Т.А. Мошина, Н.А. Гутина.
НЕСКОРОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ
185 лет прошло со времен Отечественной войны 1812 года, событий, которые всколыхнули патриотические чувства россиян, заставили европейские страны по-иному взглянуть на силы и средства Российской империи. До сих пор эта драматическая эпоха привлекает к себе многочисленные исследователей, делающих достоянием современников мемуары, дневники, письма участников и очевидцев, выявляющих интересные подробности событий, происходивших на театре военных действий и в тылу. Однако, остаются еще и лакуны, к числу которых можно отнести отступление Великой Армии и судьбы военнопленных.
В воззвании, написанном Наполеоном в Москве, есть такие слова: "Солдаты! Каждый шаг ваш — торжество. Ваша беспримерная слава удивит потомство... Ваш жребий — побеждать!"[1]. Гораздо позже, в изгнании, им будут произнесены другие слова, итог его многомесячных раздумий: "Мне следовало бы умереть в Москве, чтобы спасти свою славу... "[2]. Выдвинув в Россию в июне 1812 года почти 450 тыс. армию и задействовав в кампании в общей сложности 676 тыс. чел.[3], Наполеон надеялся разбить россиян на границе, заключить мир и с триумфом возвратиться домой. Однако, этим планам не суждено было сбыться. В России Наполеон столкнулся с непредвиденными трудностями. Армия, дворянство, купечество, крестьяне, созданное в ходе войны ополчение и партизанские отряды, — все выступили на защиту страны. "Мужики более, чем войска, победили французов", — писал генерал Н.Н. Раевский[4]. Французская армия не была готова к ведению войны в зимних условиях. Не было в достаточном количестве палаток, теплой одежды и обуви, не была предусмотрена перековка лошадей и перестановка обозов на полозья[5]. Форсированные марши затрудняли регулярное снабжение армии провиантом, фуражом, что заставляло солдат заниматься мародерством, и ожесточало крестьян. Солдаты начали испытывать голод еще на подходах к Смоленску. И даже после кровопролитного Бородинского сражения часть солдат в течение трех дней вынуждена была питаться тем, что находила в ранцах погибших[6]. Огромная территория, низкая плотность населения и его нищета также были препятствием для скорого продвижения, а позже и отступления армии. В таких условиях и при нехватке медикаментов порой и незначительные раны делались смертельными, так как солдаты боялись отстать от своих частей и быть убитыми ожесточенными крестьянами. Французов, по словам английского генерала Р.-Т. Вильсона, поразили в России: жители, земледелие, просвещение, громадные пожертвования дворян на нужды войны, послушание и привязанность крестьян к своим господам[7]. Биваки, недоедание, форсированные марши, перепады от жары к холоду, эпидемические болезни, — все это разрушало ряды армии. Зачастую им, оставлявшим за собой выжженные деревни и города, содеянное казалось "адом"[8].
После Бородинского сражения Великая Армия почти без отдыха шла к Москве, "увлекаемая какой-то силой и убаюкиваемая пустыми надеждами"[9]. Однако, в безлюдной столице ждало их гулкое безмолвие, ненависть москвичей за произведенные грабежи, мародерство, разорение домов и церквей. Солдаты и офицеры, обросшие обозами со всевозможным добром, одевшиеся в причудливые одежды разных стран, постепенно деморализовывались, занимались обменом и торговлей. Как позже писал очевидец событий офицер-топограф Э.