Египет при приемниках Бонапарта

Не прошел и месяц по возвращению французской армии из Сирии, когда Бонапарт получил срочную депешу из Александрии. В ней сообщалось о появлении в прибрежных водах не только английских кораблей (к ним уже все привыкли), но и кораблей под турецким флагом. Эта новость не была неожиданной для Бонапарта. От взятых под Назаретом пленных командующий знал о существовании второй, предназначенной ему, части турецкой армии. Ее появления он и ожидал.

Армия Османской империи была поделена на две части. Первую половину французы уже разбили под Назаретом. Вторая, численностью 20000 человек под командованием генерала Саид Мустафы-Паши, дислоцировалась на Родосе. В следствие катастрофического поражения под Назаретом, генерал Мустафа вообще не хотел высаживаться десантом в Египете и воевать там с французами, хотя именно это предусматривал англо-турецкий коалиционный договор. Робость турецкого командующего, его страх перед непобедимостью султана Кебира до крайности раздражали Сиднея Смита. Положение Смита было не совсем обычное. С одной стороны, как командир эскадры он находился в прямом подчинении командующего средиземноморским флотом лорда Кейта и Нельсона – командующего восточной части британского флота в Средиземном море, с другой стороны, назначив его полномочным посланником в Порту, правительство наделило Смита самыми широкими правами, далеко выходящие за чисто военную сферу. Ситуацию еще более запутывала несогласованность инструкций Адмиралтейства и министерства иностранных дел. Прибыв на Средиземное море, Смит сообщил Нельсону, что «данные ему инструкции позволяют распорядиться по своему усмотрению всяким британским судном, какое он найдет в водах Леванта, если только по каким-нибудь непредвиденным обстоятельствам не случится, что на каком-нибудь из них окажется офицер старше его в чине». Таким образом, Сидней Смит подчинялся командованию средиземноморского флота лишь pro forma.

Командору во чтобы-то ни стало требовалось уговорить турок еще раз сразиться с Бонапартом. Смит красочно расписал турецкому генералу, как здорово турки и англичане совместно отбились от французов в Арке. Однако это не помогло, и только обещание оказать всемерную поддержку корабельной артиллерией и обещание позволить английским матросам-добровольцам принять непосредственное участие в боевых действиях турецкой армии – как это было в Арке, – подвигло Мустафу дать согласие на десант.

Получив депешу из Александрии, Бонапарт решил немедленно выступать и уничтожить вражескую армию, прежде чем она укрепится, и прежде чем турки соединится с мамелюками. Более следуя предположениям и интуиции, чем информации – неполной и неточной - из Александрии, Бонапарт в течении нескольких часов разработал план сражения, предусматривающий определенную вариантность действий противника. Он определил сборный пункт войск в Эль-Рамани. Оттуда имелась возможность атаковать все три возможных места высадки десанта – Абукир при Александрии, Розетту или Дамиетту. Бонапарт отправил адъютантов в разбросанные по всей стране войска с приказами к командирам отрядить к Александрии как можно больше солдат. Каждый отряд должен был следовать определенным для него маршрутом и прибыть в назначенное ему время в Эль-Рамани. Только дивизия Клебера получила приказ следовать на Розетту. Сам командующий утром следующего дня со штабом и небольшим отрядом выступил из столицы. В пути Бонапарт получил сообщение командира гарнизона Александрии генерала Мармона с деталями движения турецкого флота. По направлению движения неприятельских кораблей Бонапарт предположил, что десантирование произойдет в Абукире.

Между тем турки, как правильно определил Бонапарт, высадились на полуострове Абукир. В форте на полуострове находился французский гарнизон численностью 300 человек. Из-за ошибки командира гарнизона, решившего защищать основными силами внешние, менее укрепленные крепостные сооружения (в самом форте, защищенным мощными стенами и имеющим достаточно боеприпасов и продовольствия, оставалось всего 35 солдат), туркам удалось после короткого штурма сломить французскую оборону. Все попавшие в плен французы были немедленно казнены. «Достойный» ответ убийству турецких военнопленных в Яффе. Спустя два дня под гарантию сохранения жизни сдались защитники внутреннего форта.

Мармон попытался атаковать неприятеля, но, поскольку турки имели гигантское численное превосходство, отступил в Александрию. 19 июля Бонапарт со штабом прибыл в Эль-Рамани. К тому времени большинство посланных им 15 июля приказов прибыли в войска, и сразу же выступившие маршем отряды начали прибывать в Эль-Рамани. С математической точностью рассчитанная операция стремительно развивалась. Бонапарт не только вычислил место высадки десанта, он совершенно точно предугадал действия турецкого командования. Бонапарт предположил, что противник будет ждать атаки французской армии на месте высадки. И действительно за десять дней, прошедшие со дня высадки, турецкая армия, уповая на английскую артиллерию, лишь наспех возвела слабые земляные укрепления. Французы год назад в аналогичных условиях за первые десять дней не только захватили Александрию – второй по величине город Египта, – но также заняли значительную часть дельты Нила. Безусловно, оборонительная, рассчитанная на поддержку англичан тактика турецкого командования, способствовала успеху Бонапарта.

После трех дней пребывания в Эль-Рамани, Бонапарт решил, что у него достаточно войск для сражения. Он наметил сражение на 25 июля. 22 он побывал в Александрии, где вместе с инженерами произвел инспекцию оборонительных сооружений и дал необходимые распоряжения по их усилению на случай, если сражение закончится неблагоприятно для французов и придется отступить в город. Бонапарт в грош не ставил турецкую армию, как противника, но на якоре у Абукира стояла английская эскадра, и он не знал, будут ли англичане принимать участие в битве, а если будут, то в каком формате. Осада Акра показала, что турецкая армия, укрепленная хотя бы небольшими отрядами англичан, является достаточно боеспособным войском. Бонапарт, как главнокомандующий, должен был предусмотреть все вероятности, включая самые худшие, и усиления оборонных сооружений Александрии является хорошим примером такой предусмотрительности. В большинстве случаев подобные мероприятия остаются за кадром, но иногда могут быть востребованы и стать решающим фактором. Тем и отличается плохой полководец от хорошего, что первый всегда надеется на лучшее, тогда как второй, надеясь на лучшее, готовится к самому плохому. Всегда. Так произошло и в противостоянии Бонапарта, как французского командующего, и Саид Мустафы-Паши, в качестве турецкого командующего.

За день до сражения французский авангард под командованием генерала Ланна (постепенно адъютанты Бонапарта получают генеральские звания, а в дальнейшем многие из них станут маршалами – это и есть школа Наполеона) выдвинулся в непосредственную близость к расположению неприятеля. До турецких позиций Ланну оставалось менее шести километров. В распоряжении Бонапарта находилось около 9000 пехотинцев и 1000 кавалеристов. Турецкая армия насчитывала по разным источникам от 15 до 18 тысяч человек (вместе с командами турецких кораблей численность армии составляла 20000 человек).

На рассвете 25 июля Бонапарт приказал начинать дело. Он лично руководил всем ходом сражения. Вначале французы довольно легко взяли передовые укрепления, обороняемые пятитысячным турецким отрядом. Англичан среди защитников земляных валов не было. Турки, неся большие потери от французского оружейного огня, достаточно организовано отошли в расположения основных сил под защиту головных укреплений. Дальнейшее наступление французов происходило по местности в пределах досягаемости пушек форта и корабельной артиллерии. По плану турецкого командования и согласно договоренности со Смитом французы при атаке главных укреплений должны понести огромные потери в результате массированного огня пушек форта и кораблей. Эти потери должны вынудить французов отступить и тут Мустафа контратакует неприятеля и победит его. Вполне разумный и выполнимый план. Артиллерия форта выполнила поставленную перед ней задачу. Орудийные залпы форта нанесли большой урон наступающим французам. Однако с английских кораблей не прозвучало ни одного выстрела. Командор предал союзников. Почему? Англичане не были бы англичанами, если бы не воспользовались удобной возможностью уничтожить армию временного союзника французскими руками и, тем самым, заложить основу легкого завоевания ещё одной колонии. Эскадра Смита оказала решающую поддержку при обороне Акра. Но тогда существовала опасность захвата Бонапартом Константинополя и проникновения французов через Балканы в Северную Италию, где успешно оперировали в то время русские и австрийские войска под командованием Суворова. Это, в свою очередь, создало бы прямую угрозу реализации английских планов на европейском театре военных действий. Когда опасность вмешательства Бонапарта и его армии в европейские события была исключена, Смит задался вопросом – что будет дальше с Египтом? По другому сформулировав – кто будет владеть страной после французов? Англичане были совсем не против взять Египет под свой контроль, совсем не против получить ещё одну колонию и защитить свои владения в Индии, чтобы никому больше не приходила идея захвата Индии через Египет. Однако страна формально находилась во владении Турции – сегодня союзника, а завтра, возможно, соперника и врага Англии, а у слабого соперника всегда легче отнять то, что приглянулась правительству туманного Альбиона. Уничтожение турецкой армии сегодня, завтра может сохранить жизни тысячам английских солдат. У Англии нет постоянных союзников, есть постоянные интересы и интересы эти в колониальных завоеваниях.

