Проекты восстановления Речи Посполитой и Великого княжества Литовского
и их место в военно-стратегическом планировании
Российской империи (1810–1812 гг.)

В современной отечественной историографии достаточно много внимания уделяется проектам восстановления Польского королевства и Великого княжества Литовского^[1]. Как наиболее интересную следует отметить статью А. Ерашевича^[2]. В ней просматривается попытка увязать проекты восстановления Польши с военными планами России. Однако с высказанными предположениями, что эти проекты повлияли «на выработку стратегического плана ведения войны Россией»^[3], трудно согласиться.

Поэтому сегодня необходимо более внимательно рассмотреть проекты восстановления Польского королевства и автономного Великого княжества Литовского – как части будущего королевства через призму военно-стратегического планирования.

На характер выработки и принятия Россией стратегического плана ведения войны с Францией определяющее значение оказали международная и внутриполитическая обстановка, степень подготовленности страны к войне, стратегические взгляды российского командования и опыт прошлых войн.

Прежде всего, приходилось считаться с международной обстановкой, неблагоприятной для России: Наполеон мог двинуть против неё военные силы всей Европы, в то время как у России не было союзников. В таких условиях Александр I считал невозможным вести серьезную наступательную войну. Он был решительным сторонником войны оборонительной, в которой можно было избежать генеральных сражений с превосходящим противником. В то же время, при условии создания мощной коалиции, российский император не исключал возможности перенесения театра военных действий в Европу, и сам был не прочь выступить зачинщиком такой войны.

В феврале 1810 г. военный министр генерал М.Б. Барклай де Толли в записке на имя императора изложил свой план будущей войны с Францией^[4]. Он предлагал вести оборонительную войну, хотя и советовал не ограничиваться «единственно предметом обороны». По мнению министра, успех только тогда будет сопутствовать армии, когда всё будет подготовлено для наступательных действий «на места, самые важные для неприятеля, пользуясь обстоятельствами и временем». А появление таких возможностей Барклай де Толли не исключал. «Весьма часто, – писал он, – и при оборонительных действиях представляются счастливые случаи к нападениям на самого атакующего неприятеля с большою выгодою и пользою впоследствии»^[5].

Достижение успеха Барклай де Толли связывал с мастерским выбором мест для размещения войск, чтобы «силы свои иметь всегда совокупными»; с удачным распределением магазинов (в соответствии с главной задачей); а также с точным определением «базиса, совершенно приуготовленного во всех отношениях к военным действиям». По мнению министра, если бы границы России «не простирались столь обширно и местоположение их укреплено б было или природою, или искусством», то на успех можно было надеяться с опорой на «военные силы России, богатые государственные способы, возвышенность духа и достоинства воинов ее, единодушие всего народа и приверженность его к славе отечества». Кроме того, до союза Австрии с Францией оборонительная линия могла быть сокращена путем вступления российских войск «во владения саксонские и прусские». «Но при настоящем положении, – писал министр, – чтобы распределить выгодно военные силы наши по всему чрезмерно большому пространству, потребно соображение верное и искусное, дабы решить их и вместе обратить совокупность их же на те места, где опасность более угрожать будет»^[6].

Барклай де Толли изложил основные пункты, касающиеся организации обороны: инженерное укрепление театра; распределение войск и магазинов; оперативные планы военных действий; организацию управления армиями. Он предложил создать главную оборонительную линию по Западной Двине и Днепру. В местах, прилегающих к этим рекам, планировалось построить крепости, укрепленные лагеря, создать запасы продовольствия, боеприпасов, устроить госпитали и т.д. Обеспечив, таким образом, главную оборонительную линию, военный министр планировал организовать в «польских провинциях» сопротивление неприятелю^[7]. В случае благоприятных условий (если бы позволили время, обстоятельства и денежные средства) Барклай де Толли считал целесообразным построить впереди основной линии обороны три мощные крепости: в Остроге, Пинске и Поиюре. Но и тогда Западная Двина и Днепр должны были составлять «навсегда вторую оборонительную линию [здесь и далее выделено мной – А.Л.]»^[8].

