Заслуженный деятель культуры России, академик Архитектурного наследия Николай Иванович Иванов (1923 – 2006) – выдающийся архитектор-реставратор и исследователь Бородинского поля.
Краткий обзор биографии и деятельности.

Памятный знак Московскому и Смоленскому ополчениям. Архитектор Н.И. Иванов. Памятный знак 1-му кавалерийскому корпусу генерала Ф.П. Уварова. Архитектор Н.И. Иванов. Памятный знак Отдельному казачьему корпусу войска Донского атамана М.И. Платова. Архитектор Н.И. Иванов. Памятник «Благодарная Россия своим защитникам». Восстановлен в 1995 г. Главный монумент русским воинам - героям Бородинского сражения на Курганной высоте (батарее Раевского). Восстановлен в 1987 г. Колокольня Колоцкого монастыря. Боковой вид Ферапонтовского (Лужецкого) монастыря с севера. Фотография С.М. Прокудина-Горского. 1911 г. Памятник М.И. Кутузову перед зданием Бородинского музея.

Все, кто прибывает в Бородино поездом, выходят на вокзальную площадь, на краю которой стоит памятный знак бывшим на поле в день сражения ратникам Московского и Смоленского ополчения. Автор памятного знака – архитектор-реставратор Николай Иванович Иванов. Перенесемся с южной части Бородинского поля на северную. Там можно увидеть памятные знаки кавалерии генерала Уварова и казакам Платова. Они созданы по проекту того же мастера. Наконец, в центральной части поля, у здания главной экспозиции Бородинского музея все еще цел, все еще стоит, хотя и отодвинут по неясным мотивам в сторону, бюст-памятник фельдмаршалу князю М.И. Голенищеву-Кутузову. Он создан творческим содружеством двух замечательных деятелей нашей культуры – скульптора Н. В. Томского и архитектора Н.И. Иванова – выдающегося мастера реставрации исторических памятников. Наконец, близ Спасо-Бородинского монастыря возвышается гигантский монумент «Благодарная Россия своим защитникам». Монумент был на долгие годы утрачен, но восстановлен трудами все того же Николая Ивановича Иванова. Из тех, кто здесь трудился, вряд ли кого-либо можно сравнить с ним, человеком, отдавшим Бородинскому полю 45 лет самозабвенного труда.

С Николаем Ивановичем Ивановым меня познакомил его бывший однокурсник по Архитектурному институту Р.А. Знамеровский – у них были самые добрые отношения. Знамеровский и я были соседями. Я жил в Денисовском переулке, а он в нескольких шагах от меня на Гороховском, а неподалеку был Немецкий (ныне Бауманский) рынок, куда всем нам, здешним жителям, как в наиближайший, приходилось часто ходить. Ведь магазинов в то время на единицу площади было в 10-20 раз меньше, чем теперь, а пройти полтора километра до рынка нам было легко. Комнаты, где проживал тогда Николай Иванович Иванов со своими родителями, Надеждой Николаевной и Иваном Ермолаевичем, выходили окнами на рынок, стены которого отделялись лишь нешироким проездом, когда-то Ирининской улицей, а в то время улицей Энгельса. Это было в 1950 году. Примерно через год, летом 1951 года я поступил на работу в реставрационные мастерские, расположенные тогда в Андрониковом монастыре. Здесь я вновь встретился с Н.И. Ивановым. Мое рабочее место было на втором ярусе четверика собора Михаила Архангела. Место Николая Ивановича Иванова было этажом ниже в смежной с собором одностолпной трапезной, построенной в первые годы XVI века. Его рабочее место было мало удобное, недостаточно светлое, у самого прохода к местам общего пользования. Николай Иванович Иванов никогда не стремился завоевывать хорошее место в жизни. Он был человек «не пробивной». Его отличали всегдашнее миролюбие, неприятие ссор во всех их видах и всегдашняя поглощенность работой, ее сутью, а не формой. Каждый, даже незнакомый, человек мог обратиться к нему с любым вопросом, и он всегда подробнейшим образом отвечал, если только эта тема была ему знакома. Свои объяснения он часто сопровождал рисунком или чертежиком, который тут же и выполнял. Очень часто он ссылался на того человека, чаще всего на преподавателя, от которого он узнал или получил информацию. К этому времени, т.е. к 1951 году, он уже окончил Московский Архитектурный институт, а до этого еще окончил архитектурно-строительный техникум. Избранную им профессию он любил до чрезвычайности. Работая, он никогда на часы не смотрел. Заветное для всех нормальных людей окончание рабочего дня в шесть часов вечера, когда можно со спокойной совестью идти куда угодно и предаваться отдыху и любимым занятиям, у кого они были, его никогда не тревожило. Он тоже любил это после рабочее свободное время, но за то, что наступала тишина, и без всяких помех можно было еще больше углубиться в работу. Но в Центральных научных проектных реставрационных мастерских Академии Архитектуры СССР (ЦНПРМ А. А.), где он работал с 1950 по 1956 год, Николай Иванович выбрал сам необычные условия для своей работы. В эти годы в мастерской работал Петр Дмитриевич Барановский. Его школа стала основной для Николая Ивановича Иванова, которого должно считать лучшим учеником Петра Дмитриевича Барановского и его верным сотрудником. Барановский был великий деятель культуры прошедшего столетия, великий труженик-подвижник, теперь о нем написана книга, но за 50 лет до написания этой книги Петр Дмитриевич Барановский не считался образцом для подражания. Начальство его не любило за непослушание и игнорирование постоянных, временных и экстренных служебных циркуляров и распоряжений, откуда бы они ни исходили. Обычные труженики старались не попадать в бригаду Барановского по причине его плохого характера и очень высокой требовательности к своим подчиненным. Но Николая Ивановича Иванова это не смущало, словно именно этого он и хотел. Стремление узнать и перенять от своего учителя все наилучшим образом и до самой глубины, было присуще Николаю Ивановичу в высшей степени. Я подозреваю, что это было его врожденным, унаследованным качеством. Мне вспоминается его рассказ о старшем брате его матери, который выбрал в войну 1914 года, а, может быть, еще раньше, какое-то самое трудное, самое требовательное военное училище, существовавшее в то время в Петербургском военном округе.

