Абалихин Борис Сергеевич
доктор исторических наук, профессор Волгоградского педагогического института, заслуженный деятель науки России.
ИСТОРИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ МАЛОЯРОСЛАВЕЦКОГО СРАЖЕНИЯ
В декабре 1812 года походная типография Главного штаба издала листовку-брошюру «Обратный поход французов из России», в которой делался военно-стратегический обзор всей кампании, и давались оценки ее важнейшим событиям. Касаясь сражения за Малый Ярославец, автор брошюры, сотрудник типографии Э. Пфуль писал: «Сей день, увенчавший русское оружие новою славою, прекратил мгновенно все стратегические тонкости Наполеона и смешал все его планы».
Есть все основания считать, что брошюра отражала кутузовскую концепцию Отечественной войны в целом и планов французского полководца после оставления Москвы, в частности. Во-первых, основные ее выводы и обобщения основывались на оперативных документах Главной квартиры, в том числе донесениях главнокомандующего Александру I. Во-вторых, русское командование настойчиво пропагандировало брошюру как в России, так и за рубежом. В конце 1812 — начале 1813 годов она переиздавалась не менее 30 раз, в том числе на французском, немецком, английском, итальянском, польском и других европейских языках.
Но вот парадокс: ни в отечественной, ни в иностранной историографии план отхода французского полководца специально не рассматривался. Никто из историков не обратил внимания на слова брошюры о том, что поражение под Малоярославцем прекратило «мгновенно все стратегические тонкости Наполеона» и смешало «все его планы». Весь вопрос авторы свели к тому, куда намеревался Бонапарт вести свою армию. Большинство историков считали и считают, что он рассчитывал овладеть Калугой, а затем повернуть на Смоленск.
Родоначальником этой версии был известный немецкий историк К. Клаузевиц, который в 1835 году писал: «Отступающий в неприятельской стране, как правило, нуждается в заранее подготовленной дороге...» Это мнение полностью разделял академик Е.В. Тарле (1938), который утверждал, что «в Смоленске у Наполеона были готовы запасы, а на юге у него ровным счетом ничего не было». Эта точка зрения не выдерживает критики. Во-первых, если следовать логике Клаузевица-Тарле, то и войну французский император не мог начать, потому что никакой подготовленной дороги у него в России не было. Во-вторых, и это, пожалуй, главное, в Смоленске не было крупных запасов провианта. Главный интендант Великой армии генерал Л. де Пюибюск, находившийся, кстати, в этом городе, писал: «Я могу сказать, смело, что и Робинзон на необитаемом острове гораздо более нашел пособий, нежели наша армия в Смоленске». О том, что французам не удалось создать на Смоленской дороге необходимых запасов, знал Кутузов. 7 ноября он докладывал царю: «Должно было заставить его (Наполеона. — Б.А.) итти по Смоленской дороге, на которой (как нам известно было) он не приготовлял никакого пропитания». Теоретические предположения Клаузевица опровергла действительность: отброшенная от Малоярославца, зажатая со всех сторон русскими войсками, французская армия, отступая по Смоленской дороге, испытывала острую нехватку продовольствия. В-третьих, непонятно, для чего Наполеону понадобилось ввязываться в сражение с русской армией, если он мог из Москвы пойти кратчайшим путем на Смоленск. П.А. Жилин считал, что Бонапарт шел на Калугу, чтобы овладеть калужскими запасами.
Несмотря на очевидные противоречия, эта концепция получила широкое отражение и монографической (см., например, книги Л.Г. Бескровного, П.А. Жилина, Н.А. Троицкого), учебной и справочной литературе (см.: СИЭ, СВЭ).
Изучение разнообразных источников, прежде всего «Переписки Наполеона», изданной в Париже в середине прошлого века, дает возможность ответить на вопрос: куда намеревался Бонапарт вести свою армию, оставив Москву, что планировал предпринять в дальнейшем, а тем самым выяснить историческое значение Малоярославецкого сражения.