Все войска на западной границе (15 дивизий) военный министр предлагал разделить на три армии. Первую армию планировалось разместить в Курляндии и Самогитии (в составе четырех дивизий, центр – г. Шавли); вторую – на Волыни, Подолии и Украине (семь дивизий, центр – г. Острог); третью (резервную) – между Вильной и Минском (четыре дивизии)^[9].

Излагая своё видение стратегического плана ведения войны, Барклай де Толли писал, что общая цель всех трёх армий – «оберегать западные пределы России и действовать по обстоятельствам и при случае наступательно». Военный министр рассматривал вероятность развития событий по трём направлениям: южном, северном и центральном. «Когда неприятель с главными своими силами подвинется вперед на юге, – говорилось в первом варианте, – что всего вероятнее, потому что в противном случае армия наша левого фланга пресечет сообщение его с Варшавою, тогда армия нашего правого фланга поспешно вступает в Пруссию до реки Прегель и действует в тылу и на флангах неприятеля, а резервная армия между тем прикрывает левый ее фланг, препятствуя неприятелю отрезать ее от Немана. Армия же наша левого фланга удерживает по возможности неприятеля на самых границах, не вступая в решительное сражение; смотря по обстоятельствам, отступает медленно и постепенно в укрепленный Житомирский лагерь, стараясь о сохранении беспрерывного сообщения с Днестром и отнятии у неприятеля всех способов к пропитанию от земли и подвозу съестных припасов, беспрестанно тревожа его со всех сторон легкими своими войсками».

В случае главного наступления противника на северном направлении, российская армия правого фланга должна вступить в укрепленный лагерь между Фридрихштадтом и Якобштадтом, а левофланговая армия – действовать наступательно на Варшаву.

Наступление противника на центральном участке военный министр считал маловероятным. Однако, в случае, если неприятель «отважится действовать на центр», резервная армия должна «медленно отступать и стремиться завести его вглубь края». Тем временем фланговые армии получат возможность окружить противника, отрезать его от продовольствия и уничтожить все его силы^[10].

Для успешного руководства войсками, военный министр предлагал «поручить главное управление над всеми тремя армиями одному полководцу», который должен иметь свою квартиру между армиями – в Вильно, и быть «совершенно уполномоченну награждать за отличные подвиги до некоторой степени и казнить за преступления»^[11].

Таким образом, план Барклая де Толли имел преимущественно оборонительный вариант. И на протяжении 1810, 1811 и в первой половине 1812 гг. подготовка к войне осуществлялась, в основном, по этому плану. Тем не менее, это не мешало Александру I, в условиях благоприятной внешнеполитической обстановки, планировать и сугубо наступательные военные действия.

В конце 1810 – начале 1811 гг., когда Наполеон своими действиями (аннексия ганзейских городов, захват герцогства Ольденбургского) провоцировал Россию на ответные действия, Александр I стал всерьёз готовиться к наступательной войне, планируя театр военных действий перенести на Одер. Разработка наступательного стратегического плана войны условно была разделена на две части. Первая – политическая – оставалась прерогативой императора. Что касается «технической» стороны – чисто военной – то детали операции должен был разработать «специалист».

В конце декабря 1810 г. Александр I попытался использовать для реализации политической составляющей плана А. Чарторыйского. В своем письме к князю от 25 декабря 1810 г. (6 января 1811 г.) император заявил, что настал момент, чтобы доказать полякам, «что несмотря на то, что их заставляют считать Россию единственным существующим препятствием к восстановлению Польши, совсем не невозможно, что именно Россия и осуществит их мечты»^[12]. Александр I заявил о своей готовности восстановить Польское королевство, но взамен потребовал от поляков порвать политические связи с Францией и предоставить в распоряжение России 50 000 корпус для борьбы с Наполеоном. Император убеждал Чарторыйского, что в предстоящей войне численный перевес будет на стороне России и её союзников (ввиду непрочности тыла наполеоновской империи), а поэтому от позиции поляков будет зависеть их судьба. Александр I в качестве своих вероятных союзников называл Пруссию и Данию. В случае присоединения польских войск к России армия союзников достигла бы 230 тыс. человек. А в скором времени она могла быть увеличена ещё на 100 тыс. Император хотел выяснить настроения в Герцогстве (Княжестве) Варшавском, и поэтому предложил Чарторыйскому вступить в сношения с надежными и влиятельными польскими лицами^[13].

