КАРЛ фон КЛАУЗЕВИЦ «1799 ГОД»

Французский главнокомандующий был слишком слаб для нового решительного сражения до прибытия Макдональда или до получения значительных подкреплений. Прибытия Макдональда можно было ожидать не ранее конца мая, так как причиной отозвания его могло быть только сражение при Маньяно (5 апреля); путь из Неаполитанской области в долину По считается в 70 миль и, таким образом, требует четыре недели времени, остальные три недели нужно считать на передачу сообщений, совещания и задержки всякого рода.

Моро подошел к По в начале мая, следовательно, ему приходилось ждать прибытия Макдональда еще 4 недели. Он знал из опыта, что ранее этого нельзя ждать из Франции значительных подкреплений, которые могли прибыть только в июле.

Ближайшие усилия французского главнокомандующего должны были быть направлены к тому, чтобы в течение этих четырех недель воздерживаться от всяких решительных действий. Но эти усилия имели бы успех в том случае, если бы главнокомандующий союзников не приступал к слишком энергичным действиям, и Моро должен был все время задавать себе вопрос, что он должен делать, если случится противоположное. Сколько бы цитаделей ни предстояло Суворову осаждать на своем пути, у него все же оставались силы, превосходившие главную армию Моро, и ничто не мешало ему продолжать против нее свой удар до тех пор, пока она совершенно не удалилась бы из Италии.

Куда мог тогда Моро повернуть, т. е. что он мог сделать в худшем случае?

Во-первых, усилить несколько генуэзские войска, оставить гарнизоны для цитаделей Турина, Тортоны и Александрии и с самой армией, которой в таком случае осталось бы еще, может быть, около 12 000 чел., направиться за Вар. За эту реку Суворов, естественно, не последовал бы.

Во-вторых, взять направление с армией не на Ниццу и Вар, а на Геную, имея намерение, в случае если он будет побежден в Апеннинах, закрепиться в Генуе.

В-третьих, отступить с армией в Турин, держаться так долго, как только будет возможно, под стенами этого города и, наконец, запереться там.

В-четвертых, вступить в Турин только с 10 000 чел., а с кавалерией и несколькими тысячами человек пехоты отойти в случае необходимости за Вар и образовать там кадры для новой армии.

Какой бы из этих четырех путей в крайнем случае ни выбрал Моро, временная позиция между Валенцей и Александрией оставалась весьма подходящей для ожидания дальнейшего, так как оттуда он мог вступить на любой из четырех названных путей.

Мы должны сказать, что в общем вполне согласны с этим первым мероприятием Моро. Сам Суворов не продолжал наступления на армию Моро до крайних пределов, но предоставил ему возможность остаться в районе Александрии и направиться в Апеннины. Следствием этого, конечно, было то, что Моро не захотел выбрать третьего и четвертого из указанных путей, но оставалось неизвестным, направится ли он при продолжающемся наступлении противника на Геную или отступит к Вару, так как он мог сделать и то и другое со своей позиции за Апеннинами. Во всяком случае, при критическом рассмотрении нужно установить значение каждого из четырех указанных выше путей.

Первый и второй пути имели то преимущество, что генерал Моро еще мог занять позицию в Апеннинах, которую, может быть, не решился бы атаковать противник, и пока он занимал эту позицию, у него оставалась возможность непосредственного соединения с Макдональдом. Это последнее преимущество могло побудить французского главнокомандующего направиться туда. Если бы Суворов атаковал его в Апеннинах, то перед Моро была бы альтернатива — выбрать первый или второй путь.