Поддержка турецкой армии английской корабельной артиллерией являлась центральным пунктом турецкой диспозиции. При ее отсутствии судьба сражения была предрешена. Настойчивыми атаками французы вскоре взяли укрепления и сбросили обороняющихся в море. 2000 турецких солдат погибли при штурме. Около 10000 пытались найти спасение в море, пытались доплыть до кораблей. Большая часть из них утонула. Лишь относительно небольшому отряду численностью 1500 человек под началом сына турецкого командующего удалось прорваться к форту, тем самым вдвое увеличив его гарнизон. Сам Мустафа-Паша был взят в плен лично Мармоном, которому за храбрость в этом сражении Бонапарт присвоил звания дивизионного генерала. По сообщению начальника штаба армии Бертье французские войска потеряли в тот день 150 человек погибшими и 750 ранеными.

Оставался не захваченным только форт. Предпринятые французами несколько попыток взять его штурмом оказались безуспешными. Боясь быть казненными в случае плена, как это было в Яффе, и как это было совсем недавно с французскими защитниками форта, осажденные отчаянно сопротивлялись. Прошло то время, когда французская армия всячески старалась завоевать доверие турецкого и арабского населения, прошло то время, когда Бонапарт надеялся на союз с Турцией. Сейчас турки были врагами французов, а после избиения мирного населения в Яффе и убийства французских военнопленных, солдаты обеих армий боялись сдаваться в плен, поскольку пленение почти наверняка означало смерть. Гарнизон форта мужественно сражался за свою жизнь.

Оставив часть армии в осаде, Бонапарт приказал остальным частям и соединениям возвращаться в места постоянной дислокации.

После сражения с несколькими сопровождающими и батальоном охраны Бонапарт провел двое суток в поле возле Александрии. Думается, что он хотел побыть в одиночестве, вдали от ежедневной суеты и постоянной необходимости что-то решать. Побыть в одиночестве, чтобы принять важное для себя и для армии решение – что делать дальше? Лично для него вариантов было не много. Точнее сказать всего два. Оставаться в Египте или уезжать во Францию. До сражения ввиду скорого нападения турецкой армии, возможно совместно с английским экспедиционным корпусом, принятие решения можно было отодвинуть, и о нем не думать. Сейчас же, после победы над турками, когда положение французской армии в Египте стало прочней, чем когда-либо, пришло время решить эту дилемму. Собственно говоря, вопрос даже не стоял – оставаться или уезжать, а стоял – насколько оправдан риск морского перехода. Средиземное море кишело вражескими эскадрами. Прежде всего англичане, затем русские, турки, португальцы. При таких исходных условиях шансы благополучно добраться до берегов Франции оценивались Бонапартом один к пяти – один к шести. Но не риск сам по себе страшил генерала. Он довольно часто рисковал жизнью и в конце-концов риск являлся частью его профессии. Пугала не смерть, а плен, бесчестие и, как следствие плена, конец карьеры. Вопрос стоял так: стоит ли ради того, чтобы директоры стали ещё богаче, рисковать своей честью и карьерой. Чтобы возможность возвращения существовала, Бонапарт сразу же по возвращению из Сирии приказал командующему флотом контр-адмиралу Гантому привести в надлежащее состояние фрегаты «Минор» и «Карер». Это не означало, что он непременно собирался воспользоваться этими кораблями, но предусмотреть возможность возвращения он был обязан.

В Египте Бонапарт уже был де-факто самодержавным правителем и в последней трети своего пребывания в Ливанте он не раз высказывал намерения основать восточную империю. «Если я буду иметь успех, — говорил Бонапарт в последние дни осады крепости Акр — я найду в городе сокровища Паши и оружие для трехсот тысяч человек. Я подниму и вооружу всю Сирию, столь мучимую зверством Джеззара, о падении которого, как это легко видеть, население молится при каждом нашем штурме. Я пойду на Дамаск и Алеппо. По мере движения вперед, я увеличу свою армию принятием в нее всех недовольных. Я дойду до Константинополя с вооруженными полчищами. Я низвергну Турецкую империю. Я осную на Востоке новую великую монархию, которая увековечит мое имя в потомстве».

Если остаться в Египте, – думал Бонапарт – то через несколько лет из страны можно сделать процветающую державу с внушительной армией, состоящей из турок, арабов и мамелюков. Имелись все предпосылки этого достичь: покорное населения, талантливые генералы и верные солдаты – ядро будущей армии, административный аппарат в лице французских чиновников и, что очень важно, много лучших инженеров и ученых Европы, с помощью которых в стране за относительно короткое время можно создать необходимую армии инфраструктуру и современную промышленность. Определенные шаги в этом направлении уже предприняты, нужна дальнейшая работа. В конце-концов, если будет на то необходимость, можно даже принять мусульманство. Создав материальную базу и армию франко-египетские войска, под лозунгом возрождения Великого Египта, можно повести на завоевание Востока вплоть до Китая, можно превзойти завоевание самого Александра Великого. Кто знает, должно быть потом будет возможно повернуть свои полчища на Европу. В состоянии ли будет старушка Европа противостоять азиатским ордам? Вполне вероятный сценарий, и неизвестно как бы выглядел современный мир, действительно останься Бонапарт в Египте.

Неизвестно к какому решению пришел Бонапарт, находясь в пустыне. По некоторым поздним его высказываниям можно предположить – он склонялся остаться в Египте. Но произошло непредвиденное, изменившее планы его в пользу отъезда.

Командующий поручил своему адъютанту Мерлину и морскому офицеру Декопксеку вести переговоры по поводу обмена турецких пленных на французских солдат и моряков, взятых англичанами в плен при транспортировке больных чумой из Сирии. Смит откликнулся на предложение французов. Он послал на берег своего секретаря Джона Кайта. 28 июля в палатке командира осадой форта генерала Мену состоялись переговоры. Секретарь захватил с собой и отдал Мерлину французские и английские газеты, включающие новости до 10 июня 1799 г., нарушив, тем самым, букву и дух приказа о блокаде. Скорей всего он это сделал без ведома командора, из юношеского желания показать перед французскими сверстниками свою значимость. Возможно, но маловероятно и другое. Возможно, что Кайт отдал французам газеты по указанию Смита. Ежели это так, то не лишний вопрос – для чего Смит передал французам актуальную информацию о политическом положении во Франции и в Европе? Возможно Смит хотел удалить Бонапарта из Египта, ослабить французскую армию, и тем самым создать предпосылки для завоевания страны Англией. Смит в дальнейшем не раз выходил за рамки своих полномочий, проявляя себя как незаурядный политик. Несомненна и его страстная приверженность идее завоевания Египта. Однако в этом построении слишком много «если» и опирается оно на знание дальнейших событий. Смит же не знал и не мог знать, что выльется из этого поступка. Еще раз повторю: преднамеренные действия командора Смита маловероятны. Я склоняюсь к мысли, что газеты попали к Бонапарту, как результат мальчишеского хвастовства секретаря Смита, и хвастовство это самым серьезным образом повлияло на ход мировой истории.

Как бы там ни было, умышленно или нет, газеты попали в руки Мерлина. Едва дождавшись конца переговоров, адъютант поспешил в Александрию, где в то время, окончив размышления в пустыне, находился Бонапарт. В два часа ночи Мерлин разбудил командующего и отдал ему газеты. Весь остаток ночи Бонапарт провел за чтением. Рано утром он вызвал к себе командующего флотом и несколько часов наедине совещался с ним.

