2-й резервный корпус русской армии
Инициатором создания резервных армий (корпусов), новых крепостей и укрепленных военных лагерей на предполагаемых театрах военных действий был генерал от инфантерии и Военный министр М.Б. Барклай де Толли. Перед войной под его руководством был разработан комплекс оборонительных мероприятий, в том числе и на территории белорусского Полесья. В феврале 1810 года он подал на имя царя докладную записку «О защите западных пределов России», в которой предлагал половину дивизий, сосредоточенных на западной границе империи расположить в Волынской, Подольской и Харьковской губерниях, а в Житомире и Мозыре создать военные лагеря соответственно на 50 и 15 тысяч человек. В январе 1811 года в очередной докладной на имя императора он писал: «Киев и Волынь будут главными предметами неприятельских военных действий, следовательно, на прикрытие сих двух мест нам должно обратить особенное внимание». Военный министр предполагал разделение будущего театра военных действий на северную и южную часть, разделенные Припятью и тянувшимися вдоль ее на 570 верст болотами. Оборона восточной половины этого участка и была впоследствии поручена 2-му резервному корпусу русской армии со штаб-квартирой в г. Мозыре.
Состав и дислокация 2-го резервного корпуса на 12.06.1812
|
С времен Петра I русская армия комплектовалась за счет рекрутских наборов. К началу кампании 1812 года русская пехота состояла из гвардейских, гренадерских, пехотных и егерских полков. Полк состоял из 3-х батальонов четырехротного состава, в роте было по 2 взвода, всего по штату числилось 1800 человек. Десятую часть полка составляли нестроевые: писаря, денщики, фурлейты, мастеровые, фельдшера и прочие. На роту также полагалось 2 барабанщика и 1 трубач. Полк тяжелой кавалерии (кирасиры, драгуны) состоял из 5 эскадронов, легкой (уланы, гусары) - из 10 эскадронов. В эскадроне по штату было 150 сабель.
В 1808 году в русской армии были созданы рекрутские депо, которые 12 октября 1811 года были сведены в две рекрутские дивизии и одну отдельную бригаду. Тогда же генерал-лейтенант Ф.Ф. Эртель был назначен на должность начальника 2-й дивизии рекрутских депо. 22 ноября этого же года дивизия была переименована во 2-й резервный корпус. На тот момент никакого отношения к городу Мозырю он не имел и состоял из нескольких расположенных в южных губерниях рекрутских депо, каждое из которых числилось бригадой в составе 6 батальонов, именовавшихся «резервными».
В начале 1812 года в Военном министерстве появилась идея о сформировании трех новых резервных армий, куда, наряду с «резервными», вошли бы и так называемые «запасные» войска. Они были образованы следующим образом. В русском пехотном полку первая рота каждого батальона называлась гренадерской и состояла из взвода гренадер и взвода стрелков. Остальные три роты каждого батальона назывались: в гренадерских полках – фузилерными, в пехотных – мушкетерскими, в егерских – егерскими. Таким образом, первый батальон полка состоял из 1-й гренадерской, 1-й, 2-й, и 3-й фузилерных (мушкетерных, егерских) рот; второй батальон – из 2-й гренадерской, 4-й, 5-й и 6-й фузилерных (мушкетерных, егерских) рот; третий батальон – из 3-й гренадерской, 7-й, 8-й и 9-й фузилерных (мушкетерных, егерских) рот. При переходе русской армии на военное положение и выступлении в феврале 1812 года к западной границе 1-й и 3-й батальоны каждого полка были доукомплектованы до штатной численности личным составом 2-го, запасного батальона, оставленного по месту дислокации, из которого, к тому же, изымалась и его гренадерская рота. В тяжелой кавалерии запасным стал одним из пяти эскадронов, в легкой 2 из 10 – по выбору командира полка.