18(30) января 1811 г. Чарторыйский сообщил императору, что население Герцогства (Княжества) Варшавского единодушно в стремлении восстановить Польшу в качестве единого национального государства с конституцией 1791 г. И только создание Россией такого государства привлечет поляков на её сторону. В то же время князь сообщал о сильных профранцузских настроениях в Варшаве, и том беспокойстве, которое вызвано слухами о военных приготовлениях России. Кроме того, сомневаясь в искренности предложений императора, Чарторийский поставил перед Александром I ряд вопросов, чтобы прояснить его намерения^[14].

В письме А. Чарторыйскому от 31 января (12 февраля) 1811 г. Александр I сформулировал свои предложения по решению «польского вопроса». Россия брала на себя обязательства восстановить Польское королевство, что подразумевало объединение «всех бывших частей Польши, включая области, отошедшие к России, кроме Белоруссии, так, чтобы границами Польши явились Двина, Березина и Днепр». Все должности во властных структурах и в армии должны быть «чисто национальными, польскими». Польше обещалась либеральная конституция, «способная удовлетворить желания населения». Реализацию проекта планировалось начать с провозглашения восстановления Польши, чтобы убедить поляков в «искренности» предложений. При этом император выставлял два условия: первое, что Польское королевство навсегда присоединится к России, и русский император с этого времени будет именоваться императором российским и королем польским; и второе, что будет «формальное и положительное удостоверение в том, что все жители герцогства единодушно желают и стремятся к достижению этого, гарантированное подписями наиболее известных лиц в Польше»^[15]. Однако вся эта комбинация ставилась в зависимость от позиции Австрии и саксонского короля.

Александр I сомневался, что Австрия легко согласится на передачу Галиции Польскому королевству. Поэтому он считал, что с Австрией необходимо поступать «осторожно и избегать в чем бы то ни было задевать её». В качестве компенсации за Галицию Александр I решил предложить Австрии Валахию и Молдавию до р. Серет. Тем не менее, с присоединением Галиции приходилось бы повременить, «до получения на это согласия Австрии», чтобы доказать ей, что по отношению к ней «не имеется враждебных видов». Следовательно, обещанное Польское королевство планировалось в урезанном виде, из Герцогства (Княжества) Варшавского и «русско-польских провинций»^[16].

Вторую, ещё большую помеху в реализации проекта, император видел в необходимости вознаграждения саксонского короля, в случае, если он перейдет на сторону России^[17].

Одновременно Александр I вёл целенаправленную работу по склонению Пруссии на сторону России. И хотя в письме к Чарторыйскому участие прусских войск в предстоящей войне преподносилось как вопрос решенный, однако на самом деле это было далеко не так. В переписке с прусским королем Фридрихом Вильгельмом III российский император постоянно прибегал к военному и политическому шантажу своего «брата, друга и союзника». Так, в письме от 7(19) февраля 1811 г. Александр I, с одной стороны, подробно расписывал свои военные силы (19 дивизий численностью 224 900 человек, готовых немедленно начать военные действия; 130 000 резервов; плюс 10 дивизий в Финляндии, Молдавии, Грузии и в Крыму), и показывал, что ждёт Пруссию если она не присоединиться. А с другой, – обнадёживал, что среди союзников России Пруссия будет не одинока (указывая на Австрию), и что усилия и все потери Пруссии будут вознаграждены. Взамен Александр I требовал 50 000 «превосходных солдат», разделение войск на три части. Одна из них должна стремиться достичь Кольберга, другая – Глаца и Нейсе, а третья могла бы присоединиться к российским армиям^[18].