Многие историки утверждают, что, прочитав газеты, Бонапарт воскликнул: «Они потеряли всё, что я завоевал в Италии!» Это вполне возможно. Далее они утверждают – Бонапарт принял решение ехать во Францию, чтобы спасти отечество от интервенции со стороны Австрии и России. В середине июня для Франции как раз было самое тяжелое время. Суворов в Италии и эрцгерцог Карл в Швейцарии теснили французские войска. То, что Франция воюет со странами коалиции он уже знал и в том, что французская армия может переживать трудности и терять территории не было ничего неожиданного; на войне как на войне, могут быть победы, а могут быть и поражения. Военные неудачи сами по себе не могли поразить воображение Бонапарта, не это он вычитал в газетах. Что его действительно удивило и что его подвигло к принятию решения о возвращении, так это очень шаткое положения власти на родине. Власть Директории буквально висела на волоске. В стране явственно существовала революционная ситуация – ситуация, в которой решительный человек мог или захватить власть, или, находясь рядом с победителями, улучшить свое положение. В такое время, во время бурь, лучше быть в эпицентре событий. Бонапарт уже переживал подобные катаклизмы. После взятия Тулона он верил, что начало большой военной карьеры уже положено, но переворот в Париже перечеркнул красивые планы. Братья Робеспьеры, на которых Бонапарт сделал ставку, были отстранены от власти и казнены. Сам он отделался легким испугом и несколькими днями заключения. Карьера поломалась, и пришлось все начинать сначала. В другом случае, пребывание в Париже во время событий 13 вендемьера и поддержка победившей стороны привели качественному изменению его статуса. Именно после активного участия в подавлении восстания роялистов 13 вендемьера он получил командование итальянской армией. Словом, опыт научил Бонапарта, что во время переворотов надо не только присутствовать в месте их проведения, но и активно участвовать в них. Только так можно, по меньшей мере, сохранить свое положение, а при известной доли удачи – значительно улучшить его.

Бонапарт приказал командующему флотом ускорить подготовку кораблей, внимательно наблюдать за поведением по-прежнему находящихся у Абукира английских и турецких эскадр и немедленно сообщить ему в случае их ухода. И самое главное: Бонапарт взял обещания с Мерлина и Гантома все сохранять в строжайшей тайне. От того насколько удастся сохранить тайну подготовки отъезда, в большой мере зависел успех всего предприятия. О предстоящем отъезде кроме Бонапарта, контр-адмирала и Мерлина знало еще два-три человека. Даже Бертье Бонапарт ничего не сказал.

11 августа командующий возвратился в Каир. Последние дни перед отъездом прошли в напряженной деятельности. Он отдает ряд распоряжений, направленных на усиление позиций армии на востоке от нападения через Синайский полуостров и укрепление обороны на побережье, чтобы защититься от возможного английского десанта. Через шесть дней, 17 августа, командующий получил известие от Гантома: английская эскадра снялось с якоря и ушла, по всей видимости, для пополнения запасов воды и продовольствия на Крит или на один из островов архипелага и пройдет, – писал Гантом – семь-восемь дней, прежде чем они появятся вновь. В это время, – делал он вывод – возможно отплытие. Бонапарт сообщил в штабе, что для осмотра памятников исчезнувшей древней цивилизации он хочет организовать исследовательскую экспедицию в дельту Нила. Он приказал собираться в дорогу тем офицерам и ученым, которых собрался взять с собой. Лишь за несколько часов до отправления Бонапарт под строжайшим запретом разглашения сообщил отобранным, что истинная цель их путешествия, не дельта Нила, а Франция.

Генерал Бонапарт в Каире.

Начались лихорадочные сборы. Исследователи паковали все, что смогли собрать в разных уголках Египта за целый год. Ученые хотели взять как можно больше – неизвестно удастся ли на их веку когда-нибудь еще приехать сюда. Остающиеся начали подозревать что-то неладное, но все прошло гладко. Ученые и офицеры паковали багаж, а командующий собирался до отъезда уладить еще одно дело. В день отправления Бонапарт посетил пленного Мустафу-Пашу и передал ему послание для Великого Визиря.

«Великому Визирю, Великому из Великих просвещенных и мудрецов, единственному посвященному в тайны, величайшему из всех султанов!

Ваше превосходительство, я имею честь через Эфенди, который был пленен при Абукире и которого я посылаю обратно, написать, чтобы прояснить Вам действительное положения Египта, и для того, чтобы возобновить переговоры между Высокой Портой и Французской республикой, положащие конец войне, которая ведет к бедствиям как одной, так и другой страны.

Какая участь заставляет Порту и Францию, долгое время связанных привычной дружбой, дружбой в следствии отдаленности их границ, воевать друг с другом? Франция является врагом России и императора.

Почему Вы, Ваше превосходительство, не чувствуете, что с каждым погибшим французом становится меньше защитников Порты? Как это возможно, что Ваше превосходительство, обычно столь просвещенный в политике и других областях государственной жизни не знает, что Россия и германский император неоднократно вели переговоры друг с другом о разделе Турции и, что этого удалось избежать только благодаря вмешательству Франции?

Вашему превосходительству должно быть известно, что Россия является настоящим врагом ислама. Император Павел I стал Великим Мастером мальтийского Ордена, а это означает ­– он дал обет вести войну против мусульман. И разве не он является главой греческой церкви – главным врагом ислама?

Франция напротив уничтожила мальтийских рыцарей, разорвав путы, которыми была связана Турция. Французы верят, как это предписывает ислам, что есть только один бог.

Итак, Высокая Порта, которая была другом Франции, объявила ей войну, несмотря на то, что её религия близка к мусульманской вере!

Россия и Англия обманули Порту. Они захватили корабли, на которых мы прибыли в Египет и представили наш поход, как нападение на турецкую империю! Разве я не говорил всегда, что Французская республика намеривается уничтожить только мамелюков, а не вести войну с Высокой Портой. Она хотела только лишь нанести вред англичанам, но не своему главному и верному союзнику – императору Селиму!

Разве то обстоятельство, что я через людей Порты, находящихся в Египте, через корабли султана и через торговые корабли, носящие оттоманский флаг, с первого дня налаживал наши отношения, не является убедительным доказательством дружеских намерений Французской республики?

Высокая Порта в январе с невиданной поспешностью объявила войну Французской республике, без того, чтобы дождаться прибытия посла Дескорше, который уже выехал из Парижа в Константинополь и без того, чтобы попросить меня об объяснениях и ответить на мои послания.

Не смотря на то, что мне было известно Ваше объявление войны, я послал на каравелле консула республики гражданина Бошама. Но вместо того, чтобы мне ответить, его заключили в тюрьму, создали войско и приказали ему переплыть в Египет. Поэтому, чтобы не быть застигнутом врасплох в Египте, счел я необходимым пересечь пустыню и вести войну в Сирии.

Моё войско сильно и неисчислимо, как песок в пустыне. Оно прекрасно защищено и имеет все необходимое для победы над другими войсками. Цитадели и крепости, стоящие в пустыне и на границах, набиты до отказа пушками: итак мне нечего бояться. Здесь я непобедим. Но я делаю этот шаг навстречу из человечности и для честной политики, для старейшего и вернейшего союзника – императора Селима.

Что Высокая Порта никогда не добьется оружием, может она получить посредством переговоров. Я разобью любое войско, если оно осмелится прийти в Египет, но я отвечу на все мирные шаги, на все предложения к переговорам, которые мне сделают. В настоящие время, когда Высокая Порта больше не имеет совместных дел с нашими врагами, русскими и императором, Французская республика сделает все, что в ее силах для восстановления хороших отношений и уберет с пути любое препятствие, приносящие разногласие между двумя странами.

Поэтому прекратите дорогостоящее и бессмысленное вооружение. Ваши враги не в Египте, а за Босфором и на Корфу. В результате необычайной неосторожности находятся они сегодня на всем архипелаге.

Вооружите и улучшите ваши корабли, обновите артиллерию, будьте готовы поднять знамя Пророка не против Франции, но против русских и германцев, смеющихся глядя на бессмысленную войну, которую мы ведём друг с другом, а когда мы достаточно ослабеем, они подымут голову и во весь голос заявят свои требования.

Утверждают, что мы хотели захватить Египет, но Франция никогда не намеревалась забрать его.

Отошлите посла с неограниченными полномочиями в Париж или пришлите уполномоченного в Египет. За два часа мы сможем все уладить. Это единственный путь, который успокоит мусульманский мир, укажет на его истинных врагов и сорвет их тайные планы.

Скажите только слово и мы закроем русским Черное море. Не будьте игрушкой враждебных сил, которых мы ненавидим по тысяче причин.

Французское войско хочет направить свое умение и свое мужество не против мусульман, а, напротив, наступит то время, когда оно, как и было прежде, совместно с мусульманами изгонит общих врагов.

Я полагаю, Ваше превосходительство, сейчас я достаточно сказал. Вы можете освободить гражданина Бошама и отослать его через Черное море, либо использовать любой другой путь, чтобы дать мне знать о Ваших намерениях.

