КАРЛ фон КЛАУЗЕВИЦ «1799 ГОД»

24 марта эрцгерцог вступил в лагерь Штокаха и приказал своему авангарду тремя колоннами продвинуться вперед на несколько переходов.

Первая колонна под командованием генерала Мэрфельда силою в три батальона и шесть эскадронов двинулась по дороге на Тутлинген, вторая под командованием генерала Науендорфа из шести батальонов и шестнадцати эскадронов — по дороге к Энгену и третья под командованием генерала Шварценберга из двух батальонов и двенадцати эскадронов — к Зингену. Таким образом, это движение находилось в полном соответствии с положением главных французских сил.

Первая колонна настигла противника в Липгингене и Нейгаузене и вытеснила его оттуда. Мэрфельд остановился в Липтингене, где получил от эрцгерцога подкрепление в пять батальонов. После полудня Сен-Сир выступил против этой части австрийского авангарда и сначала оттеснил передовые части Мэрфельда до Липтингена, но потом, когда подошли посланные эрцгерцогом пять батальонов, он был отброшен за Эмминген в долину Дуная. В этом пункте австрийцы захватили три орудия.

Вторая колонна австрийского авангарда дошла до Эйгельтингена, и передовые части продвинулись до Ааха.

На левом фланге князь Шварценберг отбросил форпосты Ферино за Штейслинген и Фридинген (не следует смешивать его с лежащими на Дунае) к Зингену. Но Ферино получил подкрепление, и Шварценберг должен был отступить за Штейслинген. Здесь он получил подкрепление в 4 батальона и имел возможность снова занять лес у Зингена.

Помимо этих трех колонн авангарда, эрцгерцог приказал еще одному отряду в 1 ¹/₂ батальона и 8 эскадронов направиться на Коястанц через Радольфцель между двумя заливами Боденского озера, известными под названием Верхнего и Нижнего озер.

Место для лагеря, где расположены были главные силы армии, эрцгерцог выбрал таким образом, что левый фланг, состоявший из 13 батальонов и 24 эскадронов, был расположен на косе, образуемой северной излучиной Штокахбаха между Штокахом и Боденским озером; он упирался в болотистые берега Боденского озера; центр и правый фланг из 24 батальонов и 36 эскадронов были расположены перед Штокахом, имея реку в тылу. Эту во многих отношениях очень плохую позицию эрцгерцог выбрал только с той целью, чтобы оставить ущелье Штокаха в тылу за собой и таким образом не быть им задержанным при дальнейшем наступлении.

Таким образом, мы видим, что армия эрцгерцога была здесь в достаточной степени сосредоточена, по крайней мере, в отношении пехоты.

Здесь было налицо 48 батальонов, l ¹/₂ батальона было послано на Констанц; из кавалерии на Констанц отправились 8 эскадронов, 94 были налицо. Недоставало, следовательно, еще 26 эскадронов, о которых мы ничего не можем сказать, где они находились; может быть, это были те три кавалерийских полка, которые были оставлены в тылу и еще не подошли. Следовательно, в наличии должно было быть, по крайней мере, 70 000 чел.

Эрцгерцог, как он сам говорит, не был доволен победой, одержанной при Острахе. В самом деле, ни с какой точки зрения он не мог чувствовать себя спокойным. Он желал, как он сам выражается, решительного сражения. Уже одно это выражение дает нам возможность судить о нерешительном характере эрцгерцога. Если кто имеет равные силы с противником, ему нужно вести сражение не с осторожностью и обстоятельностью, а сильным натиском — вот главная задача. Если же эрцгерцог думает, что Журдан, вероятно, уклонился бы от сражения, то в таком случае медленное и робкое преследование менее всего могло привести к цели; но он мог бы решительным наступлением на позиции противника, по крайней мере, вынудить его к полному отступлению и поставить Журдана в такое критическое положение, которое для него было бы не лучше проигранного сражения.