Фактически император «блефовал»: Фридриху Вильгельму III он писал о намерении Австрии выступить на его стороне, и тем привлечь Пруссию к коалиции; а Чарторыйскому – что Пруссия поддержит Россию, и что вопрос только за поляками. Таким образом, комбинация, которую пытался осуществить Александр I при создании коалиции, мягко говоря, напоминала «пирамиду». Поэтому изначально она была обречена на неудачу.

В письме от 31 января (12 февраля) 1811 г. к А. Чарторыйскому Александр I в общих чертах сформулировал и свой стратегический план. Он писал: «Нет сомнения, что Наполеон старается вызвать Россию на разрыв с ним в надежде, что я действительно сделаю ошибку и открою наступление. При существующих обстоятельствах это действительно была бы ошибка, и я решил ее не делать. Но все положение вещей изменится, если поляки захотят соединиться со мной. Подкрепленный тогда 50 000 польского войска, 50 000 прусаков, которые в этом случае также могут присоединиться без всякого риска, и, кроме того, еще и тем моральным переворотом, который, безусловно, будет вызван в Европе этим событием, я могу тогда дойти до самого Одера без всякого кровопролития»^[19].

В случае перехода поляков на сторону России, Александр I считал, что произойдет «полнейший переворот европейского общественного мнения», существенно уменьшатся военные силы Наполеона, и в то же время, возрастут шансы у России на успех. Такой расчет строился на том основании, что императору Франции «будет очень трудно отозвать свои войска из Испании, имея там дело с разъяренным против него народом, имеющим более 300 000 войска». По мнению Александра I испанцы «не удовольствуются его отступлением, а проникнут во Францию, воспользовавшись новой войной, которая свяжет руки Наполеону». В результате – Европа будет освобождена «от ига, под которым она томится». В этом случае, Польша получит всё то, что было обещано: станет «королевством, государством, присоединенным к могущественной империи»; будет введена либеральная конституция; восстановится торговля и исчезнет нужда; налоги будут приведены в соответствие с расходами на нужды страны^[20].

И хотя Александр I заверял Чарторыйского в том, что он не начнет войны с Францией, пока не будет уверен в «содействии поляков»^[21], разработанный генералом Л.Л. Беннигсеном план стратегической наступательной операции предусматривал вариант уничтожения армии Герцогства (Княжества) Варшавского.

До сего дня в исторической литературе план генерала Л.Л. Беннигсена и проект восстановления Польского королевства практически никак не увязывались. Однако детальное изучение плана, а также сравнение его с мыслями, высказанными Александром I в письме к А. Чарторыйскому, приводит к выводу, что эти два документа не просто взаимосвязаны, а как бы дополняют друг друга.

Стратегический план ведения войны с Францией, разработанный генералом Беннигсеном, датируется февралём 1811 г. В нем рассматриваются несколько вариантов ведения войны, однако главное внимание уделяется именно наступательному, который разработан чрезвычайно подробно. Его суть сводится к тому, что Россия должна опередить Францию и первой объявить ей войну, заняв Пруссию и Польшу. План предусматривал выход российских войск на линию Одера, сосредоточение и принятие генерального сражения в междуречье Висла – Одер. В качестве союзника рассматривалась Пруссия. Что касается армии Герцогства (Княжества) Варшавского, то Беннигсен рассматривал вариант ее уничтожения в случае оказания сопротивления. Минимальное количество войск, необходимое для проведения наступательной операции, определялось в 160 тыс. человек.

Беннигсен считал, что только наступательными действиями можно привлечь на свою сторону Пруссию и нейтрализовать армию Герцогства (Княжества) Варшавского. «…Одною наступательною войною возможно нам короля прусского преклонить на нашу сторону, – писал генерал, – который в противном случае непременно принужден был бы действовать противу нас своими войсками; прибавим к сему, что, оставаясь в оборонительном положении, дадим мы полякам увеличить их войска, между тем как наступательными действиями, если не успеем мы истребить или рассеять польской армии, то по крайней мере уменьшить ее гораздо, – обезоружа оную хоть частью»^[23].

