Вернуться
В оглавление
 		Разбор статьи Понасенкова из еженедельника «Коммерсант-Власть»

О, сколько нам открытий чудных
готовит Понасенков вдруг...

В еженедельнике «Коммерсант-Власть» стали регулярно печататься статьи студента исторического факультета МГУ Евгения Понасенкова, в которых за площадными лозунгами и пустыми фразами скрывается желание опорочить всё, что совершили наши предки почти 200 лет тому назад. Причем делается всё это с сознательным искажением исторических фактов. Не стоило бы обращать серьезного внимания на подобные публикации, однако от них, как от брошенного в воду камня, расходятся круги, и чем дальше, тем больше. Только осознание всей пагубности для подрастающего поколения России подобных статей, не имеющих никакого отношения к реальной исторической правде, и подвигло взяться за подробный разбор статьи Понасенкова. Данная статья была опубликована в №35 еженедельника «Коммерсант-Власть» за 2002 г. Текст статьи приводится на сером фоне, комментарии и замечания – на белом.

История в нашей стране долгое время была сильно идеологизированной дисциплиной. Она «прислуживала» при дворе, выставляясь перед иностранцами да и своими, словно потемкинская деревня,[1] и внедрялась в сознание широких масс в качестве экологически чистого продукта из прошлого, на который необходимо равняться. В особенности эта формула была важна в сфере низкопоклоннических отношений между народом и властью (будь то наследственный монарх или выборный президент), а также в деле воспитания патриотических чувств этого народа к этой власти, которые должны проявляться в нужное время и в нужной форме. Для этих целей как нельзя лучше подходят всевозможные легенды из истории, повествующие про победы все того же народа над бесконечными врагами (отчего в нашем сознании давно утвердилось мнение, что буквально все государства – от США до стран Бенилюкса – хотели нас поработить буквально со времен приглашения Рюрика навести на Руси порядок).[2] Ну а поскольку в истории любой страны, а тем более такой проблемной, как Россия, нет идеальных сюжетов, могущих стать поводом к всеобщему веселью с плясками в кокошниках, побелкой деревьев на пути следования чиновников и их речью на специально воздвигнутой трибуне с красным ковриком и большим графином,[3] то их заказывают «историкам-профессионалам», а позже путем многократного повторения в отшлифованном виде в прессе, школьных учебниках и кино выдают за истину. Так появляются мифы. Странам бедным в реальной жизни часто бывают необходимы богатые мифы о нереальной. Кстати, учитывая, что, как мы уже говорили, практически все наши соседи внедрялись в сознание наших соотечественников как агрессоры, то это зачастую превращают в главную причину нашей не вполне сытой жизни: просто нам все мешают, а так бы мы жили богаче монегасков!

Но вернемся к заказам. Кампания Наполеона в России 1812 года не могла не стать поводом для очередной легенды о единении чудо-богатырей вокруг не менее чудного трона и еще более чудной победе[4] над супостатами под чутким руководством монарха.[5] Первым заказчиком стал император Николай I, отметивший с размахом 25-летний юбилей войны.[6] Тогда было воздвигнуто множество памятников,[7] но главное, по высочайшему повелению придворный военный историк, а по совместительству еще и цензор А.И.Михайловский-Данилевский получил задание сочинить ее историю в четырех томах.[8] В этой книге, автора которой современники называли первым баснописцем после Крылова, впервые появилось определение «Отечественная война» (ранее участники событий ее так не называли).[9] Вполне естественно, что многие факты замалчивались, а еще большее их количество просто было выдумано.

[1] Термин «Потемкинская деревня» более всего подходит к самому автору этой статьи. В апреле 2002 г. Е.Н.Понасенков, будучи еще студентом 3-го курса исторического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова, подписывался и представлялся как «историк из МГУ», в октябре 2002 г. – как «бакалавр истории, куратор спецвыпусков журнала “Родина”», в ноябре 2002 г. – как «консультант Госдумы по законадательным вопросам, киновед, экономист и политолог», а в мае 2003 г. – уже как «академик Русской академии наук и искуств». Как говорят психиаторы – прогресс налицо. (Здесь и далее комментарии А.А.Подмазо).