Лабом: "отступление, начавшееся маскарадом, закончилось похоронным шествием"[10]. Трижды получив отказ на предложение о мире, Наполеон с армией, обремененной награбленными ценностями, покидает Москву. Начинается отсчет страшным четырем месяцам, приведшим к гибели грозную Великую Армию, около двадцати лет державшую в страхе Европу. Отступавшие по разоренным дорогам, они испытали на себе все тяготы и лишения. Смоленск не дал армии ни отдыха, ни пищи, на что надеялся Наполеон. 3 ноября 1812 г. в боях под Вязьмой пострадали корпуса Э. Богарне и маршала М. Нея. Под Красным 4 тыс. чел. было убито и 3 тыс. взято в плен. Наполеон, маневрируя, вывел остатки армии из боя и продолжил отступление к Березине. Маршал М. Ней с оставшимися в живых восьмьюстами солдатами арьергарда, совершив беспримерный переход через Днепр, присоединился к Наполеону в Орше. Русский генерал В.И.Левенштерн охарактеризовал переход, как подвиг, достопамятный в летописях военной истории[11]. Российская армия неустанно преследовала терявшего силы неприятеля, казаки с крестьянами нападали на колонны с флангов, раздевали и закалывали пиками отставших. С наступлением зимы бедствия стали нарастать, а ряды армии — катастрофически таять. Передвижение частей отмечалось множеством отставших и замерзавших на ходу солдат, скоплением трупов (порой от 100 до 500 на каждой версте!) и обглоданных скелетов лошадей. Солдаты брели в беспорядке, обессиленные от холода и голода, грязные, косматые, замученные насекомыми, замотанные в женские платки, салопы и шубы. Питались они кое-как: сырой кониной, пареной крупой, мукой, воронами и пр. Печальны были судьбы раненых, умиравших без пищи и помощи. Их находили брошенными в ужасном положении, с изгрызенными до кости руками, умершими в мучениях[12]. Генерал Р.-Т.Вильсон, бывший свидетелем множества мученических смертей, случаев каннибализма, писал, что бедствия войны вкупе с жестокостью климата являли собой "зрелище, какового... еще никогда не было"[13].
Во время переправы через Березину Великая Армия испытала на себе "все виды отчаяния и все виды смерти". Потери были несметными: множество потонуло, замерзло, было раздавлено, перебито, изувечено ядрами и картечью. Около 10 тыс. чел. попало в плен, в том числе дивизия Л. Партуно. Армия лишилась почти всех генеральских экипажей, фур, орудий, части кассы. По словам участника кампании генерала Ж. Раппа, положение было такое, что "казалось, ни один француз, ни даже сам Наполеон не мог спастись"[14]. Теперь уже трудно сказать, военный ли гений Наполеона, или осторожность М.И. Кутузова и промедление адмирала П.В. Чичагова не дали возможности россиянам полностью разгромить французов на переправе, но, несомненно, что Березина стала "могилой" для некогда блестящей армии. Так, от корпуса Ю. Понятовского осталось лишь 700 чел., от дивизии Ж-Г. Маршана — 450 чел. А от иных рот — лишь два офицера и рядовой. Генерал А.П. Ермолов, увидевший Березину после роковых дней, вспоминал, что во всю ширину водной глади, под прозрачным льдом были видны замерзшие трупы людей и лошадей, повозки и пр.[15] 5 декабря Наполеон, осознав, что его присутствие в России уже ничего не сможет изменить, оставил армию и с эскортом отбыл в Париж...
Многие пережившие русскую кампанию считали, что путь от Березины до Вильны был самым странным испытанием в их жизни, проверкой их человеческих качеств. По словам очевидцев, "более жестокого эгоизма, большего равнодушия к товарищам и даже друзьям" им не приходилось испытывать. Голод и нужда низводили одних "до состояния животных", других сводили с ума, третьих, лишенных носов, ушей, мышц кистей, делали живыми мертвецами[16]. Штабной офицер Н.Н.