ЖАНР ИСТОРИЧЕСКОЙ ПЕСНИ В XIX ВЕКЕ
ПЕСНИ ОБ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОИНЕ 1812 ГОДА И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯХ

В период Отечественной войны 1812 года, когда над страной нависла угроза подчинения чужеземным завоевателям, в военно-политическую жизнь государства активно вовлекаются широкие крестьянские массы. Это породило массовое творчество, обрисовывающее героический образ народа. В отличие от песен о предшествующих войнах в песнях об Отечественной войне более отчетливо проявляется историзм. В них постоянно звучит мысль об оборонительном характере войны для России, ставится вопрос о социальных силах, обеспечивших победу. Это показывает, что Отечественная война 1812 года сыграла большую роль в формировании национального сознания русского народа.

В песнях говорилось о неисчислимых бедствиях, которые принесла война, о кровопролитных сражениях и разорениях:

Реалистично изображается наступление неисчислимого вражеского войска:

Народ понимал решающее значение битвы под Москвой. Поэтому самой популярной песней из цикла об Отечественной войне является песня о Бородинской битве (№ 99) (известно около двадцати вариантов). По своим поэтическим приемам она очень близка к другим ранее созданным песням, описывающим жестокие битвы^[1].

После тяжелых и кровопролитных боев русским пришлось оставить Москву. С болью и негодованием говорится в песнях о разорении Москвы неприятелем. Когда «вор-француз» «стрелял, палил в каменну славну Москву», то «потрясалася мать-сыра земля» (№ 101). А когда он взрывал кремлевские стены, то «мать-сыра земля расступилася».

Разорение Москвы парод связывает с образом Наполеона^[2]. Действия французов в оккупированном городе в песнях обрисованы такими же красками, как и варварские поступки татаро-монгольских завоевателей. Так, например, девушка, взятая в плен французом (№ 102), во многом напоминает изображенную ранними историческими песнями русскую женщину, томящуюся у татар.

В тяжелые дни потерь и отступления народ твердо верил в будущую победу:

Борьба за Москву заняла центральное место в народном творчестве о войне 1812 года. Кроме того, песни запечатлели такие крупные события войны, как бои под Смоленском (№ 109), изгнание французов из России, переправу их через Березину, поход за Вислу (№ 110), битву под Лейпцигом, взятие Парижа (№ 111, 111a) и др.

Как со стороны формы (использование военной лексики, музыкально-ритмического склада — появление мелодий, близких к строевым маршам, и т. п.), так отчасти и содержания (особенно при разработке образов любимых полководцев) песни об Отечественной войне тесно связаны с военно-историческими песнями XVIII века. д Однако через всю поэзию Отечественной войны более отчетливо проходит мысль о том, что Россию спас от нашествия наполеоновских полчищ народ.

В изображении же представителей господствующих классов подчеркивается их растерянность и трусость:

Любимыми народными героями Отечественной войны 1812 года были Кутузов и Платов. В песнях это два разных характера. Кутузов — руководитель народной войны, опытный, умный, рассудительный и храбрый полководец; он разгадывал все планы неприятеля — «знал все вывертки французски». Кутузов полностью уверен в народной победе и хорошо знает пути к ней, поэтому при получении грозного письма от французского короля, требовавшего сдаться без бою, он успокаивает испугавшегося русского царя:

Здесь использован художественный прием из песни о Петре I, когда сам царь отвечал на угрозы неприятеля.

Теперь этот прием подчеркивал положительные качества народного полководца.

Кутузов — ум и сердце русского войска, оплот русской воинской славы. В песнях он показан как организатор победы русского народа над полчищами Наполеона. К солдатам он обращается, как к «деточкам», тесно с ними связан и знает их нужды и настроение:

И солдаты безгранично верят своему генералу, надеются на него, называют его отцом родным^[3].

Как прозорливый полководец, верящий в окончательную победу над французами, показан Кутузов и в разговоре с пленным майором:

В зарисовке Кутузова сохраняется некоторая преемственность традиции песен XVIII века. Этот образ сливается с образом любимого народом полководца Суворова, являясь его развитием в художественном мышлении народа.

В другом аспекте представлен образ Платова. О нем записано много песен среди казаков. Особенно интересна песня о том, как Платов побывал «в гостях» у французов и беседовал с недогадливым Наполеоном (№ 105). Песня построена на художественном вымысле, но этот поэтический вымысел применен для оценки совершенно реальных событий. Народное мужество и оптимизм — характерные черты образа Платова.

Во многих песнях Платов и Кутузов выступают совместно, и атаман всегда является помощником фельдмаршала. Платов—ловкий и отважный разведчик, смельчак-партизан, бесстрашный удалой донской атаман. Будучи всегда готовым к подвигу, он своим примером воодушевляет казачьи полки^[4], на боевом коне гордо разъезжает на виду у неприятеля, побеждает всех французов^[5]. Он показан властным командиром^[6] грозных и гибких боевых соединений, хорошим организатором казачьих масс (№ 97). Песни подчеркивают демократичность Платова. Солдаты говорят:

Отечественная война 1812 года оказала заметное влияние на все русское народное творчество. Особенно сильному влиянию подвергалась солдатская и казачья бытовая лирическая песня и вообще весь песенный репертуар российской армии^[7].

Характерной особенностью поэтической формы исторических песен об Отечественной войне 1812 года является использование отдельных формул, строк и даже целых эпизодов из военно-исторических песен о прошлых войнах^[8]. Обогащение песен об Отечественной войне шло по линии использования уже готовых поэтических форм и даже готовых произведений (о допросе пленного майора, о письме раненого Лопухина, «Пишет, пишет...» и ряд других).