[2] Не удивительно, что подобное мнение про Бенилюкс и т.д. «давно утвердилось» в сознании автора. Однако не стоит экстраполировать свои мысли на мнение всего народа.

[3] Подобным образом может рассуждать только человек, абсолютно не знакомый с историей, даже в пределах школьного курса. Поскольку, как показывает история, любое, даже самое мельчайшее событие, например, 100-летие изготовления баранок в какой-либо деревне, может стать поводом к указанному веселью.

[4] По поводу «чудесной победы» в Отечественной войне 1812 г. вообще не нужно было создавать какую-либо легенду. Большинство участников и современников, не только в России, но и во всей Европе, включая императора Александра I, считали, что без вмешательства Бога в 1812 г. не обошлось и разгром Наполеона в России иначе как чудом не называли. Даже на медали в память Отечественной войны 1812 г. написано: «Не нам, не нам, а имени Твоему».

[5] Человек, претендующий на звание историка, обязан знать, что в стране с абсолютной неограниченной монархией, какой была Россия в XIX в., любое событие происходит «под чутким руководством монарха», даже женитьба какого-нибудь прапорщика в отдаленном гарнизонном полку.

[6] При Николае I отмечался не юбилей кампании 1812 г., а 25-летняя годовщина вступления союзных войск в Париж в 1814 г., т.е. окончание всей войны. Подробности о том, почему праздновали в 1839 г., а не 1837 г., и почему праздновали в августе-сентябре, а не в марте, см. в статье А.Кухарук. Некруглая дата. Открытие памятника на Бородинском поле в 1839 году. // Родина, 2002, №8, с.134-136.

[7] «Множество памятников» на Бородинском поле было установлено позже, а в 1839 г. во время празднования 25-летнего юбилея окончания войны был установлен только монумент на Бородинском поле.

[8] Просто поразительно: оказывается, Николай I заказал Михайловскому-Данилевскому сочинить историю войны именно в четырех томах – не больше и не меньше.

[9] Термин «Отечественная война» появился задолго до выхода в 1839 г. в свет сочинения Михайловского-Данилевского и без всякого его участия. Приведу несколько примеров книг (в хронологическом порядке) в заголовке которых есть указанный термин:
  • Жизнь, характер и военные деяния храброго генерал-майора Я.П.Кульнева, в Польше, Германии, Швеции, Турции и в достопамятную Отечественную войну в 1812 г. в России. Т. 1-2. – СПб., 1815.

  • Глинка Ф.Н. Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием похода Россиян противу французов, в 1805-1806, также отечественной и заграничной войны с 1812 по 1815. С присовокуплением замечаний, мыслей и рассуждений во время поездки в некоторые отечественные губернии. – М.: тип. С.Селивановского, 1815-16.

  • Глинка С.Н. Подвиги добродетели и славы русских в отечественную и заграничную войну, почерпнутые из Русского Вестника, и изданные Сергеем Глинкой. – М.: тип. С.Селивановского, 1816.

  • Деяния графа М.А.Милорадовича в Италии, Швейцарии, Турции, Австрии, в достопамятную Отечественную войну в России 1812 г., в Германии и Франции 1813, 1814 и 1815 гг., с изображением некоторых свойств из частной и военной жизни сего знаменитого полководца. С портретом. Т. 1-3. – СПб., 1818.

 Список можно продолжать и дальше. Сами участники войны также называли её Отечественной, причем задолго до выхода в свет книги Михайловского-Данилевского.