Муравьев свидетельствовал, что до самой Вильны его полк продвигался среди отставших от армии неприятелей, окружавших их и просивших хлеба. Случалось, что обессиленные солдаты двух армий даже ночевали вместе в редких, оставшихся от пожарищ, избах[17]. На подступах к Вильне все дороги были завалены трупами. В самом городе от болезней умерло около 10 тыс. чел. По словам очевидцев, "даже воздух был столь тяжел, что страшно им было дышать"[18]. Пленных становилось все больше. Многие стали предпочитать плен голоду, холоду и казацким пикам, и "почитали себя счастливымими и защищенными", находясь в плену[19]. Некоторые даже требовали, чтобы их брали в плен. Бывали случаи, что одна баба с палкой гнала целую толпу беспомощных неприятелей.[20]
Отношение к Великой Армии, к французам, как свидетельствует частная переписка, дневники офицеров и штатских лиц, по ходу войны менялось. Так, в июле 1812 г. петербургский чиновник И.Б.Оденталь писал: "удивляюсь, что французов берут живых в плен. Это сущая зараза. Изверги сии напитаны таким духом, что их более еще должно опасаться пленных, нежели сражаться с ними". Он же обвинял М.И.Кутузова в излишней милости к врагам[21]. Можно найти и много гневных слов, обличающих французов, как лжецов и обманщиков, показавших себя во время войны "вандалами и извергами", а также и слов сожаления в адрес русских, якобы слепо подражавших "просвещенной" Франции[22]. Осенью 1812 г. отношение стало заметно меняться. Так, генерал Д.М. Волконский в ноябре писал: "Морозы пресильные... Встретил пленных. Они в гибельном положении. Их ставят на биваках без одежды и даже почти без пищи..., их множество по дороге умирает..."[23]. Другой очевидец полковник М.М. Петров, описывая "тартарные мучения" французов, делает вывод: "как бы не были велики злодеяния французов, мера лютостей страдания их... превозмогла справедливую к ним ненависть"[24]. Случалось, что некоторым пленным, в основном, офицерам, докторам, оказывалось особое внимание со стороны российского императора, Великих князей, военачальников, особенно за проявленное ими мужество в бою или милосердие. Так, у генерала А.П. Ермолова до самого вступления армии за границу жил старый раненый полковник-француз. Он же отправил в имение своего отца, буквально снятого со штыков на Бородинском поле, генерала Ш.-А. Бонами[25]. Под опеку Ермолова и его адъютанта П.Х. Граббе был взят и плененный пол Красным полковник-артиллерист Марион[26]. Несколько пленных были взяты "из жалости" под попечение генералов Д.С. Дохтурова[27] и М.А. Милорадовича[28]. И даже прославленный партизан Денис Давыдов, поначалу разработавший специальную инструкцию для крестьян по истреблению фуражиров, осуждал А.С. Фигнера за его жестокость. Сам же он оставил при себе мальчика-барабанщика В. Бода и довез его до Парижа, где сдал на руки отцу. В другом случае им были приложены все усилия для того, чтобы пленному поручику Тилингу вернули изъятые у него вещи (кольцо, портрет, письма любимой)[29]. Прапорщик Н.Д. Дурново поведал в своем дневнике, что пленных французских офицеров приглашали в Витебске к обеду генералы Л.Л. Бенигсен и Ф.А. Чорба. При этом он отмечал, что "безоружный неприятель — это просто человек". Ему показалось, что пленные полковники не были хвастунами и не отрицали ошибок императора[30]. Английский генерал Р.-Т. Вильсон, в своих письмах и дневнике часто обвинявший М.И. Кутузова в "нежности с неприятелем на поле боя", с большим сочувствием относился и пленным, особенно испанцам и итальянцам: давал им деньги на одежду и питание, старался облегчить судьбы, хотя и осознавал, что порой его помощь продлевала жизнь несчастных лишь на короткое время[31].
