НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ РАЕВСКИЙ

"МЫ ДОЛГО МОЛЧА ОТСТУПАЛИ..."

"Гроза двенадцатого года" застигла Раевского в чине генерал-лейтенанта, командующего 7-м пехотным корпусом, находящимся в составе армии князя Багратиона. Начало воинской кампании складывалось для России более чем неудачно. Русские армии (1-я под командованием военного министра Барклая де Толли и вторая - под командованием Багратиона) благодаря неудачному плану высшего командования были разделены никем не обороняемым пространством в 100 верст. Предполагалось, что Наполеон бросит главные силы на Барклая, в то время, как Багратион ударит по противнику с фланга. Однако опытные генералы считали, что это план или сумасшедшего или изменника.

У Наполеона было в три раза больше войска, чем у русских, и он мог разбить одновременно обе армии. Разумеется, французский император не преминул воспользоваться предоставленной ему возможностью. Наполеон дал слово своим маршалам, что Барклай и Багратион никогда не встретятся. На 1-ю армию двинулись главные силы французов, на 2-ю - численно втрое превосходящие ее войска под командованием брата Наполеона Жерома. Барклай и Багратион поняли, что им остается одно - с боями отходить, чтобы затем, соединив силы и, найдя выгодную позицию, дать бой. Особенно тяжко пришлось Багратиону.

На его сорокатысячную армию наступало 60 тысяч войск Жерома, а стороной ее обходил семидесятитысячный корпус маршала Даву. Трижды французы пытались окружить Багратиона, трижды полководец умелым маневром выводил войска из-под удара, нанося противнику ощутимые удары. Взбешенный Наполеон удалил брата из армии, а Даву приказал во что бы то ни стало нагнать и разгромить вторую армию. Возле Могилева Даву удалось преградить Багратиону путь. Именно здесь, у деревни Салтановка с лучшим маршалом Франции столкнулся корпус генерала Раевского.

Спустя много лет Николай Николаевич писал: "Следствием сей упорной битвы было столь спасительное соединение обеих армий под Смоленском, ибо я узнал впоследствии, что маршал Даву полагал иметь дело со всей 2-й армией и стянул на сей пункт все свои силы". Был момент, когда, казалось, что французы уже берут верх. Тогда генерал лично повел пехоту в атаку. Рядом с Раевским шли оба его сына 11 и 17 лет. Старший нес знамя Смоленского полка, младший шел рядом с отцом. Противник был отброшен.

Корпус Раевского продержался с утра 11 до вечера 12 июля, сражаясь с вчетверо сильнейшим неприятелем. Даву, считая, что у Салтановки ему противостоят основные силы русских, укреплял там свои позиции, а в это время 2-я армия двигалась на Мстиславль. "Насилу выпутался из аду, - писал Багратион - Дураки меня выпустили". Багратион благополучно вел армию к Смоленску на соединение с Барклаем.

КЛЮЧ ОТ МОСКВЫ

Наполеон рвался к Смоленску, рассчитывая взять город, и, одним ударом разбив обе русские армии, открыть дорогу на Москву. Бонапарт подвел к Смоленску 185 000 солдат. Много лет спустя, находясь на острове Святой Елены, бывший император напишет: "Пятнадцатитысячному русскому отряду, случайно находившемуся в Смоленске, выпала честь защищать сей город в продолжении суток... Если бы французская армия успела врасплох овладеть Смоленском, то она переправилась бы через Днепр и атаковала бы в тыл русскую армию, в то время разделенную. Сего решительного удара совершить не удалось". "Русский отряд", расстроивший планы Наполеона, был корпусом Раевского. Генералу говорили, что он идет на верную гибель. "В Смоленске я защищаю всю русскую армию, а может быть, и всю Россию" - отвечал Николай Николаевич, видевший что Смоленск, прикрытый толстой каменной стеной длиной в 5 верст, можно оборонять и меньшими силами.

Атака на город началась с рассветом 16 августа. К 9 утра в войскам прибыл сам Наполеон. По приказу императора открыли огонь 150 пушек, затем на штурм двинулись главные силы француз кой армии. Во рву у городских стен завязался рукопашный бой. Атака следовала за атакой, город горел, Наполеон бросал в бой все новые и новые силы. К вечеру Раевский получил депешу от Багратиона. "Друг мой! Я не иду, а бегу, - писал князь. - Желал бы иметь крылья, чтобы скорей соединиться с тобой. Держись!" Раевский продержался. Ночью к Смоленску подоспела армия Багратиона...

ЕСТЬ ПОД МОСКВОЙ БОЛЬШОЕ ПОЛЕ...

