Война в Европе

Поздней осенью 1796 г. закончилась екатериновская эпоха. Императрица скончалась, так и не исполнив свое давнишнее намерение – провозгласить старшего внука Александра преемником трона. Согласно действовавшим законам престолонаследия императором России стал ее нелюбимый сын Павел. В наследство от матери ему достались необъятная страна и под стать стране столь же необъятные, неразрешимые проблемы. Когда «гатчинский затворник», как называли Павла при дворе, стал императором, он сразу дал понять, что намерен внести серьезные коррективы во внешнюю и внутреннюю политику империи.

Убежденный в том, что непрерывные войны являются главной причиной тяжелого состояния государственных финансов, Павел вплоть до осени 1797 г. уделял основное внимание решению внутренних проблем страны. В циркулярной ноте, направленной в европейские державы вскоре после своего воцарения, говорилось о желании нового императора дать России «столь нужное отдохновение». Однако в силу своего неустойчивого характера, в силу склонности к крайностям, эти намерения переросли в коренную ломку государственной политической системы. Как бы продолжая внутренний спор с матерью, Павел отрицает все начинания Екатерины. Уже вторым указом он отменил рекрутский набор, предназначенный для войны с Францией. Павел остановил и расформировал экспедиционный корпус, который в соответствии с подписанным Екатериной договором между Россией и Австрией маршировал в Северную Италию на помощь австрийской армии. Этот поступок кажется тем более странным, если учитывать, что ещё в 1789 г. он сам предлагал императрице послать войска во Францию для уничтожения «звериного насилия и яда смертоносных идей». Тогда Екатерина отклонила предложение Великого Князя, обосновав отказ тем, что «идеи нельзя подавить пушками». Отказ императрицы привел к тому, что у Павла укрепилось сознание собственного бессилия. Вскоре после этого у него появилась новая, как ему казалась, великолепная идея. Он говорил своей жене, что если когда-нибудь будет иметь власть, то положит все силы для «создания вечного мира в Европе, уничтожив семиголовую гидру французской революции, и положит конец всем интригам Англии». «Моя страна» – объяснял он Великой Княгине – «будет гарантом мира на всей Земле».

Второй пункт внешней политики Екатерины, с которым Павел был решительно не согласен – это польский вопрос. Будучи Великим Князем и наследником престола, Павел критиковал оккупацию Польши и публично называл ее деление беззаконным, став же императором он, хотя и освободил находившихся в Шлиссельбургской крепости Костюшко и других руководителей польского повстанческого движения, попавших в плен после взятия Варшавы Суворовым, и даже предложил им русские заграничные паспорта и денежное вспоможение для эмиграции в Америку, но по его указанию Безбородько и Остерман продолжили, начатые ещё при Екатерине переговоры с Пруссией и Австрией о территориальном разграничении страны. 15 января 1797 г. эти переговоры завершились подписанием конвенции об окончательном разделе Польши. Польша, как государство более чем на сто лет перестало существовать. В польском деле впервые в полной мере проявилась нелогичность действий царя и его непоследовательность в решении внешнеполитических задач. В Европе сложилось мнение, что от русского императора можно ждать всего. Эту репутацию, репутацию европейского чудака Павел за время своего короткого правления подтверждал не раз.

Непоследовательность императора проявилась также и в политике формирования дипломатического корпуса России. Сразу после воцарения Павел назначил Безбородько на должность канцлера. Место вице-канцлера получил Куракин, друг детства императора. В октябре 1798 г. Куракина сменил племянник Безбородько Кочубей, бывший послом в Константинополе. Менее чем через год он, также как и его предшественник, был отправлен в отставку, а должность вице-канцлера получил Панин, до этого занимавший пост посла в Берлине. Согласно строгому регламенту, регулирующему отношения вице-канцлера с Коллегией иностранных дел, Панин не имел права прямого доклада императору. На этой почве возникли трения с первоприсутствующим в Коллегии иностранных дел Растопчиным, визировавшим доклады Панина на высочайшее имя. В результате раздоров между сановниками в декабре 1800 г. Панин указом императора был уволен со службы. Впрочем, вскоре, в феврале 1801 г., та же участь постигла и его соперника Растопчина, к которому Павел первое время особенно благоволил. Подобная чехарда в руководстве русской дипломатии не могла не сказаться самым негативным образом на внешнеполитическом курсе России.

Павел, взошедший на престол в 42 года, имел достаточно взвешенную программу внешнеполитических действий, однако его представления о методах воплощения этой программы были весьма далеки от общепринятой дипломатической практики. Наиболее ярко нетрадиционные методы русского императора проявились в «мальтийской эпопее». Мальтийский вопрос стал той осью, вокруг которой вращалась вся внешняя политика огромного государства в течение всего правления Павла. В зависимости от отношений к Мальте и мальтийскому Ордену тех или иных государств Россия либо заключала с ними военные союзы, либо начинала против них войну. Возможно ли такое легкомысленное поведение для самодержца государства Российского?

4 января 1796 г., всего через два месяца после воцарения Павла, Безбородько и Куракин подписали конвенцию с Орденом Святого Иоанна Иерусалимского. Эта конвенция не только подтвердила права Ордена в России и Польше, но и принесла ему значительные финансовые выгоды. Легко понять мотивы Ордена, действовавшего согласно нехитрой формуле – мы вам обряды и пышные титулы, вы нам деньги и привилегии. В лице Павла и России мальтийские рыцари нашли великолепную дойную корову.

Кроме того, конвенция предусматривала создание Великого приорства российского. Главой российского приорства был назначен принц Конде, предводитель французских эмигрантов-роялистов в России. В конце ноября 1797 г. Павел принял предложенный Орденом титул протектора и вместе с титулом Павел (читай Россия) брал под защиту мальтийский Орден. Принятием под свою опеку католического Ордена, император православной России полагал методом борьбы с французской революцией.

С одной стороны в первый год царствования Павел, несмотря на все усилия английской дипломатии, упорно отказывался присоединиться к формировавшейся антифранцузской коалиции, тем самым демонстрируя достаточно трезвую оценку политической ситуации и реалистический внешнеполитический курс, но с другой стороны, мистик по характеру и воспитанию, он видел основное средство противодействия распространению революционных идей в усилении в России и во всей Европе рыцарского духа. Налицо противоречие между здравым пониманием задач и нереальными, сказочными средствами их осуществления. Подобные, столь характерные для Павла, противоречия со временем усилились, приняв в конце правления параноидальную форму.

Император Павел.

После оккупации Мальты армией Бонапарта, члены русского приорства за трусость при обороне острова и святынь Ордена объявили Великого магистра Гомпеша низложенным. Определенно, на это решение самое непосредственное влияние оказал император. Через три месяца, 13 ноября, якобы уступая просьбе делегации мальтийских рыцарей (часть из них уже успела добраться к тому времени с Мальты в Петербург и, в виду теплого приема, оказанного им в российской столице, а главное из-за щедрости императора решили они остаться в России), Павел принял титул Великого магистра Ордена Ионитов. Одновременно в России было создано второе приорство, куда, в отличие от первого католического, принимались русские дворяне православного вероисповедания. Петербургским ионитам надо было расширять социальную базу, на католиках же – их в Петербурге было немного – далеко не уедешь. Другое дело православные аристократ – их много и они богаты. Рыцари уверили Павла, что русский филиал теперь, после падения Мальты и отставки Гомпеша, стал головным отделением всего предприятия и поэтому можно делать всё, что заблагорассудится, можно диктовать свою волю европейским приорствам. Павел легко дал себя уговорить. Сбылась мечта его детства – он глава последних рыцарей Европы, предводитель хранителей средневекового благородства. Всё бы хорошо, но с такой постановкой вопроса не согласились завистники из других филиалов. Серьезно осложнились отношения с Австрией, Испанией, Баварией и рядом других европейских государств. Великие приорства – а они все были великие – Каталонии, Навары, Арагона, Кастилии, а также Великое приорство Римское, подстрекаемое папой Пием VI, жившим в изгнании в окрестностях Флоренции, отказались признать Павла Великим магистром. В ответ Павел объявил персоной нон грата испанского посла в Петербурге, а, 15 июня 1799 г., взбешенный ответным решением Испании о высылке из Мадрида русского поверенного в делах советника Бицова, опубликовал манифест об объявлении Испании войны. Вот так – руки прочь от любимой игрушки императора. Высылки подвергся также и баварский посол барон Рехлин, однако отношения с Баварией удалось нормализовать после того, как в Петербург было отправлено специальное посольство, а в Мюнхене объявили о вступлении Баварии во вторую коалицию и направлении 20-тысячной армии на войну против революционной Франции.

Не менее противоречиво и драматично развивались отношения Павла другими европейскими державами. Хотя русский император упорно отказывался выполнить обязательства России по заключенному ещё при Екатерине договору с Австрией, терпевшей в Северной Италии от войск Бонапарта одно поражение за другим, тем не менее он подтвердил готовность России, в соответствии с Тешенским миром 1779 г., и дальше выступать гарантом Германской империи. Весной 1797 г. Безбородько информировал австрийского посла Кобенцля о том, что император планирует послать в Берлин Репина. Репину предписывалось заявить прусскому правительству, что Россия не потерпит дальнейшего ослабления Австрии и призывает Пруссию совместно выступить в защиту конституции Германской империи. О второй, более существенной части инструкции, предусматривающей возможность признания Россией Французской республики в случае, если она проявит «умеренность» при заключении мира с Австрией, Кобенцль информирован не был. Последовавшее австро-французское перемирие в Леобене побудило Павла изменить свои планы. В Берлин вместо Репина Павел послал Панина. В сентябре Никита Панин при посредничестве прусских дипломатов вступил в прямой контакт с посланником Директории Гайяром. В результате переговоров сторонами был подготовлен и согласован проект мирного договора. Однако этот договор Павел не ратифицировал, сначала из-за событий 18 фрюктидора и ареста русского адмирала Цагуриского при захвате французами острова Закинф, а затем из-за Мальты.

Кроме этого на переговорах в Берлине вскрылась двойная игра Пруссии. В начале 1796 г. Пруссия заключила с Францией договор о нейтралитете. Соглашение было тайным и ни одно правительство в Европе не ведало о нем. Зная пацифистские настроения русского императора, черт дернул прусского короля Фридриха Вильгельма II написать об этом договоре своему другу Павлу. Реакция Павла явилась вовсе ни такой, на какую рассчитывал король Пруссии. Царь по настоящему разозлился на «двуличного друга» и в запале злости открыл великую тайну Пруссии австрийскому послу. Результат – Вена проклинала Париж, Париж был взбешен на Берлин, Берлин злился на Вену и все трое на русского императора. Павел же совершенно спокойно объяснил, что он никогда и не обещал Фридриху Вильгельму сохранять его сообщение в тайне. В общем, Павел невольно сделал небольшой переполох в европейском курятнике.

Заключенный 6 октября 1797 г. мир в Компоформио, в соответствии с которым Франция в обмен на территориальные компенсации Австрии в Италии выдвинулась на левый берег Рейна, Павел расценил как ещё одно свидетельство ненадежности австрийских союзников. Отношения России с Пруссией и Австрией в это время ухудшались день ото дня. В июне 1798 г. Павел был близок к началу войны против этих стран, и только разрекламированный пацифизм останавливал Павла от решительных действий. Причина воинственности царя – отклонение его предложений изменить владения Пруссии и Австрии в Германской империи. Итак, светское общество Петербурга было уверено, что Россия стоит на пороге войны с Австрией или Пруссией или обеими сразу, но под влиянием принца Фердинанда Вюртенбергского, сына правящего герцога Фридриха и брата императрицы Марии Федоровны, приехавшего 4 июля в Петербург и привезшего с собой личное письмо австрийского императора, Павел изменил решение на противоположное. Он резко развернул корабль русской дипломатии на сто восемьдесят градусов; из пацифиста, отрицающего войну как метод решения международных конфликтов, Павел стал горячим сторонником военной антифранцузской коалиции, вошедшей в историю под названием вторая коалиция. Такие резкие повороты характерны для внешней политики России в царствование Павла и они определялись не политической необходимостью, не выгодой России, а настроением Павла, отношением русского императора к тем или иным державам, но в большей степени отношениям к тем или иным персоналиям, ещё точнее сказать отношением этих персон к Павлу; насколько они бережно и уважительно относились к легкоранимому, капризному царю.

Английский посол в Петербурге Чарльз Витворт был тем человеком, который хорошо знал внутренний мир Павла и сумел воспользоваться этим знанием на пользу Великобритании. Чарльз Витворт был тем человеком, которому удалось изменить отношения Павла, а вместе с ним отношения России, к европейским событиям. Он внушил императору мысль, что Россия и лично Павел, после столь бесславного поражения Австрии, должны играть в европейской политике ключевую роль, что теперь только он может быть «спасителем Европы» от революционной «чумы».

Правительство Питта прекрасно понимало, что после выхода из игры Австрии, революционная Франция вплотную займется Англией, что Франция обязательно предпримет попытку нападения на Британию. Конечно, английский кабинет не знал, где произойдет нападение; непосредственно на метрополию, на Гоновер или на английские колонии, но где бы не произошло нападение для безопасности Англии непозволительно сидеть сложа руки и ничего не предпринимать. В этом положении, в положении угрозы нападения со стороны Франции, Англия прибегла к своему излюбленному средству – созданию военного союза. Русские, австрийские, прусские или какие-нибудь другие – неважно какие, важно, чтобы их было много – солдаты должны были на континенте защищать безопасность Англии. Для создания антифранцузского военного союза необходимо было два обязательных и одно желательное условия: первое – деньги, много денег; второе – талантливые дипломаты, которые должны быть также и хорошими, тонкими психологами; и, наконец, третье желательное условие – нейтрализация дипломатических усилий Франции. Из Лондона в Петербург, Вену, Берлин, Константинополь и в другие столицы были посланы лучшие дипломаты Англии с большими, почти неограниченными финансовыми возможностями и с инструкциями делать все возможное и невозможное для привлечения соответственно России, Австрии, Пруссии, Турции и других стран к военному союзу против Франции.

