|
| РУССКИЕ БИОГРАФИИ |
Петр Гаврилович Лихачев
(1758 – 1812)
Генерал-майор
Художник Д.Доу. 1820-е гг.По рождению Лихачев принадлежал к мелкопоместным псковским дворянам. Отец его владел в Порховском уезде деревней Тягущи с двадцатью «душами» крестьян. Сообразно со скромным имущественным положением, Лихачев не был записан с детства в военную службу и начал ее на пятнадцатом году фурьером (ротным квартирмистром) армейской артиллерии. Только двадцати одного года от роду он был произведен из сержантов в первый офицерский чин. Через четыре года в Закубанском походе Суворова Лихачев впервые отличился храбростью и был награжден чином подпоручика. Очевидно, он считался уже знающим, исправным, исполнительным командиром, потому что по ходатайству генерала Мелиссино был переведен ротным офицером в Артиллерийский кадетский корпус. Однако здесь пробыл он всего год и по собственному желанию возвратился в строй, чтобы принять участие в русско-шведской войне 1789-1790 годов; плавал на судах галерного флота, участвовал в боях, не раз отмечен в приказах и награжден двумя чинами.
В конце 1791 года капитан Лихачев вышел в отставку «для поправления расстроенного здоровья», но через год вернулся в армию и продолжал службу уже в пехоте. В 1797 году ему поручено формирование егерского полка, командуя которым он прослужил более десяти лет на Кавказе. В эти годы Лихачев проявил редкую самостоятельность в деле обучения и боевой подготовки своих подчиненных. Отменив начисто плац-парадную муштру, он учил солдат полевой и горной войне, штыковому бою и прицельной стрельбе. Вместо неудобных киверов, узких мундиров, гамашей на пуговках и ранцев он ввел черкесские папахи, свободные зеленые куртки и штаны, высокие сапоги и заплечные холщовые мешки. Такая одежда обеспечивала легкость и быстроту передвижения — егеря Лихачева не отставали на небольших переходах от конных казаков. Все это было столь рационально, что позднее, во время командования генерала Ермолова, все войска кавказского корпуса, получив подобное снаряжение и обмундирование, именно так готовились к походу и к бою. Следует отметить, что беззаветно храбрый в бою, Лихачев делал все возможное, чтобы избежать кровопролития. Так было в 1806 году при покорении Дербентского и Кубинского ханств, когда он с небольшим конвоем отправлялся в стан врагов и, подкупая их бесстрашием и прямотой, добивался положительного результата в переговорах.
Несколько ран, полученных на Кавказе, и ревматизм ног, застуженных в походах, заставили генерал-майора Лихачева в начале 1808 года во второй раз выйти в отставку. Полтора года провел он в своей порховской усадьбе, после чего снова вернулся в строй. В 1809 году он был назначен шефом Томского пехотного полка, а в 1811 году получил в командование 24-ю пехотную дивизию.
Весной 1812 года пехотный корпус Дохтурова, в который входила эта дивизия, был расквартирован близ города Лиды Виленской губернии, а после вторжения полчищ Наполеона, как и вся русская армия, начал отход в глубь России. 5 августа под Смоленском войска Дохтурова впервые вступили в бой, сменив сражавшийся здесь накануне корпус Раевского. С четырех утра до девяти часов вечера 24-я дивизия отражала яростные атаки маршала Нея, заняв оборону от Днепра до Королевского бастиона.
При дальнейшем движении к Москве Лихачев чувствовал себя очень плохо; простуда, полученная в походе, и обострение ревматизма мешали ему двигаться. Но он скрывал свое состояние, зная, что близится решающее столкновение с врагом, и полагал себя обязанным руководить в бою дивизией.
Наступил день Бородинского сражения. Рано утром французы атаковали гвардейских егерей, занимавших село Бородино, и вытеснили их за реку Колочу. На выручку гвардейцам устремились 19-й и 40-й егерские полки из дивизии Лихачева. Они опрокинули врага, оттеснили его снова за Колочу и под огнем французов уничтожили мост.
Это был как бы пролог участия дивизии Лихачева в генеральном, небывало кровопролитном сражении. Оно кипело с утра левее расположения 24-й дивизии, у центральной батареи на кургане, и еще левее, у деревни Семеновской. Около 11 часов утра бригада генерала Бонами штыковой атакой овладела курганной батареей. К этому времени оборонявшийся здесь корпус Раевского, по его собственному свидетельству, «убитыми и ранеными приведен был в полное ничтожество». Организуя свою знаменитую контратаку на батарею, генерал Ермолов воспользовался стоявшим неподалеку батальоном Уфимского пехотного полка из дивизии Лихачева. А несколько позже, когда батарея была отбита, корпус Дохтурова получил приказ сменить расстроенные войска Раевского, и 24-я дивизия заняла оборону на возвышенности, где располагалась батарея.