Так как Генуя была занята значительным гарнизоном генералов Периньона и Виктора, то у генерала Моро не было никаких оснований самому вступать в нее, он мог это сделать лишь с тем намерением, чтобы быть в состоянии дольше удерживаться в Апеннинах. Понятно, что если он вместо того, чтобы вступить в Геную, хотел отступить на Ниццу и Вар, он должен был постоянно иметь перед глазами дорогу туда и занять более растянутую позицию. Если бы он со всей своей армией вступил в Геную, то ему никоим образом не угрожала опасность подвергнуться там блокаде и в конце концов сдаться. Прибытие Макдональда быстро освободило бы его от осады. Суворов не был и не мог стать настолько сильным, чтобы держать в осаде 20 000 чел., запертых в Генуе, и одновременно ударить на 30 000 чел. под командованием Макдональда, а именно такую численность должны были иметь силы этого генерала после соединения с Монришаром и Готье.

Однако, если бы Моро заперся в Генуе, он не смог бы больше непосредственно соединиться с Макдональдом, каждому из них пришлось бы действовать самостоятельно, — тогда получалась та невыгода, что они оба все-таки находились бы гораздо ближе друг к другу, чем в том случае, если бы Моро с ядром своей армии отступил к Вару. Невыгода такого разъединения возрастает, если неприятель стоит в середине и нельзя рассчитывать на соединение, и тем больше, чем ближе друг к другу находятся разъединенные массы, до тех пор, пока расстояние между ними уменьшится настолько, что станет единым полем сражения, так как в этом случае становятся возможными совместные действия. Основание этого заключается в том, что чем меньше расстояние между разобщенными массами в момент решительного сражения, тем легче противнику, стоящему между ними, сначала с большей частью своих сил выступить против одной из них, а затем обратиться против другой.

На этом основании, следовательно, Моро понимал, что нужно считать невыгодным, если он вынужден будет запереться в Генуе, но это было, естественно, невыгодно еще и в другом отношении; в этом случае он не мог подтянуть к себе подкрепления, прибывавшие из тыла, и, таким образом, быстро пустить их в дело; наконец, его операции в осажденной крепости все время были бы гораздо более ограничены.

При таких обстоятельствах генерал Моро должен был рассматривать отступление за Вар как наиболее естественное мероприятие, а на вступление в Геную смотреть только как на необходимое зло, которому он мог подчиниться лишь в том случае, если бы была вероятность, что ему не придется отступать так далеко и что большое сосредоточение его сил удержит генерала Суворова от преследования его до крайних пределов.

Другими словами, выбор между двумя мероприятиями зависел от той энергии, которую он мог предвидеть со стороны своего противника, и в этом предвидении ему следовало считаться с теми мероприятиями, которые принимал противник до этого времени.

Третий и четвертый пути лишали его возможности более раннего непосредственного соединения с Макдональдом, но они нейтрализовали главные неприятельские силы, прежде чем те могли приступить к завоеванию Апеннин. Ввиду того, что Турин был занят 12 — 15 тыс. французов и 10 тыс. пьемонтцев, для осады этого города потребовалась бы вся армия союзников, насчитывавшая после прибытия генерала Ферстера около 50 000 чел., так как две реки разделяют этот район на три отдельных отрезка, затрудняя тем окружение города. Понятно, что у Суворова после окружения Турина и выделения необходимых сил для блокады цитаделей Александрии и Тортоны едва ли могли остаться лишние силы для наблюдения за Апеннинами, об угрозе которым, следовательно, не могло быть и речи. Правда, через четыре недели ожидалось прибытие генерала Бельгарда с его армией в 15 000 чел., но приблизительно в то же время подходил и Макдональд, и тогда не оставалось больше времени думать о завоевании Апеннин.

Таким образом, решение Моро — направить большую часть своих сил в Турин — имело, на наш взгляд, то преимущество, что французы, во-первых, не подвергались никакой опасности потерять Апеннины и Ривьеру, во-вторых, сохраняли в своем обладании большую территорию и притом весьма важную область.

Конечно, они не могли теперь соединиться с Макдональдом, но прибытие этого генерала создавало для Суворова действительное затруднение. Если бы Суворов захотел продолжать блокаду трех пунктов, то, по всей вероятности, он был бы не в состоянии выступить против Макдональда с достаточными силами, а если бы он снял ее, то имел бы в своем тылу 20 000 чел. и должен был бы думать о том, чтобы обеспечить себе новый путь отступления за По.