Я буду считать самым счастливым днем моей жизни тот день, когда я смогу содействовать прекращению этой, одновременно политически немотивированной и беспричинной войны.

Я прошу Ваше Превосходительство верить в мое к Вам глубокое уважения и почтение».

Это послание примерно месяц спустя было доставлено в Константинополь и попало в руки султана, но и оно, как и следовало ожидать, не оказало никакого влияния на дальнейший ход событий.

В полночь все приготовления к отъезду «научной экспедиции» были завершены, и в три часа ночи маленькая флотилия отправилась вниз по Нилу. Уже находясь в дороге, Бонапарт получил весть от Гантома: и турецкая эскадра оставила воды Александрии. Чтобы как можно дольше сохранить в тайне факт отплытия и, как следствие, избежать преследования английскими или турецкими кораблями, Бонапарт решил отправиться не от Александрии или от Розетты, а от небольшой, лежащей близ Александрии бухты Эль-Байда. После четырехдневного речного путешествия беглецы благополучно прибыли в Эль-Байду. Вскоре, к вечеру того же дня, к оговоренному месту посадки с разных сторон подошли корабли. Первым с юга пришел Мену на двух судах, затем с севера также на двух кораблях подошел Гантом. Без промедления, со всей возможной поспешностью началась погрузка. Когда солдаты, офицеры и ученые грузили и отправляли шлюпки, отсылали порожние на берег, снова грузили и снова отправляли, Бонапарт, ещё в качестве командующего египетской армии, отдавал генералу Мену последние распоряжения и приказы. Мену был отнюдь не выдающийся полководец, но один из немногих в окружении Бонапарта, кто в полной мере понимал и, что еще более важно, поддерживал политику Бонапарта в Египте. Более того, Мену, в отличие от многих генералов и, прежде всего, в отличие от генерала Клебера, отнесся с пониманием и выразил полную поддержку решению Бонапарта вернуться во Францию, где его способности выдающегося стратега и непревзойденного военачальника сейчас были очень нужны.

Главный вопрос, занимавший мысли Бонапарта все эти последние дни, был вопрос о приемнике. Он долго колебался между кандидатурами Дезе и Клебера. Оба имели свои слабые и сильные стороны. Клебер, безусловно, был, в сравнении с Дезе, талантливей в военном отношении и более самостоятельным политиком, что было чрезвычайно важно в условиях практически автономного существования армии, но эта черта – чрезмерная самостоятельность имела свою оборотную, негативную сторону. Клебер менее других был подвержен, если так можно выразиться, очарованием Бонапартом. Лишь в редкие моменты бесспорного проявления полководческого таланта командующего, как это было в последнем деле, он публично признавал превосходство Бонапарта и то лишь в области воинского искусства. В остальное время для него были характерны определенные бунтарские настроения, впрочем, пока не выходившие за рамки воинской дисциплины. Клебер не поддерживал колониальную политику Бонапарта и считал, что при определенных условиях армия должна как можно скорее вернуться на родину. В этом вопросе он выражал чаяния и надежды подавляющего большинства солдат и офицеров армии. Благодаря такой позиции Клебер пользовался всеобщей любовью в войсках, возможно даже большей, чем сам Бонапарт. Дезе же разделял в основных пунктах позицию Бонапарта относительно колониальных завоеваний и определенно признавал приоритет командующего во всех вопросах. Однако относительно слабые способности Дезе как стратега могли иметь для армии катастрофические последствия. Поэтому Бонапарт, несмотря на непокорность Клебера, всё же остановил свой выбор на нем.

Бонапарт передал Мену приказ о назначении Клебера командующим египетской армии и множество записок, над которыми он интенсивно работал последние дни. Передал он и обращение к армии: «Вести из Европы заставили меня принять решение вернуться во Францию.

Я оставляю генералу Клеберу командование армией.

Войско скоро получит от меня известия; сейчас я не могу больше ничего сказать. Мне потребовалось сделать большое усилие, чтобы оставить солдат, к которым я так сильно привязан! Но это только временно. Генерал, которому я вас поручаю, пользуется доверием правительства и моим».

Между тем закончилась погрузка, и Гантом настоятельно советовал немедленное отправление. Поздно вечером 22 августа Бонапарт поднялся на борт фрегата «Минор». Каждый из попутчиков просил морского бога послать попутный ветер. Утром следующего дня поднялся легкий бриз, позволивший кораблям отойти от опасного берега.

Чтобы выиграть время Бонапарт попросил Мену сообщить армии об его отплытии не раньше чем через сорок восемь часов. В любую минуту могли появиться английские или турецкие корабли, и как только им станет известно об отплытии возможна погоня.

Генерал Клебер.

За три дня до отплытия, находившийся в то время в Каире Клебер получил указания командующего безотлагательно прибыть в Розетту, для обсуждения чрезвычайно важных вопросов. Приехав в Розетту, где уже было известно об отплытии Бонапарта, Клебер от Мену получил предназначенные ему бумаги. Он был удивлен, что Бонапарт не дождался его, не переговорил с ним и лично не передал командование армией. Клебер посчитал за лучшее немедленно отправиться обратно в столицу. В Каире, в штабе армии, Клебер, в противоречии своим убеждениями, уверил офицеров, что отъезд Бонапарта диктовался высшими интересами Франции.

Войска приняли назначение Клебера с радостью. В армии он слыл не только смелым и дельным офицером, но и командиром, заботливо относящийся к подчиненным. Уважительное отношение к солдатам было вовсе не редкость в революционной армии. Этим французская армия выгодно отличалась от большинства европейских, в особенности от русской или прусской армий. И в этом была одна из причин победоносности республиканской армии. Клебер в ряду выросших из низких слоев общества генералов был особенно близок солдатской массе. Его авторитет среди солдат и офицеров был непререкаем.

После двух поражений султан не смирился с потерей Египта. В конце октября турецкая армия предприняла ещё одну попытку отвоевать страну. 29 октября, состоящий из 53 кораблей английский флот высадил возле Дамиетта 8000 янычар – элиту турецкой армии под командованием генерала Саид Али-Бея. И в этот раз турки повторили ошибку июльского десанта. Высадившись на берег, они не пошли вглубь страны, а оставались под «защитой» английской корабельной артиллерии. Почти точно, только в уменьшенном масштабе, повторился сценарий битвы под Абукиром. Пользуясь бездействием турецких войск, генерал Вердье спешно собрал 1000 человек и, не дожидаясь прихода подкрепления, атаковал неприятеля. Как и в сражении под Абукиром турецкие отряды были сброшены в море, и большинство солдат утонуло. Когда 9 ноября дивизия Дезе по приказу Клебера пришла к Дамиетту, всё было кончено. Между тем сильный турецкий отряд по суше через Синайский полуостров вышел к форту Эль-Ариш и осадил его. Клебер приказал дивизии Дезе выступить маршем на помощь осажденному гарнизону. На марше французские войска догнал представитель командора Смита с предложением начать переговоры о перемирии. Дезе сразу же отослал адъютанта в Каир для получения инструкций от командующего по поводу возможных переговоров. Ответ Клебера был однозначный. Он приказал не только начать переговоры о перемирия, но при определенных условиях как можно быстрее подписать соглашение об освобождения Египта. Политика Клебера была совсем другая, чем у Банапарта. Он делал всё возможное для скорейшего возвращения армии на родину. Но отступление из страны не должно опозорить французские знамена. Это мнения разделял весь офицерский корпус.

Сидней Смит.

23 декабря 1799 г. на борту английского крейсера «Тигр» начались трехсторонние франко-англо-турецкие переговоры, которые через месяц, 24 января, в Эль-Арише завершились подписанием конвенции. С французской стороны соглашения подписал генерал Дезе, с турецкой – Мустафа-Рашид, со стороны англичан под договором поставил подпись командор Смит. Согласно соглашению французские войска покидают страну с оружием, знаменами и собранными научными экспонатами. Корабли английского и турецкого флотов должны доставить армию к берегам Франции. Конвенция не предусматривала французам какой-либо компенсации со стороны Турции или Англии.