Семь полков дивизии Лихачева представляли собой внушительную силу. Но для новой атаки на этот опорный пункт русской позиции строились уже в виду ее французские пехотные дивизии Морана, Брусье и Жерара. Однако штурм был отложен, так как в тылу армии Наполеона неожиданно появилась посланная Кутузовым конница Уварова и Платова. Прошло более двух часов, пока французы поняли, что это только демонстрация, смелый рейд, имевший целью выиграть время для перегруппировки русских войск. И снова Наполеон приказал штурмовать батарею на кургане, после взятия которой, он полагал, фронт русских будет прорван.
Три часа, предшествовавшие этому штурму, Петр Гаврилович Лихачев находился на батарее. Страдая болями в ногах, он сидел на складном стуле у земляного бруствера, наблюдая за тем, что делалось в поле впереди батареи и по сторонам ее, в полосе обороны, занятой его дивизией. Опытный боевой генерал понимал, что редут, на котором он находился, представляет собой весьма ненадежное укрепление. Наскоро и не до конца построенный накануне, редут очень пострадал от обстрела французской артиллерии и от предыдущих атак – был буквально растоптан тысячами ног, и рвы его завалены трупами. Двенадцать русских пушек, стоявших на батарее, конечно, сделают свое дело, встречая врагов гранатами и картечью, но главную надежду генерал возлагал на упорство и мужество своих пехотинцев, защищавших подступы к редуту. Отдавая приказания окружавшим его солдатам и офицерам, Лихачев много раз повторял: «Помните, что за нами Москва! Нам нельзя отступать!».
Штурму предшествовала ожесточенная бомбардировка. Воздух дрожал и стонал от полета и разрывов снарядов. Под их ударами осыпались земляные откосы, ядра и гранаты поражали защитников редута, разбивали лафеты орудий. Лихачев среди этого ада был спокоен и невозмутим. Он видел, как движется на редут французская пехота и за нею развертывается кавалерия Груши, Монбрюна и Латур-Мобура. Полки 24-й дивизии встречали врага на подступах к батарее ружейным огнем, штыками. Артиллеристы картечью вырывали целые ряды из вражеского строя. Но французы приближались, сначала быстрым шагом, потом бегом... Вот они уже лезут на валы укреплений, заваливая их своими телами. Движутся вперед все новые и новые вражеские роты... Умолкли наши пушки... В рукопашной схватке редеют защитники редута, который вдруг залили синие мундиры французской пехоты. И в то же время саксонские кирасиры в красных мундирах ворвались на батарею по задней пологой насыпи.
Поднявшись со своего стула и обнажив шпагу, Лихачев пошел навстречу смерти, которая чудом щадила его до этой минуты. Казалось, теперь она неминуема. Несколько ударов штыками, прикладом – и он упал на истоптанную землю, уже обильно политую русской кровью. Но генеральский мундир с золотым шитьем и эполетами остановил французских солдат. Взять в плен русского генерала! Это ли не удача?.. И вот Лихачев поднят, перевязан, и его ведут, чтобы представить генералу Богарне, командующему войсками, взявшими батарею. Потом представляют самому Наполеону, который сказал ему несколько любезных фраз... А на поле в это время идет ожесточенный кавалерийский бой – тысячи всадников рубятся, соперничая в ловкости и храбрости... Не исполнилась надежда Наполеона – русская пехота отошла только на полверсты и сомкнула свой фронт на новом рубеже обороны. Русские не разбиты, а у французов нет сил, чтобы снова атаковать...
По приказу Наполеона Лихачева отправили во Францию, по дороге лечили, окружили вниманием. Однако здоровье его слабело, он не мог пережить плена. Единственный русский генерал, взятый в плен под Бородином, умер в Кенигсберге. В приказе по армии от 22 ноября 1812 года сказано, что он скончался от «полученных ран».
Военные историки недаром называют Бородино «битвой генералов». В этот день из строя французской армии выбыло убитыми и ранеными сорок девять генералов, у русских – двадцать два. И одним из героев Бородинского боя был скромный армейский генерал П.Г.Лихачев, заплативший жизнью за свою стойкость и мужество.
Портрет Лихачева исполнен с оригинала, писанного, вернее всего, провинциальным художником. С него смотрит на нас открытое спокойное лицо. Вдова генерала пережила его на тридцать лет и, очевидно, она передала в мастерскую Доу изображение, с которого и был выполнен этот портрет.
* Текст биографии взят из 3-го издания альбома «Военная галерея Зимнего дворца» (Ленинград, «Искусство», 1981 г.)
1999, Проект «1812 год». Подготовлено к публикации Поляковым О.
