"Он знает множество вещей и думает много, на множество ладов. Который поток мыслей, из множества существующих, определяет его, трудно сказать. По снобической, аристократической натуре своей, сложившейся в двадцатые годы, он насмешливо-скрытен. Как Шостакович. И Акимов. Но уязвим и раним очень сильно. На удар отвечает он ударом, но теряет больше крови, чем обидчик. Он - помесь мимозы и крапивы".

Так писал о Григории Козинцеве в своих дневниках Евгений Шварц. Козинцев очень любил Шварца, поставил по его сценарию "Дон Кихота", в 60-е годы мечтал экранизировать "Дракона". Но любовь Шварца к бытовым подробностям, пересказывание всяческих сплетен и толков были Козинцеву решительно непонятны: он категорически не принимал таких вещей. И в своих дневниках тоже оставил запись: "Шварц. Соединение Тютчева и "Демьяновой ухи"". Что лишний раз доказывает правоту Шварца.

Один из самых закрытых, сдержанных, корректных людей в советском искусстве, Григорий Михайлович Козинцев узнаваем практически во всех своих работах - как бы ни отличались они друг от друга с эстетической стороны. Вот уж у кого всегда была Своя Тема. Эта тема отчётливо слышна и в эксцентрических мелодрамах 20-х годов, и в соцреалистической сказке о похождениях Иванушки-дурачка, известного зрителям под именем Максим, и в экзистенциальных экранизациях Шекспира и Сервантеса. Эта тема: человек и толпа. Или - человек и власть. Оказывается, что понятия очень близки. Можно вспомнить Пушкина: "Зависеть от царя, зависеть от народа - не всё ли нам равно?". Вот про это - фильмы Григория Козинцева. Недаром, единственная метафора, которая повторяется во многих его картинах на протяжении десятилетий - это шутовской хоровод, плящущий вокруг героя: образ этот есть и в немых фильмах ("Чёртово колесо", "Шинель", "С.В.Д.", "Новый Вавилон"), и в "Юности Максима", и в "Дон Кихоте", и в "Короле Лире".

Такую последовательную исповедальность трудно связать с тем обстоятельством, что начинал Козинцев как стопроцентный формалист. Пора, наконец, реабилитировать этот термин. Честное слово, в нём нет ничего порочного. Любая тема, любая эпоха требует своего собственного метода воплощения в искусстве. И проблема того, как показывать, стоит ровно в той же мере, как и что показывать. В счастливые и сумасшедшие двадцатые годы новому миру требовалось новое искусство, новые формы старого искусства. В первую очередь, это относилось к кинематографу. Самыми яркими и талантливыми формалистами на ленинградской кинофабрике были двадцатилетние Григорий Козинцев и Леонид Трауберг, создавшие легендарный ФЭКС - Фабрику Эксцентрического Актёра. Параллельно с эпатированием публики (знаменитый девиз из Марка Твена: "Лучше быть молодым щенком, чем старой райской птицей" и т.д.), фэксы экспериментировали с жанрами. Что есть "Чёртово колесо" как ни опыт создания уголовой современной мелодрамы? А "С.В.Д." - мелодрамы романтической костюмной? А "Шинель" - опыт перенесения литературного стиля на экран. Лишь в "Новом Вавилоне", картине о разгроме Парижской коммуны, режиссёры отчётливо сформулируют настоящее содержание фильма: краткий миг свободы и цена, которую нужно за это заплатить. И только тут поймут, что об этом и делали все свои фильмы. И тем самым излечатся от формализма раз и навсегда. Несмотря на всю любовь к форме!

Вернее, поймёт это один Козинцев, потому что это - именно его тема. Тогда и начнётся постепенное их расхожение с Траубергом. Позднее Козинцев напишет: "об эстетике мы ещё могли договориться, об этике - никогда". И речь здесь идёт не только о "бытовой" этике, но и об этике творческой. Трауберг всегда воспринимал искусство как плацдарм для экспериментов. Для Козинцева искусство постепенно становилось единственным способом выражения сокровенного. В 30-е и 40-е годы это было всё сложнее и сложнее. И Козинцев принимает решение смелое и беспрецедентное: в начале 50-х он уходит из кино в театр.

Возвращение Козинцева в кинематограф состоялось только после смерти Сталина. За оставшиеся восемнадцать лет он поставил всего три фильма, все три - экранизации. И каждая из них стала событием не только в отечественном, но и в мировом кино. Это "Дон Кихот" (не очень "прозвучавший" на родине, но признанный в Испании лучшей экранизацией Сервантеса всех времён), "Гамлет" и "Король Лир". Говорить о значении последних двух картин в жизни советской интеллигенции нет необходимости.

Любопытный факт: Козинцева, одного из немногих, миновала антисемитская кампания 1949 года по борьбе с космополитизмом. Сам Григорий Михайлович по этому поводу говорил: "брак на производстве". Может быть. Но самое интересное, что Козинцев-то как раз и был главным космополитом в советском кино. Вообще, словосочетание "советкий режиссёр" никак не подходит к Козинцеву. И дело не только в его отношении к системе. Козинцев был космополитом в прямом смысле слова, то есть гражданином мира. Он никогда не вставал ни под какие знамёна. Неспроста лучшие его фотопортреты - в кабинете, на фоне книжных полок. Именно поэтому его шекспироведческие книги и статьи до сих пор переиздаются на всех языках. И поэтому его экранизации до сих пор производят на международных фестивалях и ретроспективах эффект живого, современного кино.

А у нас продолжают спорить о "Гамлете" и "Короле Лире", причём яростных противников картин ничуть не меньше, чем столь же яростных сторонников. Фильмы фэксов с каждым годом вызывают всё больший интерес, причём не только у маститых искусствоведов, но и у молодёжи. Всё чаще цитируют записи из рабочих тетрадей Козинцева, изданные его женой, Валентиной Георгиевной, в сборниках "Время и совесть" и "Чёрное, лихое время...". И, чего уж никто не мог ожидать, время от времени возникает "мода" на самые неизвестные фильмы Козинцева - такие, например, как их последняя совместная работа с Траубергом "Простые люди": картина, о которой сами режиссёры старались не вспоминать.

Поэтому не нужно никаких круглых дат: Козинцев и без того продолжает оставаться в центре художественной жизни. Нет, не в центре - чуть-чуть в стороне, как всегда.

Пётр Багров

Расписание ретроспективы Григория Козинцева к\т "Свет" (Большой пр. ПС, 74)

23.06 в 20-00 Чертово колесо, Шинель, 1926, 128 мин.

24.06 в 18-00 Новый Вавилон, 1929, 120 мин.

25.06 в 18-00 Одна, 1931, 80 мин.

26.06 в 18-00 Дон Кихот, 1957, 110 мин.

29.06 в 20-00 Гамлет, 1964, 140 мин.

30.06 в 20-00 Король Лир, 1969, 134 мин.