14 марта 1812 года императорским указом были созданы 1,2 и 3 резервные армии, состоящие из запасных и резервных войск. Таким образом, 2-й резервный корпус стал именоваться 2-й резервной армией (правда, ненадолго – до июля того же года), штаб-квартира которой была определена в г. Мозыре. В состав этой армии должны были поступить 5 вновь формируемых пехотных дивизий (27-я, 34-я, 35-я, 36-я, 37-я) и 3 кавалерийские дивизии (10-я, 11-я, 14-я). Однако до начала войны успели лишь частично сформировать 35-ю и 36-ю пехотные дивизии. И только одна из резервных армий, 3-я останется в этом статусе и будет в ходе войны именоваться сначала 3-й Обсервационной, позднее – 3-й Западной, а 1-я и 2-я в начале июля 1812 года будут обратно переименованы в резервные корпуса. 1-й резервный корпус под командованием генерала Е.И. Меллер-Закомельского дислоцировался в районе г. Торопца, самостоятельных боевых действий не вел и 28 июля 1812 года был расформирован для пополнения частей действующей армии. При этом 4 запасных эскадрона 3-й кавалерийской дивизии из его состава перешли во 2-й резервный корпус.
Организация 2-го резервного корпуса несколько отличалась от организации главных сил русской армии. Так, выступившие к границе полки двухбатальонного состава были сведены в бригады по 2 полка в каждой. Три бригады с приданной им артиллерией составляли пехотную дивизию. Две пехотные дивизии 2-го резервного корпуса были двухбригадного состава. Причем деления на полки в бригадах не было, каждая состояла из 6-ти батальонов одной действующей дивизии. Регулярная кавалерия 2-го резервного корпуса, кажется, так и не была сформирована в дивизии, а временно была сведена в один полк. Кавалерия в составе корпуса (вместе с казаками и конной «лесной стражей») составляла примерно треть от его численности, в то время как во всей армии – пятую часть.
Из рапорта генерал-лейтенанта Ф.Ф. Эртеля от 22 июня 1812 года видно, что его корпус имел под ружьем 37 539 человек, а с нестроевыми чинами – 45 630 человек. Почти все они находились в рекрутских депо пяти южных губерний. В боевом же составе 2-го резервного корпуса впоследствии были практически только одни запасные батальоны и эскадроны. Как писал Ф.Ф. Эртель позднее, 10 августа «…из рекрутских батальонов 2-го резервного корпуса ни один в Мозырь не будет, но все они отправлены в Калугу».
Все эти спешно проведенные перед войной реорганизации вызвали в войсках немалую путаницу, в которой было непросто разобраться и самому командованию. В своем донесении от 5 апреля 1812 года на имя военного министра Ф.Ф. Эртель пишет: «… резервными батальонами считаю я те, кои составлены из рекрутских депо, а запасными – отделенные от полков, первые по неустройству своему неодетые… и не могут исполнять таковых поручений, какие исполнять в состоянии последние по навыку людей в солдатском звании». Уровень боевой готовности этих сборных частей и соединений не был тайной и для Наполеона. В июле месяце он писал из м.Глубокое командиру саксонского корпуса Ж.. Ренье : «… Тормасов ничтожен перед вами, у него остатки третьих батальонов, негодные в дело».
Как же выглядели, были вооружены и снаряжены войска, начавшие ранней весной 1812 года собираться у Мозыря? Рядовой русской пехоты был вооружен ружьем и тесаком (егеря тесаков не имели), унтер-офицер – ружьем и полусаблей, офицер – шпагой. Лучшие стрелки вооружались штуцерами, по 12 на роту. В 1809 году в пехоте был введен новый образец ружья калибром в 7 линий, но фактически и через три года на вооружении армии было 28 различных модификаций ружей, в том числе трофейных и купленных за границей, а кое-где встречались даже древние образцы времен Петра Великого. Вес ружья со штыком был около 5 кг, скорострельность (при хорошей тренировке) - 2 выстрела в минуту, наибольшая дальность стрельбы – до 300 шагов. Эффективность стрельбы была невелика: за 100 шагов в цель попадало не более половины выпущенных пуль. Ружейный патрон состоял из бумажной гильзы, заряда и круглой свинцовой пули. Заряжая ружье, солдат вначале откусывал патрон, высыпал из него часть заряда на полку кремниевого замка, а остальное – в канал ствола. Бумага от патрона использовалась в качестве пыжа, который забивался шомполом.