Первым результата добился Витворт в Петербурге. В начале весны 1798 г. ему удалось получить согласие Павла послать военные корабли в Северное море, что в свою очередь позволило английскому адмиралтейству отослать эскадру Нельсона в Средиземное море, не уменьшая оборонного потенциала флота, главной задачей которого по прежнему оставалась защита британских берегов от потенциального нападения Франции. Заслуга Витворта перед английской короной тем более весома если учесть, что России не имела прямых интересов (ни торговых, ни территориальных) воевать с Францией. Позднее Витворт за эти достижения был награжден титулом барона. Уже 5 марта 1798 г. (интересно отметить, что в этот же день Директория приняла окончательное решение о египетском походе) Павел, одержимый новой идеей спасения мира, обратился к Австрии, Пруссии, Англии(!) и Дании с предложением создать коалицию «для обеспечения Европы от зол ей угрожающих». Захват Мальты французскими войсками окончательно решил активное участие России во второй коалиции. В это время английская дипломатия добилась больших успехов также и в Константинополе, настолько больших, что Англия сумела примирить (разумеется временно, на период решения жизненно важных для нее задач) казалось бы двух непримиримых врагов – Россию и Турцию. 23 декабря 1798 г. был заключен русско-турецкий союз, к которому через два дня присоединилась и Англия. «Надобно же вырасти таким уродом, чтобы произвести вещь, какой я не только на своем министерстве, но и на своем веку видеть не чаял, т.е. наш союз с Портой» – с удивлением писал в эти дни Безбородько.

После подписания русско-английского договора, Павел, под влиянием всё того же Витворта, хотел вступить во вторую коалицию как полноправный член, но Безбородько и Кочубей отговорили его от этого. Было решено, что в коалиции в составе России, Англии, Турции и королевства Неаполь Россия ограничится вспомогательной ролью.

Действуя в рамках коалиционных соглашений, осенью 1798 г. объединенная русско-турецкая эскадра под общим командованием адмирала Ушакова вышла из Константинополя по направлению к захваченным французами Ионическим островам. В феврале 1799 г. флот Ушакова взял штурмом хорошо укрепленную крепость на Корфу. На острова был высажен русский гарнизон и при активном участии Ушакова, проявившим себя как талантливый организатор и незаурядный государственный деятель, на Ионических островах была создана республика Семи Соединенных Островов с довольно демократической по тому времени конституцией. Это, конечно, шло вразрез с миропониманием Павла, убежденным, что не существует лучшей формы правления, чем абсолютная монархия и всячески боровшимся с любым проявлением демократии, как признаком революции, но он прощал до поры до времени Ушакову его вольности ввиду очевидных успехов русских моряков в Средиземном море. В июне 1799 г. моряки Ушакова участвовали в штурме Неаполя, а затем русский десант совместно с итальянцами и турками вступил в Рим. В конце октября эскадра возвратилась в Севастополь.

Ещё до подписания мира в Компоформио и после его подписания Австрия не прекращала вооружаться. Весной 1798 г., во время подготовки египетской кампании, Директория и Бонапарт должны были считаться с тем обстоятельством, что Австрия вновь располагала довольно существенной армией. Но и французское правительство, и Бонапарт держались единодушного мнения, что пока Австрия решится, у них есть, по крайней мере, год и за этот год по планам политиков Франция должна успеть победить Англию. Во французских верхах придерживались мнения, что непродуктивно сражаться со следствием, коим является вооруженная Австрия, а, чтобы одержать окончательную победу, надо устранить причину; то есть покорить Англию – финансовый источник всех противников Франции. Устранив Англию с политической арены Европы, будет значительно легче подчинить французскому влиянию Австрию, Пруссию, Россию и другие европейские страны. Словом, чтобы победить Австрию надо сначала завоевать Англию. Летом и осенью 1798 г. Бонапарт, при полном согласии правительства, планировал нападение на британские колонии в Индии. Осуществление второй части проекта – десант на Британские острова, Бонапарт предусматривал на зиму 1799 г. Без постоянной финансовой помощи Австрия, несомненно, была вдвое, втрое слабей.

Планы Парижа, если и были когда-либо секретом правительству Англии, то летом 1798 г., когда поход в Египет состоялся, и началось сотрудничество Питта с Талейраном, английский кабинет знал замыслы Директории во всех подробностях. Но мало знать планы противника. Для успешного противостояния агрессивным замыслам Франции надо иметь разумный план контрмероприятий. Причем – рассуждали в Лондоне – меры эти не должны носить чисто оборонительный характер а, напротив: с некоторого момента действия Англии и её союзников должны быть агрессивно-наступательные и иметь конечной целью уничтожение революционного правительства Франции и восстановление монархии. Реставрация французской монархии позволит Англии, в свою очередь, окончательно подчинить своему влиянию европейский потребительский рынок. Важнейшим инструментом для достижения этих целей должна стать антифранцузская коалиции.

Главнейшим союзником по коалиции и важнейшим её участником, как и прежде, Англия видела Австрию. Без участия Австрии – третий европейской державы после Англии и Франции – с её огромными людскими резервами коалиция считалась невозможной.

Австрия по кампоформийскому договору потеряла большие территории. Австрийские верха, в первую очередь Тугут, всегда рассматривали этот договор не более как возможность собраться с силами. Австрийская политическая элита жаждала реванша, жаждала получить свои владения обратно. Реванш же неизбежно означал новую войну против Франции. Таким образом, интересы Англии и Австрии в вопросе войны полностью совпадали. И Питт, и первый министр австрийского кабинета Тугут считали, что теперь, когда армия противника ослаблена посылкой египетской экспедиции, наступил подходящий момент уничтожения республиканской Франции. Мнения союзников расходились лишь по времени начала военных действий. Англия хотела, чтобы война началась как можно скорей, а Австрия же откладывала начало боевых действий на весну 1799 г..

Контур англо-австрийского союза обозначился сразу же после подписания компоформийского мира. С уходом Бонапарта в Египет союз начал принимать реальные очертания. Распределение ролей союзников было следующим: Австрия выставляет против Франции вооруженное войско и несет основную тяжесть непосредственного участия в военных действиях; Англия финансирует вооружение и содержание австрийской армии. Совместно Англия и Австрия привлекают к союзу другие государства, причем ведущая роль в этом вопросе принадлежит Англии, поскольку в её обязанности входило обеспечения финансирования новых членов коалиции.

Наиболее привлекательными участниками союза представлялись Пруссия и Россия. В качестве возможных и желательных членов рассматривались Швеция, Дания, Бавария, Португалия и Неаполь. С Турцией Англия вела собственную, независимую от Австрии политику.

В начале июля 1798 г. после долгих колебаний на чьей стороне выступить, Павел, наконец, принял решение участвовать в европейской войне в составе антифранцузской коалиции. Но прежде чем русские войска пришли на землю Австрии, английские и австрийские политики пережили несколько неприятных моментов. В конце июля генерал от инфантерии Розенберг получил приказ сосредоточить подчиненные ему войска на границе с Галицией. Но, в связи с несогласием царя с предложенными австрийской стороной нормами снабжения русской армии на австрийской территории, и упорным нежеланием австрийских чиновников принять предложения русской стороны по увеличению этих норм, Павел отдал приказ Розенбергу вернуть войска на прежние позиции. Чтобы урегулировать этот, по мнению Тугута второстепенный вопрос, но поставивший вдруг под сомнение участие в коалиции одного из главных актеров, в Петербург со специальной миссией спешно был послан граф Кобенцль. В августе австрийский посол через Дрезден и Берлин прибыл в Петербург. Понадобился ещё месяц переговоров при непосредственном участии со стороны Англии Витворта, чтобы прийти к консенсусу. Где-то уступила австрийская сторона, в чем–то поступился Павел. 29 сентября, наконец, Безбородько и Кобенцль подписали соглашение о «снабжении русской армии на австрийской территории». Увеличение затрат не было согласовано с Лондоном. Сумма финансирования Австрии со стороны Англии была давно оговорена и согласована, также как и те деньги, которые должна Англия выплатить Австрии за содержание русской армии на своей территории, теперь же, после переговоров и подписания соглашения, эта цифра выросла, и её надо было утвердить в Лондоне.

В начале декабря Павел послал в Лондон графа Разумовского для согласования русско-австрийского договора об увеличении норм снабжения армии. Министра иностранных дел Англии Вильяма Виндама, подпись которого требовалась, чтобы соглашение получила законную силу, возмутила такое вольное обращение с английской «помощью». Возмутило его то, что австрийские и русские чиновники поделили английские деньги, не испрося предварительно на это позволение у Англии. Хотя в разработке документа самое непосредственное участие принимал полномочный посол Англии, министр отказался поставить свою подпись и признать договор. В возмущенном письме от 25 января 1799 г. Виндам высказал Кобенцлю все, что он думает касательно этого вопроса. Долго ещё ходил злосчастный документ по высшим кабинетам Вены, Петербурга и Лондона, пока, наконец, все три стороны не пришли к компромиссу. Найденный компромисс не удовлетворил ни одну из сторон, но с ним все вынуждены были согласиться, поскольку к тому времени давно уже шли военные действия.

Финансовые вопросы непосредственно между Россией и Англией были оговорены в подписанном 25 декабря 1798 г. англо-русском договоре. Согласно этому договору Россия должна послать в Австрию армию численностью 45000 штыков, за что Англия обязывалась выплачивать в русскую казну ежегодно, на период ведения военных действий, 900000 фунтов стерлингов. Итого 20 фунтов стерлингов ежегодно за каждого русского солдата. Позже, уже при Александре, во время войны третий коалиции против Наполеона участие русского солдата англичанами было оценено точно в такую же цифру – 20 фунтов стерлингов английского стандарта.

Между тем, подписав соглашения об увеличении норм снабжении армии, Павел отдал приказ войскам выступать. В конце октября первые русские полки выступили маршем. После этого приказа кажется, что русский император всем сердцем за войну. Пришедшее в середине декабря в Петербург известие, что Неаполь начал воевать против Римской республики укрепило решимость Павла. В этой войне для него появилась нравственная составляющая. Наконец есть возможность проявить рыцарский дух, наконец, появилась возможность спешить на помощь и спасти маленькое, храброе королевство, отчаянно борющуюся с сильным, коварным врагом. Рекордно быстро, без проволочек был подготовлен и подписан договор между Россией и Неаполем. На этот раз финансовые вопросы играли второстепенную роль. Да и какие могут быть разговоры о презренном металле, когда один благородный рыцарь должен помочь другому благородному рыцарю? В соответствии с договором Россия должна послать в Неаполь 10000 солдат. К великому сожалению Павла договор не успели исполнить. Уж очень быстро благородный рыцарь Неаполь сел в лужу.

В австрийском генеральном штабе ещё в сентябре 1798 г. был готов стратегический план войны против Франции. В его разработке значительную роль сыграли откомандированные с этой целью в австрийское военное министерство английские офицеры. Фактически его можно назвать англо-австрийским стратегическим планом кампании 1799 г. Русское военное командование в октябре получило этот план и, после ознакомления, император одобрил его. Но из-за отказа короля Пьемонта Эмануела II участвовать на стороне коалиции и в ещё большей степени из-за поражения Неаполя стратегический план подвергся существенной корректировке.

Тугут, как опытный политик и тонкий психолог, понимал, что сейчас Павел крепко стоит за войну. В письме к Кобенцлю в Петербург от 31 января 1799 г. он дает послу новые инструкции. Тугут пишет, что Кобенцль должен убедить царя послать генерала Розенберга не на Рейн, как оговаривалось в стратегическом плане, а в Северную Италию. Более того, обещанные Неаполю 10000 штыков генерала Германа, к которым Австрия вообще никакого отношения не имела, должны также следовать в Италию. Чтобы просьба о дополнительном корпусе была исполнена, Тугут сделал Павлу предложение, должное принести царю и России честь, а союзником немалую выгоду. Австрийский канцлер предложил назначить главнокомандующим итальянской армии Александра Васильевича Суворова, по праву считавшимся одним из лучших полководцев Европы. Он уже успешно командовал объединенными австро-русскими войсками в войне против Турции 1789 г. Кроме того, как считал император Франц, в Австрии был всего лишь один полководец, могущий сравниться с Суворовым – это эрцгерцог Карл, но он должен командовать войсками в германском оперативном районе.

Отношение Павла к екатериновскому любимцу было плохое, если не сказать отвратительное. Со времени воцарения Павла фельдмаршал находился в отставке. Он проживал в своем имении в Нижегородской губернии. Павлу трудно было обратиться к Суворову, но соблазн, что русский полководец будет командовать австрийской армией был так велик, что Павел пересилил себя и послал адъютанта за строптивым полководцем. Суворов принял предложенный пост и не медля выехал в Петербург.

Эрцгерцог Карл.

Лучшим полководцем Австрии по общепринятому мнению считался эрцгерцог Карл. Между ним и первым министром за расположение императора Франца существовал скрытый, глубокий конфликт. Тугут пользовался безусловным и полным доверием своего императора и тщательно оберегал свою ревьеру от Карла, ближайшего конкурента. Противостояние высших сановников государства определенно мешало общему делу.

В ведении Тугута находилась не только внешняя политика, но и генеральный штаб, где разрабатывался стратегический план кампании. С согласия Франца первый министр фактически устранил Карла от разработки этого плана. О том чтобы Карл, третий человек в Австрии после императора и первого министра, принимал участие во внешней политике, не было и речи. Зачастую Тугут даже не считал необходимым информировать эрцгерцога о планах Австрии в отношениях с другими странами и о дипломатических договоренностях. Тугут вообще старался держать Карла подальше от двора. Под предлогом подготовки армии к предстоящей войне Тугут убедил Франца, что было бы разумно, если бы Карл лично руководил этой подготовкой и постоянно находился в войсках.