Рабочий день у Николая Ивановича складывался следующим образом. К девяти часам утра он приезжал на работу в Андроников монастырь, где размещались ЦНПРМ, где и трудился до шестого часа. В продолжение дня, но не позже шести, появлялся Петр Дмитриевич Барановский, и с этого времени у Николая Ивановича начинался второй рабочий день. Совместно с Петром Дмитриевичем обсуждались предстоящие задачи, а их было очень много. Около трети времени уходило на обсуждение собственно реставрационных проблем. Это были темы самые приятные и отрадные. Но чтобы осуществить реставрацию памятников архитектуры в действительности, необходимо было преодолеть, вернее, постоянно преодолевать множество разнообразнейших препятствий. Первым источником препятствий было собственное начальство. Мне запомнился такой случай. Это произошло на собрании, одном из тех, каких в советские времена бывало много. Их полагалось устраивать как можно больше, в том числе уже в нерабочее время помимо полагающихся еженедельных политзанятий. Начальник мастерской Л.А. Петров рассказывал о таком «возмутительном» факте. «Я совершенно случайно, проходя мимо (рабочие места Николая Ивановича Иванова и Барановского находились, как говорилось уже выше, почти у самых дверей, ведших в мужскую и женскую комнаты) услышал, как Петр Дмитриевич давал задание Николаю Ивановичу, отправляя его в командировку в Новый Иерусалим с целью узнать, выполняют ли рабочие данное им задание по разборке завалов образовавшихся после взрыва надвратной церкви, т.е. сортируют ли рабочие при этом кирпич. Выделяют ли в отдельную группу кирпич, профилированный от простого, т. е. не профилированного. «Это не дело нашей мастерской», — негодовал начальник. «Мы — проектная мастерская, а не производственная, наше дело выполнить проект, а не лезть в дела других ведомств и подразделений». Далее Л.А. Петров негодовал по поводу непроизводительных трат командировочных денег, жаловался на нерациональную, по сути, впустую трату рабочего времени, предназначенного совсем для других целей, на нарушения трудовой дисциплины, неумение продуктивно работать. Родившийся в 1910 году Л.А. Петров считал, что П.Д. Барановский, 1892 г. р., должен перестроиться и лучше понимать цели работы учреждения, руководить которым доверила ему, Петрову, партия. Абсурдность разделения неделимого процесса познания, исследования и реставрации памятника в натуре на разные ведомственные аспекты делала почти невозможным соблюдение, т.е. претворение этого «принципа» в жизнь, делала реставрацию не только пустой, но и вредной затеей.