По окончании кампании в России осталось около 200 тысяч военнопленных. Жизнь их сложилась по-разному. Сохранилось свидетельство Вагевира о том, как с ним обошлись русские, взяв его в плен при Березине. У него были отняты лошадь, эполеты, нагрудный офицерский знак. Не найдя более ничего подходящего, казак сдернул с него шейный платок, плюнул в лицо и назвал "французской собакой", что больше всего оскорбило его. Но он не решился сопротивляться, так как на его глазах был расстрелян полковник 44 полка[32]. Пленных большими колоннами по 2—3 тысячи человек отправляли в той же одежде и в ветхой обуви по морозу в разные губернии. Многие из них погибали в пути. Высокая смертность среди пленных вынудило российское правительство приостановить их перемещение вглубь страны. Однако, и в губерниях, принимавших пленных, они зачастую становились "жертвою лихоимства приставов, равнодушия гражданских начальств..." и также во множестве умирали[33]. Первое время в Москве пленные расчищали улицы, закапывали трупы, позднее устраивались на разные работы и в услужение. В одном из французских источников бывший пленный сообщал, что во времена Ф.П. Ростопчина их держали большой группой в конюшне, кормили картофелем и отрубями. Бывало и такое, что их вывозили на городские улицы и выставляли, как диких зверей, на обозрение и позволяли населению всячески оскорблять[34]. Позже пленные попали под попечение В.И. Оленина, испытавшего на себе тяжести пленения по Аустерлицем и вылеченного французскими докторами[35]. В Ярославской, Костромской Вологодской, Пермской, Вятской губерниях пленных приписывали к казенным заводам. После апреля 1814 г. многие смогли жить более свободно, поступать гувернерами, учителями, садовниками, поварами и пр. в семьи дворян и мещан. По воспоминаниям современников, пленного француза можно было встретить тогда почти в каждом доме. И даже у юного Михаила Лермонтова воспитателем был бывший гвардеец, офицер Кале[36]. В Олонецкую губернию было перемещено около трехсот солдат и офицеров наполеоновской армии. Среди них были французы, итальянцы, испанцы, баварцы, голландцы. Большинство из них участвовали во всех крупнейших сражениях, побывали в Москве, и, покинув ее, испытали на себе все ужасы отступления — голод, холод, роковую переправу через реку Березину, страшные испытания Вильны. Их пленили под Смоленском, Борисовом, Вильной, Ковно, Кенигсбергом, Минском, Варшавой, Берлином. Первые партии пленных, по всей видимости, попали в Олонецкую губернию в октябре 1812 года[37]. Среди них были пехотинцы, кирасиры, егеря, гусары, уланы, драгуны — солдаты, офицеры и один бригадный генерал, барон Антуан-Шарль-Бернар Делетр (1776—1838 гг.). Генерал Делетр был участником Египетской, Прусской, Польской кампаний, сопровождал Наполеона в Испанию, воевал при Сомосьере. В 1812 г. он командовал бригадой конных егерей в 9 корпусе маршала К.-П. Виктора. В плен был взят во время переправы через Березину[38]. Среди 42 пленных гвардейцев были четверо офицеров Ш. Люшо, П. Верпо, Базилист, Ж.-Б. Галюа. У Наполеона, любившего гвардию, была отличная память. Наверняка, он знал их всех в лицо. В числе пленных были солдаты и офицеры, прошедшие всю Европу, побывавшие в Египте. Некоторые полки были известны и русским военачальникам, упоминаются в их мемуарах. Так, из-под Борисова добрались до Петрозаводска солдаты Л. Отур, Ж.-П. Любель из 9 легкого полка дивизии генерала Ж.-Б. Брусье. Этот полк, сформированный, в основном, из парижан, имел почетный штандарт и звание "несравненного", участвовал в Бородинском сражении и, по словам Ф.Н. Глинки, "исполнял дело с блестящей неустрашимостью", явив тем самым "образчик храбрости французов"[39]. Несколько солдат и офицеров были из 30 полка дивизии Ш.-А. Морана, корпуса маршала Л.-Н. Даву. Этот полк во главе с генералом Ш.