Прежде чем ратифицировать договор Клебер созвал военный совет. Почти все генералы высказались за подписание соглашения. Лишь один Мену придерживался мнения, что французские войска должны и дальше удерживать завоеванную колонию. Мнение Мену полностью совпадало с позицией Бонапарта, ставшему к тому времени первым консулом. 28 января Клебер ратифицировал договор. Копию договора командующий послал во Францию, сообщая правительству о возвращении армии. В начале февраля французские войска начали покидать занятые крепости и города на юге и востоке страны. Воинские части шли маршем по направлению к Каиру. Дальше они должны продвигаться в Александрию – определенное договором место погрузки армии на корабли. Оставленные территории занимали турецкие войска, идущие вслед отходящим французским батальонам. Во время отхода армии Клебер получил из Франции обращение первого консула к солдатам и офицерам египетской армии. Бонапарт конечно же читал, содержащую обвинение в свой адрес записку Клебера, тем не менее в своем обращении подтвердил его полномочия, как командующего армией. В этой прокламации также содержалась адресованная Клеберу и армии настоятельная просьба оставаться в Египте и обещание прислать подкрепление так быстро, как это будет возможно. Поскольку выполнение соглашения шло полным ходом и до погрузки на корабли оставалось несколько дней, Клебер не обнародовал обращение первого консула.

В начале марта, когда армия оставила большую часть египетской территории, и солдаты уже готовились к отправки домой, Клебер получил записку от прибывшего с инспекцией командующего английскими военно-морскими силами на Средиземном море контр-адмирала Кейта, в которой тот писал, что Смит превысил отпущенные ему правительством полномочия, и посему правительство Англии не может признать подписанный договор и французские солдаты и офицеры будут рассматриваться как военнопленные.

Определенно Кейт недооценил силу французской армии. Вероятно, сыграло роль следующее обстоятельство: согласно одному из последних приказов Бонапарта как командующего армией (от 15 августа 1799 г.) численность французского контингента, не считая ученых и чиновников, составила 35200 человек. Эта цифра значительно превышала реальную численность, которая, по мнению многих историков, не превышала 25000 человек, способных носить оружие. Завышения численности было продиктовано желанием показать населению, чтоб не было у того соблазна подымать восстания, силу оккупационной армии. Несколько ранее, незадолго перед битвой в Абукире, в письме к Директории Бонапарт писал о численности армии в 15000 человек. Из них 2000 больных, 500 ветеранов и 500 рабочих. Итого под ружьем, согласно этому подсчету, находилось 12000 человек. Занижения численности армии на 10000 человек была нужно Бонапарту для скорейшего получения подкрепления из Франции и для оправдания на случай военных неудач. В свою очередь Клебер, уже в должности командующего египетской армией, в конце сентября составил для правительства докладную записку о состоянии вверенной ему армии. В этой записке численность французских войск в Египте он оценил в 5000 человек. Вообще говоря, докладная записка Клебера представляла собой не что иное, как длинный обвинительный акт действиям Бонапарта в Египте. Цель Клебера – как можно скорейшее возвращения во Францию и поэтому понятно столь сильное занижения численности армии. Как обычно это сообщение отправили несколькими путями. В Париж записка Клебера была доставлена в начале января 1800 г., но те люди, для которых она предназначалась, уже были отстранены от власти, и письмо Клебера попало в руки первого консула Франции, как раз тому человеку, которого новый командующий обвинял во всех бедах и несчастьях египетской армии. Но и это не все приключения злосчастного письма. Одна из копий записки была перехвачена англичанами и попала в руки Кейта. Принимая за истину информацию Клебера, Кейт решил, что в Египте французская армия близка к коллапсу, а, следовательно, нет необходимости подписывать соглашения с французами, которые и так вот-вот сдадутся в плен.

Адмирал Кейт.

Вторая возможная причина жесткой позиции Кейта по отношению к уже подписанному соглашению такова: совсем недавно в Средиземном море удачно завершилась столь опасное для Англии противостояние британского и французского флотов. За успешное выполнение этой операции ее руководители Сен-Винсент и Кейт получили очередные звания и повышения по службе. Именно после этой операции адмиралтейство доверило Кейту, а не Нельсону, руководить средиземноморским флотом. Успех летней операции зиждился на точном следовании указаниям адмиралтейства и правительства. Психологически успех, как таковой, Кейт связал с неукоснительным выполнением предписаний руководства. Инициатива опасна и в большинстве случаях наказуема. И, наконец, сказалась обычная ревность чиновника к успехам своего подчиненного. Если бы Кейт сам вел переговоры и подписал договор тогда другое дело, но смириться с тем, что лавры победителя Египта достанутся не ему, а его подчиненному он не смог. Из-за служебного рвения старины Кейта французы еще полтора года находились в Египте.

К моменту денонсации соглашения французские войска уже ушли из Верхнего Египта и восточных провинций. Турецкие войска уже заняли вслед за отходящей французской армией Дамиетту, Бельбес, ряд других населенных пунктов и Суэцкий перешеек.

К чести Клебера в трудной ситуации, в ситуации когда договор не выполняется, а подчиненную ему армию принуждают сдаться, он не потерял голову. Как отважный солдат он решил сражаться. Чтобы выиграть время Клебер продолжил переговоры с Юсуф-Пашой об условиях освобождении египетских провинций. Тем временем передовые отряды турецкой армии почти дошли до Каира. 20 марта, примерно через 10-12 дней после принятия решения о продолжении борьбы, Клебер с небольшим поспешно собранным отрядом неожиданно напал на превосходящие в пять раз численность французских войск турецкие отряды. Сражение состоялось недалеко от развалин Галиополиса. Через несколько часов битвы турки потерпели сокрушительное поражение. Французы захватили лагерь турецкой армии со всем продовольствием и боеприпасами. Главные силы турецкой армии беспорядочно бежали по направлению к Суэцкому перешейку. Как часто случалось на этой войне, опять крайними оказались турецкие солдаты, опять им пришлось отдуваться за английские интриги.

Мурад-бей.

Мурад-бей со своим отрядом внимательно наблюдал за ходом сражения, но в него не вмешивался. Еще одна победа находящихся в меньшинстве французов лучше любых аргументов убедила Мурада в их силе. В начале апреля, когда французы снова отвоевали Египет, гордый бей предложил Клеберу союз. Французский командующий с радостью ухватился за это предложение. Армия без подкрепления таяла, и для сохранения французского владычества в Египте помощь Мурада была вовсе не лишней. С тех пор Мурад, находясь на службе французской армии в чине генерала, контролировал Верхний Египет и был, вплоть до смерти от чумы год спустя, преданнейшим и вернейшим союзником Франции.

Ибрагим-бей и многие сановники прежнего правительства Египта накануне битвы, не подозревая о англо-французских трениях, поспешили в столицу, чтобы сообщить о конце французского владычества, наказать неверных и занять подобающие им место. Как только в Каир пришло известие о сражении под Галиополисом и поражении освободительной армии, в столице и в Билаке поднялось восстание, которое было ещё больше чем восстания 1798 года. Чтобы покончить с французским господством 20000 человек взялись за оружие. Клебер вечером 20 марта послал часть войск на подкрепление слабого столичного гарнизона, сам же с оставшимися отрядами продолжил преследовать бегущую, разбитую турецкую армию. Тем временем в Каире восстание набирало силу. Вскоре повстанцы вытеснив немногочисленные французские отряды и полностью захватили город. 27 марта Клебер, прекратив преследование остатков турецкого воинства, которое, не остановившись на Суэце, бежало дальше в Сирию, с подошедшим подкреплением снова у стен Каира. Подавление восстания проходило очень тяжело. После многих боев и многих переговоров повстанцы под командованием Ибрагима передали город французам. Турки, арабы, мамелюки и местные жители, принимавшие участие в восстании, получили право покинуть город и с оружием уйти через Суэц в Сирию.

Первый консул неоднократно пытался выполнить свое обещание: послать подкрепление египетской армии. К началу 1800 г. эскадра Ушакова по приказу Павла уже покинула Средиземное море, турецкий и португальские флоты были сосредоточены близ своих берегов и только английские военные корабли по прежнему блокировали египетское побережье.

Первая попытка была предпринята зимой 1800 г.. 4 января адмирал Брюи получил указание первого консула подготовить для отправки в Египет эскадру в составе семи линкоров и нескольких фрегатов. 22 февраля последовало указание правительства увеличить эскадру до 17 линкоров и шести фрегатов. По предварительной договоренности в Брест должны были прийти 15 испанских линкоров под командованием адмирала Гравина. План Бонапарта базировался на информации, что Брест блокируют 21 английский линкор. План был таков: одновременными ударами с двух сторон – испанские корабли со стороны моря, а французские с порта – союзники взламывают блокаду Бреста и затем объединенный франко-испанский флот следует на Мальту. Доставив туда боеприпасы и продовольствие и включив в свой состав корабли, стоящие в порту Валлетта, флот идет в Тулон, где его уже должна ожидать пришедшая из Кадиса еще одна испанская эскадра. В Тулоне сила франко-испанского флота должна достигнуть 42-43 линкоров. Затем Брюи возвращается на Мальту, по пути сделав попытку отвоевать у англичан остров Менорка, и уже с Мальты флот должен доставить в Египет подкрепление и боеприпасы.

