КАРЛ фон КЛАУЗЕВИЦ «1799 ГОД»

Когда началась война, австрийцы, как говорит эрцгерцог, не выработали еще никакого плана кампании; у них не было, кажется, также никакой предварительной договоренности относительно возможного случая непредвиденного начала военных действий. Следствием этого было то, что армии действовали несогласованно, т. е. не преследовали единой цели. Между тем такое единство является существеннейшей целью всякого плана кампании. Там, где действуют несколько армий, план, по нашему мнению, является необходимым, хотя бы он содержал в себе мало конкретных положений, предоставляя решение условиям места и времени. В таком положении находились австрийские армии, операции которых были вызваны непредвиденным открытием военных действий. Они не имеют никакого другого плана, кроме того, что считались предназначенными для защиты той страны, в которой находились. Одна только армия эрцгерцога Карла, по-видимому, имела предварительный план действий — вести наступление в районе между Боденским озером и Дунаем с целью прикрытия с фланга так называемой Тирольской армии. Впрочем, уже в самом распределении главных сил можно усмотреть некоторые зачатки намечавшегося плана.

Часть армии эрцгерцога силою в 92 000 чел. должна была наблюдать за французской Рейнской армией, а ее главные силы предназначались для действий к западу от Боденского озера против Дунайской армии и части Швейцарской. Готце должен был занять Форарльберг и Граубюнден, Бельгард — Тироль в качестве театра войны, связывающего Германию с Италией. Для этого армия в 73 000 чел. не казалась австрийскому кабинету слишком большой. В Италии после прибытия Суворова должна была вести наступление армия численностью от 100 до 120 тыс. чел. (в зависимости от того, какие силы выставят русские). Таким образом, намечался, по-видимому, следующий план: в Германии вести активную оборону, которая при удачных обстоятельствах могла привести к завоеванию Швейцарии, в Граубюндене и Тироле держаться пассивной обороны, в Италии же вести подлинную наступательную войну.

Насколько этот план расходился с тем, который изложен нами в предыдущем параграфе как наиболее целесообразный, показывает простое сравнение.

В нем совершенно нет места основной идее нашего плана — использовать первоначальное значительное превосходство в силах для нанесения решительных ударов. Если бы у австрийцев была подобная мысль, они постарались бы предупредить противника в открытии военных действий.

Прибавим к тому же, что они сильно запоздали, ибо в подобных случаях можно легко ошибиться в своих расчетах на несколько недель. Кроме того, не в интересах австрийского кабинета было выставлять себя нападающей стороной. Оба эти обстоятельства мешали использовать численное превосходство для нанесения решительных ударов в самом начале войны. К тому же в данном случае неожиданное нападение на противника не представлялось необходимым в стратегическом отношении. Но во всяком случае этот план мог предохранить австрийцев от того, что они сами станут объектом стратегического нападения, как это произошло в марте.

Другим доказательством того, что австрийцы не думали использовать свое первоначальное превосходство для решительных действий, является тот факт, что они начали свое главное наступление в Италии, где они могли использовать это превосходство только после прибытия русских, т. е. позднее. Это — второй существенный пункт, в котором австрийский план расходится с нашим.

При этом, во всяком случае, не следует забывать, что австрийскому правительству трудно было знать соотношение сил с такой точностью, с какой оно теперь представляется нашему взгляду. За месяц до начала войны само французское правительство оценивало боевые силы Швейцарской, Дунайской и Обсервационной (наблюдательной) армий приблизительно в 140 000 чел., из которых 20 000 чел. приходилось на рейнские крепости, так что в его распоряжении оставалось 120 000 чел., т. е. на 40 000 чел. больше, чем было в действительности. Если подобную ошибку допустило французское правительство, то не удивительно, что ее допустило также и австрийское, считавшее численность французской армии на 40 или 50 тыс. чел. больше, чем она имела на самом деле. Но, как это всегда случается, оно также преувеличивало и силы собственной армии по сравнению с теми, какими они представляются нам теперь в круглых цифрах. Поэтому соотношение сил не казалось ему слишком неравным.