Не маловажным плюсом наступательных действий Беннигсен считал и то, что театр войны переносился бы «на такую землю, по которой реквизициею можно бы было получать все потребное для содержания войск, по крайней мере до взятия средств к подвозу». Даже в случае поражения российской армии в генеральном сражении между Вислой и Одером, по мнению генерала «Россия не нашлась бы в столь невыгодном положении, в какое она попасть может при самом открытии войны, если мы будет ожидать неприятеля, стоя на наших границах»^[24].

Проект предусматривал реализацию исключительно военных деталей операции, поскольку её «политическое обеспечение» «не входило в компетенцию» разработчика. «Не следует мне рассуждать здесь о тех средствах, – писал Беннигсен, – коими бы мог наш Государь привлечь войска сии [Герцогства (Княжества) Варшавского] под свои знамена»^[25]. Подобная оговорка наводит на мысль, что данный план наступательной операции был разработан Беннигсеном с ведома, если не по поручению, императора. В пользу данного предположения свидетельствует и ряд других, косвенных, фактов. Во-первых, Беннигсен находился в отставке, а потому не имел прямой связи с императором. Во-вторых, подробности дислокации и численности французских войск, войск союзников Франции, их мобилизации и передислокации, – всё это вряд ли случайно оказалось под рукой генерала. Поэтому нельзя исключать вероятности, что Александр I поручил Беннигсену разработать план наступательной операции. Почему именно ему? Вероятно потому, что Беннигсен был единственным к тому времени полководцем, который не просто хорошо знал европейский театр военных действий, но и имел в багаже победы над французами, и даже самим Наполеоном (хотя и условные).

Были ли военные приготовления России реальностью, или это только «выдумки и страх» поляков? На этот вопрос можно ответить положительно, учитывая масштабы скрытых военных приготовлений России.

В январе – марте 1811 гг. Александр I дал указания о переброске российских войск из Финляндии, Молдавии и Валахии к западной границе. В частности, 5(17) января 1811 г.^[26] император предписал главнокомандующему Молдавской армией генералу графу Н.М. Каменскому отказаться в 1811 г. от наступательных действий за Дунаем и ограничиться лишь обороной его левого берега. Пять из девяти дивизий Молдавской армии приказывалось направить к Днестру, чтобы двинуть их затем к западным границам^[27].

Трудно назвать случайным принятие в это же время «Положения об устройстве пограничной казачьей стражи»^[28]. Оно было утверждено 16 января 1811 г. и предусматривало размещение вдоль западной границы, на 150 км участках казачьих полков. И здесь вопрос был не только в необходимости усилить контроль за границей с целью противодействия контрабанде. Как справедливо отмечал А. Вандаль, подобные меры были призваны скрыть от «посторонних глаз» передислокации российских войск в приграничных районах^[29].

А масштабы таких передислокаций действительно были впечатляющими. Данные разведки Герцогства (Княжества) Варшавского свидетельствовали о выдвижении к границе и концентрации в районах Вильно, Гродно, Бреста и Белостока крупных воинских формирований (до 200 тыс. человек)^[30]. Угроза интервенции была настолько реальной, что в Герцогстве (Княжестве) Варшавском парила атмосфера паники^[31]. Безусловно, в такой ситуации рассчитывать на «добровольное» желание перейти под скипетр российского императора, даже с польской короной на голове, у варшавян было мало желания.

Поэтому и миссия А. Чарторыйского в Герцогстве (Княжестве) Варшавском окончилась провалом. Про открыто профранцузские настроения варшавян он сообщил императору в своем письме от 21 марта (2 апреля) 1811 г. По мнению Чарторыйского, необходимо было время, чтобы склонить общественное мнение Польши на сторону России^[32].