Нельзя сказать, что план этот невозможно было реализовать в принципе. Наверное, он был исполним, но бросается в глаза его чрезвычайная сложность. Примерно такую по сложности, только масштабней, морскую диспозицию в 1805 г. пытался реализовать адмирал Вильнев, и закончилась эта попытка разгромом французского флота у мыса Трафальгар. И потом, план предполагал массированное участие испанского флота, а испанское правительство, хотя под нажимом французов формально согласилось на операцию, но особо не торопилось отдавать добрую треть своего флота на весьма сомнительное предприятие, от которого Испании не было никакой пользы. Можно испанцев понять. Политическое положение Франции зимой 1800 г. было крайне неустойчивое. К весне, благодаря огромному напряжению первого консула и правительства, положение несколько укрепилось, но, как и прежде, с востока Франции угрожала Австрия, по прежнему в северных департаментах было неспокойно и там сохранялась вероятность нового восстания роялистов, и по прежнему в Атлантике и на Средиземном море господствовал английский флот. Испанское правительство дружило с Францией, но дружба эта была осторожной, с оглядкой на Австрию и Англию. Участвуя в авантюре Бонапарта – рассуждали в Мадриде – можно и флот потерять, и врагов нажить.

В Париже в то время находился полномочный министр испанского правительства Мацарредо, в недалеком прошлом командующий испанским флотом, принимавшим летом прошлого года посильное участие в бессмысленном плавании Брюи и получивший за сохранение флота в этой операции благодарность своего правительства и повышение по службе.

Мацарредо на переговорах о совместной операции всячески тянул время. Дни проходили за днями, а согласие испанского министра все не было. Как выяснилось чуть позже, затяжка времени Мацарредо была не напрасна. Во время переговоров англичане без видимых причин более чем вдвое увеличили количество блокадных кораблей. Когда Бонапарт узнал, что напротив Бреста на боевом дежурстве стоят не 21, а 45 английских линкоров, он дал указание прекратить подготовку операции. Мацарредо вздохнул с облегчением.

В течение 1800 г. в Египет неоднократно посылались одиночные малые корабли, однако из-за плотной блокады лишь немногим из них удалось добраться до места назначения.

Год спустя состоялась вторая попытка. На этот раз Бонапарт не стал полагаться на ненадежных испанских партнеров.

Положение Франции за этот год сильно укрепилось. С роялистами было покончено. Австрия вышла из игры. В виду этого испанцы вряд ли бы сильно возражали, если использовать убедительные аргументы, против совместной операции, но проблема была в сохранении секретности. Среди своих трудно этого добиться, а если тайну подготовки экспедиции доверить союзникам, то почти наверняка о ней будет известно англичанам, и будет как в прошлом году. Первый консул сильно подозревал, что в прошлом году испанцы намекнули англичанам о готовящейся операции.

23 января 1801 г. эскадра под командованием Гантома в составе семи линкоров и двух фрегатов пользуясь отсутствием из-за сильного шторма кораблей блокады, вышла из Бреста и направилась на юг. Эскадра эскортировала транспортные корабли, на борту которых находилась предназначенная для усиления египетской армии пятитысячная дивизия генерала Саке.

Из-за шторма корабли при выходе из порта получили повреждения. Но поскольку для экспедиции были отобраны лучшие моряки, кораблям удалось собраться вместе и следовать намеченным курсом. 9 февраля эскадра прошла Гиблартар.

Приемник Кейта, командир английской эскадры блокирующей Кадис сэр Джон Уоррен был заранее предупрежден о высоковероятном появлении в зоне его действий вражеской эскадры. Как ни старался Бонапарт сохранить предприятие в тайне, информация все же просочилась к англичанам. Приказ адмиралтейства к Уоррену был прост и понятен сердцу командора – найти и уничтожить противника. С двадцати четырех часовым отставанием Уоррен начал преследовать французов. К удивлению англичан французы действовали на сей раз вполне профессионально. Они если и уступали англичанам в скорости и искусстве владения парусом то ненамного.

По пути французам удалось захватить английский военный фрегат. От пленного капитана Гантом узнал, что командующий английским флотом знает о нахождении в водах средиземноморья французской эскадры. Собственно этому фрегату Кейт поставил задачу обнаружения французов.

Положение Гантома было тяжелое. Французы попали между молотом и наковальней. Спереди Кейт, а на пятки наступает Уоррен. Насчет Уоррена Гантом лишь предполагал, но если предупрежден Кейт, то скорей всего предупрежден и Уоррен. Вероятность того, что Уоррен тоже охотится за ними, была очень высока. Что делать? Оставалось одно разумное решение – идти влево в Тулон, и пусть Уоррен и Кейт встретятся в открытом море и пожмут друг другу руки.

19 февраля корабли сопровождения и транспортные суда пришли в Тулон. В Тулоне эскадра простояла ровно месяц. 19 марта французские корабли вышли из порта, но после выхода, уже в открытом море, столкнулись два линкора таким образом, что оба получили повреждения несовместимые с дальнейшим плаваньем. В виду существенного ослабления и без того по сравнению с англичанами слабой эскадры, Гантом решил вернуться в Тулон. 5 апреля эскадра снова была под защитой береговой артиллерии Тулона.

Нрав человека – его рок. Когда Бонапарт со своей маленькой флотилией под началом Гантома возвращался из Египта, у самых берегов Франции увидели на горизонте паруса. Что это были за паруса неизвестно. Предположительно вражеские, так как в том положении все паруса были вражеские. Гантом запаниковал и готов был отдать приказ возвращаться на Корсику в Аяччо и только прямое распоряжение Бонапарта продолжать движение удержал флотилию на прежнем курсе. Сейчас не было рядом Бонапарта, некому было отдать приказ продолжать поход, и Гантом вернулся.

Третья попытка по сути явилась продолжением второй. В Тулоне отремонтировали поврежденные линкоры, пришло подкрепление – три фрегата и пять бригов. 25 апреля эскадра вышла в открытое море. Невезение преследовали несчастного адмирала. Вскоре после выхода на трех линкорах вспыхнула эпидемия дизентерии. Гантом приказал этим кораблям вернуться в Тулон, сам же с оставшимися судами продолжал плавание не смотря на то, что эскадра более ослабела, чем в первый выход из Тулона. Гантом понимал – как ни уважает его первый консул, но если он еще раз вернется – это будет конец его карьере.

8 июня французские корабли достигли африканского берега близь Александрии. Началась подготовка к десантированию. Но тут на горизонте показались паруса английского флота и только, как в последствии оправдывался Гантом, ускоренный отход мог спасти французские корабли от потопления или плена.

Определенно доверить столь рискованное предприятие осторожнейшему Гантому было ошибкой Бонапарта. Будь на месте его другой, более решительный флотоводец, он попытался бы под защитой береговой артиллерии Александрии все-таки произвести высадку, в конце концов цель экспедиции – доставить подкрепление египетской армии.

А подкрепление было необходимо. Армия таяла. На конец мая 1800 г. численность французских войск насчитывала 22500 человек. После обмана английского командования Клебер оставил мысли о скором возвращении на родину. Он решил продолжать борьбу. В том, что скоро предстоят новые сражения, что англичане не оставили идею завоевать Египет, командующий не сомневался и усиленно готовил армию к новым боям. В условиях невозможности получения подкреплений Клебер начал привлекать на французскую сторону местных жителей. Православные греки, мусульмане, а позднее мамелюки увеличили численность армии на 2000 человек.

Между тем договор, подписанный в Эль-Арише, был доставлен в Лондон. Кабинет полностью согласился с условиями договора и отослал подписанный Питтом договор и инструкции лорду Кейту, как можно скорей уладить это дело. Кейт запиской сообщил Клеберу о признании договора английским правительством и выразил надежду, что все недоразумения остались позади. Клебер так не считал. Он отклонил предложение Кейта и продолжал укреплять обороноспособность армии.

14 июня 1800 г. Клебер был заколот мусульманским фанатиком Сулейманом Эль-Халеви, прибывшим в Каир из Алеппо. Для армии смерть командующего явилась огромной утратой. Даже многие местные жители признавали справедливость Клебера. Забальзамированное тело отправили в Александрию, а позднее, при отходе армии, вывезли во Францию.