Из конфликта Карла с Тугутом естественным образом вытекал конфликт между полевыми командирами, находившимися в прямом подчинении эрцгерцога, и офицерами генерального штаба, стоящими под началом первого министра. Это было больше чем обычная неприязнь между армейскими и штабными офицерами – армия была разделена на два враждующих лагеря. Возможно, что Тугут – умный человек и опытнейший политик – не допустил бы такого размежевания в руководстве войсками, будь на месте главнокомандующего не брат императора, а любой другой генерал. Боясь возрастания влияния Карла на императора, что означала потерю собственного влияния, Тугут, если сам хотел сохранить власть, должен был проводить политику устранения эрцгерцога от власти. Нельзя сказать, что первый министр не понимал всю пагубность такого положения, но, учитывая близкое родство к императору, просто сместить Карла и назначить главнокомандующим другого генерала не представлялось возможным. В преддверии войны, осенью 1798 г., первый министр предпринял интересный ход, позволяющий, как он полагал, консолидировать армию под его началом. Он решил женить Карла. Разумеется, это решение формально исходило от императора.

6 октября приказом императора Карла вызвали в столицу для обсуждения военных вопросов. Но это был лишь повод. Причина вызова была другая. Франц предложил младшему брату жениться на дочери русского императора Великой Княжне Александре. Расчет Тугута был прост, даже примитивен, но действенный. Если Карл согласится, он должен будет поехать в Петербург на сватовство. Эта поездка может затянуться на добрые полгода. На время отсутствия Карла на пост главнокомандующего, по рекомендации первого министра, должен был временно назначен другой генерал, с которым Тугут, несомненно, нашел бы общий язык. Канцлеру для укрепления армии нужно было время и отсутствие Карла. Женитьба на русской принцессе представлялось ему идеальным решением. За время отсутствия эрцгерцога Тугут планировал убрать или приструнить самых строптивых генералов и тем самым устранить опасное для страны размежевание в армии. Однако замыслам Тугута не суждено было сбыться. Карл, невзирая на настойчивые рекомендации императора, который мотивировал этот брак политической необходимостью, решительно отказался. Две недели разговоров и уговоров ни к чему не привели. Эрцгерцог категорически отказывался ехать в Петербург. Ничего другого не оставалось, как только отправить Карла обратно. В конце октября Карл получил приказ выехать в войска. Согласно распоряжению императора его ставка теперь должна находиться в Фридберге.

На момент начала военных действий против Франции Австрия располагала сильной армией. Для отчетов (от которых зависел размер финансовой помощи со стороны Англии) численность армии составляла 438000 солдат и 102000 лошадей. Реально же под ружьем находилось не более чем 250000 человек, а под седлом примерно 50000 лошадей. После проведенной в начале 1799 г. реорганизации, армия состояла из: 62 линейных и 17 пограничных пехотных полков, 15 батальонов легкой пехоты и 42 кавалерийских полков. Из общей численности итальянская армия под командованием семидесятилетнего фельдмаршала Меласа насчитывала 64000 пехотинцев и 11000 кавалеристов. Следующие 80000 солдат дислоцировались в Польше. Эрцгерцог Карл располагал армией численностью 95000 солдат. Район его оперативных действий был обозначен Германией и Швейцарией.

В соответствии с австро-русским соглашением Россия посылала в Северную Италию два корпуса. Первым корпусом, численностью 20000 человек, командовал генерал Розенберг. 16 декабря 1798 г. корпус Розенберга пришел в Брюнн (Брно) и там был осмотрен австрийским императором. Франц нашел, что состояние корпуса удовлетворительно. Вторым корпусом, первоначально предназначавшимся в помощь неаполитанской армии, командовал генерал Герман. Этот корпус вышел из России значительно позднее первого и подошел к Днестру лишь 4 апреля 1799 г. Численность корпуса составляла 10000 человек. Итого, для оперирования в Верхней Италии Россия поставляла войска общей численность 30000 солдат.

Кроме того, для военных действий на Рейне Россия выделила еще два корпуса общей численностью 37000 человек. Один численностью 27000 человек под началом генерала от кавалерии Нунсена весной 1799 г. находился в Бресте недалеко от австрийской границы. Позже этим корпусом командовал генерал-лейтенант Корсаков. Другой корпус, насчитывающий 10000 солдат, был подчинен принцу Конде. Этот корпус должен вступить в боевые действия несколько позже, уже на территории Франции. Таким образом, Россия против Франции выставила 67000 человек.

Если у Австрии в численности армии резко выражен отрицательный баланс, то есть разница между численностью армии по документам, оплаченным по ведомостям Англией, и реальной численностью составила 188000 человек, то русская армия, напротив, имела отчетливый положительный баланс. Разница между оплаченными солдатами и солдатами, должными принять участие в войне составила 22000 человек. Причины: 1. неучтенный в русско-английском договоре корпус Германа, 2. принц Конде изъявил горячее желание с помощью русских штыков освобождать родину от узурпаторов-революционеров. Как можно отказать в этом желании благородному рыцарю и главе российского приорства мальтийского Ордена? Ему указом Павла тут же был выделен корпус. Но, даже учитывая эти два корпуса, превышение против ведомости составила 2000 человек.

Всего против Франции к моменту начала военных действий на итальянском и рейнском фронтах были сосредоточены или находились на марше 257000 солдат (105000 – в Италии и 152000 – на Рейне) из них: австрийцы – 170000 (75000 – в Италии и 95000 – на Рейне); русские – 67000 (соответственно 30000 и 37000); баварцы – 20000 солдат. Находящиеся в Польше австрийские войска рассматривались венским штабом как стратегический резерв. С учетом резерва союзники располагали против Франции войсками численностью 337000 человек.

Французская армия сильно уступала армии коалиции. Всего армия Франции насчитывала 195000 человек. Распределение войск было следующим: в Римской и Партенопейской республиках под началом генерала Шампионнэ находилось 30000 солдат. Позднее его сменил генерал Макдональд; в Средней Италии, в основном в Анконе, под командованием военного министра Шерера были сосредоточены войска количеством 25000 человек; в самой Франции под ружьем находилось 50000 солдат; в Швейцарии стоял корпус генерала Массена, бывшего командира дивизии армии Бонапарта в итальянском походе, численностью 30000 человек; дунайская армия под началом генерала Журдана дислоцировалась в районе Страсбурга. Она насчитывала 37000 человек; северней стояла дивизия Бернадотта численностью 8000 человек; наконец в Голландии располагался пятнадцатитысячный корпус генерала Брюна. Корпус Брюна представлял собой остатки армии Бонапарта, предназначавшийся для десанта на Британские острова. Французы также имели союзников. Правительство Франции твердо могло рассчитывать на: 12000 голландцев и 8000 пьемонцев, цезальпийцев и поляков. Всего вместе с сателлитами Франция могла выставить против войск второй коалиции 215000 человек.

В особенности большое преимущество союзные войска имели в кавалерии. Кроме того, поскольку французская армия защищала огромную территорию, её коммуникации были сильно растянуты. Союзники могли получить на стратегических направлениях значительный перевес. В Северной Италии, например, против русско-австрийской армии, насчитывающей 105000 бойцов, находилось всего 55000 французских войск, которые ещё и нужно было собрать со всей Италии, а это означало оставить только что завоеванное королевство Неаполь, оставить Рим и возможно Анкону. На Рейне положение французов было ещё хуже. Против 67-тысячной французской армии стояли 152000 войск коалиции. Войска, находящиеся внутри страны и в Голландии французское командование не могло перебросить на юг в связи с вероятностью английского десанта в Голландии и в связи с организованными при поддержке всё той же Англии восстаниями роялистов. Таким образом, на стратегических направлениях союзные войска имели, по крайней мере, двойное превосходство.

Несомненным преимуществом французской армии являлся её генеральский корпус. Французские военачальники были моложе и, безусловно, более предприимчивыми по сравнению с генералами коалиционных войск. Как показали дальнейшие события, это оказалось не такое малое преимущество.

28 января 1799 г. Карл получил приказ императора пересечь реку Лех. Перед ним были поставлены две задачи. Первая – завоевать и удерживать в своих руках как можно большую территорию Германии. Вторая – в первую очередь захватить территорию Швейцарии.

Конфликт между первым министром и эрцгерцогом и, как следствие этого конфликта противостояние армейских и штабных офицеров, не только не прекратился в виду близости войны, но, напротив, усугубился. Ещё в начале декабря Карл послал в Вену разработанный им и его штабом план кампании. Ссылаясь на неопределенное положение Пруссии, этот план в кригсхофрате серьезно не рассматривался. Уже после получения приказа о выступлении Карл, не взирая на то, что имел на руках утвержденную диспозицию кампании, направил в Вену новый, собственный план похода. Для его защиты перед императором и первым министром эрцгерцог послал в столицу своего начальника штаба генерал-майора Шмидта. Карл предложил одновременное наступления по двум направлениям – в Германии и в Италии. В диспозиции же генерального штаба, автором коей являлся граф Беллегарде, главное внимание уделялась защите Тироля. По плану генерального штаба эту задачу должна осуществлять особая армия. Поскольку план Беллегарде был утвержден императором и проводился уже в действие, Тугут рассматривал прибытие Шмидта в Вену как очередную интригу Карла против него. Приезд Шмидта лишь вызвал раздражения Тугута, возмущение офицеров генерального штаба и недовольство императора. Второй план Карла, также как и первый, не рассматривался и не дискутировался. Шмидту же намекнули, что подобными действиями командующий и подчиненные ему офицеры играют на руку врага, подрывая воинскую дисциплину, основу основ любой армии, а для армии австрийской являющейся священной коровой. План Беллегарде остался в силе.

Забегая вперед, хочу отметить, что как раз этот план и провалился. Ничего удивительного. Генеральный штаб план кампании разработать то разработал, но осуществлять его надо было всё тем же армейским командирам, в большинстве своем – разумеется под влиянием командующего – категорически с ним не согласных. Был ли хорош план генерального штаба или плох – не суть важно. Важно, что его осуществление мягко тормозилось. Каждый знает, что если что-то нужно делать, а делать это не хочется, и нет никакой возможности отвертеться, можно найти тысячи объективных причин, почему это сделать нельзя, можно найти тысячи разумных объяснений, почему пошло не так, как планировалось, и почему там, где должны быть успех и победа случились неудача и поражение. Дальновидный Тугут был совершенно прав, когда хотел услать Карла подальше от Австрии – в Петербург жениться. С другой стороны, разве не был прав Карл, считавший, что какой-то выскочка без роду без племени имеет наглость командовать им, братом императора и лучшим полководцем Австрии. Каждый в меру сил защищал свою правду, а в результате конфликт этот для Австрии был пострашнее двух вражеских корпусов. Вдвоем Карлу и Тугуту было слишком тесно у трона.

14 февраля, по возвращению Шмидта в ставку армии, Карл на высочайшее имя подал прошение об отставке. Тогда уже забеспокоился император Франц. Пока Тугут и Карл спорят между собой, император мог быть спокоен. Но отставка Карла автоматически привела бы к укреплению позиций канцлера, а это императору было совершенно не нужно. Франц написал брату ласковое письмо, в котором убедительно просил его остаться на посту главнокомандующего. Эрцгерцог после недолгого колебания внял просьбе брата-императора. В результате все осталось по-прежнему.

Чтобы не прослыть в глазах европейской общественности захватчиками и агрессорами, ни Франция, ни Австрия официально войну не объявляли. В Раштатте, где по-прежнему заседал постоянно действующий международный конгресс, французские дипломаты обвинили дипломатов австрийских в том, что Австрия привлекла на свою территорию русские войска. Австрийские дипломаты игнорировали упреки французских коллег. Наконец последовало официальное заявление Директории, которое французские послы обнародовали на очередном заседании конгресса. Оно звучало почти как объявление войны. В ноте протеста Директория обвинила Австрию не в том, что русские корпуса находятся на территории Австрийской империи и тем самым угрожают безопасности Франции, а в том, что в противоречии с подписанными здесь соглашениями^[1] австрийские войска пересекли реку Инн.

За словами последовали дела. Директория приказала генералам Бернадотту и Журдану начать наступление. 1 марта 1799 г. войска дунайской армии у Базеля форсировали Рейн. В тот же день выступил и Бернадотт. Дунайская армия до 7 марта беспрепятственно продвигалась на северо-восток. Журдан на линии Роттвайль – Туттлинген сделал короткую остановку, чтобы собрать войска, а затем продолжил продвижение на восток. Дивизия Бернадотта также продвигалась не встречая сопротивления. Идя на восток, войска Бернадотта заняли Мангейм и осадили Филиппсбург.

3 марта Карл узнал о движении неприятельских войск и сразу отдал приказ выступать навстречу противнику. В пути Карл получил известие, что Франция объявила Австрии войну. Медленно продвигаясь, 20 марта передовые отряды австрийцев возле города Острах вошли в соприкосновение с авангардом дунайской армии. На другой день состоялось сражение. Против 37000 войск дунайской армии Карл имел 72000 солдат. Австрийцы атаковали тремя колоннами. Центром руководил непосредственно Карл. Сражение было очень упорным. Французы с трудом сдерживали атаки превосходящих сил противника и к ночи, не определившись кто победитель, а кто побежденный, войска разошлись на исходные позиции. Как обычно при подобном исходе битвы, оба командующих послали победные реляции. Утром, не возобновляя сражения, французы, ведя арьергардные бои с наседающим авангардом неприятеля, начали отступление на юго-запад. Пройдя таким образом за три дня сорок километров, 25 марта Журдан близ города Стоках дал австрийцам ещё одно сражение.

Эта битва была ещё упорней, чем предыдущая. Долгое время фортуна колебалась то в одну, то в другую сторону. Только после ввода Карлом в дело сильного резерва, чего французский командующий сделать не мог в силу того, что к концу дня он уже исчерпал свои резервы, французы, сохраняя боевые порядки, отступили. Поле битвы осталось за Карлом. Но о решающей победе не было и речи. По-прежнему против войск Карла находилось хотя и сильно потрепанное, но вполне боеспособное французское войско.

Эрцгерцог Карл в бою.