Устное творчество не создало монументальных исторических песен с развернутыми новыми сюжетами, в которых могли бы отразиться значительные ситуации Отечественной войны. Песни отличаются схематизмом и шаблонностью в изображении батальных сцен, недостаточной мотивированностью переходов. Выросшее народное сознание уже не укладывалось в выработанные традицией художественные рамки жанра.

Исторические песни об Отечественной войне в большой степени испытали влияние и литературной поэзии (№ 94). В этот цикл широким потоком вошли песни литературного происхождения (например, «Что двенадцатого года поседелые орлы»^[9], «Пойдем, братцы, за границу»^[10], а также сатирические песни о Наполеоне: «Шут на острове родился»^[11], «За горами, за долами»). Такое многообразное использование литературы в жанре исторической песни говорит о том, что народная мысль в эту эпоху настойчиво искала новых форм поэтического выражения. И литература шла навстречу устному народному творчеству.

Как уже отмечалось, Отечественная война 1812 года сыграла большую роль в формировании национального сознания и в развитии русского народного поэтического творчества. Но русский народ, освободивший не только Россию, но и всю Европу от порабощения Наполеона, по-прежнему оставался в крепостной зависимости. Ненависть народа к крепостному строю усиливалась. Эту остроту классовых противоречий того времени народ поэтически отчетливо выразил в песне-плаче о восстании Семеновского полка, в песне об Аракчееве и, наконец, в. песнях о декабристах.

Песня-сатира об Аракчееве (№ 114) насчитывает около сорока вариантов, записанных в разные годы XIX и XX столетий в более чем двадцати губерниях России. А. С. Пушкин был одним ив первых ее собирателей (№ 114а). Хотя песня об Аракчееве и составлена из поэтического материала песен XVII—XVIII вв. о народных притеснителях (Б. А. Репнине, А. Д. Меншикове, В. В. Долгоруком, М. П. Гагарине и др.), в ней отражается мировоззрение крестьянства XIX века. Аракчеев представляет собой не только определенное историческое лицо, но и олицетворяет образ «злодея-барина», «дворянина», притесняющего народ. В отдельных вариантах Аракчеев показан угнетателем я обирателем всей России (№ 114а).

Благодаря художественному приему контраста в песне воссоздавалась потрясающая картина жестокой несправедливости: с одной стороны, разоренная до нищеты и ограбленная временщиком Россия, а с другой—роскошный, поражающий своим убранством дворец Аракчеева с Мраморными стенами. Песня отмечает невыносимую жизнь в военных поселениях, указывает на тяжесть дорожной повинности.

Ни в одном варианте песни царь не наказывает Аракчеева за его вероломство. Однако сам народ разоблачает этого временщика («все Ракчеева бранят»,— говорится в песне).

Многие песни об Аракчееве дают яркую картину установленного в армии жестокого порядка, получившего название аракчеевщины, невиданного истязания людей в солдатских поселениях.

В октябре 1820 года произошло одно из крупнейших ;волнений в армии — восстание в Семеновском полку, жестоко подавленное и нашедшее довольно яркое отражение в песне (№ 115), известной в семи вариантах. В песне говорится, что полк

Подчеркивая свои права на «волю», на освобождение от крепостного рабства, солдаты напоминают о своей роли в освобождении родины от Наполеона:

Песня, таким образом, показывает трагедию народа, осознавшего свою силу и роль в борьбе с иноземным захватчиком, гордого своим освободительным подвигом и вынужденного вернуться под кнут и розги крепостников.

Однако, несмотря на понимание народом всей несправедливости своего социального положения, песня не идет дальше обращения с жалобой к Ивану Грозному, Алексею Михайловичу, Петру I и к «матушке Катеринушке», используя традиционную форму плача-обращения к умершему царю. Правда, эта традиционная поэтическая форма использовалась в песне не случайно: солдаты, жалуясь на порядки в стране, тем самым высказывали протест существовавшему строю Александра I, изображавшегося в официальной литературе благодетелем не только своего народа, но и всей Европы.

Восстание Семеновского полка перекликалось с крестьянскими движениями на Дону 1818—1820 гг. и бунтом военных поселян в Чугаеве в 1819 г.

Дальнейший рост освободительного движения находит отражение в поэтическом творчестве о восстании декабристов. Песен об этом событии немного. По всей вероятности, это объясняется тем, что декабристы, как указывал В. И. Ленин, были «страшно далеки от народа». Непонимание народом происходящих событий довольно убедительно показывают песни^[12]. В известной по форме песне-плаче солдата или царицы при гробе царя с недоумением рассказывается, что господа решили выбрать из своей среды нового правителя:

В другой песне (№ 117), солдатской по форме, имеющей несколько вариантов, рассказывается, как царя потребовали в сенат (синод), видимо, с тем, чтобы его свергнуть. Такое фантастическое отражение событий, происходивших на Сенатской площади 14 декабря 1825 года, показывает, что они были совершенно непонятны крестьянству. Одновременно песня правдиво запечатлела колебание среди войск: караульные отказались сообщить, что царь прошел в сенат («не видали», «не прошел»), но один из них выдал товарищей.

Как видим, рост революционного движения находил отражение в исторических песнях. С этой целью в отдельных произведениях создавались новые сюжетные ситуации. Но такие случаи были редким явлением. В основном оставались традиционные формы создания образов.

Усложнение социальной жизни требовало отражения ее новыми художественными приемами и средствами. Жанр исторических песен все меньше удовлетворял этим требованиям.