В первые две недели пребывания в Москве Наполеон утверждал, что будет здесь зимовать и заставит русское правительство подписать выгодный для него мир. По его приказанию Кремль, окружавшие Москву монастыри и часть сохранившихся зданий были укреплены. Спешно создавались запасы продовольствия и фуража. По словам адъютанта императора А. де Коленкура, «была произведена тщательная уборка овощей, в частности капусты, на огромных огородах вокруг города. В районе двух-трех лье от города убрали также картофель и сено, сложенное в многочисленных стогах; транспорт был непрерывно занят перевозкой этих продуктов». Маршал Л.-Н. Даву писал жене 18 (30) сентября: «Несмотря на пожар, мы находим огромные ресурсы для продовольствия». Вступившие в Москву русские войска обнаружили огромные запасы, которых вполне хватило бы французской армии на всю зиму. Таким образом, распространенная версия, будто французская армия в Москве испытывала недостаток провианта и поэтому вынуждена была оставить город, не соответствует действительности. Наполеон шел на Калугу отнюдь не для того, чтобы «овладеть запасами русской армии».
Что же заставило завоевателя покинуть Москву? На такое его решение повлияли многие факторы. И упорное нежелание русского правительства вступать в переговоры, и начавшееся разложение французской армии, и действия русских партизан и ополченцев (за пять недель войска Наполеона потеряли свыше 30 тыс. солдат и офицеров), и тревожные сообщения из Франции, где поднимала голову оппозиция, и нараставшая мощь русской армии, из Тарутина угрожавшей главной коммуникации Наполеона. В том или ином сочетании эти обстоятельства приводятся историками, когда они объясняют оставление французами Москвы.
Была и еще одна, может быть, наиболее веская причина. В середине сентября активизировались русские войска, находившиеся на флангах, Отдельный корпус под командованием П.X. Витгенштейна перешел в наступление и овладел Полоцком. На Волынь прибыла Дунайская армия под командованием адмирала П.В. Чичагова. Французское командование внимательно следило за перемещением этой армии и пыталось определить ее предназначение. Наполеон считал ее немногочисленней и думал, что она будет направлена для подкрепления войск Кутузова. Командующий австрийским корпусом фельдмаршал К. Швapцeнбepг, наступавший на Украину с северо-запада, считал, что Дунайская армия будет действовать против его войск. 12 сентября он доносил начальнику Генерального штаба маршалу Л.А. Бертье, «положение и сейчас затруднительно, но может сделаться еще более серьезным». Донесение Щварценберга поступило в наполеоновскую ставку 24 сентября и вызвало беспокойство. Первая мысль французского императора была об измене вассалов: «Австрийцы и пруссаки — враги, находящиеся у нас в тылу», — заявил он. Но особое опасение вызвало прибытие на Волынь Дунайской армии. Наполеон разгадал намерение русского командования встречным наступлением войск с севера и юга перерезать коммуникации французов, отрезать их от тылов. Бертье посоветовал императору «как можно скорее осуществить его первый проект: покинуть Москву и отойти поближе к Польше, так как это поставит преграду всяческим злым умыслам и удвоит наши силы».
С 24 сентября началась подготовка отступления. Наполеон отдал ряд приказов, отражающих его стратегический план ведения войны на новом этапе. Шварценбергу, под командованием которого находился еще и саксонский корпус генерала Ж. Ренье, Наполеон приказал удерживать занимаемые позиции и не допустить продвижения Дунайской армии на северо-восток. Два послания он направил своему тестю — австрийскому императору Францу I. В первом он просил «усилить князя Шварценберга, чтобы он не уронил чести австрийского оружия». Во втором, направленном через два часа после первого, потребовал двинуть в тыл русских войск корпус генерала Г. Рейсса, стоявший в Лемберге (Львове), и направить Шварценбергу 10-тысячное пополнение. «Я сам наметил послать 3 тыс. пехоты, чтобы возместить его потери», — заканчивал свое послание Наполеон. Следовательно, 30-тысячный австрийский корпус должен был получить пополнение в 13 тыс. человек. Своему «старому соратнику», как уважительно называл Наполеон маршала К.-П. Виктора, он подчинил все войска (свыше 40 тыс. солдат и офицеров), расположенные в Смоленской губернии и Южной Белоруссии. Они должны были поддерживать, в зависимости от обстановки, либо группировку Шварценберга, либо корпус маршала Л. Гувиона Сен-Сира, противостоявший войскам Витгенштейна.