Снаряжение пехотинца состояло из четырехугольного ранца телячьей кожи, носившегося на двух выбеленных ремнях, патронной сумки, ножен для штыка, водоносной фляги и шанцевого инструмента. В ранце находилось все нехитрое солдатское хозяйство: небольшое количество белья, бритва, щетка, принадлежности для стрельбы и чистки ружья, запас провианта на 4 дня (сухари и крупа). Ранец с полной выкладкой весил 8-12 килограммов. В черной кожаной патронной сумке пехотинец носил 60 патронов и еще 75 патронов на бойца возилось в полковом обозе. Из шанцевого инструмента на роту полагалось 20 топоров, 10 лопат, 5 кирок и 5 мотыг.
Вооружение рядового регулярной кавалерии состояло из ружья, пары пистолетов и сабли (у кирасира – палаша). Уланы имели вместо ружья пику. Кавалерийские пистолеты были калибром в 7 линий и предназначались для стрельбы в упор (с расстояния более 30 шагов попасть из них в цель можно было только случайно). Вооружение донских казаков состояло из ружья, пистолета, сабли и пики самых разнообразных видов. Вошедшие в состав 2-го резервного корпуса уже в ходе войны полки черниговских казаков и отряды лесных стрелков Минской и Волынской губерний были вооружены гораздо хуже. Как видно из оперативной переписки «… все с пиками и саблями, но много есть сабель из кос переделанных… Из числа огнестрельного оружия некоторые пистолеты к стрельбе по неисправности их неспособны».
Снаряжение кавалериста состояло из лядунки на 30 патронов и водоносной фляги. На эскадрон полагалось 16 сенокосных кос, а кирасирам и драгунам, кроме того, шанцевый инструмент: 8 лопат, 15 топоров и 4 кирки.
Конское снаряжение у кирасир состояло из немецкого седла черной кожи с мудштуком и убором, чепрака, чушки и серого суконного круглого чемодана. У драгун, улан и гусар были венгерские седла черной кожи с мудштуком и убором, вальтрап и чемодан.
Русская артиллерия того времени состояла из батарейных, легких и конных рот, имевших по 12 орудий. Батарейные роты предназначались для ведения огня из полевых укреплений, а легкие, по половине роты, придавались пехотным полкам в качестве полковой артиллерии. Впоследствии в корпусе Ф.Ф. Эртеля были 12-тифунтовые (калибр 120 мм), 6-тифунтовые (калибр 95 мм) и 3-хфунтовые (калибр 75 мм) орудия. Наибольшая дальность их стрельбы составляла 2300 метров, но наиболее эффективным огонь ядрами и гранатами был 600 метров, картечью – на 300 метров. При каждом орудии было по три двухколесных зарядных ящика на 120 зарядов, запряженных тройкой лошадей. Запряжка 12-тифунтовой пушки состояла из 6 лошадей, 6-тифунтовой – из 4-х лошадей и 3-хфунтовых – из 2-х лошадей. На эти орудия полагалось соответственно 13, 10 и 8 человек прислуги. Скорость стрельбы составляла 1-2 выстрела в минуту.
Знамена утвержденного в 1800 году образца выдавались по 2 на батальон тяжелой пехоты (гвардейской, гренадерской, фузилерной, мушкетерской). Легкой же пехоте (егерям) знамен по штату не полагалось, их можно было заслужить только за боевые отличия.