На другой день после сражения в следствие больших потерь в частях в двух битвах и в следствии того, что по мнению командующего, без подкрепления французы не могут дальше сдерживать австрийское наступление, Журдан приказал общее отступление за Рейн. Французские войска отступили на северо-запад. Целью маневра дунайской армии являлось как можно скорее достичь Страсбурга – места постоянной дислокации. Пройдя за десять дней больше чем 180 километров остатки - после двух кровопролитных сражений и напряженного перехода - дунайской армии 5 апреля перешли Рейн в районе Келя. Непонятно почему Карл не использовал свое преимущество в кавалерии и не преследовал неприятеля. Вероятное объяснение пассивности эрцгерцога таково; окончательный разгром дунайской армии означал бы успех стратегического плана ненавистного первого министра.

Директория обвинила Журдана виновным в отступлении армии. Приказом правительства он был снят с должности командующего. Командование армией принял генерал Ерноф. Журдан, несогласный с обвинениями в свой адрес, чтобы лично дать Директории объяснение своих действий, оставил войска и уехал в Париж.

Бернадотт, узнав об отступлении дунайской армии, снял осаду Филиппсбурга и тоже отошел за Рейн. Он, также как и Журдан, оставил вверенные ему войска и поехал в столицу.

По аналогичному сценарию развивались события и в Швейцарии. 5 марта Массена получил приказ Директории о наступлении. При движении на восток войска Массены были атакованы корпусами генералов Готце и Аффенберга. Несмотря на значительное численное превосходство австрийцев, в ряде локальных столкновений Массене удалось нанести противнику ощутимые поражения. В этих боях австрийские войска потеряли 12000 убитыми, ранеными и пленными. Однако постепенно сказывалось численное преимущество австрийцев, и движение корпуса Массена сначала было остановлено, а затем австрийцы вынудили французские войска к отступлению. Отряды Массены, ведя многочисленные арьергардные бои, медленно отошли назад.

На итальянском фронте военные действия начались несколько позже. 25 марта состоялась битва между войсками генерала Меласа с австрийской стороны и отрядами генерала Шерера – с французской. Как в Германии и в Швейцарии, так и здесь, в Италии, австрийцы обладали двойным преимуществом. Против 58000 австрийцев сражалась не более 25000 французов. Сражение закончилось без явного перевеса в чью-либо сторону. Каждый из полководцев считал себя победителем, о чем не преминули доложить один – Директории, а второй – своему государю. 5 апреля под Магнано произошло второе сражение. На этот раз победа была на стороне австрийской армии. Французские войска начали отступление. Шерер, считая себя ответственным за проигранную битву, подал в Директорию прошение об отставке. Он, в отличие от Журдана и Бернадотта, не покинул вверенные ему войска, а дождался решения правительства. Такая самокритичная позиция – редкий случай в истории войн, и она делает честь французскому генералу.

Минул первый месяц войны. Хотя австрийские войска на всех трех фронтах – в Германии, в Швейцарии и в Италии одержали ряд побед, стратегического перевеса нигде не получили. Особых территориальных завоеваний также не было, поскольку за этот месяц австрийские войска отвоевали территории, занятые французами в следствии их первоначального наступления. Это был самый трудный военный месяц для австрийской армии. Потери в войсках составили более 10% общей численности. Особенно ощутимые потери были в Швейцарии. Русские корпуса еще были на марше или на этапе формирования и австрийцам пришлось одним (не считая баварского корпуса) нести всю тяжесть войны. Французские войска понесли за этот первый месяц также существенные, но всё же определенно меньшие потери. Французским военачальникам, сражаясь в меньшинстве, удалось все же избежать катастрофических поражений, удалось уберечь свои корпуса от уничтожения. Общий результат первого месяца – ничья.

После двух больших сражений и отхода французов за Рейн Карл дал армии двухнедельный отдых. Когда войска отдыхали и приводили себя в порядок, штаб армии напряженно работал. 7 апреля Карл послал письмо императору, в котором он изложил своё видение дальнейших действий. Согласно его планам армия Карла, оставив определенную часть войск в Германии – в основном отряды баварцев – должна двинуться на юг в Швейцарию и на марше форсировать Рейн, который в этом месте течет не с юга на север, как большую часть своей протяженности, а с востока на запад. В Швейцарии армия должна соединиться с корпусами Готце и Аффенберга и, создав 4-5 кратное преимущество над французами, уничтожить уже довольно помятый корпус Массена. Затем объединенная армия, внедрясь в восточную Францию (пересекать Рейн – большую водную преграду, на глазах у неприятеля уже не надо), всеми силами заходит в тыл дунайской армии и уничтожает её. Далее возможно идти на Париж. На мой взгляд, более чем разумный план. Карл был уверен, что его план получит высочайшее одобрение. Эта уверенность базировалась на относительной его простоте и выполнимости. Если бы у него не было убежденности, что план одобрят в Вене, он бы не писал императору, а выполнил бы его. В конце-концов он имел приказ завоевать и удерживать в своих руках Швейцарию. Как он будет это делать – относится к вопросам тактики, к вопросам, безусловно, входящим в компетенцию командующего. К горькому разочарованию Карла и этот план был отвергнут. В ответном письме Франц просил брата не предпринимать ничего против Швейцарии. То есть фактически император запретил Карлу реализовать его идеи. Причина отказа Тугута, а именно он настоял на отказе, лежит не только и не столько в его зависти к успехам эрцгерцога, а сколько в общей финансовой ситуации. Вот-вот должен подойти второй, а там и третий транш английского банка. Быстрая победа означает столь же быстрое прекращение финансирование кампании, а это, в свою очередь, поставит финансы страны в трудное положение. Что же касаемо победы над Францией, то надо понимать ситуацию при австрийском дворе. Почти каждый день в Вену приходили сообщения о победах. За первый месяц согласно депешам из действующей армии по самым скромным подсчетам австрийские войска одержали пять крупных побед и выиграли множество мелких боев. И император Франц, и первый министр, и австрийский генеральный штаб были убеждены в скорой победе. Ничего не случится, если придержать наступательный порыв Карла и война продлиться на месяц, два дольше, а за это время можно получить с Англии обещанные деньги.

Так ли это было на самом деле? Так ли сильно потрепала австрийская армия французские войска, что Франция была уже на пороге капитуляции? Конечно, нет. Но если опираться на отчеты из войск, то может сложиться (и сложилось) впечатление о почти полном разгроме французских армий. Если ситуация неясна, если непонятно на чьей стороне победа, то всегда, или почти всегда, оба полководца слали депеши о своей решительной победе. Причем свои потери командующие сильно преуменьшали, а потери противника столь же сильно завышали. Если верить отчетам австрийских генералов, то французская армия уже практически не существовала. Так бродили где-то неприкаянно разрозненные остатки войск неприятеля. В то время как, согласно тем же отчетам, собственная армия находилась еще в лучшем состоянии, чем до войны. Безусловно, и Тугут, и генштаб понимали, что реальная картина не совсем такая радужная, как следовало из реляций, и производили некоторую корректировку в худшую для Австрии сторону, но с другой стороны: победы были, и факт этих побед подтверждали независимые от командования источники. Словом, составить реалистичную картину происходящего на фронтах в Вене не могли. Поэтому, опираясь на неверные представления о состоянии своих войск и войск противника, часто принимались неверные и даже пагубные решения.

Император Австрии Франц I.

14 апреля, получив отказ императора, Карл сгоряча написал и отослал прошение об отставке. Ситуация сейчас была совсем не такая, какая она была ровно два месяца назад, когда Карл первый раз просил отставку. Тугут убедил императора, что сейчас, когда победа над Францией столь близка, можно обойтись и без Карла. Несомненно – говорил Тугут – он является талантливым полководцем, но уж очень строптив. Прошение Карла было принято, и по рекомендации первого министра был назначен новый командующий – граф Валлис. Карл понял, что на сей раз он погорячился, что теперь он зашел слишком далеко. Эрцгерцог определенно лучше видел реальное положение дел на фронтах, в особенности на своем германском фронте, но и он был уверен, что победа не за горами. И он не хотел праздновать самую громкую победу австрийского оружия в роли стороннего наблюдателя. Уже 25 апреля Карл официально обратился в имперский военный совет с просьбой восстановить его в должности командующего. К неудовольствию Тугута Франц ответил согласием. 4 мая Карл, находящийся в расположении армии, хотя официально он числился в отставке, получил восстановивший его в должности командующего приказ и письмо императора. Тон письма был совсем другой, чем два месяца назад. Уже не было ласковых слов и просьб. В письме Франц сухо рекомендовал эрцгерцогу впредь придерживаться указаний из Вены.

В середине мая Карл все же решил осуществить свой план. Наученный горьким опытом, на этот раз он никого не спрашивал, никого не ставил в известность, а действовал в рамках отпущенных ему полномочий. Решить то он решил, но время, драгоценное время было упущено. Вместо того, чтобы развивать и закреплять успех, полтора месяца ушло на препирательства и интриги. Бонапарт на его месте не стал бы тратить время на бумажную волокиту, а пошел бы вслед за отступающим неприятелем и, несомненно, победил бы. Но далеко не каждый полководец обладает наполеоновской смелостью в принятии решений и решимостью в достижении поставленных целей.

Между тем прекращение активных боевых действий австрийских войск Массена использовал как только мог продуктивно. Директория через дипломатические и разведывательные каналы получила информацию, что вероятнее всего исход кампании будет решаться в Швейцарии. Поэтому войска Массены, несмотря на общее тяжелое положения во Франции, получили большое подкрепление. С итальянского фронта под Цюрих была переброшена дивизия численностью 6000 человек. Получил Массена существенные подкрепления и непосредственно из Франции. Численность его войск за время передышки, любезно предоставленной австрийцами, выросла втрое и составила 70000 человек. Он сам провел энергичные мероприятия по повышению боеспособности вверенных ему частей и соединений. Сразу же после первых недель боев и отступления французских войск, под Цюрихом начали возводить мощные оборонительные сооружения. Здесь Массена и его штаб планировали дать австрийцам генеральное сражение.

21 мая, оставив на территории Германии значительный воинский контингент, армия Карла пересекла Рейн и внедрилась на территорию Швейцарии. Массена видел свою задачу: не дать соединиться двум австрийским армиям. С этой целью он атаковал отряды Готце – более слабого противника. В многочисленных стычках и боях обе стороны понесли большие потери. Поставленной цели Массена не добился. Армии соединились. Французские войска, после соединения неприятельских армий, отошли на заранее подготовленные позиции под Цюрих.

Общее командование объединенной австрийской армией принял на себя Карл. 4 июня, как и предусматривал Карл, австрийские войска с двух сторон атаковали французские укрепления. На стороне австрийских войск был определенный численный перевес, но он был не такой большой, как вначале войны и уж конечно не такой большой, если бы план Карла был воплощен на два месяца ранее. С обеих сторон солдаты сражались с большим мужеством. Поскольку французские войска находились в укрытиях, их потери были меньше, чем потери в войсках противника. 1700 человек потеряли французы в тот день убитыми и ранеными против 2500 человек в австрийских рядах. С наступлением темноты сражение само собой прекратилось. Войска разошлись. Хотя поле битвы осталось за французами, это была далеко не их победа. На следующий день Карл дал армии отдых. 6 июня австрийцы намеривались возобновить битву. Однако сражение не состоялось. В ночь с 5 на 6 Массена отступил. Французский командующий увел свои войска за вторую линию обороны. После этой битвы вплоть до осени здесь, на швейцарском фронте, никаких существенных событий не происходило. Обе стороны заняли выжидательную позицию, наблюдая за развитием ситуации на итальянском театре военных действий. Конечно в Швейцарии, как и в Германии, происходили отдельные стычки и локальные бои (на то она и война), но общее положение противоборствующих сторон можно характеризовать как позиционная война. И Массена, и Карл, вероятно во избежание фатальной ошибки, не предпринимали решительных действий. Но если поведение Массены можно логически обосновать; ведь французы были в численном меньшинстве и поражение его армии означало открытый путь для австрийцев во Францию, то пассивность Карла имела совсем другие, личностные мотивы. Когда Карлу не дали осуществить его план, а то, что он всё же осуществил было слишком поздно и был потерян важнейший фактор – фактор внезапности, он вольно и невольно торпедировал выполнения стратегического плана генерального штаба.

Совсем по-другому развивались события в Италии. Вопреки стратегическому плану, рассматривающему итальянский фронт как вспомогательный, именно здесь происходили решающие события кампании 1799 г., именно здесь союзные войска захватили стратегическую инициативу, и именно в Италии русско-австрийские войска добились громких побед над французской армией. Всё это произошло благодаря одному человеку – фельдмаршалу Суворову.

1 марта Суворов, приняв предложение царя возглавить русско-австрийские войска в Италии, выехал из Петербурга на фронт. Суворов сделал десятидневную остановку (с 25 марта по 4 апреля) в австрийской столице, во время которой состоялась аудиенция у императора, и во время которой, что важнее, Суворов в генштабе изучил стратегический план, ознакомился, насколько это было возможно, с положением дел на фронтах и уяснил стоящие перед его армией задачи. 14 апреля фельдмаршал Суворов прибыл в Верону. Ко времени приезда Суворова в Верону, в Италию уже прибыли первые 11000 солдат корпуса Розенберга, оставшиеся 10000 находились на марше. Под началом Розенберга стояли князь Багратион и граф Милародович – будущие прославленные герои 1812 года. На момент прибытия Суворова численность подчиненной ему армии, включая уже прибывшие русские части, составляло 60000 штыков. Верный своему девизу – быстрота и натиск, Суворов не стал понапрасну терять время. Он сразу же начал подготовку к нападению на французские войска. Шерер в то время располагал армией численностью 28000 человек, но он рассчитывал на подкрепления от Макдональда, войска которого должны уже были находиться на марше из Неаполя.

Фельдмаршал Суворов.

Суворов, чтобы не дать соединиться французским войскам, послал часть армии навстречу Макдональду. Сам же, 26 апреля, с оставшимися 35000 атаковал Шерера, стоявшего лагерем на реке Адда. Французы отступили. На другой день, преследуя неприятеля, войска Суворова настигли французов у города Кассано и навязали им сражение. В этой битве французы потерпели убедительнейшее поражение.