И в день Бородина основной удар французов принял на себя Багратион. Для князя, оборонявшего наиболее уязвимый левый фланг русской армии, этот бой стал последним. "Для людей, наблюдавших в эти страшные часы князя Багратиона, хорошо знавших его натуру, в которой самое изумительное было то, что он каким-то образом прожил до сорока лет, не могло быть сомнений, что на этот раз третьего решения быть не может: или флеши остаются в руках Багратиона, или он сам выбудет из строя мертвым или тяжелораненым" - писал академик Е. В. Тарле. Около полудня командующий второй армии был смертельно ранен. С потерей командира части начали отходить. Но для того, чтобы победить, французам было необходимо прорвать еще центр русской позиции, в центре которой находилась господствующая над всем Бородинским полем высота, до сражения носившая имя Курганной. Ночью там была сооружена батарея из 18 орудий. Вокруг батареи расположился пехотный корпус генерала Раевского, и потому в историю батарея вошла под именем "батареи Раевского". Пока редут оставался в руках русских, о победе над ними не могло быть и речи.

Во время боя защитники высоты упорно "перемалывали" отборные полки французской армии. Батарея получила прозвище "редута смерти". Наконец Наполеон лично приказал взять высоту одному из лучших генералов французской армии Коленкуру. "Я буду там живым или мертвым" - поклялся Коленкур и сдержал слово. Батарея была захвачена, но ценой жизни генерала и такого количества кирасир, что "редут смерти" назвали также "могилой французской кавалерии". А русская армия готовилась к бою на новой позиции, позади батареи Раевского. Маршалы настойчиво советовали императору в бой гвардию. Наполеон сел на коня и проехал к батарее Раевского. Он долго осматривал позицию "Я не могу рисковать своей гвардией, своим последним резервом за три тысячи километров от Парижа" - решил император и приказал отвести войска с Бородинского поля, оставив убитыми и ранеными 58 тысяч солдат и 49 генералов. "Из пятидесяти сражений мною данных, в битве под Москвой выказано наиболее доблести и одержан наименьший успех" так оценил Наполеон итог Бородинского сражения.

МОСКВА - ПАРИЖ

Дальше был знаменитый военный совет в Филях, во время которого отважный Раевский высказался за отступление. "Россия не в Москве, а среди сынов ее. Более всего надо беречь войско. Мое мнение - оставить Москву без сражения". Герой 1812 года, будущий декабрист и зять Николая Николаевича Сергей Волконский вспоминал об этих днях: "Кровь кипела во мне, когда я проходил через Москву. Помню, что билось сердце за Москву, но и билось также надеждою, что Россия не в одной Москве и что с ожидаемыми подкреплениями, с твердостью духа армии и просто народа русского отмстим сторицею французам..." (после ухода французов, Волконский со своим летучим партизанским отрядом вступил в Москву одним из первых)

А судьба вела Николая Раевского от сражения к сражению. Он сыграл видную роль в битве за Малоярославец, результатом которой стало бегство Наполеона из России по им же разграбленной Смоленской дороге. После битвы под Красным Раевский тяжело заболел, но, едва выздоровев, вернулся в армию за несколько дней до Бауценского сражения. В бою под Лейпцигом Николай Раевский был ранен картечью в левое плечо, но оставался на лошади, продолжая командовать своим корпусом до конца сражения. За "лейпцигское дело" Николай Николаевич был произведен в генералы от кавалерии. Был ранен, но "едва оправившись от раны, он вернулся в армию и в сражении при Бар-сюр-Об командует войсками раненого Витгенштейна. Когда началось движение союзников на Париж, Раевский после кровопролитной битвы при Арси преследовал неприятеля до Витри, переменив затем фронт, он атаковал корпуса маршалов Мармона и Мортье у Фершампенуаза и после нескольких переходов первым явился у стен Парижа."

ОСЕНЬ ГЕНЕРАЛА

Раевский оставался в русской армии до 1824 года, потом вышел в отставку и поселился вместе с горячо любимой семьей. Женат генерал был на внучке Ломоносова Софье Алексеевне Константиновой и кроме двоих сыновей у него были три дочери. "Свидетель екатерининского века, памятник 12-го года, человек без предрассудков, с сильным характером и чувствительный, он невольно привлекает к себе всякого, кто только достоин понимать и ценить его высокие качества." - так характеризует генерала Пушкин, писавший, что "счастливейшие минуты жизни моей провел я посреди семейства почтенного Раевского". Но жизнь не подарила Николаю Николаевичу спокойной и счастливой старости. Последние пять лет жизни (умер Раевский 16 сентября 1829 года в своем имении с. Болтышка Чигирнского уезда Киевской губернии) стали, наверное, самыми тяжелыми в его невероятной жизни.

Оба сына и оба зятя Николая Николаевича были арестованы по делу декабристов. Сыновья были отпущены "с очистительным аттестатом", Михаил Орлов по ходатайству брата Алексея (любимца Николая I, в будущем - князя и шефа жандармов) был выслан в собственное имение, но Сергей Волконский испил чашу до конца. Отнесенный к "первому разряду", князи из рода Рюрика, он был приговорен к смертной казни, которая была заменена ссылкой в каторжные работы на 20 лет. Любимая дочь Николая Николаевича Мария, несмотря на все уговоры и запреты семьи, оставив годовалого сына, которого было высочайше запрещено брать с собой, уехала к мужу. Больше отец дочери не увидел. Зато государь, очевидно, полагая, что родители за детей не отвечают, сделал генерала Раевского членом Государственного Совета.