Во всяком случае, эта ошибка не заходила так далеко, чтобы вообще сомневаться в численном превосходстве австрийской армии, которое было настолько значительным, что побуждало к решительному наступлению с самого начала кампании.

Третий пункт, в котором австрийский план расходится с нашим, состоит в том, что огромные силы в 73 000 чел. предназначались для простой связи между Германской и Итальянской армиями, тогда как, по нашему мнению, для этой цели было вполне достаточно от 15 до 20 тыс. чел.

Тирольская армия была подчинена отдельному командующему, и, таким образом, все боевые силы были вверены трем полководцам, тогда как, по нашему плану, их должно было быть только два. Это само по себе незначительное обстоятельство все же приобретает большое значение там, где речь идет о стратегии, потому что всякое разделение власти происходит за счет ее действенности и вследствие этого должно рассматриваться как неизбежное, но немаловажное зло. При существующем положении дел это разделение не оправдывалось никакими серьезными основаниями — напротив, тот факт, что генерал Бельгард не был поставлен в подчинение эрцгерцогу Карлу, нужно рассматривать единственно как дань личного уважения к нему. Факты проявления личного уважения наблюдаются слишком часто и, с точки зрения критики, они совершенно неразумны. Оно требуется во всякого рода человеческих отношениях и может иметь место и в таком деле, как война, и даже иногда является решающим фактором, но, с другой стороны, оно может вести к злоупотреблениям, к торжеству ничтожных мнений, примером чего служит рассматриваемый здесь случай.

Из всех этих расхождений австрийского плана с нашим само собой вытекает, что армия эрцгерцога не могла играть той роли, которую мы отводили ей в нашем плане. Если бы она выслала против Бернадотта сильный корпус и с 70 000 чел. осталась бы против Журдана и левого фланга армии Массена, она все еще находилась бы в довольно выгодном положении, но для крупных операций она не имела бы уже достаточных сил.

Так как не было никаких оснований рассчитывать на моральное превосходство, наоборот, возникало опасение, что оно окажется на стороне противника, то австрийский план кампании надежды на успех, возлагал, главным образом, на значительное численное превосходство, заботясь о сохранении соотношения сил в пропорции 3:2 или даже 2:1.

Во всяком случае нельзя сказать, что в общих очертаниях австрийского плана заключался уже зародыш будущих крупных неудач; он послужил только причиной того, что значительное превосходство в силах осталось неиспользованным и благоприятный момент был бесплодно упущен.

Катастрофа, происшедшая в марте, отчасти была вызвана стратегическим наступлением, отчасти же произошла по вине командования, и при том на таком театре войны, где по крайней мере в живой силе недостатка не ощущалось.

Французский операционный план, насколько мы можем ознакомиться с ним по оправдательному документу Журдана^[3] о его походе, исходил из расчета наличных сил в Германии, Швейцарии и Верхней Италии в 190 000 чел., между тем как действительную их численность мы можем определить в 138 000 чел.

Но так как в числе этих 190 000 чел. считались также и гарнизоны на Рейне, то разница получается не столь большая, чтобы при одних и тех же принципах подсчета привести к совершенно различным результатам. Имелось в наличии 170 000 или 140 000 чел., — это не могло внести существенных перемен в общий характер плана.

Так как раштадтские переговоры и заключение новых союзов с Россией и Англией давали возможность предвидеть новую войну со стороны Австрии, то французское правительство решило взять инициативу в свои руки и немедленно начать наступление. Этот план, положенный в основу начала кампании, присланный в официальной форме генералу Журдану как одному из высших командующих лиц, мы находим в уже упоминавшемся нами его оправдательном документе, где он перепечатан дословно. Приведем его здесь полностью.

В этом операционном плане прежде всего удивительно то, что в нем лишь вскользь упоминается о неприятельской армии и что задачи, указываемые трем главным армиям, заключаются лишь в достижении известных географических пунктов.