Впрочем, позиция эрцгерцога 27 марта у Штокаха, хотя ущелье и находилось у него в тылу, была похожа больше на оборонительную позицию, чем на такую, с которой собирались на следующий день выступить для сражения. Эрцгерцог в самом деле не сделал этого 25 марта, а решил произвести общую рекогносцировку. Это старый любимый способ австрийцев, когда им недостает духа предприимчивости и они начинают стыдиться этого. В качестве причин такой проволочки времени эрцгерцог ссылается на неизвестность, в которой он пребывал относительно местонахождения неприятельской армии, и на опасность подвергнуться нападению с фланга в случае, если он возьмет ложное направление.

Подобные случаи, конечно, нередко бывают на войне с нападающим, особенно при начале похода, когда противника нет перед глазами и нельзя следовать за ним во всех его движениях. Но это затруднение обыкновенно разрешается не путем рекогносцировок, а решительным наступлением на те линии, где должен находиться противник; если же атакующий не встречает здесь обороняющегося, то он вправе рассчитывать и может быть уверен, что противник сам разыщет его.

Впрочем, здесь подобный случай не имел места, и, откровенно говоря, объяснения эрцгерцогом причины отсрочки наступления и рекогносцировки мы можем признать убедительными только наполовину; своим рассуждением он хочет успокоить сам себя, короче говоря, это было с его стороны актом нерешительности.

Австрийский главнокомандующий, начиная с 21 марта, не мог потерять из виду своего противника, так как его центр стоял совсем близко и никогда не отделялся от него более, чем на несколько миль; разделение его собственного авангарда на три колонны, действующие в трех направлениях — на Тутлинген, Энген и Зинген, совершенно ясно показывает, что он прекрасно знал расположение французской армии на 23 и 24 марта; следовательно, если бы он хотел встретиться с главными французскими силами, ему нужно было бы только взять направление на Энген. Но эрцгерцог, вместе с другими стратегами своего времени, придавал, конечно, большее значение геометрической форме позиций, чем соотношению сил; он считал для себя морально невозможным, имея 70 000 чел., выступить против 20 000 чел., если 10 000 чел. могут зайти ему во фланг слева и 10 000 чел. справа.

Итак, эрцгерцог решил, как мы сказали, 25 марта произвести общую рекогносцировку, которая была проведена в следующем порядке.

Авангард, которым предводительствовал генерал Мэрфельд, был усилен двумя батальонами и состоял теперь из 10 батальонов и 6 эскадронов, всего от 11 до 12 тыс. чел. Ему дана была задача атаковать противника у Эммендингена на Эке.

Колонна авангарда под начальством Науендорфа, стоявшая у Эйгельтингена, была усилена 3 батальонами и 12 эскадронами и состояла из 9 батальонов и 28 эскадронов, силой от 14 до 15 тыс. чел. Эрцгерцог сам стал во главе этого корпуса с целью повести наступление по дороге на Энген.

Третья колонна авангарда под начальством Шварценберга, находившаяся на левом фланге, осталась на прежнем месте и не могла быть использована для продвижения вперед, так как совсем близко от нее стояла дивизия Ферино.

Пока эрцгерцог занят был этими полумерами, французский главнокомандующий решил снова атаковать своего противника. Он подтянул к себе бригаду Руби из армии Массены и соединился с Ферино. При дальнейшем отступлении он должен был отослать ее в Шафгаузен и тогда утратил бы связь со Швейцарской армией. Кроме того, он приказал Массене вести наступление на Фельдкирх и в тот же день получил ответ от этого генерала, что тот атакует эту позицию 24 марта. При таких обстоятельствах ему представлялось с моральной точки зрения невозможным продолжать свое отступление, оставив генерала Массена как бы на произвол судьбы. Наконец, французский полководец все еще верил в возможность победы, а с другой стороны, считал, что при близости Рейна, Шварцвальда и Дуная и при наличии пересеченной местности проигранное сражение не может привести к особенно крупным отрицательным последствиям.