Командование армией временно, до получения приказа из Парижа, принял, как старший по чину, дивизионный генерал Мену. Он плохо подходил для командования и был скорей администратор, нежели полководец. Бонапарт приказом от 4 ноября 1800 г. оставил Мену в должности командующего, вероятно посчитав, что сейчас для Египта более необходим хороший политик и администратор, чем талантливый полководец. Несомненно, армия сильно проиграла от этого назначения. Но и это не все. Еще раньше, весной 1800 г., по приказу первого консула лучшие генералы, в их числе и Дезе, были отправлены в Европу. Этим Бонапарт ещё больше ослабил армию. Первый консул основывался на том, что Турция и Англия не угрожают, как прежде французскому присутствию в Египте, и положение французов в стране надежно, что сейчас нужна внутренняя стабилизация страны и необходимо завоевать союзников в лице местного населения, что время битв и сражений миновало, а наступило время мирных реформ, время реорганизации страны. Для этих целей Мену подходил как нельзя лучше. Новый командующий, уже третий по счету, рьяно взялся за мирное обустройство колонии. Чтобы завоевать доверие египтян Мену принял ислам (при принятии ислама Мену получил новое имя – Абдалах). Бонапарт одобрил это решения, как политически дальновидное. Мену сделал то, что сделал бы сам Бонапарт, останься он в Египте. Однако подобными действиями Мену настроил против себя многих генералов. Видя натянутые отношения нового командующего с высшими офицерами, солдатская масса, в свою очередь, тоже плохо отнеслась к назначению Мену. Следствием этих процессов было падение дисциплины и в целом снижение боеспособности армии.

Бесспорно, неверная оценка намерений Англии и Турции по отношению Египта была просчетом первого консула, и поэтому Бонапарт несет косвенную ответственность за поражения в Египте и потерю колонии. Однако такая оценка основывалась не на пустом месте. Бонапарт вместе с министром иностранных дел Талейраном предпринимал действия, направленные на заключение перемирия с Портой и (или) с Англией. По уверениям Талейрана, подписание перемирия военных действий в Египте, хотя бы с одним из участников конфликта, Турцией или Англией, вполне реализуемо, и это ­ – дело ближайших месяцев.

Генерал Мену.

Несмотря на споры с генералами, Мену хорошо управлял колонией. Вскоре экономика страны в результате работы нового командующего значительно укрепилась. Сложились все предпосылки, что французское присутствие в Египте будет стабильное и долгое. Но это-то никак не устраивало английское правительство. Египет во владении Франции рассматривался англичанами не просто как рядовая французская колония, а как французский плацдарм, откуда возможно осуществить поход в Индию. Союз с Турцией не мог быть вечным. Вполне возможно, что дипломатические усилия Франции принесут свои плоды, – так рассуждали в Лондоне – и тогда Порта может стать не союзником, а врагом Англии, а это означает, что путь к индийским владениям Англии для французов будет открыт. Кабинет не мог строить долгосрочную колониальную политику на песке добрых отношений с Турцией. Слишком ненадежный и склонный, пользуясь своим привилегированным положением, к шантажу партнер. Словом, Англия не может быть уверена в сохранности своих индийских колоний, покуда Франция владеет Египтом. Причем нужно спешить покончить с французами, пока ещё Турция ходит в союзниках.

После неудачи с договором Смита весной 1800 г., в которой однозначно виноват твердолобый Кейт, летом этого же года правительство Англии приняло решение послать в Египет экспедиционный корпус. В соответствии с этим решением в течение второй половины лета и первой половины осени 1800 г. английские сухопутные части накапливались в Гиблартаре, на Минорке и на Мальте (5 сентября 1800 г. командир французского гарнизона Мальты подписал с Нельсоном соглашение о почетной капитуляции). Командующий английской армией сэр Рольф Аберкромби с частью войск 2 ноября вышел из Гиблартара и в конце ноября, после короткой остановки на Минорке, пришел на Мальту. Двумя эскадрами 28 декабря 1800 г. и 1 января 1801г. английские войска пришли в Макри – порт, находящийся на средиземноморском побережье Турции. В Макри произошли переговоры между Аберкромби и Великим Визирем. Почти два месяца англичанам потребовалось, чтобы уговорить султана и турецкое правительство, которые всё с большим недоверием относилось к своим, пока еще, союзникам и которые всё с большей неохотой шли на переговоры о совместной военной операции. Пять раз за неполных два года, дважды при Бонапарте и трижды при Клебере, турецкая армия была сильно бита французами, при этом англичане зачастую занимали выжидательную позицию. Упреков и претензий к таким союзникам у турецкого руководства накопилась много. Понадобились богатые подарки, чтобы двинуть переговоры в нужном англичанам направлении. Наконец соглашение было достигнуто, и 22 февраля 1801 г. объединенный англо-турецкий флот вышел из портов по направлению к Египту.

Английский флот состоял из 7 крейсеров, 8 линкоров и 6 боевых фрегатов. Под транспортировку войск, боеприпасов и продовольствия было задействовано 39 фрегатов и множество малых кораблей. На бортах транспортных кораблей находилось 15000 пехотинцев, 1200 кавалеристов с лошадьми, 600 пушек с артиллерийской обслугой. Турецкий флот был не в пример меньше английского и состоял из 6 линкоров и 8 корветов. На транспортных кораблях было размещено 6000 турецких солдат.

Тактический план англо-турецкой операции почти не отличался от предыдущих двух, так бесславно проигранных турецкой армией. Также как и ранее турецкая армия была поделена на две части. Одна часть должна прибыть в Египет морем, другая – напасть на Египет по суше через Сирию и Суэцкий перешеек. Дважды, разбивая турок по частям, французы успешно противостояли такой тактики. При Бонапарте сначала французы в битве под Назаретом победили «сухопутную» часть турецкой армии, а под Абукиром одолели «морскую» половину. Второй раз, хотя масштаб операции был значительно меньше, Клебер использовал тот же тактический рисунок: французские войска, разбив сильный отряд янычар, сначала покончили с десантом, а затем готовы были сразиться с «сухопутной» частью, но этого не произошло, поскольку начались мирные переговоры Клебера со Смитом и турецким командованием. И в этот раз кроме десанта англо-турецкая операция предусматривала нападение на Египет со стороны Сирии силами армии Юсуф-Паши, численностью около 20000 человек. В составе этой армии находилось 1200 английских пехотинцев, которых предполагалось вводить в дело в самых критических ситуациях. Английские солдаты сильно укрепляли моральный дух турецкой армии. Новое в операции 1801 г. было то, что кроме уже традиционных двух направлений нападения предусматривалось третье. Английский четырехтысячный отряд морем должен прийти из Индии. По плану этот отряд должен пройти по Красному морю, произвести высадку в Козере и с юго-востока напасть на Каир. Таким образом планировалось три атакующих удара: первый – с севера, силами английской пехоты, второй – с севера-востока, силами турецкой армии и, наконец, третий, вспомогательный удар – с юго-востока, силами английского отряда, прибывшего из Индии. Объединенные англо-турецкие армии насчитывали примерно 47000 человек против 22500 французов.

Рольф Аберкромби.

Из-за неблагоприятных погодных условий лишь 8 марта англичанам удалось произвести высадку 6000 человек на всё том же полуострове Абукир. Генерал Фриан, командир французского гарнизона в Александрии, узнав о высадке десанта, собрал 1500 солдат и спешно выступил навстречу неприятелю. На этот раз французам противостояли не турки, побеждать которых стало уже доброй традицией египетской армии, а англичане. На этот раз четырехкратное численное превосходство противника стало решающим фактором. Англичане не стали ждать нападения со стороны французов, как это было дважды с турками, которые, очевидно, верили, что большие потери несет атакующая сторона, и поэтому хотели сначала измотать противника, а потом самим перейти в наступление, а сами атаковали. Ведя непрерывный бой, батальоны Фриана отступили в Александрию. Англичане понесли большие потери, гораздо большие, чем французская сторона, но в первый раз со времени захвата Египта французы оказались в роли обороняющихся, в первый раз инициатива находилась не на стороне французской армии.

Через три дня после высадки, 11 марта, в Каир пришло известие об английском десанте. Мену с имеющимися в его распоряжении силами сразу же вышел из Каира на Александрию. По пути к нему подсоединялись французские отряды. За прошедшие с момента выхода из Каира до встречи с неприятелем десять дней ему удалось собрать 10000 человек. Сражение состоялось 21 марта недалеко от Александрии. У англичан было небольшое численное превосходство (они располагали 11500 солдатами), но у французов было преимущество в артиллерии. Силы были примерно равны, но одно дело воевать с турками или мамелюками, а совсем другое – сражаться с хорошо обученной, дисциплинированной английской армией, исповедующей те же принципы и тот же европейский стиль ведения боевых действий. И второе: французами в этот раз командовал не Бонапарт и не Клебер, а Мену, генерал менее всего подходивший для этой роли. Его неудачное руководство сражением явилось главной причиной поражения французов. После упорной и кровопролитной битвы французы, оставив на поле боя 3000 человек ранеными и убитыми, отступили в Александрию. Английские потери были вдвое меньше французских. В этом сражении получил тяжелые ранения и вскоре после битвы скончался английский командующий.