Дунайская армия должна достигнуть Верхнего Леха, потом Изара, потом Инна, затем овладеть выходами в Тироль; Швейцарская армия должна взять Кур и Брегенц, достигнуть Инна и захватить Инсбрук; Итальянская армия — левым флангом должна направиться к Триенту, а остальными частями — к Бренте и Пиаве.

Для достижения всех этих пунктов, конечно, предполагается, что противник, оказывающий сопротивление, должен быть отброшен. Впрочем, если противник слаб и оттеснение его рассматривается как нечто несомненное и второстепенное, то это, очевидно, обстоятельство, не заслуживающее упоминания; но если противник достаточно силен и стремится к решительным действиям, то лучше было бы иметь это в виду и ставить победу над ним как главную цель операций. Но так как этого в плане нет, то все представляется уже достигнутым, если взяты указанные пункты, т. е. занято другое расположение.

Простой выигрыш нового расположения только тогда может быть объектом операции, если это расположение или значительно сильнее прежнего, или если благодаря ему достигается обладание страной, предоставляющей большие выгоды.

В случае, если мы имеем дело не с первым, а со вторым, то прежде всего возникает вопрос: оправдывается ли это соотношением сил.

Существует естественный и всеобщий закон, что в тот момент, как один из ведущих войну противников хочет изменить в выгодную сторону status quo и стремится занять новое расположение впереди своих прежних позиций, он вызывает взаимное напряжение сил, которого раньше не было, и этим самым побуждает к деятельности своего противника. Итак, уже благодаря этому условия изменяются в невыгодную для него сторону, и вероятность его успеха в общем уменьшается, если даже сила его сопротивления сама по себе не становится ниже.

Деятельность австрийцев в войне с Фридрихом Великим в Богемии была совершенно иной, чем в Силезии.

Точно так же каждое расположение французов в Швабии и Тироле гораздо сильнее, чем за Рейном, возбуждало к деятельности австрийские силы, имевшие численное превосходство, и это соображение, во всяком случае, должно было иметь немалый вес на чаше весов.

Что расположение французских сил за Инном и Пиаве само по себе было гораздо слабее, чем за р. Эч (Адиж) или за Рейном, — это может понять любой ребенок.

Итак, первой и основной ошибкой французского плана командования было то, что в нем не сказано было, где стоят или ожидаются главные массы неприятельских сил и какова их численность, и не указаны, согласно этим данным, комбинации своих собственных сил для больших наступательных или оборонительных боев. При этих комбинациях можно и должно было принять во внимание также географические условия, но эти условия, хотя и имели отношение к главному фактору, сами по себе таковым не являлись. Нас не должен вводить в заблуждение тот факт, что при проведении этого плана в Граубюндене и Тироле были одержаны блестящие победы, когда все было построено в расчетах на успех стратегического наступления. Впоследствии нам нетрудно будет показать, что эти военные успехи совершенно не зависели от стратегических комбинаций, что французы были ими обязаны заслугам своих дивизионных генералов и их войск и что факт стратегического наступления при этом имел ничтожное значение.

В операционном плане стратегическое наступление предусматривалось с единственной целью достигнуть в Швабии Верхнего Леха, опередив в этом эрцгерцога.

Нельзя также положить в основу французского операционного плана якобы подразумеваемое намерение при помощи стратегического наступления нанести крупные удары, потому что только стоявшие в Граубюндене и Форарльберге австрийские войска могли быть вообще объектом такого наступления, войска же, стоявшие за Лехом и в долине Инна, очевидно, были слишком далеко. Они насчитывали только 12 — 15 тыс. чел., т. е. составляли очень небольшую часть армий, и победа, которую можно было одержать над ними, казалось, не стоила труда.

Второе наше замечание относительно французского операционного плана заключается в том, что в нем в поисках новой линии расположения особое значение придается возвышенным пунктам, так как тогда были в моде следующие взгляды, не изжитые еще и до сих пор: из того факта, что, занимая возвышенные пункты, можно господствовать в известном смысле над лежащими внизу районами, вытекает вообще преимущество возвышенных местностей над низменными.