-А. Бонами был "буквально расстрелян" на Бородинском поле[40]. Были и солдаты из 37 полка отважного Ф. Фортье, названного Наполеоном "Березинским" за удачную переправу, а также — из 61, 108 полков, познавших победу под Аустерлицем и "кровавую сечу" Бородина, из 4 артиллерийского полка, где когда-то служил сам Наполеон Бонапарт и др. Военнопленные проживали в Петрозаводске и уездных городах: Повенце, Вытегре, Пудоже, Каргополе, Олонце, Лодейном поле. Городничие обязаны были разместить их на жительство, заботиться об их питании, следить за их поведением и отчитываться о том, как содержали и чем кормили пленных. Так, генерал Делетр получал ежедневно 3 руб. 30 коп., офицеры — по 50 коп., нижние чины по 5 коп. Ежемесячно пленным выдавалось на питание: ржаная мука, ячневая крупа. Они обеспечивались одеждой. Губернатор В.Ф. Мертенс обращался к начальнику Олонецких заводов, а городничие к жителям по поводу устройства пленных "в работу или услужение". 39 солдат работали дровосеками в Лососинской даче, жгли уголь для нужд Александровского завода. А младший офицер Ж.-Л. Понсо из 8 кирасирского полка был оставлен на заводе "для мастерства". Городничие должны были иметь "тщательнейшее попечение" за поступками пленных и их поведением и еженедельно отчитывались перед губернатором. Так, 27 января 1814 г. пудожский городничий Ксиландер рапортовал о том, что капитаны П. Понтье, Ж. Фоше, лейтенант Э. Кпуз и нижние чины "никаких дурных поступков и действий не чинили и вели себя порядочно"[41]. Жизнь пленных, оказавшихся далеко от Франции, в суровых климатических условиях и практически не имевших связи с родиной, была непростой. Постоянно кто-то находился на излечении в госпитале, некоторые умерли. По архивным материалам, лишь А. Дарибо, адъютант генерала Делетра, и офицер Шлейтерман получали письма и деньги[42]. В январе 1814 г. генерала Делетра перевели на жительство в Петербург, а Дарибо — в Лодейное поле. В марте 1814 года получил возможность отправиться на родину капитан Виллемерейль. И какой бы тяжелой ни была жизнь, пленные не роптали. Четверо пленных: Ж. Бенуа (22 полк), Л. Бурден, С. Борелль и А. Дорбон (8 кирасирский полк) прошли через весь ад отступления и "тартарные" мучения со своими женами, одной из которых — Жюли-Жюстин Дорбон было только 18 лет. 13 марта 1814 г. у супругов Борелль родилась в Пудоже дочка. Ее назвали Дарьей и, по желанию родителей, крестили в православную веру...[43] Неизвестно, как сложились судьбы большинства пленных, среди которых только генералов было около пятидесяти. По разным данным, из 200 тысяч пленных в апреле 1815 года на родину вернулось лишь около 30 тысяч[44]. Многие остались и обосновались в России. По данным 1837 г. больше всего их оказалось в Москве и Московской губернии — 3229 чел. (купцы, приказчики, гувернеры, ремесленники, мастеровые). Часть бывших пленных вернулась во Францию после событий 14 декабря 1825 года и начавшихся в связи с этим "проверок благонадежности" и притеснений. Попавшие в плен генералы, вернувшиеся во Францию, смогли продолжить свою карьеру. Так, побывавший в Петрозаводске генерал Делетр, служил инспектором кавалерии, затем жандармерии и умер своей смертью в 1838 году. Его имя, среди других нескольких сот имен генералов, высечено на Триумфальной арке Парижа. Однако, в истории военнопленных рано еще ставить точку. Слава Великой Армии была столь же велика, сколь и трагедия, ее постигшая. Поэтому с появлением новых источников судьбы ее воинов — и генералов и рядовых, по-прежнему будут волновать исследователей разных стран. 1997 г.