Когда кто-нибудь с сосредоточенными силами стоит между двумя разъединенными массами противника, то естественное преимущество этого положения уменьшается, если одна из этих масс находится в укрепленном пункте, выход из которого не представляет трудностей; вследствие этого деятельность того, кто имеет указанное выше преимущество, наполовину ограничивается, и он не может выступить навстречу этой массе с превосходными силами.

Итак, мы думаем, что такое решение Моро создало для французов лучшие стратегические условия, чем поход в Апеннины, где Суворов не прекратил бы своего наступления. Если при этом мы примем во внимание особенное значение Турина вследствие его политического и морального веса, то увидим снова, что нужно было дать решительное предпочтение этому пути перед другими; мы держимся мнения, что упомянутый выше путь следовало предпочесть даже при тех условиях, которые создались после того, как Суворов отказался от продолжения наступления. К этому мы еще вернемся при рассмотрении следующего периода.

Что касается альтернативы выбора между третьим и четвертым путями, то, конечно, третий представлял преимущество, если были в наличности средства для прокормления 2 — 3 тыс. лошадей кавалерии; благодаря ему оставались бы боевые силы, с которыми можно было провести контрудар в тылу Суворова, причем не оказалось бы недостатка в необходимой кавалерии, и все упрощалось.

Мы предполагаем, что в случае, если бы генералу Моро пришлось избрать четвертый путь, сам он находился бы при небольшом отряде, направляющемся к Вару, так как собранная в Турине масса не предназначалась для положительных действий, и талант Моро мог бы найти себе применение при армии, оставшейся в открытом поле и снова возросшей до 12 — 15 тыс. чел. благодаря подкреплениям из Франции и присоединению войск, оставленных в Генуэзской области.

Но эта идея, что главные силы армии Моро будут искать убежища в Турине, что они будут упорно оборонять его и обратят в опорный пункт при изменении стратегического плане кампании, конечно, зависит только от возможности прожить в Турине шесть недель; хватило ли бы для этого запасов и не оказалось ли бы недостатка, что было существенно важно, в средствах вооружения, как, например, в боевых припасах, это не выяснено, — мы наверное не знаем, но думаем, что если бы Моро принял такое решение заблаговременно и приготовился бы к его проведению, то трудности не могли бы быть непреодолимыми.

Мы остановились так подробно на этих четырех различных путях, которые мог в случае крайности избрать французский главнокомандующий, отчасти для того, чтобы видеть, какие мотивы воздействовали на его мероприятия, отчасти же потому, что этот вопрос имеет такое важное теоретическое значение, что заслуживает подробного рассмотрения.

Суворов не продолжал своего наступления, и критика должна оценивать действия французского главнокомандующего с другой точки зрения. Здесь нужно рассмотреть три различных акта его воли, а именно: поход в район Турина, сражение при Маренго и отступление через Апеннины.

Являлся ли совершенно необходимым поход Моро по дороге, ведущей на Кони, — этого мы не можем решить, мотивы этого, приведенные в нашем изложении, все же еще не вполне достаточны. Но этот поход во всяком случае был для французов несчастьем, так как Моро знал, что Суворов в тот же самый день начал поход на Турин, следовательно, добровольно отказался от своей позиции между Моро и Макдональдом; ничто на свете не должно было отвлекать Моро от Александрии; так как у него не было намерения вступать в Турин, то ему не было и надобности следовать туда за своим противником, и он нашел бы у Тортоны прекрасный случай дать удачное сражение, ибо корпус, оставленный Суворовым в этом районе, не был достаточно силен, чтобы противостоять ему. Если бы Моро подождал несколько дней с нападением на этот корпус, тогда этот успех совпал бы с прибытием Макдональда во Флоренцию, и все приняло бы весьма желательный оборот.