В отличие от Карла, который после каждый битвы делал большие перерывы, Суворов не дал противнику прийти в себя, не дал ему вновь организовать растрепанные в боях части, а сразу напал и победил. Это и есть пример реализации суворовского принципа – быстрота и натиск. Тогда как Карл и большинство полководцев того времени останавливались на пол пути, Суворов всегда доводил дело до конца. Понятно, что после битвы и собственные части находятся не в лучшем состоянии. После битвы солдаты страшно утомлены, много раненых и надо похоронить убитых. После чрезвычайно тяжкого ратного труда по-человечески надо бы дать отдохнуть войскам, но противник как раз на это и надеется, он рассчитывает, что у противоположной стороны просто нет больше сил вести сражение. Вот как раз в это время и надо атаковать, как раз эта вторая атака обеспечивает успех всего дела. По сути, битву второго дня Суворов рассматривал как необходимое и обязательное продолжение предыдущего сражения, он рассматривал оба сражение как неразделимое целое. В этом был залог успеха, и такой взгляд на сражение принес Суворову славу великого полководца. Солдатам, конечно же, надо дать отдохнуть, но после полного завершения операции, после окончательного разгрома неприятеля. В конце-концов это сохранит жизни многим из них.

Победа под Кассано явилась не просто победой по договоренности (часто исход сражения был не ясен, не понятно кто победил, а кто, напротив, проиграл. Война не шахматы и полководцы не принимают понятие ничья, хотя именно это чаще всего и случается, поэтому действовало негласное правило – победил тот, за кем осталось поле битвы. Однако и это правило тоже часто нарушали. Уж очень хотелось военачальникам быть победителями, и никто не хотел оставаться в роли проигравшего. Но все-таки хоть какое-то правило существовало. Без него вообще был бы полный волюнтаризм. Вот такую победу я называю победой по договоренности). Таких побед за первые месяцы войны австрийская армия на своем счету имела достаточно. Победа же под Кассано явилась чистой победой, в результате которой было безвозвратно уничтожено – по большей части французы были захвачены в плен – очень сильное французское соединение. Важнейшим следствием победы союзных войск под Кассано явилось то, что теперь союзники захватили стратегическую инициативу. Союзные войска контролировали территорию северней реки По, и теперь Суворов мог навязывать противнику свои условия – где и когда давать сражения.

Поражение французских войск под Кассано решило судьбу Цизальпийской республики. Как только эта новость достигла Милана, все пять директоров юной республики подали в парламент прошение об отставке. В тот же день, 27 апреля, французские чиновники спешно покинули Милан. На другой день в город вошли австрийские и русские войска. Вскоре в Милан прибыл и командующий. Суворов оставался в Милане всего четыре дня.

Во время пребывания в Милане Суворов совместно со своим начальником штаба Маркусом фон Гастелером разработал новую диспозицию. В Италии к тому времени оставалось ещё два крупных неприятельских соединений. Одно - численностью 25000 человек под командованием генерала Макдональда, находилось, по расчетам штаба армии, на марше из Неаполя в Верхнюю Италию и второе – численностью, с недавно подошедшим подкреплением из Франции, 20000 человек под началом генерала Моро, дислоцировалась в низовье реки По близь города Валенца, расположенного примерно на расстоянии 60 километров на юго-запад от Милана. Кроме того, в крепостях Пьемонта находились сильные французские гарнизоны. Учитывая такое распределение сил неприятеля, диспозиция предусматривала следующие основные мероприятия:

1. Для осады крепостей и защиты верховий По выделялся отряд количеством 25000 человек под общим командованием генерала Края. Главная задача этого соединения – осада и захват крепостей Манту (эту крепость Бонапарт во время итальянской компании 1796 г. завоевал с большим трудом) и Пескьера. Обе крепости лежат на востоке от Милана на расстоянии приблизительно 130–140 км.
2. Небольшой отряд был послан в Венецию.
3. Дивизия численностью 6000 человек была отослана навстречу Моро. Если Моро решится наступать на Милан, что было вполне вероятно, эта дивизия должна служить заслоном до подхода главных сил.
4. Сам Суворов с главными силами ожидал сообщение разведчиков о появлении авангарда Макдональда на линии между Пизой и Флоренцией. Под его началом сейчас, с подошедшей второй частью русского корпуса под командованием генерала Форстера, находилось 38000 активных штыков, из которых более половины русские.

Войска Макдональда должны были вот-вот появиться в обозначенном месте. Он должен пройти между Пизой и Флоренцией. Другой дороги просто нет. И тогда Суворов со всеми имеющимися войсками выйдет навстречу неприятелю и уничтожит соединение Макдональда. То, что так это и будет, то, что сражение закончится победой, Суворов ни сколько не сомневался в виду полуторного численного преимущества. Моро Суворов оставил на десерт. После победы над Моро можно будет перенести боевые действия непосредственно на территорию Франции и думать уже о завоевании Парижа.

На самом деле Макдональд несколько задержался в Неаполе. Как мы знаем, он вышел из Неаполя лишь 8 мая. Штаб Суворова просчитался на две-три недели. 3 мая Суворов получил разведсообщение из Неаполя, что французы еще даже не вышли, а только готовятся выступать. Суворов не захотел ждать две-три недели, а может быть и больше, чтобы выполнить диспозицию – надо сказать не плохую – австрийских штабистов. Он решил изменить последовательность и ударить сначала по Моро, а потом разобраться с Макдональдом. Он решил идти на Турин. Как раз на пол дороге между Миланом и Турином находились отряды Моро. К решению идти на Турин командующего подвигло ещё и сообщения генерала Вукасовича. Тот писал, что крестьяне повсюду встречают русские отряды как освободителей. Захотелось командующему, после стольких лет военной карьеры, когда он всегда испытывал ненависть со стороны местного населения сначала в войне с турками потом в Польше, почувствовать себя в роли не угнетателя и захватчика, а освободителя. Решение Суворова вызвало сильное недовольство австрийского высшего командования, в особенности штабного. Австрийские штабисты полагали, что месяц ожидания не повредит делу, зато будет выполнен прекрасный план, который – говорили они, – аргументируя свою позицию, сам же командующий и утвердил. Суворов же считал, что диспозиции существуют для войны, а не наоборот. Австрийские штабисты подчинились воле командующего, но затаили некоторую грубость.

На препирательство с австрийскими генералами ушло несколько драгоценных дней. Всё-таки они были союзниками, и Суворов не мог просто приказать, не мог просто сказать: «Это приказ и разговор окончен». Нет. С ними надо было быть ласковым и нежным, как приказал ему обходиться с союзниками Павел. Их надо было убедить, а это Суворов не очень умел.

Войска Моро тревожили нарастающие мятежи. Крестьяне, воодушевленные присутствием русских войск повсюду подымали восстания. Моро решил отвести свои войска за Аппенины в Геную. С огромным багажом, состоящим из военных трофеев, французские войска медленно двигались через Савону в Геную. Дороги были зачастую перекрыты. Крестьяне и русские мобильные отряды из дивизии Вукасовича устроили настоящую охоту на обозы. В этих почти партизанских действиях имелся большой риск, но добыча стоило того риска. Весь путь до Генуи не прекращались мелкие стычки. Так в мелких боях 6 июня войска Моро дошли до Генуи.

Генерал Моро.

В начале мая войска Макдональда наконец оставили Неаполь и, пройдя территорию Римской республики, в середине месяца соединились с отрядом генерала Готье, которого Шерер послал ещё в марте, во время начального общего наступления французов, на завоевание Тосканы. Готье с задачей справился. Тоскану он завоевал, но удержать ее был не в состоянии. Его части находились в постоянном напряжении из-за частых мятежей местных жителей. Соединившись с дивизией Готье, армия Макдональда выросла до 28000 человек. Макдональд не стал заниматься восстановлением порядка в Тоскане, оставив это на более спокойное время, а продолжил движение на север. Пройдя мимо Флоренции, Макдональд вобрал в свой состав восьмитысячную дивизию Виктора, которую Моро выделил из своего корпуса и послал ему навстречу.

Стороны начали готовиться к решающим событиям. Суворов, находящийся в то время в Турине, наконец, получил долгожданное известие из Флоренции о прохождении армии Макдональда. Он и дальше внимательно наблюдает движение французов, с тем, чтобы определиться с местом и временем сражения.

Определенно, генерал Моро, приказом Директории назначенный вместо Шерера в должности командующего французскими войсками в Италии, разгадал замыслы Суворова. Моро по праву считался одним из лучших полководцев республики. Точно так, как Суворов стремился разбить французов по частям, так и Моро, предполагая поведение неприятеля, планировал уничтожить войска союзников по отдельности. Тактика Моро была такова; до последнего момента действовать так, как ожидает от него противник, как бы играя с ним в поддавки, а в последний момент сделать непредсказуемый ход, атаковать неприятеля в самом неожиданном для него месте. Примененную им тактику можно назвать – тактика приманки и охотника. Роль приманки Моро отвел себе, а роль охотника – армии Макдональда. Согласитесь, не совсем обычное распределение ролей, когда командующий берется исполнять роль жертвы, но на это и было рассчитано. Моро посчитал, что такое поведение французских войск не смогут предположить в штабе Суворова, а значит, у него есть шанс провести свой план в действие, значит, несмотря на двойное превосходство войск неприятеля, у него есть шанс победить.

Моро планировал максимально оттянуть на себя, как на приманку, главные силы противника и с боями отступить в Геную, а тем временем охотник должен напасть и разбить неприятеля на линии Болонья – Модена – Парма. Французский командующий максимально-возможно усилил армию Макдональда. После соединения с дивизией Виктора её численность составила 36000 человек. В своем непосредственном подчинении Моро оставил всего 14000 солдат. В реализации этого плана имелись две трудности. Первая – сложность обеспечения синхронности действий обеих армий в виду большого расстояния между ними (около 200 км.). Вторая – необходимо было ввести в заблуждение противника. С обеими трудностями Моро и Макдональд, который полностью согласился с планом командующего и внес в него ценные изменения, с успехом справились.

В начале июня французы приступили к осуществлению своего плана. Первым выдвинулся Моро. Он вышел из Генуи и обозначил направления движения на север, на Тортону. Суворов, получив сообщение о движении отрядов Моро, немедля вышел из Турина на юг в Алессандрию. Под его непосредственным началом при выходе из Турина находилось 28000 человек. В пути к нему присоединилась дивизия Вусковича так, что 12 июня, по прибытию в Алессандрию, Суворов уже располагал 38-тысячной армией. Считая, что перед ним находятся главные силы противника, Суворов накапливает войска. По его приказу в место расположения союзных войск прибывают австрийские и русские части. В ближайшие дни численность его армии должна возрасти до 50000 человек и тогда он рассчитывал атаковать и разбить войска Моро.

В то время, когда Суворов шел на Алессандрию и накапливал силы, Макдональд напал на союзные войска. 9 июня тремя колоннами вышли французские части на север. Сам Макдональд с первой колонной атаковал союзников под Болоньей и Моденой. Состоящая в основном из поляков вторая колонна, напала на австрийские части под Реджо. Третья колонна, дивизия Виктора, маршировала на Парму. В нескольких упорных боях французы отбросили союзные войска. Далее французские колонны соединились под Пармой и, преследуя отступающего неприятеля, продолжили движение на запад. Под Пьяченцой французы почти нагнали австрийские войска генерала Отта, но австрийцы ушли от преследования, перейдя реку Треббиа. Отт полагал, что водная преграда помешает дальнейшему наступлению французов. Однако Макдональд сумел в кратчайший срок переправить свои части на левый берег реки и 17 июня навязал австрийцам сражение. Французский командующий рассчитывал, что у него достаточно время до подхода неприятельского подкрепления разгромить это австрийское соединение, но уже во время сражения на помощь к австрийцам подошли, и с марша вступили в бой, войска генерала Меласа. В упорнейшем сражении обе стороны показали высочайшие примеры мужества. Вечером противники разошлись, чтобы утром возобновить битву.

Суворов вечером 15 июня получил известие о наступательных действиях армии Макдональда. Как опытный полководец он сразу же понял, что французы его перехитрили, и осознал, какая опасность грозит союзной армии. Командующий сразу же послал адъютантов в расположение частей Меласа с приказом без малейшего промедления выступать на помощь Отту. Сам он, оставив отряд численностью 14500 человек стеречь Моро, с оставшимися 24000, из которых 10000 русских и 14000 австрийских солдат, рано утром 16 июня выступил на восток. Его войска сделали большой крюк в районе Тортоны, чтобы не встретится с войсками Моро, в задачу которого, как теперь понял Суворов, входило связать боем его войска. Армия Суворова два дня находилась на марше. Этот марш был на пределе, а где-то и за пределами, человеческой выносливости. За два дня солдаты по жаре с полной выкладкой, с боезапасами и артиллерией преодолели более 120 километров. Сверх того, по пути войска форсировали три реки. Поздно вечером 17 июня, уже когда австрийцы и французы разошлись, части Суворова подошли к месту сражения. Суворов принял общее командование войсками.

На другой день сражение возобновилось. Но на этот раз роли участников поменялись. Теперь уже Суворов приказал атаковать. Под ударами превосходящих сил противника французские войска медленно отступали. В середине дня на помощь французам из Пармы подошли дивизии Оливье и Монтрихра. Получив подкрепления, французы перестали пятиться, но и атаковать противника они были не в состоянии. В этот день противники сражались столь же упорно, как и в первый. С наступлением темноты Макдональд отвел свои войска за реку. Он не считал себя побежденным, но и Суворов был не удовлетворен результатом. С рассветом, не взирая на страшную жару и крайнюю усталость армий, марафон битвы продолжился. Противники атаковали друг друга. Сражение переросло в последовательность рукопашных схваток, где исход дела решало скорее мужество и смелость отдельных солдат, нежели искусство полководцев. Лучший пример храбрости показывал сам Суворов. Под градом пуль в одной рубашке он скакал на коне вдоль своих рядов, призывая солдат к дальнейшей битве. И этот день не принес победу какой-либо стороне. В сумерках противники отошли на исходные позиции. Суворов планировал четвертый день сражения, но Макдональд, получивший в последнем бою ранение и поэтому не могший дальше полноценно руководить операцией, ночью приказал отступление.

