Выставка организована в рамках архитектурной программы проекта «Эрмитаж 20/21» при поддержке и совместно с Институтом Финляндии в Санкт-Петербурге.
Партнерами проекта стали Музей дизайна (Хельсинки), Музей финской архитектуры (Хельсинки), Музей Алвара Аалто (Ювяскюля). На выставке представлены оригинальные чертежи, фотографии, макеты, предметы дизайна, документальное кино. Автор идеи и куратор – научный сотрудник Отдела современного искусства Государственного Эрмитажа К. А. Малич. К выставке издан иллюстрированный научный каталог. Параллельная образовательная программа, организованная в рамках проекта, включает цикл лекций и мастер-классов, в которых примут участие финские архитекторы, дизайнеры, исследователи.
Финская архитектура прошла уникальный путь всего за сто последних лет. От сдержанного национального романтизма, который складывался в основном под влиянием других европейских школ, к одному из важнейших и самобытных направлений Интернационального стиля.
Формально профессии архитектора в Финляндии не многим более 100 лет. В Политехническом институте Хельсинки специальность “архитектура” была выделена из общего инженерного курса лишь в 1907 году, немногим раньше появилось и первое профессиональное издание. Масштабы градостроительной практики были скромными, ведь в начале XX века в городах проживало 10% населения Финляндии, в 1920-е годы – 20 %. Местная архитектурная дискуссия на рубеже XIX-XX веков развивалась в рамках узкого круга единомышленников – архитекторов, художников, писателей, – вдохновленно обсуждавших в хельсинских кафе пути развития отечественной культуры. В 1917 году Финляндия получает независимость. Молодые финские зодчие мечтали о новой, современной архитектуре, соответствовавшей последним техническим достижениям и по актуальности не уступавшей практике других европейских городов. Архитектура в Финляндии становится частью масштабного национального проекта «поиска финской самоидентичности».
Финские архитекторы, как и пионеры европейского Современного движения, с огромным воодушевлением изучали технологии первого машинного века. Все новое, отвечавшее требованиям прогресса наделялось свойствами эстетического объекта. Железобетонные конструкции и обширные полосы остекления, хромированная фурнитура, алюминиевые жалюзи и линолеумные покрытия, раздвижные двери и встроенный свет. Строительная индустрия была еще недостаточно развита, чтобы позволить повсеместно использовать арсенал новых технологий в жилом строительстве, но общественные здания - отели, кинотеатры, - построенные в 1930- е годы в Финляндии, стали классическими памятниками раннего модернизма, "белого функционализма" как был позже назван этот этап.
Специфика финского модернизма заключается в паритетных отношениях зодчего и природы. Один из основоположников историографии Современного движения в архитектуре, Зигфрид Гидион, был первым, кто обратил внимание на сочетание противоборствующих приемов функциональной стандартизации и иррациональности в финском модернизме. Психологическую базу для этой эмоциональной составляющей критик находил в специфике финского пейзажа и национальной традиции отношения к природе. Существует финская пословица: «Размышляй хоть неделю, но скажи ясно». Для Финляндии ясность, чистота и строгость раннего европейского функционализма стали не только компонентами актуального манифеста 1920-х годов, но насущной необходимостью. Знаменитый павильон, спроектированный архитектором Алваром Аалто для международной выставки в Нью-Йорке, символизировал двойственность, под знаком которой суждено будет в XX веке развиваться современной архитектуре Финляндии: от гуманизма к материализму, от функционального к живописному подходу, от рассудительности к эмоциональности.
Сам Аалто избегал термина «национальный» в архитектуре, делая акцент на климате, топографии, природных ресурсах. Вместе с тем два павильона, которые он спроектировал для международных выставок в Париже и Нью-Йорке очень характерно представляли Финляндию именно в национальном контексте: фотографии пейзажей, на фоне которых была развернута экспозиция местных промтоваров от беговых лыж до техники лесообрабатывающего производства. Да и сами технологии и материалы, которые использовал Аалто в проекте, были напрямую связаны с переосмыслением финской строительной традиции.
Актуальность технологий деревянного зодчества никогда не исчезала в Финляндии: слишком много первостепенно важных задач столетиями решалось с их помощью в условиях сурового северного климата (теплоизоляция, влагостойкость, устойчивость к перепадам температур). В то время как Современное движение стремится преодолеть материальность архитектурной оболочки, этим проектам свойственна полновесная материальность, в них ощущается тяжесть масс, противопоставление несомых и несущих частей. Изучение пейзажа подсказывало зодчим общее композиционное решение, задавало ритм, провоцировало на поиск «внутренне интуитивного» решения, «бесцельного», как определял Аалто, рисования. По аналогии с этим методом архитектор Пиеттиля позже сравнивал процесс дизайна с охотой или рыбной ловлей.
«Золотое поколение» – зодчие, составившие славу финской архитектуры и дизайна в 1930-1960-е годы, позаимствовали у Современного движения и Интернационального стиля в первую очередь те приемы, которые отвечали национальной ментальности и традиции. Возможно, благодаря последнему обстоятельству возник феномен финского модернизма: это достаточно прагматичная и интровертная школа, всегда следующая локальным традициям, ориентированная на местные материалы и климатические особенности. Независимость помогает существовать вне конъюнктурных тенденций, и образы, которые архитекторы и дизайнеры создавали 70 лет назад, по прежнему актуальны.
Инструментарий финского модернизма оказался настолько богат, практичен и эмоционально убедителен, что по-прежнему остаётся востребованным несмотря на заявления как о смерти новой архитектуры, так и о смерти большого модернистского нарратива. Молодые финские архитекторы не отбрасывали опыта предшествующих поколений, и с этим связана уникальная солидарность профессионального архитектурного круга в современной Финляндии. Да и можно ли говорить о «смерти» большого стиля, если его язык остается функциональным и востребованным. Если у целой нации сохраняется уважительное отношение к ценности многолетнего опыта, конвертируемого в «золотое» наследие.