КАРЛ фон КЛАУЗЕВИЦ «1799 ГОД»

После того как мы ознакомились с условиями, в которых находились обе стороны, рассмотрим теперь, какие они должны были принять планы, вытекавшие из существа обстановки, а затем посмотрим, каким планам они следовали в действительности.

Начнем с Австрии.

Австрия прежде всего стремилась к новой войне, преследуя в ней положительную цель. Во время мира французы расширили свое влияние в небывалых дотоле размерах. Австрийцы видели необходимость заставить французов отказаться от предпринятых ими шагов к порабощению Европы. Как только в этом пункте было достигнуто соглашение с Англией и Россией, возникла вторая коалиция.

Эта коалиция не прибегала ни к каким чрезвычайным средствам, чтобы разгромить Францию, как это было во время союза 1813 г. Об этом не думал ни один из трех главных союзников, и, вероятно, даже ни один из них не считал тогда это вообще возможным. Подобным образом нельзя было сломить волю Франции.

Там, где само государство не может быть разрушено, для того, кто ставит себе положительную цель, не остается ничего другого, как завладеть желаемым объектом или при заключении мира получить какой-нибудь другой объект, признаваемый достаточным эквивалентом.

Объектами притязаний Франции были Швейцария и Италия. Следовательно, на завоевание этих двух стран и была направлена в первую очередь деятельность австрийцев. С завоеванием Верхней Италии созданные Францией в Южной Италии государства падали сами собой, и, вместе с тем Цизальпинскую республику (при действительном намерении положить в основу Кампо-формийский договор) можно было рассматривать как залог для того, чтобы скорее склонить противника к заключению мира. Однако, представляется сомнительным, чтобы все три союзника имели намерение добиться более выгодного мира, чем тот, который был заключен в Кампо-Формио.

Хотя деятельность союзников в первую очередь была направлена на Италию и Швейцарию, но из этого вовсе не следует, что они не могли выбрать объектом своего похода какую-нибудь другую французскую провинцию, которая казалась бы им достаточным эквивалентом, заменяющим ту или другую из этих двух стран, если бы они могли завоевать ее с большей легкостью. Впрочем, подобной провинции, очевидно, не оказалось. Раньше они думали вести войну за обладание территорией за Майнцем до старой французской границы, т. е. снова овладеть левым берегом Рейна, но завоевание этой территории представляло ту невыгоду, что ее очень трудно было удержать за собой, после же потери Майнца об этом больше не могло быть и речи.

Майнц в качестве объекта нападения, во-первых, представлял весьма слабый эквивалент, во-вторых, главное затруднение заключалось в том, что пути от Среднего Дуная к Майнцу составляют кривую и длинную операционную линию, которая всегда находится под угрозой со стороны Верхнего Рейна. Наиболее сильный удар против самой Франции Австрия может нанести на Верхнем Рейне, так как это кратчайший и наиболее прямой путь, который к тому же вполне прикрыт на левом фланге австрийскими провинциями.

Таким образом, Швейцария и Верхняя Италия из всех провинций, находившихся в руках французов, были наиболее естественными объектами австрийского похода. Но целью являлось не простое завоевание этих провинций, существенное значение здесь имело стремление к триумфу победы, а также значительное расстройство боевых сил противника. В самом факте завоевания этих провинций победа должна была только обнаружиться, известным образом воплотиться. Это завоевание можно было рассматривать только как средство сломить волю врага и привести к почетному миру. Никоим образом нельзя было ожидать, что обе эти страны будут уступлены французской армией без вооруженной борьбы или очищены вследствие маневра. Выяснение этой весьма существенной части плана представляет для нас не только голый теоретический интерес; вполне понятно, что та или иная точка зрения должна оказывать значительное влияние на дальнейшие установки в плане кампании и на образ действий полководцев при его проведении. Если главной целью является не одержание большой победы, а лишь обладание территорией, то по большей части для этого ищут бескровных путей. Тогда опасность общего кризиса не в такой степени сосредоточивается в одном пункте, и для полководца, как и для правительства, не представляется такой страшной, ибо здесь не требуется такой силы воли и такой ответственности в принятии решения.