В тот же день, 24 сентября, французский император предписал своему посланнику в Варшаве ускорить набор рекрутов в герцогстве Варшавском, сформировать отряды польских «казаков» численностью 30—-40 тыс. человек и немедленно послать их Шварценбергу. Наполеона тревожили потери саксонского корпуса Ренье. «Напишите в Саксонию, — дал он указание своему министру иностранных дел Г.-Б. Маре, — чтобы прислали пехотинцев, кавалеристов и артиллеристов для пополнения саксонского корпуса», 15-тысячной дивизии генерала Дюрютта, расположенной под Варшавой, было приказано форсированным маршем следовать на соединение с австро-саксонскими войсками. В директиве Маре от 26 сентября Наполеон сетовал на бездействие австрийских войск в Галиции и предписывал своему министру через Шварценберга и французского посланника в Вене воздействовать на австрийское правительство. «Передайте, — требовал он, — что меня очень удивляет то, принц Рейсс не делает движения в тыл русских войск». В те же дни он просил свою супругу, дочь Франца I: «Пиши чаще своему отцу, рекомендуй ему усилить корпус Шварценберга». Заметим, что до этого с подобными просьбами Наполеон к Марии Луизе не обращался.
Итак, на западном участке своего правого фланга Наполеон, очевидно, хотел довести численность войск Шварценберга до 160 тыс. человек, ввести в действие новые австрийские войска, прежде всего 30-тысячный корпус Рейсса, располагавшийся в районе Львова, комбинированным ударом с запада и юго-запада разгромить 3-ю Западную и Дунайскую армии и овладеть западными губерниями Украины. В случае необходимости группировка маршала Виктора должна была поддержать австро-польско-саксонские войска.
К. Клаузевиц и Е.В. Тарле считали, что Наполеон не имел возможности отступать южной дорогой, потому что на Смоленской дороге у него располагались продовольственные базы и войска, и он не мог их бросить. Безусловно, Бонапарт, как и другие полководцы его эпохи, придавал важное значение операционной линии, но он не был догматиком, как его пытаются изобразить некоторые историки, так как допускал возможность изменения операционной линии. «Я знаю, — писал он, —что нельзя жертвовать операционной линией и сообщениями: действия такого рода противны здравому рассудку и первоначальным правилам военного искусства. Но в решительных случаях бывают моменты, когда победа требует жертвы и когда приходится сжечь корабли свои».
Именно такой решительный случай и наступил для Великой армии в начале октября 1812 года Французский император решился «сжечь корабли свои» — перебросить значительные силы со своей операционной линии на юг. Так, минскому губернатору генералу Брониковскому он предписал останавливать все маршевые роты и направлять их на усиление 17-й польской дивизии генерала Я.Г. Домбровского, осаждавшей Бобруйскую крепость. Самому же Домбровскому Наполеон приказал снять осаду, повести наступление на Мозырь, где располагался русский корпус генерала Ф.Ф. Эртеля. «Вы должны отбросить Эртеля», — требовал Наполеон. Л.А. Бертье он предписал создать в Смоленске группировку в составе только что прибывшей из Франции пехотной дивизии генерала Барага д'Илье, восьми французских и польских кавалерийских полков. 8 или 9 октября эти войска должны были выступить из Смоленска и не позднее 11-го прибыть в Ельню, расположенную, как писал Наполеон, «в 22 лье от Смоленска на дороге, ведущей к Калуге». «Эта операция очень важна», — предупреждал он Бертье и тут же давал еще одно указание: «Герцог Беллуно (маршал Виктор. — Б.А.) отправит на дорогу, ведущую в Ельню, артиллерийские орудия и обозы, которые придут в Смоленск». Барага д'Илье получил приказ «устроить новую военную дорогу от города Ельни до города Калуги».
Из мемуаров полковника французской армии барона Серузье видно, что он со своим отрядом, включавшим отборные войска, совершил рейд под Полтаву, а затем, в составе авангарда Великой армии первым ворвался в Малый Ярославец. Все это дает основание заключить, что отряд Серузье проводил глубокую разведку предполагаемого пути движения всей наполеоновской армии.