ПРИМЕЧАНИЯ [1] Глинка Ф.Н Из записок о 1812 г. // 1812 год в русской поэзии и воспоминаниях современников. М., 1987, с.462 [2] Las Cases. Memorial de Sainte-Helene. Paris,1956, p. 547 [3] Chandler D.G. The Campaigns of Napoleon. London, 1966, p.1114 [4] К чести России. Из частной переписки. 1812 год. М., 1988, 158 [5] Из воспоминаний Де ла Флиза // Россия первой половины XIX века глазами иностранцев. М., 1991, с.244 [6] Из воспоминаний Брандта // Россия первой половины XIX века глазами иностранцев. М., 1991, с.183 [7] Вильсон Р.-Т. Дневники и письма. 1812—1813. СПб.,1995, с.83, 206 [8] Из воспоминаний Ц. Ложье, Г. Рооса, Комба // Россия первой половины XIX века глазами иностранцев. М.,1991, с.87, 91, 110 [9] Из воспоминаний Ж.-Д.Ларрея // Россия I пол.XIX в. глазами иностранцев. М.,1991, с.118 [10] Из воспоминаний Э.Лабома // Россия I пол.XIX в. глазами иностранцев. М.,1991, с.223 [11] Тарле Е. Нашествие Наполеона на Россию. М., 1992, с.264 [12] Из воспоминаний Ш. Франсуа, Де ла Флиза, Ф. Бургоня // Россия I пол. XIX века. М., 1991, с.274—277, 293, 301 [13] Вильсон Р.-Т. Дневники и письма. СПб., 1995, с.225 [14] Мережковский Д.С. Наполеон. М., 1993, с.215 [15] Ермолов А.П. Записки А.П. Ермолова. 1798—1826. М., 1991, с.254 [16] Из воспоминаний Э. Лабома, Вьоне де, Маренгоне, Ф. Бургоня, Ш.Франсуа и др. // Россия в I пол. XIX века. М., 1991, с. 310, 312—313, 346, 397, 399—403 [17] Муравьев Н.Н. Записки // Русские мемуары. Избранные страницы. 1800—1825. М., 1989, с.148—149 [18] Михайловский-Данилевский А.И. Журнал 1813 г. // 1812 год. Военные дневники. М., 1990, с.316 [19] Михайловский-Данилевский А.И. Журнал 1813 г. // 1812 год. Военные дневники. М., 1990, с.316 [20] Мешетич Г.П. Исторические записки... // 1812 год... Воспоминания воинов русской армии. М., 1991, с.54 [21] К чести России. М., 1988, с.58, 91 [22] К чести России. М., 1988, с.112, 181, 176—177 [23] Волконский Д.М. Дневник 1812 г. // 1812 год... Военные дневники. М., 1990, с. 153 [24] Петров М.М. Рассказы... // 1812 год. Воспоминания воинов русской армии. М., 1991, с.203—204 [25] Ермолов А.П. Записки. М., 1991, с.91, 191, 253 [26] Давыдов Д.В. Дневник партизанских действий 1812 г. // 1812 год в русской поэзии и воспоминаниях современников. М., 1987, с.244 [27] К чести России... М., 1988, с.182 [28] Глинка Ф.Н. Сочинения. М., 1986, с.249 [29] Давыдов Д.В. Дневник партизанских действий 1812 г. // 1812 год в русской поэзии и воспоминаниях современников. М., 1987, с.191, 211—212, 223, 236—237 [30] Дурново Н.Д. Дневник 1812 г. // 1812 год. Военные дневники. М., 1990, с.107 [31] Вильсон Р.-Т. Дневники и письма. СПб.,1995, с.80, 085 и др. [32] Из воспоминаний Вагевира, Г.Рооса // Россия 1 пол. XIX в. глазами иностранцев. М., 1991, с.381—383 [33] Давыдов Д.В. Дневник партизанских действий... // 1812 год в русской поэзии и воспоминаниях современников. М., 1987, с.223 [34] Pigeard A. Joies, peines et miseres a la Grande Armee. 2.// Tradition. 1990. N 36, p.40 [35] Глинка C.H. Из записок о 1812 г. // 1812 год в русской поэзии и воспоминаниях современников. М., 1987, с.486 [36] Сироткин В.Г. Судьба Французских солдат в России после 1812 года // Вопросы истории. 1974. N 3, с.130 [37] Центральный Государственный Архив Республики Карелия (ЦГА РК). ф.1, оп.36, д.15/7, с.1—245 [38] Histoire et dictionriaire du Consulat et de l' Empire. Paris, 1995, p.710 [39] Глинка Ф.Н. Очерки Бородинского сражения // 1812 год в русской поэзии и воспоминаниях современников. М., 1987, с.379, 382, 352 [40] ЦГА РК. ф.1, оп.36, д.15/7, с.7, 240, 249, 253 и др. [41] ЦГА РК . ф.1, оп.36, д. 15/7, с. 25, 173 [42] К 100-летнему юбилею Отечественной Войны 1812 г. Петрозаводск, 1912, с.19 [43] Bergerot В. Daru. Tallandier, 1991, р.139—140 [44] Сироткин В.Г. Судьба Французских солдат в России после 1812 года. // Вопросы истории. 1974, N 3, с.136
2000, Интернет-проект «1812 год». © Т.А.Мошина, Н.А.Гутина.
Редакция выражает глубокую признательность авторам за любезное дозволение публикации этой работы в рамках интернет-проекта «1812 год». |