Как мы видели, в общем соотношении сил на стороне союзников не было никакого перевеса, однако, в начале кампании они имели весьма большой перевес, на который можно было смотреть как на средство к достижению цели.

Допустим, что при помощи этого превосходства противнику были бы причинены большие потери; его главные силы были бы побеждены и уничтожены; доверие к вождям было бы поколеблено и мужество войск ослаблено, порабощенные страны удалось бы вырвать из его рук, и расстроить его надежды и планы; в стране возникли бы недовольство и озабоченность; при таких условиях можно было бы надеяться, что по крайней мере в этой кампании уже не сможет установиться равновесие сил, которое без этого поражений могло бы впоследствии создаться, благодаря общим условиям; можно было, наконец, надеяться в этом превосходстве или найти предлог для противника заключить невыгодный для него мир или для собственной партии подыскать основание для второй победоносной кампании.

Итак, в Швейцарии и Италии требовалось своевременное решительное наступление, ставящее целью нанесение крупных ударов. Обратимся теперь к Франции.

Французская республика с 1794 г. находилась в состоянии беспрерывной войны с монархическими странами Европы. Она захватила в свои руки сначала Бельгию, потом левый берег Рейна, затем Голландию, Ломбардию, Швейцарию, Церковное государство, наконец, обе итальянские монархии. Большинство князей, с которыми она вела войну, склонилось под ее мечом, им не оставалось ничего, кроме мира, никакой защиты, кроме нейтралитета. В конце концов сама Вена трепетала перед ней.

Если мы представим себе, что эти успехи находились в связи с политической экзальтацией, из которой они и вытекали, то будет само собой понятно, к каким чувствам высокомерия, властолюбия и пренебрежения к врагу они должны были привести французский народ и правительство. Это правительство состояло из пяти эфемерных членов Директории, которые должны были не только тщательно охранять сделанные приобретения, но и использовать, по возможности, свое кратковременное могущество.

Усилия его отдельных членов еще могли ускорить громадный размах событий, являясь некоторым добавлением к существовавшему уже движению, но они не могли сопротивляться его дробящей мощи.

Критику, желающему спокойно и хладнокровно исследовать настроение этого правительства с его высокомерием, гордыми намерениями и чрезмерными ожиданиями и рассматривать все физические и моральные силы как объективные величины, крайне трудно взять правильную ориентацию. При рассмотрении плана кампании ему необходимо стать на точку зрения этого правительства, считаясь даже с вполне естественной односторонностью его стремлений, и подвергнуть критике только существовавшие внутри его противоречия.

Если бы во главе этой революционизирующей власти в правительстве и в армии стоял человек, подобный Бонапарту, он мог бы повести вперед французские знамена, с одной стороны, подготовив для этого необходимые средства, с другой — целесообразно и успешно использовав их. Тогда нетрудно было бы, исходя из тех принципов, которые усвоила себе Франция, создавать величественные и успешные планы.

Позднейшие исторические события доказали это фактически. Но подобного человека тогда не было. Бонапарт и Карно были удалены. Первый находился в Египетской экспедиции, второй в связи с событиями 18 фрюктидора 1797 г. был отправлен в изгнание.

Состояние упадка, в котором находилась армия, в достаточной степени показывало, что среди правительства не было никого, кто обладал бы необходимой силой и пониманием. Из тех полководцев, которые были поставлены во главе четырех армий, Бернадотт и Массена до сих пор отличились лишь как командиры дивизий, еще мало упроченная репутация Шерера и Журдана была окончательно погублена.

Если мы представим себе, в каких условиях находилась французская Директория, чтобы, исходя из духа и направления французской политики, определить план кампании на 1799 г. согласно нашим принципам, то это приведет нас к следующим результатам: французская система завоеваний в общем была направлена к продвижению до линии Рейна, р. Эч и Адриатического моря. Эти захваченные территории нужно было удержать за собой в борьбе с новой коалицией.

Такова, бесспорно, была политическая задача рассматриваемого момента. Если у правителей Франции была идея еще более расширить свою систему и, в конце концов, распространить ее на всю Европу, то этот момент; когда образовалась новая коалиция против уже ранее сделанных завоеваний и когда Франция не вооружилась в достаточной степени для борьбы с нею, естественно, был неподходящим моментом для осуществления новых планов. Но эти планы во всяком случае возникли бы, если бы очень удачная война дала на это право. Итак, политическая задача данного момента была чисто оборонительной, т. е. имела негативный (отрицательный) характер.