Следующим крупным заказчиком был Сталин, даже вернувший для этого важного партийного задания опального академика Е.В.Тарле из ссылки.[10] А стоило вождю заявить, что Кутузов «загубил Наполеона и его армию при помощи хорошо подготовленного контрнаступления», как историки наперегонки стали сочинять соответствующие опусы. В то время как никакого контрнаступления не было. После сражения при Малоярославце Кутузов по обыкновению отступил в направлении Калуги, и неизвестно, где бы он закончил свой поход, если б Наполеон сам в преддверии холодов не предпринял марш на Смоленск.[11] Узнав об этом, Кутузов всего лишь последовал за ним, принципиально избегая боев с Бонапартом,[12] и, даже когда войска последнего оказались в полном окружении фланговыми армиями русских на Березине,[13] он не решился дать Наполеону еще одно сражение: воспоминания о поражениях при Аустерлице и Бородине были еще свежи. В результате Наполеон смог спасти основную часть своих войск.

Сейчас мы наблюдаем все атрибуты «инициативы снизу» по возвеличиванию главы государства: бюсты, портреты, предисловия к школьным дневникам, пасхальные яйца, спортивные праздники с девочками в ленточках. Все это России не впервой.

7 сентября пройдут празднования на поле Бородина. Ожидаются приезд чиновников высокого ранга, проведение очередной «научной» конференции вновь с «патриотической» направленностью, что явно не может привести к объективному освещению событий. С моей точки зрения, истинный патриотизм для исследователя заключается в честном выполнении своего профессионального долга. В общем, можно подытожить, что «историки» находятся в атмосфере ожидания очередного властного заказа. Хочу заметить, однако, что некоторые товарищи бегут впереди паровоза, начав заблаговременно слагать раболепные оды. Но все это не нашло бы понимания в народе, если б не извращенное отношение к истории не как к науке, а как к чему-то далекому от однозначности точных дисциплин.[14] Общее представление подменяет научное знание,[15] бороться с этим почти невозможно. Наши люди про эту историю все знают сами, как про футбол и болезни. И тем не менее, пользуясь временной паузой в опеке сверху, я постараюсь штрихами обозначить то, что ранее замалчивалось.

[10] О каком «партийном задании» идет речь? Е.В.Тарле вернулся из ссылки в октябре 1932 г. Его первая книга по данной теме вышла только в 1938 г. (Тарле Е.В. Нашествие Наполеона на Россию. – М., 1938). Вероятно, в рамках этого «важного партийного задания» в 1932 г. на Бородинском поле сносят главный монумент и уничтожают могилу П.И.Багратиона, а в 1936 г. разбирают Триумфальную арку в Москве.

[11] «В преддверии холодов» Наполеон и не мог предпринять никакого другого марша, кроме как на Смоленск, где у него был заготовлен провиант и фураж. Движение же на Мароярославец имело целью не выход в южные губернии, а представляло собой лишь попытку флангового марша на Смоленск по неразоренной дороге.

[12] Вероятно, сражения при Вязьме (22 октября), Дорогобуже (26 октября) и Красном (3-6 ноября), а также практически ежедневные авангардные сшибки, тоже следует считать как «принципиальное избегание боев»?

[13] Окружение армии Наполеона на Березине не могло произойти без участия главной армии Кутузова, т.к. армия Чичагова преградила путь на запад, армия Витгенштейна "нависла" с севера, а с тылу французов подпирала армия Кутузова.

[14] Автор, вероятно, не подозревает, что кроме точных наук существуют ещё и другие виды наук. История же вообще не относится к числу точных наук, т.к. не возможно даже дать однозначное определение результатов какого-либо события. К тому же абсолютная истина (полное, исчерпывающее знание о предмете) в истории вообще недостижима, т.к. истина субъективна и зависит от общего уровня знаний всего человечества. Поэтому задачей добросовестного историка является поиск относительной истины, т.е. постоянное движение от менее полной истины к более полной истине по пути к абсолютной истине.