Между тем, если мы не решаемся осуждать поход французского главнокомандующего и находим достаточно мотивированной, конечно, только предположительно приведенными в нашем изложении соображениями, попытку выступить против австрийцев при Маренго, то все же мы можем рассматривать отступление на Ривьеру как мероприятие, вытекающее только из одностороннего заблуждения.

Жомини говорит, что намерением Моро было отступить в горы, как только появятся у Турина главные силы русских. Это основание — только пустая фраза; так как Суворов у Турина не был, конечно, какой-то головой Медузы; если страх перед нападением побуждал Моро к отступлению, он мог все-таки подождать приготовлений к нему.

Мы думаем, что французский главнокомандующий, будучи занят единственно мыслью открыть себе путь отступления на Ривьеру и запутавшись в трудностях, которые вставали перед ним на этом пути, послал часть оставшихся у него сил в горы против местных вооруженных отрядов, другую же часть как прикрытие с тяжелой артиллерией и обозом отправил в Фенестреллу; он не думал более о возможности соединиться с Макдональдом севернее Апеннин, хотя этот генерал в то время, как Моро начал свое отступление, уже вступил во Флоренцию и через восемь дней мог быть у Пармы; однако, генералу Моро собственно ничто не мешало вернуться в район Александрии и там снова соединиться с силами Виктора.

Можно, пожалуй, сказать, что Моро недостаточно принял в соображение эту возможность и совершил ошибку, не оставшись у Савильяно до тех пор, пока это допускал Суворов, тогда он, может быть, выиграл бы время, чтобы снова стянуть все свои отряды и вступить в необходимое соглашение с Макдональдом. Мы указали в своем изложении на вступление Макдональда во Флоренцию, как на мотив похода, предпринятого с целью избежать необходимости ожидания этого генерала; это вытекало из того, что Моро не имел более в виду альтернативы соединения на равнине.

Мы думаем, что было благоразумнее, следуя стратегическим расчетам таких великих полководцев, как Тюренн, с которым обыкновенно охотно сравнивают Моро, или наказать своего противника за ошибку оставления района Тортоны и немедленно возвратиться туда, удовольствовавшись пока базой Генуи, или по меньшей мере держаться в районе Савильяно до крайней возможности.

По нашему мнению, Суворову вообще не следовало наступать на французов за Аддой, но незамедлительно форсировать По у Кремоны, чтобы напасть на их стратегический правый фланг. Но после того как он обнаружил их за Аддой и продвинулся со своей армией до Милана, путь через Пьяченцу был бы большим обходом, и в сущности более естественно было последовать с главными силами на Павию. Мы не хотим осуждать направления на Пьяченцу, ибо преимущество беспрепятственной переправы через По стоило многого.

До крайности необходимо было тотчас же после переправы двинуть генерала Отта с 5 — 6-тысячным войском к Апеннинам, ибо французы сосредоточили там корпуса Готье и Монришара, и следовало ведь прикрыть против них левый фланг главной армии вместе с мостом. Итак, Суворов с силами в 30 000 чел. дошел до Танаро и По. Для действительно решительного полководца, который направляет свои действия на центр тяжести неприятельского сопротивления, этих сил было бы достаточно, чтобы немедленно снова атаковать генерала Моро и оттеснить его за Апеннины в графство Ниццы. Если бы даже этот генерал оказался несколько сильнее, чем он был в действительности, т. е. имел бы около 25 000 чел., то все же на стороне союзников еще продолжало оставаться численное превосходство, причем благодаря одержанной ранее победе в этом превосходстве и не было бы надобности для решительного полководца.

Но мы и не станем осуждать Суворова за то, что он проник пока только в район Тортоны, имея в виду оказаться в готовности для разъединения обеих французских армий, и что он намерен был ожидать подкреплений — колонны Ферстера и частей, стоявших перед слабыми укрепленными пунктами, прежде чем продолжать свое наступление.