Сохранились заметки, сделанные Наполеоном в Москве не позднее 24 сентября. В них затронуты два вопроса: условия, которым должен отвечать отход из Москвы и направления отступления. Он рассчитывал отвести армию так, чтобы приблизиться к Франции и подвластным странам, обеспечить войска провиантом и фуражом, занять позицию, позволяющую вынудить правительство России вести переговоры о мире, и, наконец, сохранить престиж. Совершенно очевидно, что смоленско-минско-виленская дорога не отвечала второму условию: от Пюибюска Наполеон знал, что на ней не приготовлено никаких запасов. В том же документе Наполеон отметил, что «Москва больше не представляет никакого интереса», и остановился на трех возможных путях отступления. Отход в направлении на Киев он считал наиболее выгодным, но опасным, так как туда, по его словам, «направляется Дунайская армия». Отступление на Смоленск рассматривалось в двух вариантах: через Калугу или прямо из Москвы. Отдавая предпочтение второму, он перечислял его преимущества: «Врага нет, мы хорошо знаем дорогу и она короче на 5 маршей, на полпути мы сможем даже получить обозы из Смоленска». Однако, учтя, что «в Смоленске и Витебске очень мало запасов», Наполеон пришел к заключению, что отходить в данный район невозможно. От третьего направления — на Петербург — позже он также отказался. Единственно реальным оставался юго-западный путь. Покидая Москву, Наполеон заявил: «Так как в подобных обстоятельствах надо остановиться на плане наименее опасном, я решился на отступление к Киеву, что кажется наиболее выгодным».
Почему сложилось такое решение? Составляя заметки, Наполеон еще не знал, куда направится Дунайская армия, встречи с которой он желал избежать. В начале октября ему стало известно, что она действует против Шварценберга под Брест-Литовском. Следовательно, ни этой армии, ни других крупных русских сил, как показала разведка, на этом направлении не было.
Среди маршалов Наполеона вначале не было единого мнения. На последнем военном совете, который состоялся в Москве, Мюрат предложил идти на Петербург, Ней— вернуться в Смоленск, а Даву склонял всех напасть на русские войска, сжечь Тулу и Калугу и двинуться на Украину. Победила точка зрения Даву. Служивший в Великой армии голландский генерал Дедем де Гельдер позднее вспоминал: «Был принят совет Даву. Этот план был блестящий и казался возможным, но надо было не медлить в его исполнении». В случае успеха наполеоновские войска двигались бы действительно по богатым, не тронутым войной районам. На их пути находились Трубчевск, Сосницы и Киев, где в начале октября хранилось около 600 тыс. четвертей провианта и фуража; в Орловской, Черниговской и других губерниях также можно было найти продовольствие.
Движение на Украину, кроме того, создавало видимость совершения флангового марша, что позволяло завуалировать отступление и сохранить престиж. Важно было и то, что Французская армия приблизилась бы к Австрии и герцогству Варшавскому. Это заставило бы их правительства без дальнейшего промедления выставить те войска, которых требовал Наполеон. Перед выходом из Москвы он издал 25-й бюллетень, в котором объявил о своем намерении вести армию якобы на зимние квартиры в междуречье Днепра и Двины, что нельзя расценить иначе, как его попытку ввести русское командование в заблуждение.
6 октября основные силы французской армии выступили из Москвы, на другой день ее покинул Наполеон. «Я иду на Калугу, и горе тому, кто преградит мне путь», — заявил он. По дороге к Малоярославцу была предпринята еще одна попытка обмануть русских. По распоряжению императора Бертье послал к Кутузову полковника Бертеми с письмом, датированным 8 октября. В нем начальник штаба французской армии запрашивал «окончательное решение» русского правительства относительно предложения Наполеона заключить мир. Помета на письме «г. Москва» должна была убедить Кутузова, что враг еще в столице. Кроме того, Бертеми мог удостовериться, что русская армия стоит в Тарутинском лагере. Таким образом, Бонапарт предпринял усилия, чтобы скрыть свои планы, отвлечь внимание русского командования от движения своей армии на Малоярославец и далее на Украину. 25-й бюллетень, посылка Бертеми в русский штаб — все это меры дезинформации.
М.И. Кутузов не сомневался, что «Наполеон долго в Москве не пробудет». Важно было установить, по какой дороге будет отступать его армия. Командиры частей, партизанских и ополченских отрядов доносили в Главную квартиру обо всех движениях противника; путем опроса пленных и дезертиров, разведки в тылу наполеоновской армии русское командование, по словам Кутузова, «ежедневно и ежечасно» получало «достоверные сведения обо всем, в Москве происходящем».
Донесения поступали и с юго-западного театра войны. Разведчики сообщали в Главный штаб, что «от Могилева по тракту Черниговскому чинятся неприятелем мосты», что «из Старого Быхова назначено 2 тыс. войска для занятия местечка Журавичи», что «неприятель тремя дивизиями войск французских и польских имеют проходить через Рогачевский повет» (уезд. — Б.А.), что в южные уезды Могилевской губернии «свезено неприятелем множество ржи, которая перемалывается в муку», что из Мстиславля готов выступить сильный отряд противника, «направляя путь свой к Чернигову». Почти каждое донесение заканчивалось словами: «Сие от офицеров французских узнано». В донесениях содержались сведения и о том, что Наполеон приказал Виктору двинуть часть своего корпуса на Украину.