В тот момент, когда приходилось принимать первые решения, силы французов, очевидно, были довольно слабы. Если и можно было рассчитывать в дальнейшем ходе кампании добиться известного равновесия, то оно могло быть достигнуто лишь при содействии сил изнутри страны. При таких обстоятельствах состояние сил заставляло ограничиться обороной.

Своими завоеваниями французы до такой степени нарушали политические интересы Европы, что Австрия, едва оправившаяся, решилась на новую войну.

Французы легко могли предвидеть, что союзники будут стремиться к нанесению решительного удара. Поэтому они должны были так организовать оборону, чтобы противопоставить достаточные средства этим решительным ударам, т. е. не рассчитывать на действительность и пользу местной обороны, но свести свои силы в большие армии, победы которых могли бы служить защитой той стране, в которой они находились.

Итак, от этих побед зависело все, и французы могли надеяться, что в случае отражения нападения силы новой коалиции будут расстроены, ибо ничто так не ведет к распадению союза, как уничтожение его моральной силы.

Но не легче ли было одержать эти победы при помощи наступления?

То, что мы называем обороной, является стратегической обороной, которая никоим образом не исключает наступательных боев. Они могут быть выгоднее при известных обстоятельствах, но в общем не бывают таковыми. В дальнейшем мы рассмотрим этот вопрос более подробно.

При этом мы думаем, что обе стороны при составлении своих планов придавали большое значение выравниванию фронта.

Мы не намерены более подробно развивать эти планы до того пункта, до которого они могли быть выработаны кабинетами с предоставлением некоторой свободы при проведении операций на месте; даже при рассмотрении их в общих чертах необходимо принять в расчет такое количество данных, которыми мы не располагаем, так что наша работа носила бы совершенно иллюзорный характер. Однако, для понимания уже сказанного нами необходимо остановиться более подробно на тех мероприятиях, которые мы считаем важными для обеих сторон, и при этом ответить на некоторые вопросы, оставшиеся неразрешенными.

Если намерением австрийцев было завоевание Швейцарии и Верхней Италии, то они могли начать наступление или на обоих театрах войны или же сначала только на одном из них. Последнее давало им возможность выступить в решительном пункте, обладая таким численным перевесом, который обеспечивал несомненный успех, причем этот успех мог быть блестящим.

Если бы французы допустили ослабление своих сил на театре войны, не подвергшемся нападению, и усилили бы их на угрожаемом театре, то, австрийцы могли бы перейти к наступлению на другом театре, чтобы там добиться того успеха, которого они могли лишиться на первом. Однако, при немногочисленных и плохих путях сообщения, которые связывали тогда Ломбардию и Швейцарию, французам было крайне трудно производить двухсторонние переброски из обеих армий, точно так же трудно было для них разведать позиции и сосредоточение австрийских сил позади горных районов Тироля и Крайны.

Если мы теперь поставим вопрос, какая из двух провинций должна была первой подвергнуться нападению, то мы можем решить этот вопрос в отношении Швейцарии, исходя из следующих оснований:

Если мы утверждаем, что Швейцария должна была быть завоевана раньше, чем Италия, то не потому, что эта страна расположена выше и обладание ею значительно облегчает завоевание другой. Если Цюрих и Берн лежат на 1 000 футов выше Милана, то это имеет мало значения в сравнении с высотой в 6000 и 8000 футов, на которой находятся проходы из одной провинции в другую; как учит нас опыт похода 1799 г., их почти так же хорошо можно удерживать со стороны Италии, как и со стороны Швейцарии. Мысль о том, что более высокое положение всей страны является действительным стратегическим элементом, — это полная иллюзия^[2].

Что касается господствующего положении Швейцарии над Италией, понимаемого в нашем смысле, то, как мы уже это показали, этот фактор не имел большого значения.