[15] Очень точно подмечено, и главное правильно, хотя это не удивительно. Такое точное замечание можно было сделать только смотрясь в зеркало. Данная фраза относится прежде всего к самому Понасенкову, который рассуждает о войне, даже не беря в руки первоисточников, а пользуется только пересказами их в различной научно-популярной литературе.

Начнем с того, что война 1812 года ничем не отличается от антифранцузских коалиций, которые вели европейские страны с 1792 года с целью восстановления во Франции дореволюционных порядков. Благодаря ряду побед Французская армия, преследуя русско-прусские силы, постепенно дошла до бывшей польско-российской границы. И тут завистник Наполеона Александр I[16] был вынужден пойти на Тильзитский мир, условия которого он не хотел выполнять и продолжал готовиться к новой войне. В сентябре 1808 года в письме к матери, императрице Марии Федоровне, Александр писал, что Тильзит – это временная передышка, для того чтобы «иметь возможность… увеличивать в течение этого столь драгоценного времени наши средства и силы... А для этого мы должны работать в глубочайшей тайне и не кричать о наших вооружениях и приготовлениях публично, не высказываться открыто против того, к кому мы питаем недоверие». Для сравнения приведем два высказывания Наполеона. 14 марта 1807 года он пишет министру иностранных дел Талейрану: «Я убежден, что союз с Россией был бы нам очень выгоден». И уже после заключения мира Наполеон наставляет Савари, другого своего министра: «Если я могу укрепить союз с этой страной и предать ему долговременный характер, ничего не жалейте для этого». Тезис о том, что присоединение России к торговой блокаде Англии повлекло за собой финансовый кризис, сделавший войну неизбежной, неверен.[17] Его причины – традиционные для России: инфляция, расходы на оборону, долги, дезорганизация в государственных структурах. За шесть лет начиная с 1804 года было напечатано 272,5 млн рублей, в то время как было в ходу 260,5 млн.[18] Курс ассигнаций упал с 80 копеек в 1802 году до 25 в 1811 году.[19] Расходы же на армию в 1807 году, т.е. в год заключения мира, увеличились с 63,5 млн до 118,5 млн. Учитывая, что потери казны от сокращения торгового оборота с Британией составили всего 3,6 млн.[20] вывод очевиден: на «невыгодный» мир, заключенный с Францией, свалили свои собственные просчеты. Союз с Россией, не имеющей геополитических споров с Францией, против Англии всегда оставался внешнеполитической доктриной Наполеона. Он мог рассчитывать на мирное завершение континентального конфликта и успешную борьбу с Британией, которая являлась объективным и главным соперником такой экономически развитой страны, как Франция, только при содействии России. О серьезности его намерений красноречиво свидетельствуют многие факты. 18 июля 1800 года Бонапарт предложил императору Павлу безвозмездно вернуть 6732 пленных российской армии, включая 130 генералов и штаб-офицеров;[21] более того, он распорядился вернуть им оружие и выдать новые мундиры за счет французской казны. Позже, уже после возвращения России в стан противников Франции, он продолжал проводить намеченную политику, практикуя столь же широкие жесты (в том числе после разгрома русских под Аустерлицем и Фридландом, когда Наполеон приказывал прекратить преследование).[22] Для современников не было тайной, что к убийству Павла, вступившего в дружеские отношения с Францией, была причастна Англия. Александр же изменил внешнеполитическую доктрину своего «горячо убимого» отца и начал затяжную борьбу с Наполеоном. Он был главным инициатором конфликта 1812 года. Наполеон еще был в Париже, а царь уже подъезжал к границе.[23] Теперь нашими союзниками стали Англия, Швеция и Испания. Таким образом, войну правильнее называть шестой антифранцузской коалицией (к примеру, кампания, окончившаяся Аустерлицем, именуется третьей антифранцузской коалицией). Российское командование отказалось от намеченных планов наступления (Багратиона и других генералов), только когда убедилось в неготовности армии к новому походу в Европу[24] (как обычно у нас бывает: на охоту ехать – собак кормить). Причем Александр уже в 1811 году отдавал приказ начальникам корпусов, стоящих на западной границе России, снова перейти границу и отправиться воевать с Наполеоном. Но нерешительность прусского короля, не ратифицировавшего союзную конвенцию, на которую Александр рассчитывал, вынудила его остановить армию. Первоначально в планы Наполеона не входило переходить границу.[25] Зная о намеченном нами новом походе против Франции, он надеялся, что Александр будет колебаться и снова пойдет на переговоры, а затем, если бы они были отвергнуты, рассчитывал нанести удар во фланг наступающей русской армии в Пруссии. Но время шло, петербургский посол в Париже затребовал паспорта (что означало объявление войны), осень приближалась, политическая репутация требовала действий, и Наполеон был вынужден сам начать наступление.[26]