Таковы были мотивы, по которым он решил найти и атаковать противника 25 марта.

Так как французское правительство поставило Журдана и его армию в такие условия, которые исключали возможность успешной деятельности, то приведенные выше мотивы являются достаточно вескими; но если смотреть на дело по существу, то подобное рассуждение нельзя считать удовлетворительным.

Журдан, прежде всего, имел общую неопределенную идею принципиального порядка, что наступательный образ действий всегда дает преимущество, во-вторых, он рассчитывал, что, нанося удар, будет иметь дело лишь с частью неприятельских сил. Если первая его идея вытекала из общего ошибочного представления, за которое мы не хотим его особенно упрекать, то вторая его мысль была совершенно необоснована. Он должен был знать, что эрцгерцог не выделил никакой значительной части своих войск и что в диспозиции, данной им на 25 марта для наступления, предусматривалось, как мы увидим, соединение колонн против неприятельской позиции у Штокаха. Не было, следовательно, никаких оснований рассчитывать нанести удары разъединенным силам австрийского главнокомандующего, тем более, что сам Журдан наступал на очень растянутом фронте и поэтому не имел возможности поставить в критическое положение отдельные части австрийских войск, если бы даже он и встретил их в каком-нибудь месте. Смотря на вещи открытыми глазами, нужно сказать, что у Журдана не было никаких надежд на победу, и он шел на поражение лишь для того, чтобы не казаться бездеятельным.

Такой образ действий критика никоим образом не может считать правильным.

С мыслью о том, что потерянное сражение при подобных обстоятельствах не может причинить большого вреда, мы могли бы согласиться лишь в том случае, если бы она основывалась на индивидуальных особенностях характера эрцгерцога и если бы Журдан, хорошо зная его, мог бы не бояться решительных действий с его стороны; но при большом численном превосходстве противника и учитывая короткое расстояние пути к Рейну, нельзя было избежать больших потерь. От Штокаха до Келя 7 переходов и при большом превосходстве победителя побежденный может потерять гораздо более, чем на пути, втрое более длинном, но при меньшем нарушении равновесия сил.

Если бы генерал Журдан находился все время в соприкосновении с эрцгерцогом, но держался бы только обороны, т. е., как говорится, оспаривал бы у него каждую пядь земли, то опасность поражения была бы совершенно устранена, и вполне возможно, что Журдан удержался бы на этой стороне Рейна, у выходов Шварцвальда. Это было весьма вероятным, особенно если принять во внимание, что австрийское правительство уже упрекало эрцгерцога за его продвижение к Донауэшингену. Здесь оборона, вероятно, оказалась бы успешной при таком способе проведения ее, и противник не принял бы решения о переходе в наступление.

Так должны мы судить объективно; но мы можем сказать в извинение французского командующего, что его вынуждал к действию страх ответственности. Насколько полезнее и разумнее было отступать, оказывая в то же время сопротивление противнику! Но надутые важностью члены Директории могли бы принять это как следствие вялости и бездеятельности, и весьма возможно, что даже настоящее поражение нашло бы в их глазах большее оправдание.

Диспозиция Журдана для атаки на 25 марта была следующая. Ферино с бригадой Руби, силой около 12 000 чел., должен был наступать через Штейслинген и Орзинген на Штоках.

Затем наступал Суан с 6 000 чел. через Айгельтинген; оба должны были соединиться у Штокаха.

Дивизия Лефевра, которой со времени ранения этого генерала командовал генерал Сульт, и кавалерийские резервы, всего, вероятно, 10 000 чел., должны были через Эмминген на Эке направиться на Липтинген, находившийся почти в одной миле от позиции эрцгерцога и служивший продолжением его правого фланга.

Сен-Сир и Вандам также с 10 000 чел. равным образом наступали на Липтинген.