В руки союзников попал госпиталь, который отступающие французы вынуждены были оставить на милость противника. В нем находилось 7500 раненых, однако неизвестно сколько было ранено в последнем трехдневном сражении. Предположительно не менее половины. Согласно сообщению штаба союзной армии французы в последней битве потеряли половину численности. Русские указали свои потери – 700 человек убитыми и 2100 ранеными. Австрийцы посчитали, что их потери и того меньше. Они составили 250 убитыми и 1900 ранеными, при том, что австрийских солдат было значительно больше чем русских. Отношение австрийцев к русским составляло примерно два к одному. Безусловно, в отчете о потерях штаб сильно преувеличил потери противника, а собственные, мягко говоря, преуменьшил. Вот на основе подобных реляций приходилась принимать в столицах ответственные решения. Не удивительны фатальные ошибки, как это было в случае с Карлом, ведь объективной информации не было и ничего с этим нельзя было поделать. Всякий военачальник старался показать себя с самой лучшей стороны. Зачастую эта лучшая сторона существовала лишь на бумаге. Многочисленные попытки борьбы с приписками и очковтирательством ни к чему не приводили. Это было неконтролируемо как стихия.

Как уже говорилось, в мае между Суворовым и его начальником штаба Маркусом фон Гастелером наметилось противостояние по поводу желания командующего изменить только что принятую и утвержденную диспозицию. Стороны не смогли прийти к консенсусу, и Гастелер настоял, чтобы изменения диспозиции были утверждены в Вене, в кригсрате. Суворов написал в военный совет докладную записку, в которой, пользуясь случаем, не только просил об изменении оперативного плана, но и изложил свое видение дальнейшей кампании. По его мнению, союзная армия в начале лета должна захватить Геную с тем, чтобы потом выйти на оперативный простор во Францию. В свою очередь начальник штаба отправил в австрийскую столицу собственную записку, в которой изложил суть конфликта. В двадцатых числах июня, уже после битвы на реке Треббиа, из Вены пришел ответ. Вена однозначно запрещала Суворову выполнение его плана. Военное руководство кампании в лице кригсрата приказывало Суворову удерживать в своих руках завоеванные территории и укреплять положение союзной армии в Северной Италии, ему приказывалось заниматься захватом все еще находящихся в руках французов крепостей и, прежде всего, крепости Манту. Суворову ничего не оставалось, как только подчиниться приказу и выполнять план венских стратегов. В следствие этого приказа в начале июля войскам Макдональда и Моро удалось соединиться под Генуей.

В конце июня наконец прибыло долгожданное подкрепление. Пришел русский корпус под началом генерал-лейтенанта Ребиндера. С этим корпусом русское присутствие в Италии превысило 30000 человек. Общее количество союзных войск насчитывало к концу июня более 100000 солдат. С получением подкрепления объединенная армия могла усилить давление на крепости. 21 июля пала город-крепость Алессандрия. Вскоре, 28 июля, ей последовала Манту, гарнизоном которой командовал генерал Лотар-Фвеца^[2]. С падением Манту французское владычество в Италии рассыпалось как карточный домик. Уже в июне пришел конец Неаполитанской республике. Вскоре ей должна последовать Римская республика. В июле союзные войска почти беспрепятственно занимают территории Римской республики.

На востоке Италии отряды союзников также имели успех. Остатки армии Цизальпийской республики под ударами войск союзников отошли в район города-порта Анконы. Порт, который Бонапарт считал важнейшим пунктом на Адриатике, с моря был блокирован отрядом кораблей генерал-лейтенанта Войновича, входившим в состав эскадры Ушакова. Продвигаясь вдоль адриатического побережья австрийские войска 28 июля заняли город Фано, 2 августа русские отряды захватили город Синигаллию, а затем 12 августа австрийские сухопутные части, русские и турецкие моряки совместно осадили Анкону.

В целом обстановка к концу лета 1799 г. для Франции складывалась очень неблагоприятно. Если на германском и швейцарском фронтах противники выжидали, ведя позиционные бои, то Италия для Франции была потеряна.

Директория выказывала твердые намерения отвоевать потерянные в Италии территории. В стране был объявлен дополнительный рекрутский набор. Франция спешно вооружалась. Интенсивно шло создание сразу двух дополнительных армий – альпийской, командующим которой был назначен победитель Неаполитанского королевства генерал Шампионнэ и рейнской, под началом генерала Моро. Последний, после сдачи дел итальянской армии, должен ехать во Францию и заниматься там формированием рейнской армии. На место командующего итальянской армии Директория назначила генерала Жубера.

Новый военный министр Бернадотт, назначенный вместо Шерера, делал все возможное для ускорения создания новых частей и соединений. Сформированные отряды сразу же посылались в горячие точки. В основном в Италию. По положению на 14 августа 1799 г. в французской армии находилось 150000 человек. Из них: 45000 в Италии, внутри страны 15000 человек – ядро будущей альпийской армии, 70000 человек в Швейцарии, в составе дунайской армии и 20000 человек в Германии в составе формирующейся рейнской армии. По расчетам военного министерства для успешного противостояния союзным войскам было необходимо ещё 100000 солдат.

Летом 1799 г. в полной мере обозначился ещё один участник дележа французского пирога. Поддерживаемые Англией роялисты начали активные действия.

Подавляющие большинство населения Франции ненавидело Бурбонов и не хотело восстановления монархии. Лидер монархистов во Франции весной 1799 г. писал своему господину графу Артуа в Лондон, что сейчас нет никакой надежды на реставрацию монархии Бурбонов, что Франция скорей примет на престоле чужого князя, такого как эрцгерцога Карла или герцога Брауншвейгского, чем собственного принца, что в особенности протестанты решительно настроены против королевской династии и что существует прямая опасность для жизни высоких персон в случае их приезда во Францию. Граф Артуа трижды объявлял о своем прибытии во Францию, чтобы лично возглавить крестовый поход против республики, но так ни разу и не приехал.

До лета 1799 г. тактика роялистов состояла в образовании банд, которые занимались грабежом деревенского населения и перехватом почты. Таким образом, сторонники монархии пытались дестабилизировать положение в стране, что, по их мнению, должно привести к восстановлению короны. Однако, несмотря на все усилия роялистов, правительству удавалось навести порядок и постепенно дороги становились всё более безопасны. Повстанческое движение явно выдыхалось. Но к лету 1799 г. все изменилось. Правительству Питта стало ясно, что, хотя и налицо отдельные успехи войск коалиции, бицкрига не получилось, не получилось скорой победы и поэтому лондонские стратеги решили ввести в игру пятую колонну – монархистов. В конце весны роялисты, наконец, получили от английского правительства то, чего они уже долго добивались. Они получили исчерпывающие финансирование.

Летом 1799 г. граф Артуа и граф Лилль (Прованский), старший брат Артуа и будущий король Людовик XVIII, призвали всех своих сторонников, всех кому дорога Франция (естественно та Франция, которая была дорога им) к решительной борьбе против узурпаторов. Призыв поддержали большая часть дворянства и духовенство. Братья рассчитывали не только на английские деньги, но, в большей степени, на помощь русских и австрийских войск.

В середине лета на атлантическое побережье Франции в департамент Аквитан английские военные корабли доставили десант роялистов. Английский флот осуществил доставку роялистов в оперативный район и в его задачу входило обеспечение повстанческих отрядов оружием. Десант состоял из нескольких сотен дворян и священников. Вскоре им удалось сколотить из крестьян и прихожан войско численностью 15 -20 тысяч человек. Главная причина, по которой крестьяне шли сражаться за короля, – хорошо платили. Командовал этим сбродом в прошлом республиканский генерал Роже де Пауло. Роялисты поставили цель захватить Бордо.

Как только в Париже стало известно о десанте, правительство послало в Аквитан крупный военный отряд. Но когда воинские части пришли к месту событий, всё было уже позади. Республиканцам из Тулузы и соседней с Тулузой департаментов удалось быстро собрать небольшое войско и 20 августа у подножья Пиреней республиканские отряды развеяли по ветру эту крестьянскую армию. При первых выстрелах «армия» повстанцев начала таять как снег на жарком солнце. Крестьяне попросту разошлись по домам.

Следующую попытку роялисты предприняли в Нормандии. Здесь в сентябре с небольшим отрядом десантировался Фротте, один из лидеров роялистов. Как и первый раз десант и доставку оружия осуществлял английский флот. За короткое время Фротте удалось собрать отряд численностью 10000 человек. Хотя в Нормандии у роялистов были незначительные успехи, Фротте все же не удалось занять ни одного сколь-либо значительного города. Успехи эти объясняются тем, что роялисты, наученные провалом первой операции, не ввязывались в открытые сражения, а действовали методами партизанской войны. Несомненно такие коррективы в тактику повстанческого движение роялисты внесли по рекомендациям английского генерального штаба. Эти методы уже были апробированы в начале этого года в Неаполе и принесли неплохие результаты. В английском штабе даже появились специалисты по ведению партизанской войны, которые в дальнейшем не раз и не два применяли свои знания и свой опыт в борьбе против Франции. За осень 1799 г. роялисты подняли восстания еще в четырех местах. Повсюду их успехи были исчезающе малы. В отличии то Неаполя, где партизанская война принесла несомненные результаты, во Франции для ее успеха отсутствовала социальная база повстанческого движения. Зачастую новобранцы, получив деньги, просто исчезали из войска.

Восстания эти не имели и не могли иметь сколь-либо определяющее значение. Знали это и в английском правительстве. В отличие от мечтателей Бурбонов, лондонские стратеги были весьма конкретные господа. Они очень хорошо знали обстановку и также хорошо представляли возможности повстанческого движения и то действие, которое оно может оказать на внутриполитическое обстановку во Франции. Смысл мятежей Лондон видел в отвлечении сил республиканской армии от военных действий на фронтах. Для достижения этой цели методы партизанской войны подходили как нельзя лучше. И второе; в случае победы войск коалиции граф Артуа, с которым уже имелись определенные, выгодные для Англии договоренности, будет претендовать на власть во Франции. Ведь роялисты тоже сражались против общего врага, они тоже внесли свой вклад в общую победу. Без этого факта, факта участия в общем деле, после победы будет трудно убедить союзников, что именно граф Артуа, а не какой-нибудь принц Конде, эрцгерцог Карл или герцог Брауншвейгский, должен стать королем Франции.

Осенью 1799 г. республиканская армия преодолела кризис и начала одерживать победы на фронтах. Как следствие этих побед, повстанческое движение сразу пошло на убыль. 18 брюмера, когда в Париже в который раз решался главный вопрос всех времен, вопрос власти, в штаб-квартиру английской армии Франции к генералу Гедувиллю прибыли парламентеры от Фротте. 28 ноября стороны пришли к соглашению о прекращении военных действий. Вскоре к соглашению присоединились все отряды повстанцев.

4 августа в Геную прибыл генерал Жубер, новый командующий итальянской армии. Директория ожидала от него решительных действий; победоносного генерального сражения, а при благоприятных обстоятельствах даже разблокирование Манту. Новый командующий ещё не знал, и конечно не знали в Директории, отправляя Жубера на фронт и давая ему подобные директивы, что Манту уже сдана.

Для Суворова взятие крепости явилось неожиданным, и тем более приятным, подарком. Несмотря на прямой запрет Вены заниматься взятием Генуи, Суворов решил выполнить свой план, решил захватить Геную. Командующий руководствовался принципом – победителей не судят. Суворов полагал, что пока в австрийской столице узнают о его самовольстве и последует реакция, он успеет справиться с французскими войсками. Он приказал Краю, командиру войск осады, со своим отрядом прибыть в Алессандрию. С освободившимися после взятия Манту войсками союзная армия вдвое превышала французскую. Всю первую половину августа войска коалиции накапливались близь Алессандрии. 12 августа австрийский отряд взял форт Серавалле, расположенный примерно в 25 километрах на юго-восток от Алессандрии, а 13 августа началось общее движение союзных войск на юг. Их цель – Генуя.

Ещё раньше, 6 августа, началось встречное движение французской армии. Жубер был полон решимости победить Суворова, был полон решимости вновь захватить упущенную стратегическую инициативу. На третий день марша французский авангард столкнулся с авангардом союзников. Не принимая боя, авангард союзников отошел обратно на север, так что правое крыло французской армии беспрепятственно дошло до Нови. Форт Серавалле остался в тылу французов.

Суворов внимательно наблюдал за движением противника. Он решил дать сражение под Нови. Фельдмаршал располагал войском численностью 44300 человек. Из них 28800 австрийцев под командованием генерала Края и 15500 русских под командованием генералов Павло-Швайского, Депфельда, Багратиона и Милародовича. Кроме того, на расстоянии 20 километров, под Тартоной, стояли русские части под началом генерала Розенберга.

В распоряжении Жубера находилось 35000 человек. Опытные генералы, прежде всего Моро, не успевший до начала наступления уехать в Париж и теперь по просьбе Жубера принимавший участие в походе в качестве консультанта командующего, советовали ему ввиду неблагоприятных условий не ввязываться в драку, а отступить обратно в Геную. Жубер понимал разумность совета. В подобной ситуации, будь он не командующим, сам бы это посоветовал. Жубер совсем недавно в Париже неоднократно встречался с новым директором Сиейсом. Этот змей-искуситель убеждал генерала, что Директория доживает последние дни, что нужна только громкая победа и тогда он и Жубер смогут свалить Директорию и принести Франции долгожданный мир и спокойствие. Перед ним стояла дилемма: сохранить армию, отступить без сражения и распрощаться с честолюбивыми планами, либо дать сражения, быть скорей всего разбитым и распрощаться с честолюбивыми планами. Право трудный выбор. В течение всего дня 13 августа Жубер так и не смог прийти ни к какому решению. А четырнадцатого уже стало слишком поздно. Суворов навязал французам сражение. Союзные войска утром 14 августа атаковали французские позиции.