[16] Факты зависти Александра I Наполеону ничем не подтверждаются. Это наоборот, Наполеон всегда завидовал Александру и другим наследственным монархам крупных государств и заискивал перед ними, чтобы они признали его равным себе. Вспомните про страстное желание Наполеона породниться с каким либо монархическим домом Европы.

[17] Подробный разбор данного утверждения Понасенкова смотри в статье Подмазо А.А. Континентальная блокада как экономическая причина войны 1812 г. // Эпоха 1812 года. Исследования. Источники. Историография. II. / Сборник материалов. К 200-летию Отечественной войны 1812 года. – М.: Труды ГИМ, 2003, вып.137, с.249-266.

[18] На начало царствования императора Александра I в обращении находилось ассигнаций на 214275 тыс. руб. В дальнейшем было выпущено ассигнаций: в 1802 г. – 16189 тыс. руб., в 1803 г. – 19536 тыс. руб., в 1804 г. – 10658 тыс. руб., в 1805 г. – 31541 тыс. руб., в 1806 г. – 27040 тыс. руб., в 1807 г. – 63090 тыс. руб., в 1808 г. – 95039 тыс. руб., в 1809 г. – 55833 тыс. руб., в 1810 г. – 46172 тыс. руб. (см.: Злотников М.Ф. Континентальная блокада и Россия. М., 1966, с.340; Блиох И. Финансы России XIX столетия. Т.1, СПб., 1882, с.84). Таким образом видно, что за шесть указанных лет (1804-1809) было выпущенно ассигнаций на 283201 тыс. руб., в то время как в ходу уже было ассигнаций на 250000 тыс. руб. Причем, как это хорошо видно, основная масса ассигнаций выпущена именно во время континентальной блокады.

[19] Курс ассигнации в 80 коп. был до 1805 г. включительно. К середине 1807 г. курс был только 70 коп. С присоединением России к континентальной блокаде курс рубля начал очень быстро падать. Падение же курса до 25 коп. произошло уже в середине 1810 г., а не в 1811 г. Обесценивание ассигнаций с 80 коп. (в 1805 г.) до 25 коп. (в 1810 г.) тем более чувствительно, что до 1804 г. курс ассигнаций рос. В 1798 г., например, рубль ассигнациями стоил 62,5 коп.

[20] Указанная цифра в 3,6 млн. руб. – это разница между таможенными сборами в 1807 и 1808 гг. Однако если взять эти цифры в динамике, то получится гораздо большая сумма потерь от таможенного недобора, чем показывает Понасенков. Суммы таможенных сборов: в 1805 г. – 11927 млн. руб., в 1806 г. – 10181 млн. руб., в 1807 г. – 9134 млн. руб., в 1808 г. – 5523 млн. руб., в 1809 г. – 8428 млн. руб., в 1810 г. – 11185 млн. руб., в 1811 г. – 15828 млн. руб. К тому же потеря таможенных сборов – это не единственные убытки государства от сокращения торгового оборота с Британией.