Равнодушие, которое мы проявляем в стратегии в отношении географических условий, не вызывает в нас никаких упреков совести, если мы хотим не только использовать наши главные силы в низменных областях Швейцарии, но также наносить и развивать наши главные удары снизу вверх. Французская главная армия, вынужденная к отступлению в верхние области Альп, уже благодаря этому была наполовину уничтожена.

На основании развитых здесь взглядов мы можем установить следующий план, который должен был привести к блестящему открытию кампании и дал бы возможность австрийцам избежать катастрофы, которая их постигла, не считая, впрочем, этот план единственно целесообразным и правильным.

Подготовительными мерами необходимо было добиться того, чтобы армия в конце февраля расположилась на указанных здесь временных позициях. Так как французы в начале марта разорвали дипломатические сношения и вскоре после этого объявили войну, то нетрудно было уже в январе предусмотреть приближение этого разрыва.

По крайней мере уже в январе нельзя было больше верить в возможность мирного исхода.

Во всяком случае при данных обстоятельствах было нетрудной задачей предупредить противника или, по крайней мере, быть в готовности начать наступление в тот момент, когда с его стороны будет угрожать нападение.

Что касается французов, нетрудно применить наши принципы к их системе обороны.

Верхний Рейн является слишком сильной границей для того, чтобы можно было угрожать ей. Для ее прикрытия было вполне достаточно иметь гарнизоны в Страсбурге, Нейбрейзахе и Гюнингене. Из 138 000 чел. полевых войск могли быть образованы две армии по 65 000 чел. каждая, которые следовало расположить одну за р. Эч, а другую за Лиматом таким образом, чтобы они могли вступить в сражение соединенными силами. Тогда в высоких областях Альп для связи между двумя колоннами можно было бы оставить всего лишь 8 000 чел.

Мы разделяем французские силы на две равные частя, так как нельзя было предусмотреть, куда будут направлены австрийские силы, находившиеся в Тироле, и поэтому оба театра войны казались в равной степени угрожаемыми; кроме того, переброска крупных воинских частей с одного театра войны на другой была связана с значительными трудностями и с большой потерей времени.

Против австрийских сил, расположенных согласно нашему плану, армия в Швейцарии не могла бы держаться. Было весьма существенно, чтобы она, избежав поражения, отступила через Фрикталь в Эльзас. Тогда, конечно, ничего не было бы потеряно, кроме обладания Швейцарией. Но если бы австрийцы слишком поздно закончили свои приготовления или если бы они допустили большую ошибку, неразумно разделив свои силы, тогда эта армия могла бы попытаться одержать блестящую победу над той или другой частью австрийских войск.

В Италия силы противников находились почти в равновесии; но если бы подошли русские или если бы неудачи заставили французов оставить линию р. Эч, нужно было немедленно вывести войска из Южной Италии, покинув на произвол судьбы вновь созданные республики.

Чем менее претенциозным был этот план, тем более, полагаем мы, следовало применить его в борьбе с противником, имевшим численный перевес и находившимся под умелым командованием, чтобы свести к минимуму невыгоды своего положения; если же противник совершает ошибки и обнаруживает свои слабые стороны, нужно быть готовыми вести против него решительные действия, ставя себе положительные цели.

Полагаем, что этот план должен был заключать в себе только простое развитие тех мероприятий, которые вытекают из явного превосходства сил. При этом мы хотим только показать, как представляем себе его зарождение. Между тем, поскольку мы этот план в дальнейших расчетах выводим из простого логического развития, мы вообще утверждаем, что в теории он не мог быть иным и что неразумное стремление к гениальности по болъшей части приводит только к путанице и вредит делу. Установление основных положений плана кампании не требует творческой гениальности. Формы использования масс немногочисленны и чрезвычайно просты, важны только основные принципы и известная острота ума в распознавании вещей. Только тогда, когда трудность условий или смелость полководца дают перевес субъективным суждениям над объективными, они (объективные суждения) могут иметь влияние на направление и отклонение основных линий плана; способность полководца не только на основании объективных данных проникать взглядом в самую сущность вещей, понимать и различать столько же интуицией, сколько и рассудком, может быть обозначена именем гениальности, характеризующим высшую область духовной деятельности. Похода через С.-Бернард не мог бы потребовать от Бонапарта никакой начальник генерального штаба.

2001, Библиотека интернет-проекта «1812 год».