«Нет. Не пошла Москва моя К нему с повинной головою!.. Не праздник, не приемный дар — Она готовила пожар Нетерпеливому герою»... А.С. Пушкин.

Среди всех бедствий Отечественной войны пожар Москвы как-то особенно привлекал внимание современников и возбуждал фантазию каждого, кто обращал свою мысль к той великой эпохе. В нем видели перст Божий, и в самом деле это было знаменательно.

2-го сентября войска Наполеона вступили в Москву, а на другой день, 3-го, сам император, переночевав в Дорогомиловском предместьи, въехал в Белокаменную и расположился со своей главной квартирой в Кремль. Но едва только совершилось это занятие древней русской столицы неприятельской армией, как в городе начались пожары один за другим, и никакие усилия, направленные к их прекращению, не могли ничего сделать. В то время как тушили в одном месте, загоралось в другом, и так перебегая с квартала на квартал, огонь охватил почти всю Москву, разыгравшись благодаря ветру с особенной силой в ночь с 3-го на 4-е сентября. Когда же наступил день, разбушевавшаяся пламенная стихия приблизилась к самому Кремлю. Сначала загорались конюшни, расположенные около дворца, где имел пребывание Наполеон, а затем Арсенальная башня, находящаяся в северо-восточном углу Кремлевских стен, на спуске против нынешнего Исторического музея. С другой стороны прямо против Кремля разлилось огненное море по всему Замоскворечью. Ветер вздымал к небу громадные, неистово метавшиеся из стороны в сторону, языки пламени и разносил повсюду пылающие головни, угли, снопы искр, все это дождем сыпалось на самый Кремль, угрожая древней московской святыне полным истреблением.

Легко себе представить, что должен был переживать Наполеон, очутившись в такой обстановке. Великий полководец, не знавший страха, никогда ни перед чъм не отступавший, баловень судьбы, слагавшей ему под ноги один трофей за другим, победитель целой Европы, завоеватель, мечтавший в своем могуществе сравняться с Александром Великим и уподобить свою державу древнему железному Риму, — вот он стоит в своей обычной позе на Кремлевской стене и между ее зубцов сосредоточенно вглядывается туда, где бушует огненная бездна. Кругом падают горящие куски дерева, сып- льются раскаленные угли, рвутся клубы дыма. Смятение отчетливо рисуется во всей фигуре одного из маршалов в группе стоящей поодаль свиты, а император все недвижим, не в силах оторвать взора от страшной картины. Впервые предстало здесь то грозное, неотразимое, бороться с чем — выше сил человека, хотя бы он был во сто крат гениальние самого Наполеона. Стихия!.. Вот что поднялось на пути великого императора. До сих пор он знал одни победы. Но он видел перед собой людей. Наполеон—человек мог одолеть человека; противостать же стихии и ее усмирить, для этого надо было быть богом. Все, на что способен был смертный, Наполеон совершил. Он собрал под знамена полумиллионную армию, он вызвал на брань повелителя обширнейшей империи в мире, он прошел всю страну от прусской границы, страну неведомую, опасную, полную всяких неожиданностей, он увеличил список своих военных трофеев и добился заветной мечты: во главе своей славной армии вступил в Москву, древнюю столицу России. И что же? Оказалось, что он зашел в какой то тупик. Войска русские отодвинулись от Москвы к югу; жители все, кто только мог, выехали из города; остались подонки, чернь, которой все равно некуда было деваться. И вместо изъявления покорности, взамен торжественного признания себя побежденными, какой-то молчаливый протест в виде потрясающего моря огня, которое, бушуя, все разливалось шире и шире, и силою своею скоро должно было принудить отступить перед собою того, кто всегда знал одно лишь движение вперед.

И действительно Наполеону пришлось спасаться. В Кремле сосредоточено было около четырехсот зарядных ящиков. И, если бы туда упала какая нибудь пылающая головня, весь Кремль взлетел бы на воздух. Первоначально Наполеон хотел во что бы то ни стало локализовать распространение огня, но это было совершенно невозможно. В то же время оставаться долее в Кремле являлось чистейшим безумием. Огненный ужас принимал все более потрясающие размеры, так что многие из приближенных императора стали терять голову, особенно под впечатлением внезапно разнесшегося слуха, будто бы русские заложили под Кремлем мины. Принялись уговаривать Наполеона немедленно покинуть Кремль. Он сначала оставался непреклонным, не обращая никакого внимания на все то беспокойство, в которое были погружены его приближенные, и не сдаваясь на доводы, которые представляли ему король Мюрат, принц Евгений и маршал Бертье. А между тем тревога все росла и росла. Огонь показался уже в самом Кремле, и в это время, по свидетельству Сегюра, в Арсенальной башне схватили русского, привели его к Наполеону, где он будто бы показалъ, что зажег башню по сигналу данному его начальством. Тогда наконец, видя, как пламя все шире и шире распространяется вокруг Кремля, сознавая всю бесполезность борьбы с ним, чувствуя, что оставаться долее в этом аду — значит совершенно бессмысленно рисковать своей жизнью, Наполеон пешком вышел из Кремля, едва не погиб в разливавшемся вокруг него огненном море и с величайшим трудом добрался к вечеру до Петровского дворца, расположенного в Петровском парке.