[21] Данная цифра включала всех генералов, штаб и обер-офицеров, но Понасенков, как бы случайно, упускает обер-офицеров из виду, увеличивая тем самым значимость жеста Наполеона.

[22] Наполеон не прекращал преследования русской армии после сражения при Аустерлице, он только немного ослабил фронтальный нажим, послав одновременно 20-тысячный корпус Гюденя, не учавствовавший в сражении, наперерез русской армии к реке Марх, имеющей болотистые берега и единственный мост. Тем самым он готовил русской армии второй Ульм. Однако скорость отступления русских войск сорвала план Наполеона.

[23] Сопоставление не уместное, т.к. Александр ездил по своей стране, а Наполеон уехал далеко за пределы Франции к границе чужого государства, да к тому же придвинув туда до этого огромную армию.

[24] На самом деле от наступательных планов отказались только из-за того, что Пруссия в самый последний момент переметнулась в лагерь противников России.

[25] А для чего же была собрана на границе России полумилионная наполеоновская армия, – чтобы заморить ее там голодом? Такое большое число людей не может долго находиться на одном месте – это приведет к полной гибели армии.

[26] Достаточно хотя бы бегло ознакомиться с реальной историей, чтобы увидеть, что со стороны Наполеона никакого выжидания реакции русских не было. Как только войска подошли вплотную к Неману, Наполеон приехал к армии и практически без всякой паузы напал на Россию. Т.е. время нападения на Россию зависело не от русских, а от готовности наполеоновской армии.

Приграничных боев, на которые рассчитывало французское командование, не вышло: скорость нашего отступления превзошла все возможности кавалерии Мюрата,[27] благо места отступать было предостаточно. Остановить преследование означало бы для французов серьезное политическое поражение в глазах Европы и уход от решения проблемы.[28]

Западные губернии империи (Литва, прибалтийские земли) встретили Наполеона с распростертыми объятиями. Здесь формировались собственные правительства из верхушки местной аристократии; простое население встречало европейцев как освободителей; дни рождения Наполеона, его жены, дата его коронации были объявлены национальными праздниками, равно как день победы при Бородине и взятия Москвы. В Литве были сформированы части, влившиеся в армию вторжения (более 20 тыс. человек), многие из которых остались верны Наполеону до Ватерлоо.[29] В украинских и белорусских областях, недавно присоединенных к России по последнему разделу Польши, люди не прониклись еще к новой власти и дезертировали во множестве из русской армии. А некоторые даже вошли во вкус борьбы за воссоединение Речи Посполитой. Одна особо активная дама собрала отряд из 200 женщин и выразила желание идти за французами.

[27] Русской командование правильно делало, что не вступало в приграничные бои, – за время преследования до Вильно, французская кавалерия, не вступая в сражения, потеряла от голода и болезней больше людей и лошадей, чем во время генерального сражения.

[28] Наполеоновская армия не могла прекратить преследование по той же причине, почему и не могла оставаться на границе России – большая армия на одном месте "съела" бы саму себя.

[29] Все вышесказанное говорит о полном не владении автором темой, т.к. литовские части не могли «влиться в армию вторжения», поскольку начали формироваться на оккупированной территории гораздо позже самого вторжения. К тому же, они были еще в процессе формирования, когда их практически полностью уничтожили русские войска. Не совсем ясно, кого имеет в виду Понасенков говоря, что «многие из которых остались верны Наполеону до Ватерлоо», т.к. основная масса литовских войск была уничтожена или взята в плен еще в 1812 г.