Рассматривая вопрос о Швейцарии, мы уже развили то положение, что в стратегии реальность господства всецело зависит от характера операций; всякого рода абстрактные теории относительно этого являются совершенно иллюзорными.

Если в стратегических схемах нельзя учитывать геометрический принцип как принцип, имеющий действительное значение при условии тактических успехов, то использование географического принципа и все те жертвы, которые приносятся ему в ущерб напряжению сил, во многих случаях приводят к проигрышу.

Исходя из этих иллюзорных представлений, французы, ставя себе задачей овладеть истоками Инна и Эч, рассчитывали этим в корне подорвать австрийское сопротивление в Германии и Италии, и это было продиктовано стремлением в предстоящей борьбе действовать в направлении сверху вниз.

Только единственно в этом смысле для них важно было обладание Тиролем и Граубюнденом как странами возвышенными.

Операция Дунайской армии при этом завоевании носили совершенно подчиненный характер, так как вполне определенно было сказано, что она, главным образом, должна облегчить завоевание Тироля.

Если мы, согласно этому операционному плану, конкретно представим себе картину операций армий Журдана и Массены, то получится следующее: 12 000 чел. из Италии, как бы правой рукой, и 15 000 чел., как левой рукой, охватывают Тироль, а 40 000, выступая отдельными отрядами в виде эшелонов, направляются на Верхний Лех.

Мы спросим: можно ли было при такой организации сил противостоять 170 000 австрийцев, с которыми входили в соприкосновение?

Таков был французский операционный план, если судить о нем только на основании приведенного выше документа. Впрочем, мы видим, что эта инструкция не была результатом зрелого размышления, и мы не должны удивляться, что в переписке военного министра как члена правительства с одним из высших командных лиц — генералом Журданом — в качестве руководящего принципа высказывается совершенно другая мысль, которую поэтому мы должны здесь привести дословно.

В этой переписке говорится, что Журдан должен победить эрцгерцога в генеральном сражении и что имеется в виду решительное стратегическое наступление. Так как численность войск для этого представлялась недостаточной, то дух армии, ее моральное превосходство над австрийцами должны были заменить все.

«Национальное мщение, — пишет военный министр в своем письме Журдану от 22 вантоза (10 февраля), — должно быть применено к вероломным правительствам. Мы сможем добиться мира не иначе, как одержав решительные победы в предстоящей кампании. Воспламеняя мужество наших войск, эти мотивы, осуществляемые благодаря мудрости и таланту ваших военных распоряжений, должны внушить нам чувство обоснованного спокойствия...

Австрийцы многочисленны, но не говоря даже о превосходстве в мужестве и активности, которое мы имеем над ними, нужно принять во внимание, что они заняли огромную территорию и, выступая против вас, должны оставлять в тылу много войск и для оккупации Баварии, и для защиты Богемии, и для охраны промежуточных пунктов; таким образом, они разбросают свои силы, и действующая против вас главная армия не может иметь слишком большого численного превосходства».

Однако, в другом письме, написанном на месяц раньше, исчисляя силы Швейцарской, Дунайской и Обсервационной армий в 100 000 чел., он между прочим говорил:

«И эти силы, приведенные в движение единым командованием, по единому плану, вполне могут оспаривать победу у 100 или 120 тыс. войск императора, особенно если эти три армии сосредоточатся каждая на своих позициях, что является методом наиболее безопасным, если не сказать решающим, в операциях против привыкших к большим маневрам австрийцев, которые всегда оказываются в недостаточном числе, действуя в совокупности, по самой природе вещей. Не может ли, однако, случиться, что противник начнет действия, сосредоточив на одной позиции сил от 40 до 50 тыс. чел.?»^[5].