Сражение с обеих сторон велось с огромным ожесточением. В час дня в следствии невыносимой жары противники были вынуждены приостановить битву. К тому времени еще не было ясно на чьей стороне окажется победа. Казалось, что французы имеют преимущество. Во время паузы к союзникам подошли отряды Розенберга. Возобновившееся в четыре часа пополудни сражение проходило для обеих армий исключительно кроваво. В самом начале второй части Жубер был смертельно ранен. Командование мужественно взял на себя Моро. Он мог этого не делать, поскольку не занимал в армии никакого официального поста, но он принял командование сражением поскольку был убежден, что лучше его никто с этой задачей не справится, хотя этим решением ему были гарантированы неприятности с Директорией. В этом поступке я вижу исключительное мужество и благородство Моро.

Французы потеряли в тот день 6500 человек убитыми и ранеными и, кроме того, 4500 попали в плен. Союзные войска тоже дорого заплатили за победу. Их потери составили без малого 8000 человек.

Французская армия отступила. Союзные войска были истощены. Тем не менее, верный своему принципу Суворов принял решение преследовать противника вплоть до Ривьеры. Но фельдмаршал не смог осуществить свое намерение. Перед самым маршем командующий получил приказ из Вены вернуться на исходные позиции. Дело в том, что как только Суворов приказом Краю прибыть в Алессандрию обозначил намерения атаковать неприятеля – а это произошло сразу после взятия Манту – начальник штаба армии Гастелер написал и отослал в Вену донос о самовольстве командующего. 15 августа, как реакция на донос, пришел приказ кригсрата, запрещающий Суворову двигаться в южном или в западном направлениях.

Второй раз Вена запретила Суворову победить противника, второй раз она спасла французские войска в Италии от окончательного разгрома. Почему же австрийское руководство дважды отказалось от победы? С военной точки зрения поведение австрийского генерального штаба абсурд. С военной – абсурд, но не с политической. Запрет Суворову – не злая воля Тугута или императора Франца, а политика в чистом виде.

Как английское правительство все время держала в поле зрения вопрос о послевоенном устройстве Франции, точно так и правительство Австрии никогда не забывало, что война есть средство достижения политических целей, и она должна быть подчинена политике. Как Англия хотела видеть у власти в послевоенной Франции подконтрольного ей графа Артуа, и с этой целью поддерживала сомнительные с военной точки зрения и разорительные для Англии восстания роялистов, точно так и у Австрии имелось свое видение послевоенной судьбы Франции. С самого начала войны, после первых успехов, Питт и Тугут не прекращали маневрировать, выбирая лучшую исходную позицию. Оба политика понимали, что после войны, в успехе которой летом 1799 г. ни один, ни второй нисколько не сомневались, предстоит схватка. Предстоит решить вопрос – под чьим влиянием окажется побежденная Франция. Хорошо если при решении этого вопроса дело не дойдет до прямого вооруженного противостояния. И Англия, и Австрия крайне не хотели вмешательства в послевоенный спор третьей силы – России. В этом они были едины. В Вене рассуждали просто и понятно: если Суворов возьмет Геную, то ввиду отсутствия противника ему не будет никакого смысла оставаться дальше в Италии. Дальше он пересечет французскую границу: тут уж хоть запрещай, хоть не запрещай. А это означает, в свою очередь, что Россия будет претендовать на долю в послевоенном дележе. Этого-то ни в коем случае нельзя было допустить. После войны Австрии хватит головной боли разбираться с Англией, равно как и Англии хватит забот с одной Австрией. Россия в этом споре была не нужна ни Австрии, ни Англии. Руководствуясь подобными соображениями, австрийский кабинет с лета 1799 г. взял курс на последовательное и осторожное устранение России от участия в европейских событиях, от участия в войне против Франции. Все последующие события, всё, что произошло с русскими войсками в Европе летом-осенью 1799 г., укладывается в рамки этого курса.

Низложенный, как полагал Павел, Великий Магистр мальтийского Ордена Гомпеш после сдачи Мальты Бонапарту проживал в Австрии. В первых числах июня 1799 г. Гомпеш послал на Мальту, находившуюся в то время в осаде английским флотом, своих представителей. Он надеялся на скорый захват Мальты и рассчитывал, что присутствие его представителей во время этого события даст ему шанс восстановить свои права на владение островом. Когда Павел это узнал, он пришел в бешенство. Получается, что Гомпеш не сложил полномочия Великого Магистра, и русский император никто иной, как незаконно занявший его место самозванец. 10 июня Павел написал письмо австрийскому послу в Петербурге графу Кобенцлю, в котором высказал категорическое требование австрийскому правительству взять Гомпеша под наблюдение и не выпускать его из Австрии. В противном случае, подчеркивал император, дальнейшее продвижение корпуса Корсакова в Швейцарию будет приостановлено. Зная болезненное пристрастие русского императора ко всему, что связано с Мальтой и Орденом Ионитов, Тугут передал через Кобенцля: Павел должен удовлетвориться титулом протектора Ордена. Это настолько возмутило царя, что он даже не ответил, а Тугут понял, что у него есть средство прекратить участие России в коалиции тогда, когда он посчитает нужным. Стоит только признать полномочия Гомпеша и Павел тут же даст приказ о выходе России из игры. Тугут нашел средство манипулирования царем. Но сейчас, летом 1799 г., ещё слишком рано совсем отказываться от дармовых услуг России. 9 июля Гомпеш был приглашен к Тугуту. Первый министр объяснил бывшему Великому магистру положение дел и настоятельно рекомендовал письменно подтвердить свое отречение и отослать его царю. Следствием этих событий явилось то, что Павел написал Суворову письмо, в котором советовал фельдмаршалу в командовании войсками проявлять больше самостоятельности и творчески подходить к поступающим из Вены указаниям. Это не было прямая команда не подчиняться венским приказам, но давало Суворову известную свободу действий. Руководствуясь пожеланиями своего императора, Суворов и решился на марш в Геную и вызвал этим сильное недовольство Вены.

В середине лета и в Лондоне, и в Вене считали, что война входит в решающую фазу. Английское правительство выступило с инициативой активизировать действия войск коалиции в Швейцарии и Южной Германии. Наступление на швейцарском фронте против сильной дунайской армии планировалось провести в основном силами русских дивизий. Этому наступлению отводилась роль отвлекающего удара. По плану наступление в Швейцарии должно было начаться в конце сентября – в начале октября. Русские войска свяжут боями дунайскую армию. Вполне вероятно, что эта армия получит подкрепление за счет других фронтов, а наиболее быстро дунайская армия могла получить подкрепления с соседнего, германского фронта. Как только это произойдет, как только рейнская армия ослабнет, войска Карла нанесут основной удар, гарантированно успешный ввиду огромного численного превосходства австрийцев. После прорыва немецкого фронта и уничтожения рейнской армии Карлу открывается прямая дорога на Париж. Уже во Франции к наступающим войскам должны присоединиться отряды повстанцев-роялистов, так что, по планам английского генштаба, австрийцы и роялисты будут совместно «освобождать» столицу Франции. Русским войскам в этом раскладе была уготована роль жертвенного барашка.

Австрийский кабинет полностью согласился с предложениями Лондона. Для Англии швейцарский и немецкий фронты представлялись важным, поскольку в Нормандии и северных департаментах Франции оперировали, подчиненные Лондону повстанцы, должные влиться в армию союзников. Участие отрядов роялистов в завоевании Франции должно, по мнению Лондона, послужить притязанием английских Бурбонов на власть в послевоенной Франции. Австрия же полагала, что проникновение во Францию через Швейцарию и Германию много предпочтительней, чем нападение из Италии, поскольку командование войсками германского фронта будет осуществлять эрцгерцог Карл и он, в случае успешного развития событий, может претендовать на трон, как освободитель Франции. Чтобы начать реализацию этого плана не хватало сущей безделицы. Не хватало одобрения царем нового стратегического плана. Трудностей с этим не возникло. После решения вопроса с титулом Великого Магистра так, как этого хотел Павел, он был готов простить союзникам многое. В конце июля союзники получили согласие Павла.

В конце августа Суворов получил два письма. Одно, датированное 17 августом, от императора Франца, и второе, датированное 1 августом, от собственного императора. В обоих письмах содержался приказ – оставив австрийские войска в Италии, самому с русскими частями следовать в Швейцарию и оттуда, разбив армию Массены, внедриться во Францию. К тому времени уже были довольно ощутимые трения между русским и австрийцам командованием и одного приказа из Вены уже было недостаточно, чтобы Суворов подчинился, и требовалось подтверждение приказа из Петербурга.

Суворов твердо решил выполнить указания царя. 5 сентября фельдмаршал написал записку генералу Корсакову, корпус которого в середине августа уже прибыл в район Цюриха, и генералу Готце, командиру остающихся в Швейцарии австрийских войск. В записке Суворов высказал намерения в проведении совместной операции под его командованием.

8 сентября войска Суворова выступили на север. Армии предстояло преодолеть более 250 километров по горной местности. Движение началось тремя колоннами по разным дорогам. По самой короткой и самой трудной дороге шла кавалерия и часть пехоты. По двум другим дорогам шли пехота, артиллерия и багаж.

В первый день марша Суворов получил известие, что Моро, который вместо умершего Жубера в ожидании нового командующего продолжал руководить французской армией, вышел из Генуи и деблокировал Тортону. Фельдмаршал тут же приказал идти обратно. С появлением русских отрядов под Тортоной Маро отошел назад. Сражения опять не получилась. Рухнула последняя надежда Суворова завершить итальянский поход уничтожением французской армии. Закончилась его игра в кошки-мышки.

Суворову было запрещено (причем дважды и в письменном виде) идти на Геную. Его войска не подходили к городу ближе, чем на 50 километров. Но ему не было запрещено воевать с французами на некотором отдалении от Генуи. Как только мышка (французская армия) вылезала из своей норки (Генуи), кошка (Суворов) бросалась на мышку. Мышка, почувствовав, что дело может обернуться худо, пряталась в спасительную норку. Трижды повторялась эта игра. Последняя, сентябрьская вылазка, также ничего не изменила в расстановке сил. Как и прежде мышка спряталась в Геную, но трехдневная задержка Суворова имела для русской армии тяжелые последствия.

Как уже упоминалось, после июньского относительно удачного для австрийцев сражения под Цюрихом, противостоящие в Швейцарии войска не проявляли особой активности. На начало августа положение армий было следующее: против 78-тысячной армии Карла находилась 76-тысячная армия Массены. В начале августа под Цюрих начали прибывать первые части корпуса Корсакова. 12 августа русский генерал для представления прибыл в ставку Карла, находящуюся в Клотене, расположенного в непосредственной близости от Цюриха. Карл надеялся с прибытием русского корпуса на генеральное сражение. Однако Корсаков имел четкие указания царя подчиняться исключительно командам Суворова и поэтому русский генерал отклонил предложение Карла о совместных действиях. Отказ Корсакова больно задел самолюбие эрцгерцога, да и император уже не раз ставил на вид его пассивность на швейцарском фронте, в особенности бледную на фоне громких побед Суворова в Италии.

15 августа Массена атаковал слабый левый фланг австрийской армии. Это сражение стоило австрийцам 2000 убитыми и 6000 попавшими в плен. Лишь 17 августа, усилив левый фланг, Карл ответными ударами восстановил равновесие. И в первом, и во втором, ответном бою русские войска, несмотря на просьбу Карла, не приняли участия. Это обстоятельство, безусловно, усугубило недовольство Карла русскими. Корсаков как и прежде отказывался от всех предложений австрийского командующего проведения совместных операций. После 20 августа Карл получил сообщение из Вены, что его в Швейцарии должен сменить Суворов и указание, что сам он с подчиненными войсками должен передислоцироваться обратно в Германию. 26 августа Карл сообщил Корсакову: согласно распоряжению кригсрата и учитывая тревожные известий из Германии, он в ближайшие дни покидает швейцарский театр военных действий. Точно так, как Корсаков не находился в подчинении Карла и имел право отказаться от совместных действий, так и Карл не подчинялся Корсакову. Генерал ничего не мог сделать против решения австрийского командующего. 29 августа началось перебазирование австрийских войск, и 4 сентября последние части армии Карла покинули район Цюриха. Уход Карла из-под Цюриха стал поворотным пунктом компании 1799 г. и причиной всех последующих неудач и поражений войск коалиции. Вот когда фатально сказался конфликт эрцгерцога с первым министром.

После ухода Карла под Цюрихом находился русский корпус численностью 20000 человек. Против него стояли французские войска численностью 35000 человек. Корпус Корсакова оставался один на один против почти вдвое превосходивших его сил противника.

Слишком поздно Павел высказал несогласие с отходом австрийских войск, слишком поздно начал Тугут предпринимать меры по насыщению района Цюриха новыми войсками. Этой слабостью и несогласованностью союзников не преминул воспользоваться Массена. Решение напрашивалось само собой – сейчас, когда перед ним противник явно слабый, но на помощь к нему спешит сильное подкрепление, наиболее благоприятный момент для нападения. «Сейчас или никогда» – под таким девизом французский командующий начал наступательную операцию. Он не был удовлетворен августовским наступлением и считал, что прежде чем Суворов, о движении которого, также как и о его целях, был прекрасно осведомлен, прибудет в Швейцарию, его армия должна дать генеральное сражение.

Когда французский командующий уяснил, что не только войска Карла покинули передовую, но и нет равноценной замены этим войскам, он начал готовиться к наступлению. Массена внимательно следил за продвижением Суворова и выбрал момент нападения таким образом, чтобы успеть разбить по отдельности корпус Корсакова, войска Готце и в то же время, чтобы армия Суворова, не успев прийти на помощь австрийцам и русским, находилась в пределах досягаемости его войск, с тем, чтобы после разгрома Корсакова и Готце, главные силы своей армии повернуть против Суворова и уничтожить его армию. Уничтожив же или сильно ослабив русско-австрийские войска в Швейцарии, Массена рассчитывал захватить инициативу и переломить ход войны в пользу Франции. В целом всё прошло так, как планировал Массена, за исключением уничтожения армии Суворова.