От сути дела Николай Иванович, как и Барановский, не отступал ни тогда, ни после, чем бы он ни занимался. Понять основу дела, самую суть дела и действовать на этой основе, ей следовать – вот принцип, которым всегда руководствовался Николай Иванович Иванов. Надо сказать, что объекты реставрации, которыми занималась бригада Барановского, всегда были интересными. Таков был Ново-Иерусалимский монастырь в Истре вместе с расположенным рядом скитом Патриарха Никона постройки XVII века с элементами, привнесенными туда еще в эпоху Растрелли и Бланка. В Москве объектом П.Д. Барановского и Н.И. Иванова был административно-церковный комплекс Крутицкого подворья. Превратить этот комплекс в юридически признанный памятник Барановский стремился в течение многих лет. Начал он эту работу в то время, когда памятником архитектуры считался только его один фрагмент, облицованный цветными поливными изразцами – парадные двухарочные ворота с небольшим помещением над ними, фрагмент, получивший в литературе название «крутицкий терем». Многие годы энергичного труда посвятил этому «терему» и всему Крутицкому подворью Барановский. Помимо административных и финансовых трудностей оказалось много трудностей и другого рода. Были и инженерные препятствия. Десятки погонных метров одной из двух сохранившихся стен переходов на уровне высоты второго этажа сильно наклонились и неизбежно должны были упасть. Падением грозили крыльцо и лестница собора по причине разрушенного фундамента. Все инженеры, привлекаемые для решения задач укрепления фундаментов под существующими многотонными каменными постройками с одновременным их выпрямлением, все, даже не встречаясь друг с другом, признавали эту задачу невыполнимой. По причине своей длительной жизни этот инженерный диагноз стал считаться неоспоримым, в известном роде «академическим», обоснованным и не подлежащим пересмотру, как образец объективности. Именно в этой бесперспективной ситуации Николай Иванович взялся вновь за учебники по строительному делу, которые продолжал хранить, как и все остальные. За давностью лет я не могу сказать, как долго это продолжалось, но кончилось дело тем, что Николай Иванович составил программу, подкрепленную собственными расчетами, а затем выполнил ее в натуре при полной и активной поддержке Барановского при постоянном их личном надзоре.

Главный инженер экспериментальной строительной площадки Академии Архитектуры Н.П. Зворыкин проникся тогда к Николаю Ивановичу Иванову величайшим уважением. А Петр Дмитриевич Барановский с тех пор нередко говаривал: «Николай Иванович – замечательный инженер». Это была единственная похвала в чей бы то ни было адрес, слышанная мною из уст П. Д. Барановского.

Все дела, начатые у Петра Дмитриевича Барановского, Николай Иванович завершил. На это у него ушел год, затем он перешел в областную реставрационную мастерскую, о чем была договоренность заранее. Здесь он начал работу над Иосифо-Волоколамским монастырем. И в этой же мастерской уже в 1960 году ему пришлось заняться «небольшой», как тогда все думали, работой к 150-летнему (в 1962 году) юбилею Бородинского сражения. Задача ставилась скромная — приведение в порядок памятников воинским частям, поставленных в 1912 году на Бородинском поле. Во время войны 1941 года они мало пострадали – в войну было не до памятников. Но в период культурной революции, т.е. в 1930-е годы, бородинские памятники понесли большой урон. Николай Иванович Иванов не умел ни к какому делу относиться формально и бездумно, ставить памятники неизвестно где и неизвестно над кем был абсолютно неспособен. Поэтому и на этот раз он углубился в тему, чтобы понять ситуацию и познать, что такое Бородинское поле во всех его подробностях, включая множество населенных пунктов, охваченных одним все тем же словом-понятием «Бородино».

После юбилея 1962 года в работе Н.И. Иванова на Бородинском поле необходимость не отпала, и постепенно с годами он (с возглавляемой им группой его коллег) стал своего рода постоянным сверхштатным сотрудником Бородинского военно-исторического заповедника, протрудившись целых 45 лет до самой кончины 1 июля 2006 г. Постепенно круг задач, решение которых требовалось, расширялся, соответственно, и расширялась исследовательская основа. Николай Иванович Иванов прошел несколько этапов в изучении Бородинского поля и истории сражения.

