КАРЛ фон КЛАУЗЕВИЦ «1799 ГОД»

Вскоре после заключения Кампо-формийского мира осенью 1797 г. французы эвакуировали свои войска из Австрии и отошли к Германии за Рейн, а в Италии — за р. Эч, которая должна была стать границей, отделяющей Цизальпинскую республику от австрийских владении. Австрийцы заняли Венецию и свои ломбардские провинции, разместив войска тремя большими массами, из которых одна занимала Италию до р. Эч, другая — Тироль и третья, называвшаяся имперским контингентом, — район между Изаром и Лехом. При таком положении начались на Раштадтском конгрессе в декабре переговоры о заключении мира. В одном из секретных пунктов Кампо-формийского мирного трактата австрийцы согласились на уступку Франции левого берега Рейна и обязывались вывести оттуда свои войска, исключая имперский контингент в случае, если немецкие князья не захотят вступить в соглашение о вознаграждении за секуляризованные духовные владения; французы же не соглашались эвакуировать Венецию, прежде чем они не вступят во владение Майнцем. Поэтому в декабре австрийцы вывели свои войска из Майнца, и курфюрст, военные силы которого состояли всего лишь из 3 000 человек, не желая снова подвергать свои владения неприятельскому вторжению, вынужден был отдать приказ о сдаче города. Таким образом, это германское владение мирным путем перешло в руки французов. Фактическая передача города произошла спустя несколько недель. Было не вполне ясно, стремилась ли Австрия путем Кампо-формийского мира только выиграть время, чтобы подготовиться к новой войне и при иной политической конъюнктуре противопоставить Франции такие силы, которые позволяли бы рассчитывать на верный успех, или же она и в самом деле хотела заключить с Францией мир, не только возместив свои потери за счет мелких владений, но даже увеличив свои владения; по крайней мере, она надеялась округлить их и, таким образом, заключив временный союз с Францией, вырасти в такую мощную силу, которая могла бы быть использована или для того, чтобы в дальнейшем действовать на равных правах с Францией, ничего ей не уступая, или же чтобы снова выступить против нее.

Если мы представим себе, какие чувства люди переживают после продолжительной неудачной войны, причем необходимость нередко заставляет их, не добившись одной цели, ставить себе другую цель, противоположную первой, то весьма вероятно будет предположить, что в австрийском кабинете из этих двух точек зрения сначала преобладала первая, а впоследствии получила перевес вторая.

Французскому правительству вследствие непрочности его положения и постоянной смены стоявших во главе его лиц было крайне трудно выработать какой-нибудь определенный взгляд на политические отношения и принять какой-либо план. Каждый раз брали верх потребности данного момента. По отношению к Пруссии во время заключения Кампо-формийского мира обнаруживались холодность и пренебрежительное равнодушие. Со стороны Австрии нельзя было и ожидать ничего другого; со времени ее неудачного союза с этой державой снова должны были возникнуть чувства старой неприязни и зависти. Обе воевавшие державы — и Франция и Австрия — вначале Раштадтского конгресса имели в виду играть впоследствии роль господина по отношению к этому государству, в чем и заключалась их общая конечная цель. По крайней мере, только этим можно объяснить то пренебрежительное отношение, которое проявили к Пруссии оба эти государства в первой половине раштадтских переговоров, между тем как впоследствии они стали добиваться союза с нею.

Но вследствие бесхарактерности и непоследовательности французского правительства и при том высокомерии, которое обычно обнаруживает нация в результате военных успехов, доводящих ее до экзальтации, не могло быть и речи о спокойном достижении разумных целей. Еще не установился общий мир или, по крайней мере, мир на континенте; еще не упрочились новые политические отношения, Раштадтский конгресс пока еще не добился существенных успехов, а дух революции и беспокойный характер французов толкали их на такие шаги, из которых каждый мог бы в другое время привести в движение всю Европу.

Уже в январе 1798 г. французы вступили в Швейцарию с намерением превратить эту страну в демократическую республику и, подчинив ее Франции, овладеть ее денежными ресурсами и запасами оружия.