Итак, обе армии находились на марше одна против другой; только французская армия, все силы которой были налицо, едва насчитывала 38 000 чел., австрийская же армия, имевшая в наличности лишь половину своих сил, в абсолютных цифрах была немного слабее противника, а именно она имела 30 000 чел.

Средняя колонна рекогносцировочных сил эрцгерцога на рассвете находилась на марше от Эйгельтингена на Аах, и ее головная часть уже взяла у французов этот пункт, когда Суан произвел атаку со своей дивизией, снова отбросил ее за Аах и при этом взял в плен целый батальон. В этот момент эрцгерцог получил донесение, что несколько колонн ведут наступление на Липтинген и что, по-видимому, туда направлена главная атака неприятельских сил. Эрцгерцог передал генералу Науендорфу командование над средней колонной авангарда и приказал ему медленно отходить через Эйгельтинген к позиции у Штокаха, так чтобы авангард левого фланга под командованием генерала Шварценберга имел время выполнить свой отход за Орзинген. Сам он поспешно отступил к позиции с тем, чтобы оттуда двинуться на Липтинген.

Генерал Науендорф действовал согласно этому приказанию. Он оставил Эйгельтинген в полдень, когда Шварценберг, атакованный Ферино, прошел через Орзинген, занял на полпути промежуточную позицию и только в 3 часа пополудни, не испытывая большого давления со стороны противника, достиг расположения центра и правого крыла.

Только Ферино со своей дивизией вел преследование до Штокаха у Ненцингена, т. е. до позиций австрийского левого фланга, Суан же ограничился тем, что выслал против генерала Науендорфа бригаду Декаена, а сам остался у Эйгельтингена. Одна дивизия Ферино была слишком слаба, чтобы серьезно атаковать австрийский, левый фланг, занимавший очень сильную позицию. Поэтому здесь не произошло более ничего существенного.

Таким образом, здесь левый фланг австрийцев и авангард Шварценберга, состоявшие вместе из 15 батальонов и 36 эскадронов, всего около 20 000 чел., были задержаны дивизией Ферино, силы которой, вероятно, были около 12 000 чел., а корпус Науендорфа в 15 000 чел. — бригадой Декаена силой в 3 — 4 тыс. чел.

В авангарде правого фланга генерал Мэрфельд имел 9 батальонов и 14 эскадронов, около 12 000 чел., сосредоточенных между Липтингеном и Нейгаузеном на Эке, кроме того, должны были подойти еще 2 батальона. С этими силами он хотел повести наступление на Эмминген на Эке, и в 5 часов утра его передовые части оттеснили французов от этого пункта, когда он увидел, что главные силы их наступают несколькими колоннами. Мэрфельд отказался от наступления и имел намерение отступить к Липтингену и там занять позицию. Одному небу известно, почему он не в состоянии был этого выполнить. Дивизия Сульта в нескольких местах обрушилась на его колонну, французская кавалерия атаковала его кавалерию; возникла паника, и так как одновременно здесь появились колонны Сен-Сира, подошедшие из Тутлингена, то нечего было и думать о том, чтобы принять бой у Липтингена. Только в ¹/₄ мили за Липтингеном у леса удалось Мэрфельду заставить остановиться 2 батальона и 3 эскадрона, которые еще держались вместе. Но они были атакованы несколькими французскими кавалерийскими полками, не могли далее держаться и в беспорядке отступили к правому флангу позиции. Часть кавалерии Мэрфельд послал на Швандорф и Мескирх для прикрытия этой местности, по которой проходил путь отступления армии.

Итак, мы видим, что генерала Мэрфельда, силы которого насчитывали 12 000 чел. (по указанию эрцгерцога) на протяжении 1 ¹/₂ миль преследовали Судьт и д'Опу, которые, вероятно, были не сильнее его, и привели его части в такой беспорядок, что они стали неспособны ни к какому бою. Дивизия Сен-Сира оказала помощь только своим появлением, так как она не подошла даже на расстояние выстрела. Удивительно при этом, что Мэрфельд потерял только две гаубицы. Во всяком случае, главную вину этого позорного отступления, которое скорее было бегством, следует приписать самому Мэрфельду.