После присоединения генерала Ферстера и дивизии Кайма он располагал силами в 40 000 чел.; кроме того, относительно движения Макдональда он должен был получить сведения, что тот находился еще за Римом; если бы он теперь установил линию связи через Павию на левом берегу По, он мог бы даже снова присоединить к себе генерала Отта и тогда располагал бы для действий против Моро армией в 45 — 50 тыс. чел.

С этими силами ему предстояло выступить против Моро, атаковать его в любом пункте, где бы он принял бой, лишить его всякой возможности обороны Апеннин и отбросить Моро до Генуи или за Вар.

Так, по нашему мнению, должен был действовать решительный полководец, жаждущий успехов и вооруженный ясностью взгляда. Суворов действовал не так, и как мы ни далеки от того, чтобы не признавать его человеком высокой решимости, мы все же очень удивлены этим и не можем дать этому объяснения. При всех талантах полководца Суворов в проведении кампании в Италии не был все же лично вооружен в такой степени, чтобы понимать ее с полной ясностью и только на основании своих собственных взглядов, как могли это делать Бонапарт, Фридрих, Тюренн и другие, каждый в условиях своего положения.

Уже само предводительствование армией, ³/₄ боевых сил которой принадлежало чужому монарху, было делом совершенно иного рода, чем командование армией в качестве государя страны или, по крайней мере, в качестве главнокомандующего, достаточно авторитетного, постепенно добившегося своего сана. Кто не почувствует в своем собственном доме другого хозяина человеком совершенно чужим, невзирая на всю полноту переданной ему власти?

Далее нельзя не признать, как мы и раньше уже указывали, что ведение войны между образованными народами, располагающими многочисленными армиями, в очень культурной стране при сложных политических и личных отношениях требовало гораздо большего знания обстоятельств и людей, чем мы можем это предполагать в таком человеке, как Суворов. Если оставить в стороне его притворные чудачества, то его вполне можно сравнить с Блюхером.

Оба в высокой степени отличались субъективными качествами полководцев, но обоим недоставало ясных взглядов на объективный мир, и, таким образом, оба нуждались в советах и руководстве. При таких обстоятельствах, как ни высоко стоял Суворов, было совершенно неизбежно, что австрийский генеральный штаб и не только так называемый генерал-квартирмейстерштаб, но все генералы и другие лица высказывали свое мнение и принимали гораздо большее участие в руководстве армией, чем это бывает при великом полководце, и можно легко понять, что решительность Суворова и его дух предприимчивости терялись в этой машине.

Наконец, мы должны отличать от этих создающих затруднения обстоятельств действие собственно политического элемента, в основе которого лежали различия во взглядах и намерениях австрийского генерального штаба и Суворова; эти различия в короткое время привели к разногласиям, положившим конец коалиции в этой кампании. Мы не можем вполне правильно судить о том, чего каждый из них хотел и чего не хотел, но факт несогласия между ними к этому времени уже был налицо, и вполне понятно, что это мешало быстрому и решительному ходу войны.

Если мы примем теперь во внимание все это, то для нас не будет ничего удивительного в том, что союзники, будучи еще наполовину неподготовленными, удачно отразили первый удар французов на Эче, а затем сами выиграли сражение при Маньяно, на Адде же одержали решительную победу и в результате этих трех решительных сражений победоносно прошли всю Верхнюю Италию до подножия Апеннин и Альп; но, скажем мы, союзники полагали, что для них пока достаточно этих сражений и что теперь вообще следует пожать плоды победы, т. е. овладеть всеми цитаделями и господствующими пунктами, чтобы таким образом считать себя полными господами Италии. Полное вытеснение генерала Моро из Италии и завоевание Генуэзской области, которое мы считаем вполне возможным, было нелегким делом, чего мы не хотим отрицать — для этого требовалась большая экономия сил, на это не каждый согласен, так как при подобной экономии всегда возникает очень много опасений, которые могут быть побеждены только незаурядной решительностью. Следовательно, вполне понятно, что предводителю союзных сил (мы умышленно не говорим здесь: генералу Суворову) подобное предприятие представлялось громоздким и сомнительным, и у него могли возникнуть опасения, что он из-за этого упустит случай подчинить себе страну, прежде чем подойдет Макдональд и потребует силы для нового решительного сражения.