Однако не это факт окончательно повлиял на отказ Александра I от осуществления задуманной операции. Гораздо более важным оказалось то, что князь Ю. Понятовский, которому А. Чарторыйский, с целью склонить его на сторону России, показал письма императора, сообщил о планах Александра I Наполеону. Наполеон обвинил Александра I в подготовке к войне против Франции^[33], и в свою очередь принял ответные меры. Он распорядился о переброске в Герцогство (Княжество) Варшавское оружия и военного снаряжения, а также отдал приказ о сформировании Эльбского корпуса маршала Л.-Н. Даву, который должен был в случае войны прикрыть Герцогство (Княжество) Варшавское^[34].

Не менее важной оказалась для Александра I и позиция Пруссии. К его сожалению, Фридрих Вильгельм III не только уклонился от союза с Россией и начал переговоры о более тесном союзе с Францией^[35], но и не поддержал российские планы относительно Польши. Прусский король соглашался на создание Польского королевства, но при этом выступал за предоставление полякам свободы действий в выборе короля. «Но если Вы проявите намерение присоединить Польшу к своей империи, – писал он, – то независимо от того, какова бы ни была форма этого присоединения, государь, Вы дадите Н[аполеону] средства обратить эту меру против Вас и новый повод для беспокойства и зависти со стороны Австрии, что может даже толкнуть её на сторону Франции, и … Пруссия, поскольку она должна считаться только со своими истинными интересами, а не с обстоятельствами текущего момента, не могла бы не видеть в таком присоединении повода для серьезного беспокойства». Фридрих Вильгельм III заявлял, что он мог бы выступить на стороне России против Наполеона лишь в случае, если бы Россия привлекла на свою сторону Австрию или Польшу на предложенных им условиях^[36].

К лету 1811 г. стало очевидно, что рассчитывать на создание антифранцузской коалиции из Пруссии^[37], Польши и Австрии, не приходится. Россия оставалась одна, без союзников. В этой обстановке единственно правильным решением было принять оборонительный план войны. В июне 1811 г. Александр I утвердил план генерала К. Фуля, хотя и не совсем отказался и от идеи наступательной войны, надеясь использовать национально-освободительное движение в Европе против Наполеона.

План Фуля, который в общих чертах совпадал с планом военного министра, предусматривал уклонение от генерального сражения с Наполеоном и действие на его коммуникации. Для этого предлагалось разделить российские войска на две армии и занять «фланговую позицию». Фуль не исключал возможности наступательных действий и вторжения на неприятельскую территорию. Но этот вариант предполагался только при численном превосходстве российских войск. При отсутствии такового российские армии должны были маневрировать, уклоняясь от сражения, и отступать к укрепленному лагерю^[38].

Практически одновременно с принятием плана Фуля Александр I «инициировал» обсуждение проекта создания автономного Великого княжества Литовского (ВКЛ).

Идея создания из западных губерний России особой провинции была высказана сенатором М.К. Огинским в апреле 1811 г. По предложению императора группой магнатов (М.К. Огинский, Ф.К. Любецкий, Л. Плятер и др.) были разработаны основные положения проекта. Согласно плану предполагалось создать из Виленской, Витебской, Волынской, Гродненской, Киевской, Минской, Могилевской, Подольской губерний, Белостокской и Тарнопольской областей особую провинцию под названием Великое герцогство (княжество) Литовское с центром в Вильно и во главе с наместником российского императора. Предусматривалось создание особых органов управления (Литовской канцелярии в Петербурге, Административного совета и Верховного трибунала в Вильно). Законодательным кодексом должен был стать Статут Великого княжества Литовского 1588 г., а польский язык – языком делопроизводства. Все государственные должности планировалось замещать только уроженцами Княжества. Кроме того, предлагалось выделить средства на образование в ВКЛ на отдельный счёт государственного бюджета^[39].

