблюдение французами этого правила в устройстве «стопушечной» (106 пушечной) батареи стоило больших потерь их гвардейской артиллерии еще рано утром 26-го августа, о чем повествует в своих мемуарах врач Молодой гвардии Де Ла Флиз.