Свои первые соображения о возможных путях отхода французов из Москвы Кутузов изложил в донесении Александру I от 22 сентября. «Показания пленных и дезертиров весьма разнообразны, — писал он. — Трудно теперь проникнуть намерение его (Наполеона. — Б.А.), показания некоторых пленных дают даже подозрение, что неприятель намерен ретироваться по Смоленской дороге». Далее Кутузов сообщал, как будет действовать в той или иной ситуации. Если Наполеон станет отступать по Смоленской дороге, русские войска, «не теряя времени», двинутся «параллельно сей дороге к Юхнову», если же противник пойдет в другом направлении, то предполагалось послать ему навстречу 1—2 пехотных корпуса с артиллерией. Из этого донесения ясны идеи, которыми Кутузов руководствовался до и после Малоярославецкого сражения: встречным наступлением не позволить врагу прорваться на юг, а затем преследовать его параллельным маршем. Из донесения видно, что показаниям пленных о намерении Наполеона отступать на Смоленск Кутузов не доверял.
Юго-западное направление фигурировало в показаниях пленных и дезертиров все чаще. Опрос пленных иногда проводил сам главнокомандующий. «Я вчерась говорил с одной партией пленных офицеров», — писал он, например, жене 7 октября. Племянник французского военного министра Ж. Кларка заявил, что «Наполеон не намерен оставаться в Москве, а проложит себе путь силою на Украину». Бригадный генерал Ж.-П. Ожеро (брат маршала П.Ф. Ожеро) сообщил, что усиленной дивизии Барага д'Илье приказано строить военную дорогу от Ельни до Калуги. Комментируя сведения Ожеро, составители журнала военных действий Главного штаба отметили, что это «ясно доказывает намерение главной французской армии по выходе из Москвы следовать на Калугу и далее и через то овладеть изобильнейшими губерниями». Так как журнал регулярно просматривался фельдмаршалом, есть основания предполагать, что данная запись отражала его мнение. О намерении французского полководца вести наступление на Украину доносили главнокомандующему и русские агенты, находившиеся в стане врага. Ф.Н. Глинка свидетельствует: «Вскоре после Тарутинского дела 6 октября князь светлейший получил известие, что Наполеон, оставляя Москву, намерен прорваться в Малороссию». Знал Кутузов и о засылке французской агентуры на Украину. 26 сентября он писал Чичагову: «По верным дошедшим до меня сведениям, отправлены французами из Москвы в Киев два шпиона, приметы коих мне не известны».
В конце сентября — начале октября Кутузов провел серию мероприятий, направленных на срыв замыслов противника. Сводный отряд под командованием генерал-майора И.С. Дорохова (5 батальонов пехоты, 4 эскадрона Елисаветградского гусарского полка, 2 казачьих донских полка и 8 орудий) получил задание овладеть Вереей и «действовать по пространству, лежащему между Гжатска и Можайска». Командиры армейских партизанских отрядов получили задание контролировать дороги, ведущие из Москвы. В журнале военных действий Главного штаба за 25—28 сентября говорится: «Все разосланные партии, хотя и находятся в различных от армии направлениях, но не менее того составляют между собой непрерывную связь, что удобно видеть можно, сообразя взаимное их положение. От Смоленска до Гжатска действует подполковник Давыдов, от Гжатска до Можайска генерал-майор Дорохов, а от Можайска до Москвы капитан Фигнер».
Таким образом, Кутузов поставил под наблюдение все возможные пути отхода наполеоновской армии из Москвы. От командиров отрядов фельдмаршал потребовал усилить разведку, «получить через поселян достоверное известие о движении неприятельском». Циркуляром от 8 октября Кутузов оповестил Фигнера, Сеславина, Кудашева и Давыдова о результатах сражения на речке Чернишне (6 октября) и выразил уверенность в том, что Наполеон оставит Москву. Фельдмаршал приказывал усилить наблюдение за противником и в случае его приближения «все селения, фураж и всякого рода запасы предавать огню». Аналогичные предписания были посланы губернаторам Калужской, Тульской, Орловской и других губерний, прилегающих к театру военных действий. В каждом городе, селе, деревне были заготовлены горючие материалы.