Какие же цели преследовал Александр I, начиная игру в Великое княжество Литовское? Несомненно, что российский император стремился таким образом нейтрализовать профранцузское влияние в «польских губерниях», и упрочить свои позиции. Однако не менее важным, если не главным, было желание Александра I максимально использовать людские и материальные (продовольственные) ресурсы Беларуси. Напомним, что по оборонительному плану войны, оставляемая противнику территория должна быть опустошена. «…Обеспечив совершенное продовольствие и все способы для сильной армии, – говорилось в плане военного министра, – она должна, встретив неприятеля на самых границах, сопротивляться многочисленнейшему его ополчению в польских провинциях до тех пор, пока совершенно истощатся все способы, какие токмо можно будет взимать от земли, дабы тогда, отступя в настоящую и оборонительную линию, оставить неприятелю, удаляющемуся от своих магазинов, все места опустошенные, без хлеба, скота и средств к доставлению перевозкою жизненных припасов»^[40].

Следовательно, для реализации подобной программы необходимо было набрать из западных губерний максимально возможное количество рекрутов, а на завершающем этапе подготовки к войне – полностью вычерпать в них продовольственные запасы. Именно этого и потребовал от М.К. Огинского император осенью 1811 г. При этом Александра I ничуть не смущала «перспектива» «гражданской войны» между жителями Герцогства (Княжества) Варшавского и его, российскими, «поляками». «Теперь уже нечего думать об административных мерах и организации наших восьми губерний, – сказал император сенатору, – а надо позаботиться об усилении средств к защите. Поэтому, прошу вас объяснить мне виды ваши относительно военных средств, которые соотечественники ваши в подвластных мне губерниях могут теперь предоставить в мое распоряжение»^[41].

Сенатор почувствовал себя обманутым. «Все мои надежды рушились в эту минуту, – писал позднее Огинский, – но вера в настроение императора еще не угасла во мне, и я счел необходимым с большею нежели когда либо настойчивостью добиваться осуществления моего плана»^[42].

В пространных записках от 15(27) октября^[43] и 1 декабря 1811 г.^[44] Огинский советовал императору не ограничиваться созданием Великого княжества Литовского, а предложил восстановить Польское королевство. По его мнению, подобный шаг выбил бы инициативу из рук Наполеона, заставил поляков видеть в Александре I защитника их родины и навсегда привязал бы их к русскому трону. В случае же войны с Францией, Польша выступит на стороне России, и тогда император должен принять польскую корону. Однако такое предложение не нашло поддержки у Александра I, ибо оно означало развязывание Россией войны с Францией, что не соответствовало оборонительному стратегическому плану и реальным политическим условиям (император не доверял обещаниям преданности).

Таким образом, проект создания автономного ВКЛ был только составной частью, «технической» стороной оборонительного стратегического плана войны, а потому и не мог существенно повлиять на выработку самого плана.

Приняв план Фуля в качестве основы, император не переставал зондировать почву относительно возмож¬ности создания коалиции с целью перенесения военных действий в Европу. Но международная обстановка препятствовала осуществлению этих планов, и Александр I был вынужден готовиться к оборонительной войне (фактически по плану Барклая), при которой даже наступательные действия были подчинены целям обороны.

Летом и осенью 1811 г. шли секретные российско-прусские переговоры. В сентябре 1811 г. прусское правительство направило в С.-Петербург генерала Шарнгорста для согласования военных планов России и Пруссии на случай войны с Францией. Прусский генерал представил свой план, согласно которому российская армия должна была занять обширную территорию на левом берегу Вислы и по первому требованию правительства оказать Пруссии помощь, не ожидая особых указаний из С.-Петербурга. Шарнгорст утверждал, что в войне с Францией можно было бы ожидать успеха лишь в том случае, если бы русские войска развернули военные действия на территории Польши; такое продвижение российской армии, по его мнению, открыло бы Пруссии возможность успешно использовать против Франции свои восемь крепостей и 40-тысячную армию. По подсчетам Шарнгорста, Пруссия могла отвлечь на себя 100 тыс. французских солдат и Наполеону пришлось бы иметь дело одновременно с силами двух держав. При переходе Пруссии на сторону России, указывалось в меморандуме, против Франции поднялось бы население северной Германии, и в войну вступила бы Англия. В случае же оккупации Пруссии Францией следовало ожидать, что её ресурсы перейдут в руки Наполеона и будут использованы в борьбе против России.