В плане австрийского правительства вообще предусматривалось, что силы союзников распространятся от Милана по радиусам на все районы Ломбардии, чтобы блокировать все цитадели, овладеть более значительными городами, создать угрозу фортам на французской границе и своим приближением вызвать повсюду восстания в стране. Все это должно было привести к полному овладению страной, и можно думать, таким образом, что эти совокупные операции были объектом деятельности после сражения при Кассано.

Если бы союзники захотели продолжать свое наступление на армию Моро до Вара, им следовало держать свои силы более сосредоточенными, ограничившись лишь слабым наблюдением за цитаделями, чтобы не заботиться о местных вооруженных силах.

Если мы при этой альтернативе с самого начала считали продолжение наступления более энергичным и действенным мероприятием, то мы обязаны, чтобы не высказывать общих мест и пустых фраз, указать на существенную выгоду этого мероприятия.

Вытеснить Моро из Италии — это пустая фраза, как скоро она обозначает нечто большее, чем простое действие, ибо нельзя выбросить неприятеля из страны, как выбрасывают кого-нибудь из дома, запирая его за ним.

Генерал Моро с 12 000 чел. за Варом в отношении готовящегося решительного сражения против Макдональда стоил не меньше, чем генерал Моро с 12 000 чел. за Бормидой. То обстоятельство, что Вар находится на 20 миль дальше, чем Александрия, от того пункта, где предстояло сражаться Макдональду, по нашему убеждению, было для Моро преимуществом, так как благодаря этому он не подвергался опасности быть задержанным незначительным числом войск. В действительности, Вар и Апеннины, конечно, не были таким барьером, который слишком затруднил бы отступление армии Моро и в обладании которым можно было вообще искать преимущества.

Продолжая наступление, которое, собственно говоря, имело смысл лишь для вытеснения противника, успеха нужно было искать в новой победе, которую предстояло еще одержать.

Расстройство сил противника при такой победе, новое потрясение его мужества и веры в свои силы, моральное воздействие на Макдональда и его армию, на французский народ и правительство, опасения за все остальное, которые должны были при этом возникнуть, — все это было причинами, которые могли парализовать совместные действия Макдональда и Моро и подготовить новые победы союзников. Французский главнокомандующий мог бы избежать большей части всех этих минусов, если бы он сумел ловко уклониться от всякого сражения, отступить с главными своими силами при подходе Суворова и, таким образом, провести невредимой свою маленькую армию за Вар.

Если бы это случилось, Суворов, во всяком случае, не вполне достиг бы своей цели; но подобное отступление, если бы оно и не превратилось в бегство, было очень трудным; у союзного главнокомандующего в этом случае оставалась еще возможность сильным и энергичным ударом придать отступлению противника характер почти бегства и, таким образом, не лишиться результатов своего успеха как в моральном, так и в материальном отношении.

Многие наши читатели будут удивлены, недовольны и смущены этой неясностью результатов наступления, так как, привыкнув к обычным способам рассуждения, они удовлетворяются лишь совершенно ясным противопоставлением положительных результатов одного мероприятия и отрицательных — другого. Но только критическая самонадеянность допускает такие категорические утверждения, которые совершенно ложны, не имеют под собой никакой реальной почвы и исчезают при ярком свете разума. Мы же даем результаты не по личному произволу, но такими, каковы они есть на самом деле. Поэтому мы и не говорим, что Суворов должен уничтожить своего противника, сбросить в море, открыть путь во Францию, угрожать его собственным владениям и т. д., потому что все это не имело бы под собой никакой реальной почвы.