Одновременно укреплялась оборона северных границ Волынской, Киевской, Черниговской и Калужской губерний. От командующего 3-й Западной армией генерала А.П. Тормасова Кутузов потребовал «пребывать в Волыни и Подолии для охранения того края, наипаче Киева, от покушений неприятельских». Численность корпуса Эртеля была доведена до 20,5 тыс. человек. В его задачу входила защита Киевской и отчасти Черниговской губерний. По Днепру в Припять вошли 73 канонерские лодки Днепровской военной флотилии, имевшие на борту свыше 4 тыс. солдат. Гарнизоны Бобруйской и Киевской крепостей насчитывали более 6 тыс. человек каждый. По распоряжению фельдмаршала вдоль северной границы Черниговщины была организована так называемая кордонная цепь протяженностью 700 верст, охраняемая 60 тыс. ратников и казаков Украинского ополчения. В районе Рославля украинские ополченцы взаимодействовали с калужскими. Под Рославль, через который враг мог прорваться к Брянску и Шосткинскому пороховому заводу, прибыл 5-тысячный отряд регулярных войск с 9 орудиями. На Ельню отправился 10-тысячный отряд Калужского ополчения.
На других угрожаемых направлениях Кутузов также создал превосходство в силах, 65-тысячной группировке Шварценберга противостояли войска объединенных 3-й Западной и Дунайской армий, насчитывавшие около 100 тыс. солдат и офицеров при 402 орудиях. Против 12-тысячной дивизии Домбровского действовал 20-тысячный корпус Эртеля; наполеоновским войскам в Южной Белоруссии противостояли отдельные отряды регулярных войск, поддерживаемые Украинским ополчением.
В начале войны русское правительство заключило с венским двором тайное соглашение, согласно которому обе стороны обязались не нарушать русско-австрийской границы, а Франц I обещал, что численность войск, выставленных против России, не будет превышать 30 тыс. человек. Кутузов знал об этом соглашении и приказал ни в коем случае «не нарушать границ Австрии, хотя бы Шварценберг, убегая войск наших, и вступил бы в свои пределы». Александр I одобрил его решение. Со своей стороны, венский двор также выполнил условия соглашения. Несмотря на все домогательства Наполеона, австрийское правительство не дало ему новых войск, хотя располагало армией в 200 тыс. человек, и не нарушило австро-русскую границу.
К. Клаузевиц ошибочно полагал, что движением французской армии на Малоярославец Кутузов «был захвачен врасплох». В действительности принятые фельдмаршалом меры дали свои результаты.
В журнале военных действий Главного штаба 11 октября была сделана запись: «Неприятель, по-видимому, оставил; совсем Москву, дабы отступить изобильнейшими нашими провинциями». Итак, Наполеону не удалось скрытно произвести маневр. При получении первых же сведений о движении французов на Малоярославец Главный штаб сделал вывод о намерении Наполеона прорваться в южные губернии. Заблаговременно высланные Кутузовым войска 12 октября подошли к Малоярославцу почти одновременно с передовыми частями Великой армии.
Ход и результаты Малоярославецкого сражения освещены в исторической литературе, чего нельзя сказать о действиях французских войск на подступах к Калужской и Черниговской губерниям. А между тем они тесно связаны с наступлением Великой армии на Малоярославец.
12 октября 7-тысячный отряд французов, выступивший из Мстиславля, овладел Чечерском и продолжал двигаться на юг. Одновременно из Рогачева на Пропойск выступили четыре полка польской кавалерии и два батальона немецкой пехоты. Крупный отряд двигался по тракту Могилев—Чернигов. Сообщая Кутузову о наступлении противника на Черниговскую губернию, генерал-губернатор Малоросии и Я.И. Лобанов-Ростовский просил войск. В рапорте Кутузову от 14 октября Эртель предложил «идти в Малороссию, чтобы вытеснить из оной грабителей». Главнокомандующий отказал обоим, так как не хотел дробить свою армию и полагался на силу Украинского ополчения.
Под Пропойск, Чечерск и в другие угрожаемые места были направлены дополнительные ополченские силы. Совместно с частями Эртеля они остановили противника, а затем перешли в наступление. Ожесточенные бои шли в районе Рославля. Французы пытались здесь наступать на Брянск—Калугу. Выше говорилось о задачах усиленной дивизии Барага д'Илье. 10 октября из Фоминского Наполеон приказал Виктору двинуть пехотную дивизию и кавалерийскую бригаду в Ельню, «а оттуда для соединения главной армией на Калугу». Часть этих войск сосредоточилась в Ельне, их передовые отряды выступили на Рославль, однако были остановлены силами Калужского и Черниговского ополчений.