После нескольких кровопролитных сражений новая республика была основана, однако, без включения в нее Граубюндена, который отдался в руки Австрии. Вновь образованное государство можно было рассматривать скорее как вассальное, чем союзное. Та небольшая помощь, которой добилась Франция от его нового правительства, имела мало значения вследствие возникавших повсюду разногласий, которые в некоторых местах приводили к кровавым столкновениям.

В это же время в Риме вспыхнуло восстание, во время которого был убит генерал Дюфо, член французской миссии Люсьена Бонапарта. Воспользовавшись этим поводом, генерал Бертье вступил в Рим и, спровоцировав новое восстание, противоположное первому, провозгласил Римскую республику. Папа был вынужден бежать в Тоскану.

Спустя несколько месяцев после этого в мае Бонапарт отправился в Египетскую экспедицию. Он начал свой поход с завоевания о. Мальты. Если при этом можно было не считаться с Австрией, по-видимому, не заинтересованной непосредственно, а также с Англией, как с неприятельским государством, то зато здесь в такой степени были затронуты интересы двух держав, до сих пор остававшихся нейтральными, что они вступили в военный союз с Англией против Франция. Это были Турция и Россия. Император Павел, всегда питавший в душе пристрастие к Мальтийскому ордену и объявивший себя его защитником, был так возмущен захватом Мальты, который являлся нарушением международного права и повлек за собой уничтожение ордена, что это было единственным основанием его участия в союзе против Франции и вместе с тем явилось основной причиной создания второй коалиции.

Во всяком случае представляется странным, что такое незначительное событие, каким должен казаться захват Мальты в сравнении с захватом Египта и которое было только простым добавлением к последнему, послужило причиной событий, значительно более крупных, чем сама Египетская экспедиция.

Так как император Павел при вступлении на престол в 1796 г. отказался выполнить принятое императрицей Екатериной II обязательство выступить против Франции с 60-тысячной армией, то его выступление, последовавшее год спустя, со 100-тысячной армией следует приписать исключительно захвату Мальты. Во всяком случае большой вопрос, решилась ли бы Австрия на новую войну без этого выступления русских.

Легко понять, что такие высокомерные я насильственные действия делали мир совершенно невозможным. Правда, австрийское правительство стремилось избежать разрыва. Между австрийским миниетром иностранных дел графом Кобенцль и французским эксдиректором Франсуа де-Невшато в мае начались переговоры в г. Зельце в Эльзасе относительно оскорбления, нанесенного французскому послу в Вене генералу Бернадотту. Но эти переговоры не привели к успешным результатам. В этом не было ничего удивительного. Как раз во время этой конференции началась Египетская экспедиция, а ничто не могло так побудить Австрию к новой войне, как это событие.

С одной стороны, оно создавало Франции нескольких новых врагов, с другой — лишало ее 45 000 лучших войск. Легко было также предвидеть огромные затруднения, которые возникнут при этом завоевании; кроме того, Франция лишалась того полководца, которого считали главным и ближайшим виновником совершенно утраченного военного равновесия.

Таким образом, в это время, т. е. в июне 1798 г., во всех своих намерениях Австрия ориентировалась на новую войну, и переговоры на Раштадтском конгрессе продолжались только для видимости.

Австрийское правительство делало все возможное, чтобы снова привести свои военные силы в боевую готовность. Оно заключило договор с Россией, по которому к австрийской армии должны были присоединиться 50 000 русских под начальством Суворова. Первые колонны этих войск уже в августе показались на границах Галиции. В другом договоре, заключенном в конце этого года с Англией, император давал обещание в случае вступления в коалицию также и Пруссии присоединить к ее армии 45 000 человек. Если же Пруссия не войдет в коалицию, обе державы имели в виду другие мероприятия диверсионного характера: в июне 1799 г. была заключена конвенция, согласно условиям которой Россия с армией в 18 000 человек и Англия с 13-тысячной армией должны были произвести совместный десант в Голландии.

Россия и Англия стремились сблизить Австрию с Пруссией и привлечь последнюю к участию в коалиции, однако безрезультатно.