Коннице (только кирасирам и драгунам) вместо знамен выдавались по одному штандарту на эскадрон. Легкая кавалерия (гусары, уланы) штандартов не имели, но могли ими награждаться за воинские подвиги. Это положение распространялось также на артиллерийские роты и казачьи полки. Что касается последних, то к 1812 году уже почти все полки донских казаков такие знамена заслужили.
Офицеры носили темно-зеленые мундиры с серебряными или позолоченными пуговицами и овальными эполетами: без бахромы у обер-офицеров и с бахромой у штаб-офицеров. Знаки различия носились на груди: у прапорщика – серебряный, у подпоручика – серебряный с золотой каемкой, у поручика – серебряный с золотым орлом, у штабс-капитана – серебряный с золотой каемкой и золотым орлом, у капитана – позолоченный с серебряным орлом. Знаки различия штаб-офицеров были сплошь вызолочены. Кроме кивера с посеребряной или вызолоченной кокардой, офицер носил черную треугольную фетровую шляпу с черным султаном из петушиных перьев. Вне строя одевался сюртук из темно-зеленого мундирного сукна, а шинель носилась без погон. Обер-офицеры ходили в обычных сапогах, а штаб-офицеры – в сапогах с раструбами и шпорами.
«Нижний чин» пехоты и артиллерии носил двубортный мундир темено-зеленого, грубого сукна, с погонами. Но цвет воротников и обшлагов мундиров отличался: в фузилерных и мушкетерных ротах они были красными, в егерских – темно-зелеными с красной выпушкой по краю, в артиллерийских – черные с красной выпушкой. У рядовых запасных батальонов 2-й гренадерской дивизии погоны были красными, с нашитыми на них первыми буквами названия полка (одна из литер А, К, М, С, Ф). У рядовых подошедших к Мозырю позднее мушкетерных и егерских рот погоны были разных цветов (красные, белые, желтые, светло-синие, темно-зеленые с красной выпушкой по краю), в зависимости от того, к какому по счету полку дивизии принадлежал данный запасной батальон. Но все они имели на погоне номер своей дивизии – 12,15 или 18. Артиллеристы находившейся в Мозыре батарейной полуроты носили на красных погонах цифру 33 и букву Б, легкой полуроты – 4 и букву Л. Панталоны у всех были зимние суконные (у егерей и артиллеристов темно-зеленые, у прочих – белые) и летние, фламандского сукна, белые. Головным убором пехотинца был кивер и суконная фуражная шапка. Ему полагался также черный суконный галстук. Однобортная шинель грубого черного сукна в хорошую погоду носилась скаткой через плечо, в ненастную – одевалось прямо на рубашку, в холодное время – поверх мундира. Сапоги одевались под панталоны. Гренадеры из отряда подполковника О.М. Кленовского, пробывшие в Мозыре всего несколько июльских дней, наверное, запомнились горожанам своей статью и высокими черными султанами на киверах.
Форменная одежда кавалерии отличалась еще большим разнообразием. Кирасир носил колет из белого сукна, кожаные лосиные или козьи панталоны в обтяжку, ботфорты со шпорами, кожаную каску. У рядовых были черные железные кирасы, у офицеров – медные, с позолоченной чешуей.
Драгуны имели мундиры темно-зеленого сукна, схожие с пехотными, белые суконные панталоны, заправлявшиеся в сапоги со шпорами и кирасирскую кожаную каску.
Уланы носили суконные темно-синие куртки, по покрою схожие с пехотным мундиром, узкие темно-синие суконные панталоны (чакчиры), обшитые кожей и короткие сапоги со шпорами. Они отличались особой высокой четырехугольной строевой шапкой с козырьком, белым султаном и эштикетными шнурами.