БРАТЬЯ РАЕВСКИЕ

Николай Николаевич Раевский задал нравственный тон всей семье. Сыновья Александр и Николай, зятья Михаил Орлов и Сергей Волконский были из тех, кто "служить бы рад - прислуживаться тошно". Увы, в России это свойство, как правило, счастья не приносит.

Начало карьеры братьев Раевских было блистательным и многообещающим. Александр Николаевич участвовал в кампаниях 1812-1814гг, был награжден за Бородино орденом св.Владимира, за Красный - золотой шпагой, за Фершампенуаз - Анной 2-й степени с алмазами. Был при взятии Парижа, в 1817 году был произведен в полковники, а в 1819 году - прикомандирован к Кавказскому корпусу, и, находясь при Ермолове, участвовал в экспедициях против горцев. 1 октября 1824 года вышел в отставку, а 29 декабря 1825 года был арестован по делу декабристов, но оправдан и даже 21 января 1826 года пожалован в камергеры. В 1827 году за неодобрительные отзывы о правительстве (а по слухам за слишком откровенную связь с женой графа М.С.Воронцова) был выслан в Полтаву с запретом выезда из губернии и лишь с особого разрешения смог приехать к умирающему отцу. Через несколько лет Александру Раевскому разрешили переехать в Москву, он женился, через 5 лет овдовел и отдался воспитанию единственной дочери. Умер в 1868 году в Ницце.

От него ожидали великих дел, но в истории он остался благодаря отцу, бою под Салтановкой и Пушкину, которого увлекла "демоническая" личность Александра Раевского, ставшего во многом прообразом Евгения Онегина. Николай Раевский был брату полной противоположностью. На счету 13-летнего поручика походы 1813-1814 гг. и орден Владимира 4-й степени за отличие при взятии Парижа. Армия стала жизнью Николая Николаевича-младшего (так его называли). По окончании наполеоновских войск служил на Кавказе, к 1839 году был генерал-лейтенантом и командиром Черноморской береговой линии, один из фортов которой получил его имя. Молодой генерал откровенно помогал сосланным на Кавказ декабристам, много содействовал напечатанию "Бориса Годунова", покровительствовал Айвазовскому, который и изобразил Раевского на картине "Высадка в Субаши". Любимый офицерами и солдатами, лихой воин, часто ссорившийся с начальством, он скорее принадлежал веку блистательной Екатерины и Александра, а не николаевской эпохе. Раевский передал эти качества и своим детям. Один из его сыновей, четвертый Николай Николаевич в роду Раевских, погиб в чине полковника 20 августа 1876 года во время восстания в Сербии, куда отправился добровольцем.

ОКОЛО ПЛОЩАДИ

Мы, в начале 90-х пережившие романтический подъем, верили в какие-то идеалы и даже были готовы ради них на жертвы. Теперь же вынуждены прилаживаться к существующему порядку. В какой-то мере это помогает понять, что чувствовали победители Наполеона, окрыленные идеей служения отечеству и самопожертвования, когда им стало ясно, что они в таковом качестве не нужны. Государству требовался Молчалин, каждый день ходящий в присутствие, угождающий начальству и берущий взятки. От ума же наступало сплошное горе, а от совести и подавно. Герои войны от Николая Николаевича Раевского и Дениса Васильевича Давыдова до безвестного капитана Копейкина или медленно угасали в своих имениях, "вспоминая подвиги устало" или, забытые благодарным отечеством, прозябали в нищете и безвестности. Не было места в этом мире и тем, чья юность совпала с героикой наполеоновских походов, и кто не желал или не мог удовлетворять новым требованиям. Они присоединились к нескончаемой череде русских "лишних людей", открытой раевским-онегиным. Талантливые, способные на подвиг, умеющие думать, все и вся презирающие и... ничего не предпринимающие.

Конечно, были еще и декабристы, намеревавшиеся что-то сдвинуть, причем не назад, не в екатерининскую Россию, которую они потеряли, а вперед, к отмене крепостничества и введению Конституции, стоящей выше монаршего желания. Этого, к сожалению, не случилось. Любопытно, что сегодня декабристы становятся объектом злобной критики, а на щит пытаются поднять Николая I, царствование которого закончилось позором крымской компании, и утратой Россией практически всего, что было достигнуто в эпоху Александра, начиная от международного авторитета и кончая расцветом искусств. Правда, при Николае все же проложили по тем временам очень скоростную магистраль из Петербурга в Москву и относительно успешно вели кавказскую войну. Но это совсем другая история.

Сегодня же хотелось бы отдать должное другим людям, тем, кто видели смысл своей жизни в служении отечеству. Таким, как генерал Николай Николаевич Раевский.

Вера Камша.