25 сентября, когда передовые части Суворова находились на подступах к Альтдорфу, войска дунайской армии с двух направлений атаковали противника. Левое крыло французской армии под началом генерала Сульта атаковало, расположенные в бассейне верхнего Рейна отряды Готца. Одновременно войсками центра и правого фланга Массена ударил по корпусу Корсакова. 25 и 26 сентября прошли в непрерывных боях. Оба сражения, против Готца и против Корсакова, закончились убедительной победой французских войск. За два дня союзники потеряли убитыми и пленными более четверти своего состава. В сражении погиб Готце, один из лучших австрийских генералов.

Возвращение Суворова с марша под Тортону передвинуло его прибытие на швейцарский фронт на 29 сентября. 26 сентября войска Суворова прибыли в Альтдорф. До расположения частей корпуса Корсакова оставалось около 50 километров. 27 сентября авангард русской армии достиг расположенного у подножья горы Мутен города Швица. Здесь, вечером 27 сентября, в лагерь авангарда пришла весть о поражении Корсакова и Готце. Суворов узнал о поражении Корсакова и об обстоятельствах сопутствующих разгрому корпуса. В сущности, поражение это не было фатальным, можно сказать частный успех французов, но оно довело до крайней степени неприятия и без того обостренные отношения между австрийским и русским командованием.

Суворов распознал грозящую его армии опасность. Как можно скорее был созван военный совет. На совете мнение русских генералов было едино – причиной столь основательного поражения союзников является уход Карла из-под Цюриха. Также единогласно этот уход был расценен как очередное предательство австрийцев. Но чем бы не было вызвано поражения, надо выбираться из этой, мягко говоря, неприятной ситуации. О дальнейшем марше на Цюрих более не могло быть и речи. Стало ясно, что после выхода из дела русского и австрийского корпусов (по крайней мере временного, пока разрозненные, преследуемые противником отступающие части не остановятся, не проведут реорганизацию и не обретут способность к дальнейшему полноценному сопротивлению) русские численностью чуть более 20-ти тысяч человек войска не в состоянии на равных сражаться с имеющим двойное превосходство противником. Продолжать выполнение плана и идти дальше на Цюрих, означало самоубийство. Суворов оказался в том положении, в каком были сражающиеся против него французские войска в Италии. На этом совете генералы открыто поставили перед собой вопрос – «Что мы здесь делаем? Ведь ежели волею нашего императора мы здесь, ежели русские солдаты здесь воюют и погибают ради того, чтобы Австрия получила назад свои земли, а Англия решила свои проблемы, то по крайней мере мы имеем право рассчитывать на уважительное отношение к себе, к русской армии и к её победам. Но ежели мы терпим от союзников не только свинское отношение, не только мелочные унижения и обиды, но и открытое предательство, то не разумнее ли почитать за лучшее прекратить участие в кампании, более не сражаться с ненадежными союзниками за чуждые России интересы?» На совете решили отступать на северо-восток, по направлению к России. Ближайшая цель Гларус, лежащий от лагеря примерно в 30 километров по прямой. Но это по прямой, а в горах эти 30 километров могут превратиться в 60 и более.

В последний день сентября, после подхода в мутенский лагерь всех частей, началось отступление. В авангарде выступили части генералов Багратиона и Павло-Швайского. Авангард смял заслоны противника и продвигался, ведя непрекращающиеся бои с небольшими неприятельскими отрядами, пытающиеся загородить отход русской армии, пытающиеся и задержать её до подхода главных французских сил. Ведомый Багратионом авангард преодолел, расположенный на высоте 1550 метров Прагельский перевал, и дошел до Кёнталерского озера, образованное разливом небольшой реки с одноименным названием. Здесь отряды авангарда, и вскоре подошедшие главные силы, сделали привал на ночь. Утром авангард, а за ним вся армия, повернув почти строго на запад через 10 километров марша, все также не прекращая перестрелки из всех имеющихся калибров, достиг городка под названием Линталь. Там, сделав очень короткий привал, буквально чтобы пополнить запасы пороха и пуль в наполовину опустевших ранцах и наскоро перекусить сухарями с водой, авангард продолжил движение. Солдаты дивизий Багратиона и Павло-Швайского теперь шли в почти противоположном направлении, почти строго на запад с небольшим отклонением на восток. Сопротивление французов уже после Кёнталера ослабело, а на последнем 10-ти километровом переходе Линталь – Гларус французы тревожили авангард лишь редкими перестрелками и наскоками небольших кавалерийских отрядов. Уже в сумерках авангард пришел в Гларус. Второго и третьего в Гларус постепенно подтянулось основное войско с артиллерией и багажом (часть артиллерии, предварительно выведя её из строя, и часть багажа пришлось оставить в лагере под Мутеном). Лишь четвертого подошел арьергард, которым командовал генерал Розенберг. Четыре дня части Розенберга прикрывали отступление армии. Также как и авангард, дивизия Розенберга вела непрерывные бои с наседающими французами.

Исполняя свой план, Массена 27 сентября, на другой день после сражения с Корсаковым, вышел навстречу армии Суворова. 29 его отряды прошли через Швиц и западнее Швица. При проходе через Швиц разведка доложила ему, что в нескольких километрах на восток находится русский лагерь, но командующий, полагая, что это авангард русской армии, торопился в Альтдорф. По последним оперативным данным там находились главные силы неприятеля. Поздно вечером 29 авангард и основное войско достигло Альтдорфа. Русских там не оказалось. Массена готов был укусить себя за локоть – оказывается он проскочил мимо главных сил неприятельской армии. Французский командующий тут же послал адъютантов в войска прикрытия, образованные дивизией Мортье, которая всё еще находилась на марше, с приказом так скоро, как это возможно атаковать русский лагерь под Мутеном, связать русских боем и удерживать их на месте до его прихода. Главная задача Мортье – не дать уйти русской армии. Просчитав возможные пути отступления русских, Мортье ещё до рассвета послал отряды легкой пехоты и кавалерии наперерез русским полкам. С этими отрядами и вели бои части Багратиона и Павло-Швайского. Сам же Мортье с главными силами своей дивизии утром около 10 часов с марша атаковал русский лагерь. Французы опоздали на несколько часов. Русский авангард уже вышел и уже вел бой. Основные силы частью тоже были на марше, частью выходили. Фактически Мортье связал боем арьергард, так он для этого и предназначен – прикрывать отход армии. Русская армия вела в эти дни одновременно и авангардные, и арьергардные бои. Редкий случай. Розенберг, медленно отступая по узким горным дорогам, где было сильно ограничено возможность маневра, обхода с флангов и захода в тыл, успешно отражал сначала атаки частей дивизии Мортье, а потом всей французской армии. Розенберг с честью выполнил поставленную командующим задачу. В непрекращающихся четырехдневных арьергардных боях его части нанесли противнику ощутимые потери. В особенности много французов полегло на перевале, который русское солдаты довольно долго удерживали в своих руках и ушли с него только из-за опасности сильного отрыва от основной части армии. Розенберг нанес неприятелю настолько ощутимые потери, что французы несколько ослабили наступательный порыв.

Четвертого в лагере русской армии состоялся ещё один военный совет. После рассмотрения многих вариантов фельдмаршал, с полного одобрения подчиненных ему генералов, решил идти на Кур, расположенный примерно в 25 километров по прямой на юго-восток от Гларуса. Из-за сильного удаления от своих баз французы вряд ли осмелятся идти дальше Кура. Ежели осмелятся, то они могут превратиться из охотников в дичь.

Из Гларуса в Кур можно было добраться двумя путями. Одна дорога проходила по относительно равнинной местности. Следуя этой дороге, сначала нужно двигаться на север вдоль реки Линт, до её впадение в Валенское озеро, дальше на восток вдоль озера, а затем до Кура по долине Рейна на юг с небольшим уклонением на восток. Эта дорога протяженностью примерно 60 километров. Вторая дорога шла через высокие Гларнерские Альпы. По этой дороге сначала надо двигаться юго-восток до города Эльм, далее в том же направлении через Бюнднерский перевал до города Иланса, а затем, изменив направление на северо-восточное, вдоль Рейна вплоть до Кура. Протяженность этой дороги примерно 40 километров.

Суворов выбрал вторую, трудную дорогу. Выбор командующего был обусловлен двумя причинами: первая – на узких дорогах невозможно или чрезвычайно затруднительно противнику маневрировать, а это означает, что относительно небольшими силами арьергарда можно сдерживать превосходящего неприятеля. Практика такого отхода хорошо зарекомендовала себя в только что прошедших и еще идущих боях. Вторая – после первого военного совета, где было принято решения выводить войска из дела, Суворов видел свою задачу не в победе над противником, а в сохранении жизней солдат. Горная дорога позволяла дойти до Кура с меньшими людскими потерями.

Вечером четвертого полностью измотанные войска прикрытия вошли в Гларус. На последнем переходе арьергард смог несколько оторваться от преследователей. Противников разделила ночь.

Утром пятого русская армия снова на марше. На этот раз фельдмаршал поставил в арьергард отдохнувшую дивизию Багратиона. Массена понял: русские вот-вот ускользнут. Если они уйдут за перевал – их уже не достать. Французы как взбесились. Одна атака накатывалась на другую. Багратион с колоссальным трудом сдерживал непрекращающиеся нападения сразу двух вражеских дивизий. Его атаковали дивизии генералов Молитора и Луасона. Пятого октября – критический день. От Багратиона зависело пробьют ли французы оборону арьергарда и нагонят ли отходящую армию. Если это случится – масштабная битва неминуема. Исход её не предрешен, но можно сказать точно, потери будут огромны. Багратион выстоял. Несмотря на невиданной силы и ярости атаки, его войска не дрогнули, не побежали. Они держали оборону столько, сколько от них требовалось. К вечеру армия дошла до Эльма. До спасительного перевала оставалось совсем немного. Ко всем несчастьям русской армии ночью выпал глубокий снег. Измотанная трудными переходами (суворовские войска до этого знаменитого перехода через Альпы находились уже почти три недели на марше), истощенная армия сражалась сейчас не с наседающими французами, а со стихией и собственной утомленностью. Французы отстали. Они не стали преследовать противника по глубокому снегу высоко в горах. Два дня дивизии шли и шли через перевал, неся, зачастую на руках, остатки багажа и артиллерии. Багратион по-прежнему находился в арьергарде, готовый прикрыть отход армии. Однако новых атак французов не последовало. Пройдя перевал и достигнув города Иланца, армия сделала там однодневный привал. Затем войска уже по относительно равнинной местности продолжили движение. 10 октября армия вошла в Кур. Из вышедших 30 сентября из мутенского лагеря 21000 солдат в Кур пришло не более 15000. За неделю непрерывных боев русская армия потеряла более 6000 человек. Такова цена каприза эрцгерцога Карла.

Здесь, в Куре, закончился итальянский поход русской армии, а с ним и участие России в войне второй коалиции. Здесь, в Куре, закончилась долгая карьера великого полководца.

Карл, получив известие о поражении русских под Цюрихом, сейчас же отдал приказ об отступлении подчиненных ему войск в район Баденского озера. Он очень хорошо понимал, что теперь вполне реальна перспектива остаться одному против двух вражеских армий. Против него, на другом берегу Рейна, стояла рейнская армия. Она может форсировать реку и начать наступление. Но не рейнская армия представляла главную опасность войскам Карла. Дунайская армия, перед которой сейчас нет противника, может ударить по его тылам. Поэтому он и отошел к Баденскому озеру, тем самым выровняв линию обороны и оставив между своими войсками и войсками дунайской армии озеро и Рейн.

30 сентября Карл встретился с Корсаковым. Корсаков после поражения отошел за Баденское озеро и занимался приведением в порядок расстроенных быстрым отступлением частей корпуса. Карл, чувствуя вину за содеянное, предлагал генералу совместные действия, имеющие целью отвлечение французских войск и тем самым облегчение положения армии Суворова. Корсакову было не до того. Части корпуса расстроены до крайности. Вводить их в бой в таком состоянии неминуемо означало ещё одно поражение. К тому же генерал за свое недолгое пребывание в Швейцарии очень хорошо узнал цену австрийской «помощи». Корсаков ответил Карлу категорическим отказом. От откровенной грубости генерала удержало только очень высокое положение Карла. Лишь 7 октября Корсаков предпринял слабую атаку на французские войска.

Суворов, дав отдохнуть войскам в Куре сутки, пошел дальше на север. Через несколько дней марша армия пришла в город Фельдкирх. Там Суворова уже ожидал английский посол в Австрии Вихгам. Он попытался уговорить фельдмаршала продолжать военные действия. Посол попытался представить случившееся как досадное недоразумение и убеждал, что все ещё можно исправить. Карл в то время находился недалеко от Фельдкирха. За свои действия он получил серьезный выговор от императора и первого министра. Тон выговора был таков: «Сам заварил кашу, сам её и расхлебывай. Делай что хочешь, но чтобы русские не ушли. Они еще нужны». Карл посылал Суворову адъютанта за адъютантом с просьбой о встрече и объяснении с князем Итальянским^[3]. По приказу Суворова в штабе не принимали адъютантов от Карла, и Суворов не отвечал эрцгерцогу. Фельдмаршал не верит ни Карлу, ни английскому послу, ни Австрии, ни Англии. Единственное его желание – поскорей уйти из Швейцарии и увести своих «старичков».

Пробыв несколько дней в Фельдкирхе армия продолжила движение на север. 19 октября в Линдау, расположенному на северном берегу Баденского озера, армия Суворова соединилась с частями корпуса Корсакова. 6 ноября объединенная армия пришла в район Аугсбурга. Русская армия встала на зимние квартиры между реками Лех и Иллер. По прибытию в Аугсбург фельдмаршал получил известие: русский император отказался от дальнейшего участия России в военных действиях второй коалиции. Вскоре после того, как встали на зимние квартиры, в ставку командующего пришел приказ императора возвращаться в Россию.

28 ноября первые части армии начали марш на родину. В конце марта – в начале апреля 1800 г. армия достигла русских рубежей. 2 мая смертельно больной Суворов прибыл в Ригу. Там, 18 мая, он и умер, так и не увидя ещё раз царя.