Авторы официозов не любят вспоминать, что ополчение, созванное по указу Александра, воевало не только против французов, но и против своих. Наиболее зверской была расправа правительственных войск над 7200 восставшими ополченцами Пензенского уезда.[30] Светлейший князь Кутузов, как настоящий феодал (владелец 5667 крепостных), посылал карательные отряды в деревни, где крестьяне не подозревали о единении всех сословий вокруг трона, а пытались бороться с рабским положением подопытных животных какой-нибудь Салтычихи.[31] Героический генерал Раевский писал: «Я боюсь прокламаций, чтобы не дал Наполеон вольности народу, боюсь в нашем краю, внутренних беспокойств». Можно предположить, что боевой генерал знал, как справиться с ревностными патриотами-рабами. Крестьяне еще смели надеяться, что после всех испытаний им будет дарована свобода или что-то вроде этого.[32] Но в благодарственном манифесте российского самодержца звучало леденящее: верным крепостным надлежит вернуться в «первобытное состояние».[33] А у нас повторяют байки про «отечественную войну». И это в рабской крепостнической России, где крестьяне рубили себе пальцы, чтобы не идти в армию, и где главной статьей деятельности Кутузова на посту командующего было избегать встреч с Наполеоном на поле боя и топить в крови крестьянские выступления, а развитого гражданского общества, которое бы могло вести осознанную борьбу за свои права, и в помине не было? Если только рассуждать по Гейне: «Отечество раба там, где палка».

[30] Во-первых не уезда, а губернии; во-вторых, взбунтовались они против вора-подрядчика, морившего их голодом, а не против государства. При этом бунтующие требовали их немедленно отправить «бить супостата» (т.е. французов).

[31] Никаких подтверждений такому голословному обвинению Понасенков представить не сможет, т.к. единственный за всю войну случай посылки Кутузовым карательного отряда в деревню касался не крестьян, а группы русских солдат-мародеров, терроризировавших этих самых крестьян.

[32] Ни о чем таком, ни о какой свободе, крестьяне в 1812 г. не думали – это пропагандистская выдумка коммунистических историков.

[33] Во-первых, данная фраза относится не ко всем крепостным крестьянам, а только к крестьянам, собранным в ополчение. Во-вторых, сарказм здесь не уместен: то, что крестьян-ополченцев вернули в «первобытное состояние» – это для них очень большое благо. Ополченцев, собранных в 1807 г., по домам не распустили, а переписали в рекруты. К тому же в манифесте Александра I «об учреждении крестов для духовенства, а для воинства, дворянства и купечества медалей и о разных льготах и милостях» (см.: ПСЗРИ, собр.I, т.32, №25671 от 30 августа 1814 г.), было объявлено и много льгот для «верных крепостных», например, прощались недоимки. Все это показывает, что Понасенков ни разу не видел текста указа, а только «краем уха» слышал о нем.

Большинство населения России вообще не знало, кто, зачем и откуда наступает.[34] Славным идеологическим оружием была агитация священников про Наполеона-антихриста, который во Франции уравнял в правах иудеев с представителями других религий. Можно ли назвать исход войны 1812 года победным для России? Не вполне. С точки зрения доктрины (именно это есть критерий внешней политики любого государства)[35] это во многом было серьезным поражением. В 1804 году в знаменитой «инструкции» Александра I центральной задачей объявляется «убедить Англию в необходимости пересмотра ее Морского кодекса» для обеспечения прав и интересов других держав на началах «порядка и справедливости». Это было прямым продолжением политики Екатерины II и Павла I. Более того, почти дословно эти же мысли звучат и в тексте Берлинского декрета Наполеона о блокаде Англии, к которой Россия присоединилась, подписав Тильзит. Но Англии все же удалось поссорить объективных союзников, геополитических и стратегических.[36] Именно поэтому Наполеон почти в экстазе повторял множество раз, что войны не хочет ни он, ни Александр, но только Англия. Именно поэтому Кутузов считал преступлением уничтожать армию Наполеона и идти в Европу помогать Британии.[37] В борьбе за чужие интересы царя упрекал и Карамзин в «Записке о древней и новой России». Здесь победила Англия – она осталась хозяином Торговли, она продолжила консервацию национальной российской индустрии, экстенсивного пути ее развития.