Генералу Журдану казалось, что его центр одержал решительную победу над правым флангом противника, так как он, вероятно, принял войска генерала Мэрфельда не за авангард, а за самый фланг и считал его силы в 25 000 чел. Поэтому он принял решение приказать генералам Сен-Сиру и Вандаму двинуться на Мескирх, чтобы отрезать отход австрийской армии. При этом он имел отчасти в виду придать более решительный характер сражению, которое он считал выигранным; отчасти же, так как он сам не считал свою победу решительной, он рассчитывал путем этой угрозы заставить нерешительного эрцгерцога отказаться от дальнейшего сопротивления. Так представлял себе положение генерал Журдан. Другие писатели всегда изображали это движение Сен-Сира как маневр, предпринятый лишь с целью дальнейшего тактического обхода в сражении между Липтингеном и Штокахом. Но это, очевидно, неправильный взгляд, ибо как мог Журдан для такой цели дать генералу Сен-Сиру направление на Мескирх, расположенный в 2 милях от поля битвы? Итак, Сен-Сир и Вандам свернули влево от места боя, и только Сульт и д'Опу продолжали преследование разбитого Мэрфельда до правого фланга австрийской позиции.

Не легко дать ясную картину распределения и положения австрийских сил в этот решительный момент, так как эрцгерцог, как и большинство других военных авторов, не придает этому вопросу никакого значения и поэтому не уделяет ему места в своем изложении. Мы же считаем его в высшей степени важным в таком сражении, которое по своей геометрической форме принадлежит к числу наиболее запутанных. Попытаемся дать общую сводку, но нам придется ограничиться, главным образом, пехотой, так как положение и действия конницы представляются еще более беспорядочными.

Для трех авангардов было взято 26 батальонов и 52 эскадрона, следовательно, на позиции оставалось 22 батальона и 54 эскадрона. Эрцгерцог говорит, что, когда Мэрфельд был отброшен к правому флангу армии, там находилось 8 свежих батальонов, а 6 гренадерских батальонов было в центре или, лучше сказать, за Нелленбергом; следовательно, для левого фланга, по ту сторону Штокаха, оставалось еще 8 батальонов. Вероятно из 13 батальонов левого фланга было выделено подкрепление, полученное князем Шварценбергом 24 марта. Когда эрцгерцог упрекает себя в том, что он не использовал 13 батальонов и 24 эскадрона на левом фланге, он имеет в виду его прежнюю численность, которую он должен был снова получить лишь после возвращения Шварценберга.

Во всяком случае мы видим, что эрцгерцог с 14 батальонами (от 14 до 15 тыс. чел. пехоты) не мог испытывать затруднения для возобновления сражения с Сультом и что сам он рассматривает успех на этом пункте к моменту прибытия Сен-Сира и Вандама не как решительный, но как сомнительный.

Мы должны думать, что генералы Науендорф и Шварценберг в это время были еще у Эйгельтингена и Орзингена.

Восемь батальонов правого фланга стояли у Мальсбурга под командованием генерала Валлиса.

Когда к ним приблизился разбитый Мэрфельд, они повернули вправо на 45 градусов и заняли позицию между Риргальденом и Райтаслахом, с которой двинулись в атаку. Но эта атака, особенно на путях к Липтингену, где французы были наиболее сильны, не удалась, и австрийские войска начали отступать, когда явился сам эрцгерцог. Благодаря личному влиянию ему удалось заставить войска снова двинуться вперед и возобновить сражение. Оно продолжалось в течение нескольких часов с большими потерями с обеих сторон, но без решительных результатов.