Наконец, русский император заключил также союз с Портой и королем Неаполитанским. Эти союзы, правда, не оказали решительного влияния на кампанию 1799 г., но в отношении Франции последний из них послужил основанием к тому, чтобы снова занять укрепленные пункты в Нижней Италии, эвакуированные главными силами французской армии, и уничтожить обе учрежденные там республики.

Король Неаполитанский с октября 1797 г. находился в мире с Францией. Однако, расширение территории этого государства в течение 1798 г. и возникновение Римской республики, естественно, должны были причинять особые заботы неаполитанскому правительству. Поэтому оно вступило в союз с Австрией, Англией и Россией, решив принять деятельное участие в новой войне, и выставило армию силой в 60 000 человек. Понятно, что это не могло остаться скрытым от французской Директории, и неаполитанский двор боялся, что он в любой момент может подвергнуться нападению французских сил, находившихся в Римской области и на р. По. Допущение в неаполитанские гавани победоносного флота Нельсона, возвращавшегося из Египта после победы при Абукире, было прямым нарушением одного из условий заключенного в октябре мирного договора с Францией. Англичане с своей стороны полагали, что в их интересах будет к концу 1798 г. поджечь мину, заряженную в Неаполе, так как они не вполне еще были уверены в австрийском кабинете, опасаясь возможности нового соглашения его с Францией. Если при этом принять во внимание личное влияние Нельсона, обманчивые надежды на большие выгоды, предоставляемые наступательным образом действий, а также открывавшиеся перспективы восстановления церковного государства, привлекавшие религиозно настроенного короля и интриганку-королеву, то будет вполне понятно, почему неаполитанский король, вопреки советам австрийцев, в конце ноября 1798 г. открыл военные действия нападением на французские войска в Римской области, хотя можно было предвидеть, что австрийцы начнут свой поход не ранее апреля следующего года. Мы можем сказать, что это событие, непонятное при общем взгляде, получает некоторое объяснение, но оно, конечно, никоим образом не может быть оправдано. Может быть, при лучшем командовании и более удачном образе действий неаполитанской армии имелись некоторые основания ожидать, что она победоносно достигнет р. По. Однако, там должно было создаться равновесие сил, а затем при моральном превосходстве французов, которого они не могли так легко утратить, и при решительности французских генералов трудно было ожидать, что они останутся пассивными. Наоборот, можно было предвидеть со стороны французов решительные действия; при превосходстве же сил, которое постепенно будет у них создаваться, они неизбежно дошли бы до Неаполя, и таким образом и самое существование этого государства на континенте было бы поставлено на карту. Для всего этого было бы достаточно 3 — 4 месяцев. В действительности события сложились еще хуже, чем это обрисовано в приведенных выше предположениях.

40 тысяч неаполитанцев, которые под начальством Мака в конце ноября начали свое наступление, не могли похвастаться ни одной, даже самой ничтожной победой. Они повсюду терпели поражения от французской армии под начальством Шампионе, вдвое меньшей по численности, и через 4 месяца король был вынужден отдать свои провинции на континенте республиканцам-французам, которые после непродолжительной игры с лаццарони в конце января провозгласили Партенопейскую республику.

Итак, благодаря этому поражению один из участников коалиции, силы которого насчитывали 40 000 человек, уже исчез с театра войны.

Оставалось, конечно, сомнительным, ослаблены ли были силы французов вследствие того, что они были вынуждены расширить театр военных действий.

В то время как генерал Шампионе положил конец Неаполитанскому королевству, а именно в декабре, французская Директория приказала своим войскам под начальством Жубера вторгнуться в Пьемонт и принудить короля Карла-Эммануила отказаться фактически от власти в этом герцогстве, предписав своим подданным подчиниться французам, и уехать со своим семейством в Сардинию. Для этого насилия не было непосредственного политического повода. Французское правительство просто решило, что будет гораздо спокойнее и безопаснее захватить в собственные руки эту естественную базу итальянского театра войны, чем оставлять ее в руках сомнительного союзника.

Великое герцогство Тосканское с 1795 г. не находилось более в состоянии войны с Францией, оно охотно согласилось бы сохранять так называемый нейтралитет в предстоящей коалиции, но французы не предоставили ему выбора и тотчас же объявили ему войну вместе с объявлением войны Австрии.