Из приведенных мест совершенно ясно видно, насколько отличалась от нашей точка зрения французского правительства на условия данного момента. По нашему мнению, было чрезвычайно трудно, противостоя ударам новой коалиции, удержаться на высоте занятых политических позиций. Но Директория не испытывала никаких опасений; она думала, что речь идет лишь о том, чтобы шествовать вперед обычным путем завоеваний. Нет никаких признаков мысли о том, что следует использовать время для скорейшего наступления, пока не подойдут русские. Эта мысль, которую Жомини считает основной важнейшей идеей, всецело выдумана самим этим автором, тогда как Журдан при подсчете боевых сил австрийцев включает сюда и 24 000 русских.

Далее обращает на себя внимание, что французское правительство оценивает австрийские силы в Германии только в 120 000 чел., между тем в действительности их было 170 000.

Мы пойдем по ложному пути, если эту ошибку будем считать причиной глубоко задуманных французских планов, скорее эти планы, родившиеся из революционных настроений, были причиной того, что французы так мало считались с неприятельскими силами. Обычно случается обратное: численность боевых сил противника оценивается выше собственных сил. Но ошибка в оценке их на целую треть ниже действительности могла произойти только при таком беспорядочном и авантюристическом правительстве, каким была французская Директория.

Предположение о том, что эрцгерцог, благодаря многочисленным откомандированиям частей, значительно ослабит свои силы и этим предоставит случай вступить с ним в сражение, само по себе является допустимым, хотя оно никоим образом не должно было бы возникнуть, поскольку оно теряло всякий смысл вследствие раздробления собственных сил, не меньшего, чем у неприятеля.

Последнее подчеркиваемое нами положение едва ли можно понять, если не вспомнить о том, что Монталамбер (в своей переписке) и Темпельгоф в «Истории Семилетней войны» высказывают мысль о нормальной силе армии; мы должны допустить помрачение здравого человеческого разума, которое в теоретических построениях очень часто обнаруживается во время войны.

На подобном невежестве и подобных глупостях строятся химеры авантюристического наступления.

Если же такая химера положена в основу приведенной выше инструкции, нужно только удивляться этому.

Говорить подробно об отдельных промахах, противоречиях, неясностях и глупостях этой инструкции было бы слишком долго и скучно, но попутно мы должны еще коснуться ее главнейших положений.

Как можно рассматривать в качестве сильной оборонительной линия против численно превосходной армии такую незначительную реку, как Верхний Лех? Что может этой армии помешать перейти Нижний Лех?

Как могла Дунайская армия занимать тирольские проходы, продвигаясь в то же время вперед? Она должна была для этого разбросать свои силы.

Массена с своим центром и левым флангом, т. е. с 16 — 18 тыс. чел., должен был в одно и то же время идти на Кур и Брегенц. При этом, однако, ничего не сказано было о сильно укрепленной позиции Фельдкирха; затем он должен был соединиться с этим разъединенным центром и достигнуть истоков Инна, «форсируя все проходы до Инсбрука». Кто в состоянии понять это?

Правый фланг Швейцарской армии должен был идти через Вальтеин на Глурнс в долине р. Эч, а затем вниз до Боцена и Бриксена, причем неизвестно было, должен ли он направиться к немецкой или итальянской границе.

Итальянской армии предписывалось левым флангом двинуться на Триент, правым и центром вести операции против Бренты, кроме того, в тылу овладеть Тосканой, хотя противник был сильнее ее. Она должна была у Вероны форсировать Эч, хотя Верона была неприятельской крепостью и как раз там можно было ожидать встречи с главной неприятельской армией.

Если эта бессмыслица, для которой трудно подыскать даже название, не говоря уже о том, что она не достигла своей цели, не привела к большой катастрофе, то это произошло, во-первых, потому, что только ничтожная часть ее получила осуществление, а во-вторых, потому, что австрийцы, как бы пораженные столбняком, почти не двигали своими членами, лишенными нервов и мускульной силы, и тащились медленно и с трудом.

2001, Библиотека интернет-проекта «1812 год».