Самый живописный мундир был, конечно же, у гусар. Их мундир венгерского покроя (доломан) был расшит на груди в 15 рядов шнурами белого или желтого цвета. Чикчиры носились суконные, по цвету полка. Короткая куртка (ментик), особого цвета в каждом полку, тоже расшивался шнурами, но воротник, обшлага и нижний край были оторочены белым бараньим мехом. Он одевался поверх доломана или носился, закрепленный шнурами, на левом плече. На ногах были ботинки до половины икры, со шпорами. Кивер был пехотного образца, но с белым султаном. Вместо шинелей были серые плащи без рукавов. Офицеры носили на ментиках и доломанах золотые или серебряные шнурки, кушак тоже был из серебряных шнурков. Впрочем, из-за дороговизны, на повседневной форме разрешалось заменять их более дешевыми, с шелковой и шерстяной отделкой.
И, наконец, казаки, снаряжавшиеся за свой счет, носили, как правило, темно-синее полукофтанье (короткую куртку, заправлявшуюся в шаровары) с погонами, а в холодное время года – чекмень (полукофтанье с длинными полами, на меху), того же цвета суконные шаровары, светло-синий кушак и высокую черную баранью шапку.
За несколько лет до войны 1812 года приносившие солдату массу мучений пудра и косы были, наконец, упразднены. Нижние чины стригли волосы под гребенку, им разрешалось ношение усов, однако, не ниже линии рта. Рядовые казаки стриглись в скобку, носили усы, а некоторые – и бороду. Генералы и офицеры носили волосы сзади коротко, некоторые – впереди локоны, а усы – только кавалеристы. Воинский устав 1796 года требовал от солдат неукоснительного соблюдения правил личной гигиены: мыть руки, лицо, бриться каждые 2-3 дня, еженедельно посещать баню.
Об офицерском и солдатском столе того времени дает представление отношение, направленное 3 июня 1812 года Военным министром в министерство финансов Российской империи. В нем, в частности, отмечено: «… На порционы для стола обер-офицерам, полагая капитану, штабс-капитану, а равно и ротмистру по 2, а прочим, т.е. субалтерн-офицерам по 1 фунту мяса в день. … Для того ж употребления запасным батальонам и эскадронам во 2-й резервный корпус – 10 668 рублей ассигнациями. На винную и мясную порцию нижним чинам, полагая в неделю 2 раза, а в каждый раз по полфунта мяса и по одной чарке или 1/30 ведра на человека на 4 месяца: 2-го резервного корпуса – 93 128 рублей ассигнациями».
Обычный дневной солдатский паек («порцион») мирного времени стоил примерно 3 копейки и в переводе на современные меры веса составлял: хлеба – 850 грамм, круп – 150 грамм, мяса – 410 грамм (казначейство оплачивало только часть порции), соли –25 грамм. Для приготовления солдатской каши чаще всего употреблялась гречневая, овсяная, ячменная и толоконная крупа. На Пасху, в дни полкового и ротного праздника нижним чинам полагался улучшенный (по стоимости втрое) рацион. С началом войны мясная порция была увеличена в полтора раза, а в день полагалось уже две чарки водки.
Если сравнить паек мирного времени (исключая спиртное) с нынешним пайком белорусского солдата, то по хлебу они были равны, по крупе кутузовский солдат имел примерно на пятую часть больше, а по мясу – почти втрое. Правда, в начале 19 века не выдавали рыбу, масло, специи, которые, однако, покупались тогда на «артельные» деньги или добывались иным способом. Учтем и то, что нынешнему солдату не приходится совершать многодневных утомительных маршей и участвовать в штыковых схватках.