Кроме великого герцога Тосканского, из прежних итальянских государей оставался еще герцог Пармский. Поскольку Испания находилась в союзе с Францией, он в качестве испанского инфанта (наследника) принадлежал также к ее союзникам.

Все остальные итальянские области были растворены в Цизальпинской республике, которая, следовательно, состояла из Милана, Мантуи и Модены, лежавших на левом берегу р. Эч, части Венецианской области и трех папских легатств — Болоньи, Феррары и Равенны. Это было государство с 4-миллионным населением, внутренняя организация которого только еще создавалась и которое в качестве суверенного государства не могло еще оказать Франции значительной поддержки.

Таким образом, Франция хотя и владела бесспорно всей Италией, но, конечно, не в такой степени, чтобы иметь возможность почерпнуть из нее значительные военные силы.

Напротив, среди европейских держав Франция не имела ни одного союзника, кроме Испании, которая на кампанию 1799 г. не оказала никакого влияния. На стороне коалиции находились Австрия, Россия, Англия, Сицилия, Турция. Из немецких, государей все северные, а со времени похода французской армии 1797 г. также и большинство южных князей, заключили сепаратный мир с Францией, но их военное содействие заключалось лишь в незначительных государственных контингентах, которые были расположены в качестве гарнизонов в Филиппсбурге, Мангейме и Вюрцбурге. Со стороны России только 50 000 человек принадлежало к собственно союзному контингенту. Если бы Англия выставила подобные же военные силы, то она все-таки не могла бы иметь такой же вес на чаше весов, так как ее силы должны были быть использованы на крайних флангах (Голландия и Неаполь) только позднее, и вообще неизвестно, когда они могли приступить к военным действиям. Турцию и Сицилию в кампании 1799 г. почти нельзя было принимать во внимание.

Итак, безусловно можно было рассчитывать только на австрийские войска с 50 000 русских. Таково было политическое положение воюющих сторон в феврале 1799 г., когда обе они были уже убеждены в неизбежности войны, однако, австрийцы хотели еще на некоторое время задержать события, чтобы дать возможность подойти русским.

Так, после двухлетнего мира снова началась большая европейская война.

В предшествующей шестилетней борьбе пришлось заплатить потерей Бельгии, Голландии, левого берега Рейна и всей Верхней Италии. Так как на протяжении этих 6 лет не было недостатка в отдельных удачных операциях и походах, то не без основания казалось, что конечный военный успех Франции и потеря территории были следствием политических разногласий и противоречий интересов среди союзников.

Новая война, по-видимому, началась при благоприятных условиях. Австрия выставила такие по численности силы, какими она не обладала в прежних кампаниях. Во главе армии должны были стать выдающиеся полководцы: Суворов, прославленный своей энергией, и эрц-герцог Карл, который благодаря своему походу 1796 г. выдвинулся в ряды талантливейших полководцев. Напротив того, французы ослабили свои силы, чрезмерно растянув их во все стороны, так как занятые ими страны не давали их боевым силам никакого действительного подкрепления; все три выдающихся полководца — Пишегрю, Моро и Бонапарт — были в отсутствии, правительство было слабо, и ему угрожала борьба партий. Конечно, эти преимущества Австрии были очень значительны и вполне достаточны для счастливой войны, если бы при этом они были хорошо использованы, т. е. если бы имевшиеся средства были употреблены с должным пониманием дела и энергией, если бы позаботились об экономии времени и сил, прежде чем изменились эти условия. Но подобная интенсивность действий могла быть достигнута только двумя средствами: или энергией одного лица, которое возглавляет все дело, имеет постоянно в виду определенную цель, обдумывает и приводит в порядок все отдельные элементы, наблюдает за соразмерным развитием целого, толкает вперед каждого, остающегося позади, или же общим энтузиазмом в борьбе, увлекающим всех за собой. Ни одного из этих средств не было в новом союзе. Шпага коннетабля^[1] была заменена пером гофкригсрата, на знамени которого было написано слово «рутина».

2001, Библиотека интернет-проекта «1812 год».