Прежде чем пойти на Каир и в ожидании подкрепления и восполнения потерь, английские войска завоевали прибрежные города. Они заняли Розетту и Димиетту. Будь на месте Мену Бонапарт или другой генерал его школы, конечно, он бы предпринял попытку разблокировать Александрию, напав на англичан силами, собранными в Каире и других городах Египта с одной стороны, и силами войск, находящихся в Александрии с другой, не дав англичанам возможности дождаться подкрепления морем. Будь на месте Мену решительный генерал, он бы не дал английскому контингенту под Александрией соединиться с турецкой армией, наличие которой французский командующий обязан был допускать и учитывать. Вместо интенсификации военных действий Мену принял выжидательную тактику. Под Александрией наступило предгрозовое затишье. Понятно, чего ожидали англичане. Они остались без командующего и, главное, они ожидали подкрепления или прихода, движущейся через Сирию турецкой армии. Но чего ждали французы? Или вернее будет поставить вопрос таким образом: чего ждал Мену? На что он надеялся, бездействуя, полностью отдав инициативу в руки неприятеля? По свидетельствам очевидцев вместо того, чтобы действовать, Мену уповал на волю аллаха и на скорый приход французского флота, который и разблокирует осажденную Александрию. Он надеялся на всё что угодно только не на свои полководческие способности, не на стойкость и умение своих солдат. Уже в течение почти трех лет английский флот надежно блокировал Средиземное море, уже в течение трех лет французский флот не мог пробиться к Египту и доставить подкрепление армии, а тут, по мнению Мену, должно было случиться чудо – французский флот прорвет блокаду и придет на помощь осажденным. Надежда слабая, почти мифическая, но на всё воля аллаха. Каирская группировка ничего не предпринимала для разблокирования Александрии. Войска же в Александрии занимали пассивную позицию. Они только лишь укрепляли оборонительные сооружения.

31 марта в Абукире наконец высадился, пришедший вместе с англичанами, турецкий отряд. Все это время, больше трех недель, турки плавали в прибрежных водах и наблюдали чем закончится англо-французская дуэль. И только убедившись, что страшные французы надежно заперты в Александрии и прямое столкновения с противником, от которого они натерпелись столько горя и несчастий, им не грозит, турки десантировались на берег и примкнули к англичанам.

Вторая часть турецкой армии под началом Великого Визиря 2 апреля вышла из форта Эль-Ариш, оставленного французами ещё при Клебере во время прошлогоднего отхода по договору Смита. Этот форт французы не стали захватывать второй раз, поскольку он находился на территории Сирии и его захват означал слишком растянутые коммуникации, что в условиях недостаточного численного состава было недопустимо. С тех пор фортом владели турки. Медленно, делая частые, длительные остановки армия Великого Визиря вкралась на территорию Египта. Она двигалась в направлении Бельбеса. То расстояния, которое войска Бонапарта два года назад преодолели всего за шесть дней, сейчас турецкая армия покрыла за пять недель. Как не поторапливали армию находящееся в ее составе английские командиры, наученный горьким опытом Юсуф-Паша не спешил к месту боевых действий, предоставив англичанам почетное право самим разбираться с французами. Но всё имеет свойство заканчиваться, и 8 мая турецкие отряды, к своему огорчению, пришли-таки в Бельбес. Оттуда турки пошли, также неторопливо, в любую минуту готовые бежать при появлении французов, не на Каир, как предусматривалось планом, а в дельту Нила на соединения с английскими войсками.

В середине мая в английскую армию, основная часть которой всё ещё находилась близ Александрии, прибыло трехтысячное подкрепление и новый командующий, сэр Джон Хейли-Хучинсон. Англо-турецкая операция развивалась так медленно, что любой способный генерал, будь то сам Бонапарт, Клебер или Дезе конечно же воспользовался сложившийся ситуацией, ситуацией когда турки ждали, что англичане сделают всю работу, и того же ожидали британцы от турок (ситуация типичная для действий союзников), воспользовался бы промедлением союзников, и разбил по отдельности английские и турецкие войска. Но Мену бездействовал и чего-то ждал. Еще сказалась то, что командующий был в крайне натянутых отношениях с большинством генералов. Никто не хотел помочь ему выпутаться из этой, становившейся уже критической, ситуации, а те советы, которые всё же давали подчиненные ему офицеры, а именно: наступать, захватить инициативу, он отвергал, вероятно, из-за боязни совершить на поле боя непоправимую ошибку, которая могла бы привести к полному разгрому французской армии. Командующий не мог и не хотел взять на себя такую ответственность. Эта ноша, ноша командования армией, оказалась слишком тяжела для него.

Новый английский командующий взялся за дело активно. Вскоре английские, и подошедшие к этому времени турецкие войска, начали продвигаться к Каиру. В осаде Александрии Хучинсон оставил добрую треть армии. В начале июня, не встретив сопротивления по пути, англо-турецкие войска подошли к столице и обложили её. Это была уже агония. Разделенная на две части французская армия не имела связи друг с другом и была не способна долго обороняться. Кампания была проиграна.

Так же считал командир каирского гарнизона генерал Бельяр. Он полагал, что ввиду общего проигрыша оборонять город не имеет смысла. Поэтому, когда английское командование предложило ему переговоры о капитуляции, Бельяр пошел на них. 27 июня Бельяр подписал соглашения о передаче столицы английской и турецкой армиям. По этому соглашению французские войска со знаменами, оружием, багажом и частью пушек должны оставить город. Англичане взяли на себя обязательство на своих кораблях доставить французские войска и гражданских лиц на их родину. 14 июля французы покинули город. Они погрузились на корабли и отправились вниз по течению Нила в Розетту, куда и прибыли две недели спустя. 9 августа была закончена погрузка багажа, артиллерии и посадка людей на корабли, и Бельяр взошел на борт английского линкора. Вместе с ним страну, включая женщин и детей, покинуло 13754 человека. В их числе находилось 600 православных греков, которые небезосновательно боялись преследования со стороны мусульман.

В это время продолжалась осада Александрии, выраженная в редких перестрелках. Город был блокирован с моря английским флотом, а с суши с трех сторон был обложен наземными войсками. Англичане не предпринимали попыток штурма. Французы же, в свою очередь, не пытались прорвать блокаду и не делали вылазок. Под Александрией сложилась ситуация, которую можно характеризовать словами – ми мира, ни войны. Мену не признал правомочность подписанного Бельяром договора и отверг, предложенные английской стороной, переговоры о почетной капитуляции. Мену всё ещё питал слабую надежду на прибытие флота. В начале июня Гантом чуть не прорвал блокаду, и Мену, вероятно, надеялся на его возвращение. 17 августа, когда каирская группировка уже находилась на пути в Европу, то есть после того, как англичане решили первую часть стоящей перед ними задачи, начался штурм Александрии. После падения форта Марабут Мену, наконец, дал знать противнику о своей готовности сесть за стол переговоров. 30 августа он подписал соглашение о передаче города английской армии. С английской стороны соглашение подписал лорд Кейт. По договору французы могли забрать с собой оружие, часть артиллерии, личные вещи и научные инструменты, привезенные из Европы. Однако коллекцию древностей, которую собирали французские ученые в течение трех лет, взять с собой не разрешалось. После угрозы утопить коллекцию в море англичане всё же позволили погрузить экспонаты. Лишь большие массивы, как например знаменитый розеттский камень, остались на месте. Позже розеттский камень был доставлен в Лондон, где и сейчас экспонируется в египетском музее. Просьба Мену взять с собой французские военные корабли была со всей решительностью отклонена, и легко понять почему. Военные корабли – это не коллекция древностей. Англичане всегда первостепенное значение придавали укреплению своего флота и, что в общем то одно и тоже, ослаблению флотов реальных или потенциальных противников.

В день передачи города французский контингент в Александрии насчитывал 9500 человек, из которых многие были больны и ранены. 14 сентября 1801 г. французы отправились от Абукира к родным берегам. 17 октября Мену поднялся на борт английского линкора и через месяц, 15 ноября, прибыл в Тулон.