Характерным для русской армии того времени явлением была ротная солдатская артель. Ее существование вызывалось множеством хозяйственных потребностей этого подразделения, которые нельзя было решить только одним пайком и жалованьем. Во главе артели стоял сам ротный командир, заведовавший всем хозяйством, продовольствием и амуницией. Помощниками его были фельдфебель, отвечавший за все хозяйственные дела и каптенармус, который принимал и расходовал оружие, амуницию, провиант и дрова. Собиравшаяся по указанию командира роты сходка (собрание фельдфебеля, каптенармуса, унтер-офицеров и нескольких старослужащих солдат) избирала ротного и взводных артельщиков. Существовала специальная артельная касса, которая очень редко, только в исключительных случаях, пополнялась за счет мизерного солдатского жалованья. Основным способом пополнения артельной казны, с молчаливого согласия вышестоящего командования, была продажа на сторону получаемых ротой казенных продуктов, если на постое солдаты кормились от хозяйского стола. Но так бывало не везде и не всегда, и уж точно не было в 1812 году в мозырским повете. В своих воспоминаниях современники были единодушны в том что «… в Белоруссии, особенно по весне у крестьян не оставалось запасов», так что солдаты Ф.Ф. Эртеля в основном питались со своего котла. В этом случае артельную кассу старались пополнить отправкой нижних чинов на различные оплачиваемые государственные работы, а бывало, сдавали их в наем и частным лицам. Артельные суммы расходовались, в основном, на покупку масла или сала для каши, овощи, приправы и т.д. На них покупались артельные лошади, телеги и котлы. Артельная копейка скрашивала солдатскую жизнь на Пасху и в другие праздники, ей платили за наем вольных подвод для облегчения длительных маршей и даже священнику за проповедь. На полгода, с ранней весны до поздней осени 1812 года неотъемлемой частью мозырского быта стали ротные артельщики, отчаянно торгующиеся на рынке и в лавках, тащившие к ротному столу различное продовольствие.
Офицерское жалованье тогда, как и в последующие времена, было весьма невелико: от 40 рублей прапорщику до 120 рублей полковнику в год. Эта сумма, впрочем, могла быть увеличена за счет «рационов» и «денщичьих денег». «Рацион» составляли деньги на приобретение фуража на одну офицерскую лошадь на тот период, когда не было подножного корма, примерно 12 рублей в год. «Денщичьи деньги» – это жалованье денщикам, 7 рублей 30 копеек в год, которое, однако, выдавалось на руки их господам. Прапорщику и поручику устав предоставлял по одному денщику, полковнику – уже 6, и денег своих они, как правило, не видали.
При Александре I годовое жалованье унтер-офицера составляло 15 рублей, гренадера – 10 рублей, мушкетера и егеря – 9 рублей 50. Кроме этого, солдату полагалось в год 72 «мясные» и 15 «соляных» копеек. Деньги им выдавались 3 раза в год, на общем построении части. Не редкостью были задержки с выдачей жалованья и возникавшие в связи с этим эксцессы. Воинский устав был весьма строг: «Ежели случится, что жалованье к оплате не всегда исправно в уреченное время будет, однако… до тех мест терпеть, пока они удовольствованы не будут. Буде же кто при собрании военных людей в походе, гарнизоне, лагерях или где публично о деньгах кричать будет, оный без всякой милости яко заводчик возмущения наказан быть».
В описываемое время основным способом расквартирования войск был «постой» – размещение военнослужащих в домах местного населения, для которого это было государственной повинностью. От постоя освобождались только помещичьи усадьбы и дома некоторых чинов городской администрации. В жилое помещение 3 на 4 сажени полагалось заселять 16 солдат, т.е. на одного приходилось около 3-х квадратных метров. Законодательство требовало от местных властей «… давать покои твердые и теплые, чтоб в оных печи и трубы были безопасные, а кровля, потолки, полы и двери и окна целы». Требовалось также, чтобы в предоставляемом помещении имелось «… по чулану и нужнику, и в каждом покое - стол». Хозяева должны были снабжать военных дровами, водой и свечами. Солдаты спали на полу и лавках, куда стелилась хозяйская солома, укрывались шинелями. В зависимости от конкретных условий практиковалось 2 основных видов постоя: на полном хозяйском довольствии (взамен хозяин получал солдатский провиант) и «на приварке», когда солдат питался своим хлебом, получая от хозяина один приварок и отдавая ему взамен казенную дачу круп. Но так было по бумагам. А на практике ротный командир делал магистрату или сельским властям угощение, а они соглашались кормить служивых бесплатно.