Самый начальный этап был краток. Миновать Льва Толстого было невозможно, и Н.И. Иванов для начала углубился в него. Поняв, что Толстой – знаменитый романист и великий писатель – совсем не историк, тем более не исследователь, Николай Иванович Иванов перешел к изучению трудов профессиональных историков. Всю собранную информацию он сопоставлял и проверял и привязывал к соответствующему географическому месту. Для этого он собрал множество карт, какие только относились к Бородинской территории, а ее общей площади оказалось более 600 квадратных километров. Выяснилось, что рельеф, растительность, ручьи, водоемы, дороги и пр. за полтораста лет изменились. Чтобы получить представление о том, что было в 1812 году, надо было произвести значительные реконструктивные работы.

Кто работал с документами серьезно, тот знает, что не бывает лишних документов в процессе собирания информации по крупицам. Только при сопоставлении и перекрестной проверке различного рода материалов можно получить сносное представление о том, что было в реальности. Понадобились даже современные карты колхозного землепользования. То было время, когда всем историкам, занимавшимся «светлым будущим» были зеленые огни. А тем, что занимались «неизжитками пережитков», чинились всевозможные препятствия, разумеется, с наилучшими намерениями. Сколько потребовалось месяцев, чтобы собрать информацию на местах, ибо на руки никаких колхозных карт не выдавали, скопировать их и свести в одну систему, я не могу сказать. Но это было разновидностью сизифова труда.

Незадолго до смерти Николай Иванович Иванов говорил мне, что всего он сменил четыре этапа-направления своей работы в сфере понимания и путей исследования ситуации 1812 года в Бородине. Третий этап связан с включением в изучении поля археологии. Привлечение профессионального археолога к постоянной и систематической работе над материалом Бородинского поля дало блестящие результаты во время работ по восстановлению русских укреплений. Результаты археологических изысканий не только помогли в конкретной работе, но сообщили много нового о самом сражении.

Важным пособием для понимания строительного аспекта укреплений была проработка учебников и пособий по полевой фортификации времен А. В. Суворова и 1812 года. Они очень помогли верно прочитывать и понимать информацию обо всех археологических исследованиях укреплений и способствовало их реконструкции. Причем были изучены не только русские, но и французские учебники. А это было важно не только для понимания французских укреплений, но и русских. Ведь, по крайней мере, два видных участника 1812 года, Борис и Дмитрий Владимирович Голицыны, окончили курс французской военной школы в Страсбурге.

Четвертый этап обозначился в последнее десятилетие жизни Николая Ивановича, когда в сотрудничестве с коллегой-историком удалось значительно расширить круг источников и картографии, объединить источники различного происхождения вплоть до исходного материала отдельных полковых историй и малоизвестных мемуарных свидетельств, а также редчайших карт. Удалось также произвести некоторые необходимые наблюдения на местности, полевые исследования. Был произведен анализ необходимого источникового материала.

Это позволило осветить ряд проблем, связанных с определенными конкретными местами на поле. При стыковке с наработанной историко-картографической основой подлинная историческая реальность стала проступать с абсолютной неопровержимостью. Это был явный признак исследовательского успеха и завершения поисков методов исследования Бородинского поля. Николай Иванович Иванов сетовал, что к последнему этапу пришел поздновато.

Я не берусь судить, что важнее всего из того, что было сделано по Бородинскому полю Николаем Ивановичем Ивановым. Но особую важность представляет его работа по выявлению и установлению границ собственно Бородинского поля как памятника истории. Кроме того, он установил охранные зоны и зоны охраняемых ландшафтов. Все эти границы утверждены соответствующими инстанциями того государства, правопреемником которого является наше современное государство. Следовательно, это не просто аргументированное пожелание, а юридически полноценный документ. Его надо опубликовать и сделать основополагающим для определения приемлемого режима проживания на территории этого памятника общеевропейского масштаба, не нанося ему вреда и обеспечивая его общедоступность.

Ознакомимся с основным списком работ Николая Ивановича Иванова, выполненных в Бородино в 1960 - 1983 гг. – от начала его бородинской деятельности до его же 60-летия. По перечню, составленному им самим при оформлении пенсии по возрасту, эти работы были следующие: