Ульянов Александр Иванович
зав. кафедрой общественных дисциплин НОУ ЦГО, г. Обнинск.
БОЙ НА РЕКЕ ЧЕРНИШНЕ.
Определение боевых действий на реке Чернишне 6 октября 1812 года, как «Тарутинского сражения», вызывает возражения. Схватка произошла в 8 км севернее Тарутино и сами участники называли ее «Битва под Чернишнею» (Кутузов) или «Сражение в Винково» (Коленкур). Есть и другие названия, так или иначе связанные с рекой Чернишней, а не с Тарутино. Однако уже А. И. Михайловский-Данилевский в своем капитальном труде писал о «Тарутинском сражении». Ко времени Е. В. Тарле это определение стало настолько общепринятым, что советский историк специально указал на его неточность. В настоящее время по инерции чаще используется определение «Тарутинское сражение», чем «Сражение на Чернишне». Для участников события оно, несомненно, было сражением, однако многие исследователи обращают внимание на ограниченность войск, принимавших в нем участие, на не вполне ясные результаты и склонны считать его боем.
Не меньшие споры вызывает оценка события. Французы, как правило, преуменьшали свое поражение. Наполеон даже вину за него перекладывал с маршала Мюрата на генерала Себастиани[1]. Русские, в свою очередь, вслед за М. И. Кутузовым склонны преувеличивать свою победу, завышая силы противника и занижая свои потери. Общая оценка приобретала порой карикатурный вид. Например, Н. Ф. Гарнич оценивал бой так: «Сильный и умелый удар 12-тысячного русского отряда опрокинул 50 тысяч французов»[2]. Напротив, В. Ассонов утверждал, что: «цель не была достигнута, неприятель не был уничтожен, а отступил с небольшими потерями»[3]. Советские историки, как правило, все неудачи связывали с Беннигсеном, а все удачи - с Кутузовым. Типичным для советской историографии являлось также игнорирование французских источников по теме и замалчивание «неудобных» русских мемуаристов. В результате картина боя существенно искажалась и обеднялась. К тому же описания боя страдают краткостью и неопределенностью. Поэтому я постараюсь обобщить известные факты, и воссоздать относительно полно боевые действия 6 октября 1812 года на реке Чернишне, используя при этом термин «бой», а не «сражение». Это вызвано не только очевидной ограниченностью сил, вовлеченных в него с обеих сторон, но и желанием показать, что бой был лишь составной частью Тарутинского сражения, о котором будет сказано в заключении.
Небольшая речка Чернишна (название приводится по «Атласу Калужской губернии», СПб. 1782), впадающая в реку Нара (приток Оки), находится примерно в 90 км к юго-западу от Москвы. Она протекает среди холмистой равнины, покрытой лесами. В долине Чернишни (от устья к истокам) располагаются три основных деревни: Винково, Тетеринки и Дмитровское. В настоящее время часть реки представляет собой водохранилище. В 1812 году от Тарутино (на р. Нара) через Винково и далее до Спас-Купли (ок. 8 км к С-В от Винково) пролегала Старая Калужская дорога, вдоль которой и находились основные силы корпуса Мюрата и Российской армии. Между противниками, занимавшими соответственно долины рек Чернишна и Нара находился лес, не занятый войсками, и создававший тем самым угрозу французскому и российскому тылу.
Авангард «Великой армии», не вполне точно названный «корпус Мюрата», располагался на всем протяжении почти 13 км течения реки Чернишна. Он давно уже утратил первоначальный состав и включал в себя не только французские, но и польские и немецкие войска, межнациональные отношения между которыми нельзя назвать нормальными. В его состав входили дивизии 1 корпуса Даву, 5 корпуса Понятовского и другие соединения. На обоих флангах располагалась кавалерия. Правый фланг занимала 1 кавалерийская дивизия (с резервами) А.-Л. Сен-Жермена (правый берег реки, 2-я линия обороны). На противоположном берегу находилась польская пехотная дивизия генерала М. Клапареда. Она прикрывала д. Винково, в которой располагалась ставка Мюрата. Далее, по правому берегу, стояла резервная пехотная дивизия генерала Г. Дюфура. Вместе с 1-м кавкорпусом генерала Э. Нансути, располагавшимся по обеим сторонам реки и корпусом генерала И. Понятовского (пехота и кавалерия), эти соединения составляли центр французской группировки. Левый фланг состоял из войск 2 кавкорпуса генерала Л. Себастиани. В тылу, в районе Спас-Купли, находился резервный кавкорпус М. Латур-Мобура. Общая численность группировки, по уточненным подсчетам Шамбре, составляла 26.541 чел.[4] В корпусе Понятовского оставалось не более 4 тысяч, а вся кавалерия - ок. 8 тыс.[5]
Правый фланг защищали крутые берега Нары и Чернишни. Левый - располагался на открытом месте в непосредственной близости от неохраняемого леса. Неоднократно через этот лес казаки проникали в глубокий тыл французов. Об этой оплошности они сообщили командованию, которое приняло решение атаковать Мюрата, нанеся главный удар именно здесь.
Общее число французских орудий достигало, по российским данным, 187[6]. Французские источники скупо упоминают, что «у Мюрата было не менее 120 орудий»[7].
Бой в районе Спас-Купли 22 сентября показал, что корпус Мюрата с трудом выполняет боевые задачи. За время с 23 сентября по 5 октября его боеспособность еще больше снизилacь. Французы несли большие потери при фуражировках, на которые выходили не иначе, как с пушками и все равно «никогда не возвращались без потерь»[8]. Нехваткa продовольствия привела их к питанию павшими лошадьми и пареной рожью. Даже соль приходилось выделять из пороха[9]. Только немцы питались относительно сносно, т. к. сумели сохранить скот еще с Немана. Дело доходило до того, что сам Мюрат вынужден был просить у них мясо для своего стола. В результате широко распространились заразные болезни. В лагере лежало много больных[10]. По свидетельству одного офицера, еще один месяц «и вся кавалерия без сражения была бы уничтожена»[11].
Всеми овладела апатия. Несмотря на холодную погоду никто не строил даже шалашей и не ставил палаток. Спали под открытым небом на соломе и голой земле. При этом французы предавались иллюзиям. «Каждый день говорили о мире, - вспоминал кирасирский капитан, - Мы утешали себя этой химерой»[12]. Дисциплина стремительно падала вместе с боеспособностью. Казалось, что разгромить такой корпус не составит большого труда.
Военачальники корпуса обладали большим боевым опытом. Король Неаполитанский, 45-летний И. Мюрат проделал стремительную карьеру от рядового до маршала. Он был храбрым и талантливым полководцем, однако по признанию Наполеона, который считал его своей правой рукой, нуждался в постоянном руководстве. Большинство генералов корпуса в наполеоновских войнах получили большой командный опыт. Позже Себастиани и Понятовский станут маршалами, Латур-Мобур - военным министром Франции, а Дюфур возглавит армию Швейцарии.
Основные силы российской армии располагались в несколько линий южнее села Тарутино вдоль Старой Kaлужской дороги. В укрепленном лагере находилось 662 орудия[13]. Окрестные леса были укреплены засеками. По иронии судьбы самым уязвимым местом русского лагеря являлся также левый фланг. Как только французы появились слева, на Новой Калужской дороге, русские оставили лагерь[14]. Тесный лагерь к тому же затруднял внутренние перемещения войск.
Общая численность российской армии, вместе с казаками, приближалась к 97 тысячам[15]. На ее стороне было в целом все же довольно выгодное расположение лагеря, хорошее снабжение, превосходство в живой силе и артиллерии. Национальный состав армии, при всей его пестроте (русские, татары, калмыки, не считая отдельных поляков, немцев, сербов и пр.) не приводил к серьезным этническим столкновениям. В то же время такой пестрый национальный состав (по сравнению с Малоярославецким сражением) дает основание назвать будущий бой «малой битвой народов».
Помимо основных сил Тарутинского лагеря, в верхней течении Нары находился отряд генерал-лейтенанта И. С. Дорохова, а также отряды А. П. Сеславина и А. С. Фигнера[16]. Все войска отличались высокой боеспособностью, хорошей подготовкой и желанием сражаться с неприятелем. К числу недостатков следует отнести слабую дисциплину иррегулярных войск (казаки) и неэффективное управление войсками со стороны российского командования.
Главнокомандующий российской армией, генерал-фельдмаршал М. И. Кутузов не хотел активных наступательных действий. «Чем долее останется в Москве Наполеон, - говорил он, - тем вернее наша победа»[17]. Эту позицию не разделяла группа генералов во главе с Л. Л. Беннигсеном. По их мнению, следовало напасть на Мюрата до подхода к Наполеону подкреплений. Разногласия военачальников усугублялись изрядной долей личной неприязни между ними. Единства среди командования не было.
После того как Беннигсен, при поддержке Милорадовича, третьего октября в письменном виде предложил Кутузову атаковать Мюрата, генерал-фельдмаршал вынужден был согласиться и назначил атаку на 5 октября. Неофициальное перемирие между противниками закончилось.
К 4 октября генерал-квартирмейстер К.Ф. Толь составил диспозицию к сражению. В соответствии с ней И.С. Дорохову было предписано действовать на Вороново (севернее Спас-Купли), чтобы отрезать противнику пути отступления[18].
Российские войска, предназначенные для наступления, разделились на два крыла: левое - под командованием (далее - «п/к») генерала от инфантерии М.А. Милорадовича и правое - п/к от кавалерии Л.Л. Беннигсена. Главный удар тремя колоннами наносило правое крыло. Первая колонна, п/к генерал-майора В.В. Орлова-Денисова, атаковала левый фланг (Себастиани). Вторая, п/к генерал-лейтенанта К.Ф. Багговута и третья п/к генерала от инфантерии А.И. Остермана-Толстого, атаковали неприятельский центр (Понятовский, Дюфур, Нансути). Левое крыло должно было сковать правый фланг неприятеля (Клапаред и Сен-Жермен). Выдвижение на позиции назначалось в ночное время, атака - на рассвете. Кутузов был уверен в победе. Нападение готовилось в таком секрете, что даже корпусные командиры не были предварительно предупреждены. И все же атака не состоялась.
Вечером 4 октября Кутузов выехал из Леташевки в лагерь, чтобы лично проследить, как идет подготовка к атаке и… обнаружил, что приказ о выступлении даже не поступил в армию. Как выяснилось, нигде не могли найти начштаба армии А.П. Ермолова (он был на званном обеде!), а без него вскрыть пакет не решились. Разгневанный Кутузов перенес срок наступления на 6 октября. П.А. Жилин полагал, что он сделал это сознательно, т.к. получил неверную информацию о движении главных сил Наполеона по новой Калужской дороге[19]. Возможно и так, однако очевидцы вопиющей командной нераспорядительности вспоминают, что давно не видели Кутузова таким разгневанным.
Заслуживает внимания и еще один любопытный факт. Не смотря на строжайшую секретность, противник узнал о подготовке нападения и принял необходимые меры. Свидетельствует А.П. Ермолов: «За день пред сим (6 октября - А.У.) неприятель имел сведения о намерении нашем сделать нападение; войска были в готовности... но ожидание было напрасным»[20]. Несомненно, таинственный осведомитель занимал очень высокий пост при российском штабе. Очевидно, он сообщил Мюрату и о переносе даты, но по халатности французы не воспользовались этими сведениями. Адъютант, присланный с приказанием к начальнику артиллерии об отступлении и передвижении обозов в тыл, застал его спящим, и, не зная важности приказа, не решился разбудить артиллериста. «Поэтому наши войска нашли их почти сонными, - вспоминает Ермолов, - стражу оплошную, лошадей в кавалерии неоседланных»[21]. Однако Мюрат с конвоем, в ночь на 6 октября успел перебраться из Винково в усадьбу недалеко от Тетеринки, на левом фланге, и это сыграло в день боя немаловажную роль.
Кутузов, опасавшийся за свой левый фланг, 5 октября отдает Дорохову новый приказ, в котором разрешает ему не совершать рейд по французским тылам, если тот сочтет это невозможным. Дорохов, не имея под рукой всех подчиненных ему сил и получив от Сеславина сведения о появлении на Боровской дороге неприятеля, счел за благо не совершать рейд.
К атаке было подготовлено 4 колонны. Первая - п/к Орлова-Денисова (10 казачьих полков, 1 конная батарея и 4 драгунских и 1 конно-егерский полк из 1 кавкорпуса генерал-адъютанта П. И. Меллер-Закомельского) должна была начать атаку, ошеломить противника и отрезать ему пути отхода. На д. Тетеринки с фронта наступала 2-я колонна, в составе 2 пехкорпуса Багговута. Вслед за ним шла 3-я колонна 4 пехкорпуса Остермана-Толстого. В резерве для них, на опушке леса, должен был находиться 3 пехкорпус генерал-адъютанта графа П. А. Строганова. Всеми войсками правого крыла командовал инициатор нападения Л. Л. Беннигсен. Левым крылом (5, 6, 7, 8 пехкорпуса и 2, 3, 4 кавкорпуса), 4-я колонна, командовал его единомышленник М. А. Милорадович. Действия его войск должны были лишь отвлечь внимание французов и сковать силы их правого фланга[22]. В резерве оставалась вся гвардия и кирасирские полки, при них находился Кутузов[23].
В соответствии с планом атаки, колонны вечером должны были переправиться через Нару и, продвинувшись через лес, занять исходные позиции для атаки на рассвете. План мог осуществиться лишь при хорошем взаимодействии войск. Общее руководство осуществлял осторожный и медлительный М. И. Кутузов. Интриги и зависть к чужим успехам раздирали российский генералитет. Выгодно выделялись среди них старый служака (воевал еще с А. В. Суворовым), норвежец по происхождению, генерал-лейтенант К. Ф. Багговут, и отчаянно смелый казак (кстати, ровесник своего противника, Себастиани), 37-летний генерал-майор В. В. Орлов-Денисов. Одному из них грядущий бой принесет смерть, другому - славу.
5 октября, в 19 часов, не смея говорить, курить и стучать ружьями[24], колонны выступили из лагеря. Колонны правого крыла проводил сам Толь со своими помощниками. Несмотря на близость реки, правый фланг перешел Нару только в полночь[25]. Милорадович до рассвета вообще не предпринимал активных передвижений. Погода стояла холодная, но сухая. Влажная земля делала движение войск неслышным.
Передвижение войск в ночном лесу привело к крайней медлительности 4 пехкорпуса Остермана-Толстого, опозданию 2 пехкорпуса Багговута и к тому, что часть полков просто заблудилась[26]. В полном объеме поставленную задачу выполнила только колонна Орлова-Денисова.
Перед зарею, к Орлову-Денисову явился перебежчик, польский унтер-офицер. Он заявил, что если ему дадут отряд, он берется захватить в плен самого Мюрата, ночевавшего неподалеку с небольшим конвоем. Предложение приняли. Поляку пообещали 100 червонцев в случае успеха и смерть - в случae обмана. На поимку Мюрата вместе с перебежчиком отравилось 2 казачьих полка п/к генерал-майора Грекова. Однако вскоре стало светать, и Орлов-Денисов, опасаясь быть замеченным и ожидая подхода пехоты в любую минуту, вернул отряд Грекова. Не дожидаясь общего сигнала, он решил начать атаку.
Перед атакой Орлов-Денисов вызвал охотников, чтобы отвлечь внимание противника от основных сил и подать пример юным, необстрелянным казакам. Вперед вышли казаки Атаманского полка с есаулом Фоминым, Лейб-гвардии казачьего полка с портупей-юнкером Грековым и Черноморской сотни с урядником Перехристом[27]. Позже Орлов-Денисов особо отметит действия казачьих урядников, которые «храбростью своею служили примером для подчиненных своих и тем много способствовали к отнятию у противника орудий и ящиков со снарядами, взятию пленных, сильному поражению онаго»[28].
Атака, начатая около 7 часов утра, была столь стремительной и внезапной, что французы, побросав обозы и артиллерию, стали поспешно отступать за ближайший овраг. Весь лагерь корпуса Себастиани и свыше 30 орудий оказались в руках казаков[29]. Первое орудие захватил и увез под огнем отряд сотника Балабина[30]. Незаурядное мужество в бою проявили урядник Перехрист и портупей-юнкер Греков. Они первыми «врубились в неприятельские колонны кавалерии, опрокинули и гнали до пехоты»[31]. Большую часть орудий и почетный кирасирский штандарт захватили казаки полковника Сысоева 3-го. Попытку французских артиллеристов остановить казачью атаку пресек есаул Катин 6-й. Во главе сотни бойцов он первым ворвался на батарею и «переколол канонеров». Успешно действовала конно-артиллерийская рота есаула Кирпичева, которая, открыв меткий огонь, взорвала зарядные ящики, рассеяла пехоту и не дала организовать оборону[32]. И таких примеров было множество. Возникла угроза полного разгрома левого фланга Мюрата и окружения его основных сил. Сотня донцов п/к сына атамана Платова смело проскакала через французский лагерь мимо д. Тетеринки навстречу показавшейся на опушке леса русской пехоте.
Посмотрим на эти события глазами французов. «Всюду были видны одни казаки, - вспоминает кирасирский капитан, - земля дрожала от топота их лошадей»[33]. Ему вторит немецкий врач Роос. Едва его товарищи вскочили на лошадей, как позади показались казаки. «Русские пушки развили сильный огонь, - вспоминает Роос, - прежде чем успела стронуться с места хоть одна из наших - половина лошадей у нас пала», и полк рассеялся, не успев собраться. «Общее наше состояние было настолько плачевно, - вспоминает врач, - что я думал, что русские просто захватят нас и отведут в плен...»[34]. Однако даже такие события не прекратили межнациональных конфликтов. Роос описывает стычку польского ротмистра с немецким врачом, закончившуюся ранением последнего. По иронии судьбы вскоре ранили ротмистра, и немцы оказали ему помощь[35].
И все же, несмотря на, казалось бы, неминуемый разгром, французский левый фланг выстоял и не позволил русским окружить основные силы. Можно выделить 2 причины этого. Во-первых, казаки после первого, ошеломляющего успеха, рассыпались по лагерю и занялись захватом добычи. Управляемость ими была потеряна. С большим трудом Орлов-Денисов стал собирать свои войска, чтобы двинуться в тыл французам к Спас-Купле и сломить сопротивление тех, кто пытался обороняться за оврагом. Вторая причина была субъективной.
От полного разгрома свой корпус спас сам Мюрат. Обратимся к французским источникам. Свидетельствует офицер Тирион: «Король Мюрат немедленно бросился к атакованномy пункту и своим присутствием духа и мужеством приостановил начавшееся отступление. Он бросался на биваки, собирал всех попадавшихся ему всадников и, как только успевал набрать таковых с эскадрон, так мгновенно бросался с ними в атаку»[36]. Эта рискованная тактика оправдала себя в действиях против значительных, но рассеянных и лишенных управления казачьих сил. «Кавалерия обязана своим спасением, - продолжает Тирнон, - именно этим последовательным и повторенным на нескольких пунктах атакам, которые, остановив неприятеля, дали войскам время и возможность осмотреться, собраться и пойти на неприятеля»[37]. Тирион высоко оценивает своего военачальника: «Заслуги Мюрата... мало известны и не оценимы должным образом. Мюрат соединял в себе одновременно искусство генерала, лихость обер-офицера и отвагу солдата»[38]. Роос также считает спасение основных сил корпуса чудом, которым солдаты обязаны своему полководцу «проворство и быстрая решимость короля помогли ему так ловко использовать кирасир и другие мелкие отряды кавалерии, что удалось отвратить самое ужасное»[39]. Это было тем более удивительно, что по свидетельству Рооса, вначале боя каждый думал только о бегстве.
В тот день вездесущий Мюрат побывал на всей линии расположения своих войск и всюду его присутствие помогло французам избежать худшего. Прорвавшиеся к Спас-Купле казаки были остановлены резервной кавалерией Латур-Мобура. Тем временем, используя леса, овраги и не захваченную русскими Старую Калужскую дорогу (Севернее Винково), Мюрат стал отводить свои войска к Спас-Купле[40]. Разумеется, для успеха такого сложного маневра одних контратак на левом фланге было недостаточно. Посмотрим, что происходило в это время в районе д. Тетеринки.
2-й колонна Багговута, которая должна была атаковать эту деревню, не смогла подойти вовремя. Два полка 4 и 17 дивизии 3. Д. Олсуфьева заблудились в темном лесу, а многие полки отстали. Вовремя к рассвету на опушку леса, да и то не напротив Тетеринки, а значительно правее ее, вышел 1 полк 4 дивизии с дивизионным командиром генерал-майором Е. Вюртембергским[41], егерская бригада Пилара и полурота артиллерии, выстрелы которой должны были послужить сигналом для начала общей атаки. 3 пехкорпус Строганова, следовавший за Багговутом, задержался в лесу из-за противоречивых приказов штаба армии[42]. Когда позже корпус Строганова все же вышел из леса, он, подчиняясь приказу, повернул не к Тетеринке, а к Орлову-Денисову.
Вышедшие на опушку леса войска Багговута, услышали шум боя (преждевременная атака Орлова-Денисова) и обнаружили французов, готовыми к отражению атаки. Понимая, что время упущено, и не дождавшись подхода основных сил своего корпуса, Багговут с егерями устремился в атаку на Тетеринку и... пал, сраженный ядром от первого же неприятельского выстрела. Мюрат ожидал здесь атаки русской пехоты и успел организовать батареи для их отражения. Гибель Багговута внесла смятение в ряды атакующих, наступление остановилось. Началась неразбериха с новым командиром корпуса: Е. Вюртембергский, З. Д. Олсуфьев (предпринял новые контратаки), Беннигсен, С. Н. Долгоруков сменяли друг друга как в калейдоскопе. Беннигсен, не отличавшийся бесшабашной храбростью, прибыв на место и, не решаясь действовать частью сил 2-й колонны, отдал приказ отойти до подхода остальных войск, блуждавших в лесу. Генерал-адъютант П. П. Коновницын, прибывший сюда, без особого успеха пытался активизировать действия 4 пехкорпуса Остермана-Толстого. Егеря наступали храбро, но без поддержки малоуспешно. На ожидание и неразбериху ушло много времени и благоприятный момент был упущен[43]. За это время Мюрат успел отвести основные силы к Спас-Купле.
Тем временем Беннигсен не знал, что происходит у Остермана-Толстого, т. к. вопреки ожиданию «некоторая частъ пехоты неприятельской занимала еще край леса, который мы проходили. Пехоту эту велел я принять в штыки, она из лесу бросилась в рытвину, и обе колонны, из коих она состояла, тотчас обращены были в бегство. Ни один бы человек не спасся, естли б была под рукой кавалерия»[44]. Странное сетование из уст командующего всем правым крылом российских войск! Подлинным героем этого эпизода боя оказался не Беннигсен, а командир 20-го егерского полка майор Горихвостов, который со своими солдатами в штыковой атаке не только обратил в бегство неприятельскую пехоту, но и отразил контратаку французской кавалерии и захватил орудия.
Посмотрим теперь, что происходило на правом фланге Мюрата. Фактор внезапности здесь отсутствовал начисто. Войска Милорадовича двигались по Старой Калужской дороге из Тарутино - в Винково как по учебному плацу. Кавалерия генерала И. В. Васильчикова «дефелировала больше для парада, чем для действия»[45]. Позже это дало основание Кутузову написать Александру I: «Прочие же корпуса (он упомянул лишь 2, 3, 4)... в огне не были»[46].
Обратимся к воспоминаниям П. X. Граббе, участника событий на правом фланге. Он пишет, как вместе с кавалерией он участвовал в атаке на передовые цепи неприятеля: «В эту минуту Милорадович был отозван к Кутузову и все оставлено было отсутствием начальника»[47]. Отрезанную атакой кавалерии колонну польской пехоты Клапареда никто не атаковал. Когда же Граббе обратил на это внимание Васильчикова, тот сказал: «Кажется, что здесь все командуют». «Напротив, - ответил Граббе, - кажется никто не начальствует»[48]. На его глазах поляки спокойно дошли до леса и рассеялись в нем. Ни пехота, ни кавалерия русских по-прежнему не предпринимала активных действий. Вскоре здесь появился Беннигсен, разгневанный бездействием Милорадовича и... не обнаружил своего соратника.
Вот как увидел этот район боя французский артиллерийский офицер Гриуа. Он находился в Винково и пробудился от звука трубы. Гриуа успел отослать в тыл лакея с экипажем, после чего отправился на передовую. Командовавший здесь генерал Шастель, в котором: «храбрость соединялась с большой опытностью и хладнокровностью»[49], не только укрепил позицию перед Винково, но и организовал несколько демонстративных контратак. Одно время, стало кататься, что французы попали в окружение, т. к. в тылу показались казаки, но «дивизии поляков и генерала Фридрихса» восстановили положение ценой жаркой схватки и потери части обоза. В это время на правом фланге появился Мюрат. Он «долгое время был с нами, вспоминает Гриуа, - он был даже слегка ранен в руку»[50]. Гриуа, прикрывавший отход основных сил огнем своей батареи, стал свидетелем примечательного факта. Когда Мюрату стало ясно, что он не сможет спасти весь свой обоз, который к тому же мешал движению, он приказал солдатам сжечь экипажи, «что они и исполнили, поделив пpeдвapитeльнo между собой то, что было в этих экипажах». Мюрат лишь смеялся, наблюдая это[51].
Впрочем, для солдат Гриуа это имело печальные последствия. Они напились и потеряли боеспособность. К счастью для них, бой вскоре прекратился. На левом фланге казаки прекратили преследование около 15 часов[52], в остальных местах - немного позже.
По свидетельству Кутузова основные события 6 октября 1812 года длились около 4 часов[53]. Отступивший с основными силами к Спас-Купле Мюрат, укрепил здесь позицию батареями и открыл фронтальный огонь, остановивший русское наступление. Позже он отступил к Вороново. Российские полки вечером с песнями и музыкой вернулись в свой лагерь. Бой завершился победой русских над войсками Мюрата. Беннигсен, Милорадович, Толь и другие генералы настойчиво просили у Кутузова ввода в бой дополнительных войск для окончательного разгрома Мюрата, но генерал-фельдмаршал решительно отказал им. Не без основания он заявил: «Коль скоро не умели мы его вчера живьем схватить и сегодня прийти вовремя на те места, где было назначено, преследование сие пользы не принесет и потому не нужно, - это нас отдалит от позиции и от операционной линии нашей»[54]. Истинной же причиной такого поведения Кутузова стало донесение, которое он получил с Подольской дороги от Кудашева о возможном оставлении французами Москвы[55].
Отряды Дорохова и Фигнера не приняли участия в бое. О том, как он мог закончиться, если бы они вышли в тыл Мюрату, свидетельствует подвиг урядника Филатова. Посланный Дороховым с 10 казаками для наблюдения за противником, он не удержался и атаковал группу отступающий французов. Во время успешной атаки он убил французского генерала и представил его мундир с наградами командованию, за что получил чин хорунжего[56].
В тот же день в Москве состоялся парад войск «Великой армии». Он длился почти 2 часа и Наполеон уже готовился приступить к раздаче наград, когда внезапно, около часу дня, с исказившимся лицом появился адъютант Мюрата Беранже. Он привез черную весть о поражении своего командира. Узнав об этом, Наполеон принял решение выступать из Москвы. Позже он заявил, что поражение стало возможным лишь из-за вероломства русских, нарушивших перемирие (?) и что ответственность за него несет скорее Себастиани, чем Мюрат[57]. Однако этим словам уже мало кто верил. В 17 часов 6 (18) октября «Beликая армия» начала свой исход из Москвы, который завершится ее гибелью. Есть легенда, согласно которой гром пушек на Чернишне был слышен на кремлевском параде, но было ли так в действительности, доказать никому не удалось.
Подведем итоги боя. Несомненно, это была победа русского оружия, одержанная над авангардом «Великой армии». Александр I щедро наградил отличившихся. Кутузов получил золотую шпагу с алмазами и лавровым венком. Беннигсен - алмазные знаки ордена св. Андрея Первозванного и 100 тысяч рублей. Десятки офицеров и генералов - награды и повышения в звании. Даже «нижние чины» 2, 3, 4 пехкорпусов и кавалерия, бывшие в бою, получили по 5 рублей на человека. Однако щедрые и заслуженные награды не смогли заслонить главного. Цель - разгром корпуса Мюрата - не была достигнута. Несогласованные действия колонн, плохая управляемость войсками, привели к тому, что основные силы Мюрата не были разгромлены (он потерял не свыше 15% в живой силе и не более 1/3 артиллерии, при самых благоприятных для русских подсчетах), а отступили, ускорив тем самым выход Наполеона из Москвы.
В настоящее время уже нет никаких сомнений в том, что Кутузов в своих письмах и донесениях преувеличил силы Мюрата вдвое, преуменьшил потери россиян и умолчал о плохом взаимодействии войск в бою. Позже он добился удаления из армии Беннигсена, главного виновника торжества. Можно ли порицать за это Кутузова? Ответ на мой взгляд кроется в более глубоком изучении нравов российского командования.
В своем письме к Е. И. Кутузовой от 7 октября, по поводу победы на Чернишне, генерал-фельдмаршал писал: «Не мудрено было их разбить, но надобно было разбить дешево для нас и мы потеряли всего с ранеными только до трехсот человек»[58]. Здесь же он весьма метко оценил значение победы: «Первый раз французы потеряли столько пушек и первый раз бежали как зайцы»[59]. Днем позже, он сократил цифру потерь до 200 чел.[60].
Однако, вопрос о потерях и цене победы представляется мне более сложным. Поздние подсчеты показали, что убитыми и ранеными российская армия потеряла свыше 1200 чел. (300 убитыми и 904 ранеными - 9, 251). Среди особенно ощутимых потерь - гибель генерала К. Ф. Багговута, перед гробом которого в скорбном молчании прошла вся армия. В числе раненых были генерал Беннигсен и известный позже историк А. И. Михайловский-Данилевский. До сих пор неизвестны точные места захоронения погибших. Есть основания полагать, что их уничтожили в советское время. Имеется лишь упоминание о том, что одна из братских могил находится в Леташевке (В. Мурзинцев. Туристические тропы Калужской области. Тула, 1990, с. 165). Генерал Багговут был похоронен в Калуге, но его могила затерялась еще в прошлом веке. Кроме того известно о трех могилах казаков и солдат, умерших от ран не ранее 11 октября в Угодском Заводе.
Потери французских войск оцениваются в 2-2,5 тыс. чел. Места их захоронения неизвестны. Наиболее тяжелой потерей для них стала гибель генералов Дери и Фишера. Первый был особенно дорог Мюрату и он просил Кутузова выдать ему тело, однако, не ясно, удовлетворил ли эту просьбу генерал-фельдмаршал.
Отношение к убитым и раненым в войне 1812 г. было ужасным с обеих сторон. Даже 9 октября, т. е. спустя 3 дня после боя, Ф. Глинка видел не убранные трупы и раненых, брошенных без помощи. Он, в частности, свидетельствует о тяжелом раненом поляке, который просил смерти, как избавления от мук. Видел он и множество беспомощных больных, женщин и детей из французского лагеря, умирающих на холодной земле[61]. В захваченном лагере русские нашли множество вещей, награбленных захватчиками: одежду, зеркала, украшения. Здесь же валялись конина и пареная рожь. Все окрестные церкви были разорены, в алтарях устроены конюшни, а иконы использовались на дрова. В этом французские захватчики 1812 г. ничем не отличались от немецких 1941 г.
Вопрос о количестве пленных представляет определенный интерес. 0бычно упоминается цифра Беннигсена в 1100 чел., как наиболее вероятная. Цифра в 2000, названная Кутузовым, явно завышена. Однако известно, что после боя казаки, празднуя победу, пригласили в свой круг пленных артиллеристов. После совместных танцев и веселья, к которому пленные вначале присоединились поневоле, а потом разошлись, казаки, растроганные искренним участием неприятелей в их торжестве, выдали французам полную форму, оружие и после «самых сердечных рукопожатий, объятий и поцелуев... отпустили домой, и таким образом артиллеристы возвратились к своим частям»[62]. Количество пленных, получивших свободу, неизвестно.
Количество захваченных пушек колеблется от 38 (Кутузов) до 19 (Ермолов). Вероятно, следует считать более точной максимальной цифрой - 36 орудий, тем более, что ее признает не только французская сторона[63], но уже 8 октября и Кутузов[64].
Многие источники отмечают, наряду с героизмом казаков, необыкновенное мужество поляков корпуса Мюрата. Например, польский егерь, захваченный в плен, не терял присутствия духа даже перед лицом неминуемой смерти и одержал тем самым моральную победу[65]. Казаки и поляки стали подлинными героями боя.
Бой на реке Чернишне поднял боевой дух российской армии. Это был первый чисто наступательный бой, выигранный россиянами.
В заключение, подводя черту под проблемным изложением событий, связанных с боевыми действиями под Тарутино в сентябре-октябре 1812 г., я хочу сделать следующий вывод.
Мы можем говорить о «Тарутинском сражении» только в широком смысле. Следует разделить его на: оборонительный период (20-22 сентября), когда российская армия остановила наступление Мюрата; позиционный период (23 сентября - 5 октября) - время сбора сил и боевых действий истощение противника путем нападений на его мелкие отряды и, наконец, наступательный бой 6 октября, закончившийся поражением корпуса Мюрата и его отступлением. В результате этих последовательных событий стратегическая обстановка изменилась в пользу российской армии.