Сосредоточение французских войск вблизи Черниговской и Калужской губерний и одновременное их наступление в середине октября на Пропойск, Чечерск и Рославль не было случайным. По времени оно совпадало со сражением под Малоярославцем. Это дает основание считать, что из Смоленской и Могилевской губерний наносились вспомогательные удары, главным же силам наполеоновской армии ставилась задача овладеть Калугой и идти в южные губернии.
Калуга явно была не конечным, а сборным пунктом наполеоновской армии. Именно так и думали современники. 27 октября Ф.В. Ростопчин сообщал министру полиции С.К. Вязмитинову, что, по его мнению, «намерение Наполеона было идти через Калугу на Киев, и для того в первом из сих городов приказано было сходиться всем отрядам». В этом же смысле многие участники войны оценивали сражение под Малоярославцем. 23 октября 1812 года Ф.Н. Глинка образно писал: «Вся армия... заслонила собою врата Малороссии».
Некоторые участники и очевидцы войны высказали свое мнение о том, как намеревался действовать французский император, овладев Калугой. Генерал-квартирмейстер Главного штаба генерал-майор К.Ф. Толь в своем «Описании сражения при г. Малоярославце», написанном по горячим следам событий, считал, что Наполеон стремился овладеть Калугой для того, «чтобы, приняв за линию основания (базирования) Орловскую, Черниговскую и Могилевскую губернии, учредить себе новую операционную линию через Рославлъ, Рогачев, мимо Бобруйска на Слуцк и Несвиж к западной границе России...» Ф.В. Ростопчин в письме графу М.С. Воронцову от 28 апреля 1813 года писал: «...если он (Наполеон. — Б.А.) мог в пять дней разграбить и сжечь этот несчастный город (Калугу. — Б.А.), он мог бы раньше нас стать на Калужскую дорогу и продолжать спокойно свой поход, направляясь на Брянск, Киев, чтобы войти в Подолию и Волынь».
В 1816 году, находясь в ссылке на острове Святой Елены, Наполеон говорил: «Я хотел двинуться из Москвы в Петербург или же вернуться по юго-западному пути; я никогда не думал выбирать для этой цели дороги на Смоленск или Вильну». Если до выступления из Москвы в французской армии циркулировали разнообразные слухи о путях отхода, то после Малоярославецкого сражения картина изменилась. Теперь все участники похода были убеждены, что они шли на Украину. Офицер штаба корпуса Богарне Е. Лабом писал: «Все опытные военные поняли, что русские разгадали план Наполеона... С этих пор всякий разговор о Калуге и Украине прекратился». Пюибюск 18 октября сообщал из Смоленска своему другу: «Мы потеряли всю возможность взять направление на Калугу и южные губернии, где бы могли найти изобилие и нетронутые места, удобные, для отступления». 15 января 1813 года итальянский офицер Ц. Ложье риторически вопрошал: «Почему не воспользовались победой итальянцев при Малоярославце 24 октября (н. ст. — Б.А.) и отступили, вместо того, чтобы идти на Украину?» Таким образом, представители двух противоборствующих армий единодушны в оценке исторического значения Малоярославецкого сражения. По выражению Кутузова, «Малоярославец — предел нападения, начала бегства и гибели врагов».
В литературе высказывались предположения, что Кутузов «не хуже Клаузевица и самого Наполеона понимал», что в конечном счете едва ли французская армия могла вовсе отказаться от «подготовленной» дороги и «от смоленских продовольственных запасов». Указывалось, что якобы, по мнению русского полководца, «единcтвeнным реальным путем для отхода французов является Смоленский тракт». Никаких источников в подтверждение не приводилось. Между тем Кутузов во многих документах высказал свое мнение о планах отхода Наполеона из Москвы. Впервые он докладывал царю о замыслах Наполеона 13 октября: «Неприятель кажется совсем оставил уже Москву и с намерением отступить изобильными нашими провинциями потянулся всеми своими силами по Навой Калужской дороге к Боровску. При всех хитрых и свойственных ему движениях намерение его было предупреждено». Понятна осторожность, с какой Кутузов оценивал действия Наполеона: фельдмаршал не располагал в то время полными данными. По той же причине неконкретно названа и конечная цель движения французской армии под «изобильными провинциями» можно подразумевать любые южные губернии России. Но уже 28 октября в письме сенатору Д.П. Трощинскому Кутузов перечислил губернии, которые он имел в виду, и одновременно снова отметил, что Калуга являлась лишь промежуточным пунктом движения французской армии: «Наполеон с изнуренным своим войском искал прорваться через Калугу в защищаемые столь горячо мною губернии, как-то: Тульскую, Орловскую, Полтавскую и Черниговскую».