Альтернатива, которую мы до сих пор рассматривали, заключается в противопоставлении завоевания страны и вытеснения Моро из Италии. Если теперь для нас понятно, что Суворов предпочел первый из этих объектов, то мы не можем одобрить его отдельных мероприятий, предпринятых против Моро, и с трудом понимаем их. К таким мероприятиям относятся попытки Розенберга переправиться через По и поход с главными силами на Турин, прежде чем Моро начал свое отступление. Если не имелось в виду преследовать Моро до Bapa, следовало вытеснить его из равнины соединенными силами армии и этим облегчить себе блокаду цитадели. Что могло быть более естественным? Невозможно предполагать, что французская армия оказалась бы настолько сильной, чтобы оборонять Бормиду и По на всем их протяжении и сделать невозможной или хотя бы только опасной хорошо подготовленную и хорошо проведенную переправу.

По некоторым известиям, австрийское правительство, не расположенное ни к каким новым решительным действиям, вообще настаивало на том, что нужно обратиться против Турина и овладеть этим пунктом.

Если мы бросим общий взгляд на применение сил союзников в рассматриваемом периоде Итальянской кампании, окажется что:

1. Из 84 000 чел., имевшихся первоначально в Италии, Каринтии и Крайне, в первом решительном сражении на Эче участвовало 48 000 чел.; 12 000 чел. было оставлено в качестве гарнизонов в венецианских владениях, 15 000 чел. было в походе, 5 000 чел. выделено для связи с Тиролем и 4 000 чел. для наблюдения за Нижним Эчем.

2. Из 77 000 чел., остававшихся после боев на Эче, около 46 000 участвовало во втором решительном сражении при Маньяно, затем 4 000 чел. находилось в походе и 27 000 чел. было послано для блокады единственно укрепленного пункта; кроме того, перед Пескьерой стояло несколько тысяч человек. К 12 000 чел., находившимся в Венецианской области, и 4 000 чел. под командованием Кленау подошло еще 11 000 чел., оставленных на Эче и перед Пескьерой.

3. Из 92 000 чел., составлявших силы союзников после прибытия Суворова и генерала Вукасовича, для сражения на Адде было выставлено 52 000 чел., но участвовало только 35 000 чел., так как 17 000 русских были отправлены на Лекко. Остальные 40 000 чел. распределялись приблизительно следующим образом.

20 000 чел. было оставлено на Минчио и По, 6 000 чел. под командованием Гогенцоллерна взяли направление на Нижнюю Адду и 14 000 чел. приходилось на оставленные в тылу гарнизоны и на больных; следовательно, силы для боевых операций нужно считать в 52 000 чел.

4. Из 47 000 чел., составлявших главные силы армии после сражения при Кассано, на По было выставлено 32 000 чел., чтобы в случае необходимости дать там новое сражение; 3 000 чел. действовали в Альпах, 6 000 чел. — в Апеннинах и 6 000 чел. оставлены у Милана в Пиччигетоне вместе с Гогенцоллерном.

Во всем этом, конечно, нельзя усмотреть никакой чрезмерной растраты сил, особенно же приняв во внимание, что нам неизвестны ни точные цифры, ни ближайшие мотивы некоторых перебросок сил и что французские гарнизоны, которые были оставлены после переправы через По в тылу союзной армии и должны были подвергнуться осаде, насчитывали около 20 000 чел. Впрочем, мы не находим здесь и той исключительной экономии сил, которая так удивляет нас в операциях Бонапарта. Этот генерал, вероятно, сумел бы устроить дело, ограничившись вдвое меньшим выделением частей, и сражался бы с ³/₄ всей своей армии, как он это делал всегда в 1796 г., хотя одна только осада Мантуи, по-видимому, требовала применения всех сил его армии.

Мы видим, какое поле игры открывается здесь перед полководцем, смотря по тому, следует ли он обычным правилам, оставляя войска повсюду, где они могут потребоваться, согласно этим правилам, или же ставит главной целью решительное сражение, всегда имея сильную, сосредоточенную армию, и при своей энергии и способностях всегда находит способ заметным образом ограничить потребность в выделении частей.

2001, Библиотека интернет-проекта «1812 год».