Разумеется, эта точка зрения, наряду с другими, высказанными мною ранее, не бесспорна и может вызвать возражения. Однако я видел свою задачу именно в проблемном, а не в описательном изложении темы, надеясь, что она побудит к ее дальнейшему исследованию.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Коленкур А. Мемуары. Поход Наполеона в Россию. Смоленск, 1991. - С. 183.
[2] Гарнич Н. Ф. 1812 год. М., 1952. - С. 181.
[3] Ассонов В. И. 1812 год в Калужской губернии. - Памятная книжка Калужской губернии на 1912 год. - С. 53.
[4] Кутузов М. И. Сборник документов, т. IV, ч. 2. М., 1955. - С. 215.
[5] Россия I пол. XIX в. глазами иностранцев. Л., 1991. - С. 243.
[6] В тылу армии. Калужская губерния в 1812 г. Обзор событий сборник документов. Сост. В. И. Ассонов. Калуга, 1912. - С. 36.
[7] Коленкур А. Указ. соч. С. 185.
[8] Записки А. П. Ермолова 1798-1826. М., 1991. С. 212.
[9] Французы в России. 1812 г. по воспоминаниям современников иностранцев. Ч. 2. М., 1912. С. 90.
[10] Русские мемуары. Избранные страницы. М., 1989. С. 142.
[11] Французы в России.1812 г. С. 94.
[12] Французы в России.1812 г. С. 100.
[13] Тарле Е. Нашествие Наполеона на Россию 1812 г. М., 1992. С. 228.
[14] Записки А. П. Ермолова С. 211.
[15] Тарле Е. Указ. соч. С. 228.
[16] Жилин П. А. Фельдмаршал М. И. Кутузов. Жизнь и полководческая деятельность. М., 1987. С. 163.
[17] Михайловский-Данилевский А.И. Тарутинское сражение «Калужские Губернские ведомости»,1847, №14. С. 145.
[18] Кутузов М. И. Сборник документов. С. 9.
[19] Жилин П. А. Гибель наполеоновской армии в России. М., 1968. С. 230.
[20] Записки А.П. Ермолова С. 218.
[21] Записки А.П. Ермолова С. 218.
[22] России двинулись сыны. Записки об отечественной войне 1812 года ее участников и очевидцев. М., 1988. С. 418.
[23] Записки А.П. Ермолова. С. 217.
[24] России двинулись сыны. Указ. соч. С. 144.
[25] Кутузов М. И. Указ. сборник. С. 17.
[26] В тылу армии. Указ. соч. Сост. В. И. Ассонов. Калуга, 1912. С. 37.
[27] Плетников Н. Д. Атаманцы в отечественной войне 1812. - «Военно-исторический журнал», 1992, №6-7 С. 95; Кутузов М. И. Указ. сборник. С. 25.
[28] Бородино 1812. М., 1987. С. 251.
[29] В тылу армии. Указ. соч. Сост. В. И. Ассонов. С. 38.
[30] Плетников Н. Д. Указ. соч. С. 95.
[31] Кутузов М.И. Указ. сборник. С. 24.
[32] Кутузов М.И. Указ. сборник. С. 24.
[33] Французы в России. 1812 г. Указ. соч. С. 100.
[34] Россия I пол. XIX в. глазами иностранцев. Л., 1991. С. 248.
[40] Жилин П. А. Указ. соч. С. 231.
[41] В. И. Ассонов Указ. соч. С. 38.
[43] Л. Г. Бескровный Отечественная война 1812. М., 1962. С. 131.
[44] Кутузов М. И. Указ. сборник. С. 20-21.
[45] Записки А. П. Ермолова. С. 218.
[46] Кутузов М. И. Указ. сборник С. 95.
[47] России двинулись сыны. Указ. соч. С. 418.
[49] Французы в России. Указ соч. С. 96.
[53] Кутузов М. И. Указ. сборник. С. 956.
[54] России двинулись сыны. Указ. соч. С. 174.
[55] А. И. Михайловский-Данилевский Указ. соч. №17. С. 174.
[56] Кутузов М. И. Указ. сборник С. 55.
[57] А. Коленкур. Указ. соч. С. 183-184; Ложье Ц. Дневник офицера Великой Армии в 1812. М., 1912. С. 204.
[58] Кутузов М. И. Указ. сборник С. 22.
[61] Глинка Ф. Письма русского офицера. М., 1987. С. 146.
[62] Верещагин В. Сыны степей «Родина», 1992, № 6-7. С. 119.
[63] Россия I пол. X IX в. указ. соч. С. 248.
[64] Кутузов М. И. Указ. сборник. С. 35.
[65] Русские мемуары. Избранные страницы. М., 1989. С. 146.
(От Тарутино до Малоярославца. К 190-летию Малоярославецкого сражения. / Сб. статей. – Калуга: «Золотая аллея», 2002.)
Предыдущая статья