Эрцгерцог приказал спешно послать на помощь правому флангу 6 гренадерских батальонов из Нелленберга и 12 эскадронов кирасир, но они могли подойти только через несколько часов, так как им нужно было идти почти целую милю. С прибытием этих 9 000 чел. свежих войск французы были не в состоянии держаться долее; правда, они отстаивали каждую пядь земли, но все-таки были вынуждены отступить к Липтингену. Журдан понял, какой ошибкой было то, что Сен-Сир и Вандам находились от него на таком большом расстоянии, он послал им приказ ускорить движение и выслать полбригады для непосредственной поддержки дивизии Сульта. Хотя эрцгерцог получил донесение о направлении, взятом Сен-Сиром и Вандамом, в тот момент, когда прибыли его гренадеры, он мало обратил внимания на этот маневр, являвшийся простой демонстрацией, и решительно атаковал своего противника. Полубригада, отправленная Сен-Сиром на правый фланг австрийцев для непосредственной поддержки Сульта, явилась слишком поздно и большей частью была захвачена в плен австрийской кавалерией. Таким образом, Сульт был отброшен к Липгингену, и сражение на этом пункте, несомненно, разрешилось. Правый фланг под командованием Ферино находился перед неприятельской позицией, где он не мог добиться никакого результата; центр не решался выступить с главными силами за Эйгельтинген.

Журдан понимал, что при сомнительном успехе на двух пунктах и поражении на третьем, при растянутом на 2 — 3 мили расположении его армии и численном превосходстве противника, нельзя думать ни о какой победе. Поэтому он решился на отступление.

Эрцгерцог, который всегда думал лишь о самом факте победы, но не о ее размерах, счел себя удовлетворенным достигнутым результатом. Поэтому, вместо того чтобы, воспользовавшись одержанной победой и превосходством сил, преследовать Сульта и д'Опу со шпагой и штыком до тех пор, пока позволяло оставшееся время дня, он допустил их удержать в своих руках Липтинген. Приближался вечер. Удовлетворенный одержанной победой, герцог, по его же собственным словам, не решился пробиться в долину. Чему служили тогда 27 000 чел. кавалерии, если они оказались не в состоянии уничтожить после 12-часового боя побежденную дивизию и обратить в бегство неприятельскую кавалерию в 3 000 коней? Из 54 эскадронов, которые должны были быть на позиции эрцгерцога, 24 находились по ту сторону Штокаха на левом фланге, 6 были посланы к Мескирху и 12 из-за излишней предосторожности оставлены за Штокахом, так что в решительном пункте эрцгерцог мог бросить на преследование только 12 эскадронов.

Итак, сражение было выиграно, но без всяких трофеев, без уничтожения неприятельских сил и даже почти без всякого морального результата. Австрийцы взяли одно единственное орудие и при этом потеряли два. Потери убитыми, ранеными и пленными с обеих сторон были почти равны, их следует исчислять приблизительно в 4 — 5 тыс. чел.

26 марта французский правый фланг до полудня, а центр до вечера продолжали оставаться в тех же самых пунктах, где они находились 25-го вечером, и эрцгерцог не имел мужества предпринять что-нибудь против них. Сен-Сир и Вандам утром 26 марта произвели даже несколько демонстративных атак против австрийской конницы в районе Вальвиза с целью облегчить себе этим дальнейший отход. Можно вполне сказать: это была чиста абстрактная, бестелесная победа. Французский главнокомандующий сам даже претендовал на честь победы, и известны многие случаи и до него и после него, когда полководцы заявляли претензии на победу, имея на это гораздо меньше прав.

Французская армия отступила за Рейн, и это отступление не следует рассматривать как непосредственное и совершенно неизбежное следствие сражения при Штокахе; здесь были общие причины, вытекавшие из опасения того, что может случиться в дальнейшем, и битва при Штокахе явилась лишь добавлением к этому опасению.

Оценку характера этого сражения мы отложим до рассмотрения общего положения в целом, которое мы намерены дать в заключение этого отдела.

2001, Библиотека интернет-проекта «1812 год».