Последующие донесения Кутузова показывают, что с каждым днем он все больше убеждался в правоте своего первоначального вывода о планах Наполеона. «С самой той минуты, — писал он царю 7 ноября, — как неприятель после разбития 6-го числа прошедшего месяца решился оставить Москву, должно было прежде думать закрыть коммуникации наши с Калугою и воспрепятствовать ему вход в оную, чрез которую намерен он был пройти в Орловскую губернию и потом в Малороссию, дабы не терпеть тех недостатков, каковые довели теперь его армию до такового бедственного состояния. Что он имел сие намерение, подтвердили мне многие из пленных генералов, почему и должно было заставить его итти по Смоленской дороге, на которой (как нам известно было) он не приготовлял никакого пропитания». Далее Кутузов пояснял сущность своего движения через Медынь к Боровску: оно было вызвано необходимостью прикрыть опять-таки южное направление.
Из этого донесения следует, что Кутузов заранее учитывал возможность движения наполеоновской армии на юг и соответствующим образом к этому подготовился. Действия русских войск под Малоярославцем — лучшее тому подтверждение. Разобраться в обстановке и уяснить планы Наполеона Кутузову помогли, конечно, показания пленных французских генералов, но эти показания лишь подтвердили его выводы, сделанные на основе других данных. Нет причин считать, что он представлял себе образ действий и планы Наполеона иначе, в ложном свете. Вопреки распространенному в литературе мнению, Кутузов точно знал, что крупных баз снабжения у Наполеона на Смоленской дороге не было. В декабре 1812 года Кутузов представил Александру I рапорт, в котором дал военно-стратегический обзор кампании со дня отступления армии в Тарутинский лагерь до изгнания вражеских войск из России. Касаясь замыслов Наполеона после выступления из Москвы, он писал, что тот имел в виду «Боровскою дорогою пройти в Калугу, и естьли бы удалось ему разбить нас при Малом Ярославце, опрокинув нас за Оку, расположиться в богатейших губерниях наших на зимовые квартиры». Так как раньше фельдмаршал уже называл украинские губернии, ясно, что и теперь речь шла именно о них. 9 февраля 1813 года, оценивая результаты Малоярославецкого сражения, Кутузов писал, что, «опасаясь всегда» движения наполеоновской армии по Боровской дороге, он заблаговременно выслал корпус Дохтурова «к стороне села Фоминского». День 12 октября 1812 года он назвал одним из «знаменитейших в сию кровопролитную войну, ибо потерянное сражение при Малоярославце повлекло бы за собой пагубнейшее следствие и открыло бы путь неприятелю через хлебороднейшие наши провинции».
Подведем итоги. Анализ разнообразных источников, прежде всего оперативной переписки как Наполеона, так и Кутузова, а также действия французских и русских войск в середине октября 1812 года убедительно свидетельствуют о том, что в боях за Малоярославец русская армия решила не тактическую (защита Калуги, как считают многие историки), а крупную стратегическую задачу — сорвала план прорыва французских войск на Украину и заставила врага отступать по разоренной им Старой Смоленской дороге. Впервые в своей полководческой деятельности Наполеон отказался от генерального сражения. Стратегическая инициатива полностью перешла к русскому командованию.
В этом и заключается главный смысл сражения за Малоярославец. По историческому значению его можно поставить в один ряд с Бородинской битвой: и там, и здесь решалась судьба России.
И последнее. В литературе пора восстановить кутузовскую концепцию значения Малоярославецкого сражения. Не случайно фельдмаршал так настойчиво писал о ней царю, не случайно походная типография популяризовала его идеи в России и за рубежом: полководец страстно желал, чтобы потомки поняли и по достоинству оценили великий подвиг, совершенный под Малоярославцем.
(События Отечественной войны 1812 года на территории Калужской губернии. / Материалы научной конференции, посвященной 180-летию Малоярославецкого сражения. – Малоярославец, 1993.)