[34] Когда не хватает реальных знаний, то начинают фантазировать (особенно если фантазия бурная). Основная масса населения России, в отличие от мнения Понасенкова, было хорошо осведомлена о начавшейся войне: в газетах регулярно публиковали известия о военных действиях, эти известия распространялись в виде отдельных листовок, вывешивались в публичных местах и зачитывались в церквях, так что ничего не знал о войне только тот, кто ничего не хотел знать.

[35] Получается, что главное – это хорошо придумать, а как потом будет исполнено – не важно. Сформулирована хорошая доктрина, значит у государства хорошая внешняя политика, а поэтому, можешь воевать, с кем хочешь. Прямо Германия времен Гитлера… Вообще-то, всегда любое деяние оценивалось по конечному результату, а не по замыслам.

[36] Ситуация конца XIX в. переносится на начало XIX в. Франция стала объективным союзником России (геополитическим и стратегическим) только после объединения немецких государств и образования Германской империи.

[37] Очевидное передергивание: Кутузов был против похода в Европу только до тех пор, пока армия не отдохнет и не оправится после кампании 1812 г. При этом речь шла только о главных силах армии, а летучие отряды посылались догонять французов сколько будет возможно.

Далее. Россия в 1812 году понесла такой материальный урон, от которого еще несколько лет не могла оправиться (несравним с французским). С военной точки зрения вообще парадокс: Наполеон на протяжении всей кампании держал инициативу – французы наступали, выиграли Бородино, вступили в столицу, по собственной инициативе покинули ее, взяли Малоярославец, вернулись на старую Смоленскую дорогу, сорвали стопроцентно успешный план окружения на Березине и т.д. Они не проиграли ни одного крупного боя,[38] зато имели успех во всех стратегических операциях.[39] Официальная победа правящих крепостнических слоев общества породила реакцию, крестьянская реформа была отложена до поражения в Крымской войне.[40] Россия осталась еще и должником Англии и Голландии (расплатились в 1898 году) за кредиты на войну.[41]

С точки зрения целей отчасти да, Наполеон потерпел неудачу – в том смысле, что он не добился мира и союза с Александром. С политической точки зрения тоже – авторитет в мире был поколеблен. Итак, мы видим очевидную необходимость обратиться к такому понятию, как диалектика. Именно в этой категории заключается вся сложность и неоднозначность исторической действительности. Отмечу, что это еще и чисто отечественная черта – даже победив в войне, мы умудряемся жить побежденными, т.е. хуже побежденных, иногда даже получать от них гуманитарную помощь.

И последнее. Заграничные походы русской армии в 1813-1814 годах были описаны весьма подробно. Но мало кто знает, что, по самым скромным подсчетам, более 40 тыс. (!) русских солдат, ступив на французскую землю, разбежались по деревням, где устроились на работу к фермерам и даже вступили в брак с их дочерьми. Причем, когда в 1815 году Александр I направил официальную просьбу Людовику XVIII помочь вернуть дезертиров на родину (им гарантировались безнаказанность и оплата переезда), никто из них не согласился.

Евгений Понасенков
* Текст статьи взят из еженедельника «Коммерсант-Власть» №35, 2002, с.77-78.
[38] А как же быть с Кобриным, Полоцком, Тарутиным и др. Или их тоже следует считать победой французов.

[39] Интересно было бы услышать, какую стратегическую операцию (кроме Березины) выиграли французы: помешать соединению 1-й и 2-й Западных армий не смогли, операцию по окружению армии Багратиона провалили, операцию под Смоленском провалили и т.д., и т.п.

[40] Реакционную политику породила не война 1812 г., а дворяне-декабристы, устроившие военный путч в 1825 г., болтавню которых поддерживал (своим отсутствием реакции на нее) сам император Александр I.

[41] Голландский долг не имеет никакого отношения к войне и кредитам Англии. Он образовался еще при Екатерине II.

2004, Проект «1812 год».
Комментарии Подмазо А.А. (2004).