В свою очередь, российское командование не намеревалось выдвигать свою армию слишком далеко на запад, где она могла оказаться отрезанной от своего тыла и разгромленной войсками Наполеона в Германии и в Герцогстве (Княжестве) Варшавском. Александр I не проявлял особого доверия к прусскому правительству, зная неустойчивость его внешнеполитического курса. В то время как прусское правительство добивалось подписания военной конвенции на предложенных условиях, Александр I гораздо большее значение придавал подписанию союзного договора между Россией и Пруссией, который мог бы обеспечить совместные действия обеих стран против Наполеона. Тем не менее, после «долгих дискуссий», Александр I согласился на составление военной конвенции на основе прусских предложений. 5(17) октября 1811 г. конвенция была подписана^[45]. Российские и прусские войска обязывались оказывать взаимную военную помощь в случае войны с Наполеоном. Россия обещала выставить 17 дивизий, Пруссия – свыше 80 тыс. человек. В конвенции говорилось, что «система ведения войны, которой желают придерживаться, определена и в ее духе установлено разделение армии и в общих чертах план операции».

План операции предусматривал выдвижение российских войск на Вислу, и даже частичную оккупацию Герцогства (Княжества) Варшавского. Однако войска не планировали давать вне своих границ генерального сражения. Главная задача наступления заключалась исключительно в уничтожении ресурсов на территории Герцогства (Княжества), и тем самым ослабления противника в случае его вторжения в пределы России^[46]. Таким образом, совместный прусско-российский план военных действий был только разновидностью оборонительного стратегического плана.

Однако дальше выработки общего операционного плана дело не пошло, и Фридрих Вильгельм III, не забывший уроки 1806 г., уклонился от ратификации конвенции. И это в то время, когда командирам российских корпусов на западной границе (генералам П.Х. Витгенштейну, К.Ф. Багговуту, И.Н. Эссену, П.И. Багратиону и Д.С. Дохтурову) уже был разослан секретный приказ Александра I о готовности к военным действиям^[47]. Рассылая генералам приказ, Барклай де Толли предписывал сохранять его под «строжайшим и непроницаемым секретом». При этом военный министр заверял командиров корпусов в том, что «нет никакой причины ожидать, что может случиться разрыв между нами и французами», и в то же время требовал держать вверенные им корпуса в постоянной готовности к походу. Всем генералам предписывалось ожидать условного известия от генерала графа Витгенштейна о его переходе границ Пруссии, что должно было послужить для них сигналом к выступлению в поход по приложенным в запечатанных конвертах маршрутам^[48].

К весне 1812 г. вновь пришлось корректировать стратегический план будущей войны с Наполеоном, поскольку Пруссия и Австрия оказывались в лагере противников. Российский стратегический план войны, принятый весной 1812 г., содержал элементы планов Барклая де Толли и Фуля. Он предусматривал как оборонительные, так и наступательные действия. Однако последние мыслились только как начало войны, которая в дальнейшем будет оборонительной. Это было совершенно неизбежно, так как при наступательных действиях предлагалось избегать всех решительных сражений с превосходящими или же с равными неприятельскими силами. Оборонительная же война должна была вестись в районе между Двиной и Днепром, опираясь на укрепленные линии, созданные на этих реках. Однако этот план был только частью общего плана всей антинаполеоновской военной кампании, предусматривавшего наступательную войну (после разгрома Наполеона в России), использование национально-освободительного движения в Европе и, наконец, окончательную победу над Наполеоном^[49].

Таким образом, проекты восстановления Польского государства (конец 1810 – весна 1811 гг.) и Великого княжества Литовского (весна – осень 1811 г.) были только частью военно-стратегических планов Российской империи, в которых решению «польского вопроса» отводилась хотя и важная, но не исключительная роль. При этом восстановление Польского государства рассматривалось в целях ведения наступательной войны, а Великого княжества Литовского – оборонительной.