Январь – март

В начале 1812 года подготовка к войне во Франции становится намного более интенсивной и вскоре переходит в свою финальную стадию.

Директива Наполеона от 1 (13) января позволяет судить о численности его новой «Великой армии» и предполагаемой им длительности «русской кампании». Так, в соответствии с этим документом, требовалось создать 50-дневный запас продовольствия для 400 тысяч человек^[3]. И, по мнению многих историков, впоследствии численность только первого эшелона этой армии была даже несколько большей.

Согласно Тильзитскому договору Данциг должен был стать «вольным городом», но вопреки этому Наполеон сохранил там сильный гарнизон и в 1811 году рассматривал эту крепость как важный опорный пункт. Последующие распоряжения французского императора были нацелены на дальнейшее усиление этой роли Данцига с одновременным превращением его в главный магазин, где хранилось все необходимое для снабжения «Великой армии».

В письме Бертье от 20 февраля (3.3) Наполеон указывает состав новой армии – 25 пехотных дивизий, распределенных в 8 армейских корпусов, и пока отдельная 26-я дивизия^[4]. А предусмотренные для этих соединений новые наименования почти все из них получили 20 марта (1.4).

Тем не менее, если бы война началась в начале марта, то основные силы французов и их союзников располагались бы тогда достаточно далеко от Данцига и Вислы – на Эльбе, в Баварии и восточнее, на Одере (корпус Даву и саксонские дивизии). А в Варшавском герцогстве находились бы только польские войска.

В своем окончательном виде «Великая армия» будет включать, без учета австрийских войск, 11 армейских корпусов и 4 корпуса кавалерийского резерва, в состав которых, в свою очередь, войдут 33 пехотные дивизии и 30 легких кавалерийских бригад, имевших сквозную нумерацию, а также 7 дивизий тяжелой конницы.

Основная масса этих сил (9 армейских корпусов и весь резерв кавалерии) вместе с австрийским контингентом образует первый эшелон, и, кроме того, будут созданы еще два резервных: 9-й корпус Виктора с отдельной (без номера) «маршевой» дивизией и 11-й корпус Ожеро.

При этом в «Великой армии» помимо отдельных полков во французских соединениях были полностью сформированы из войск союзников 16 пехотных дивизий, 17 легких кавалерийских бригад, одна дивизия тяжелой конницы, итальянская гвардия, Легион Вислы и, конечно, корпус Шварценберга. И поэтому для Наполеона было, несомненно, важно создать из своей армии нечто единое целое, учитывая особенности своих союзников, а также степень их надежности.

Во-первых, он назначил французских командующих в баварский (див. генерал Л. Гувьон Сен-Сир) и саксонский (див. генерал Ш. Рейнье) армейские корпуса. Восьмым вестфальским корпусом командовали брат императора Жером и его помощник – дивизионный генерал Д. Вандам. А вот для польского корпуса такого назначения, вполне понятно, не последовало.

Генерал Ж. Тарро командовал 23-й вестфальской дивизией и затем временно всем 8-м армейским корпусом, а 16.7.1812 его сменил на этом посту Ж. Жюно. 33-ю неаполитанскую дивизию возглавил Ф. Детре, 34-ю «княжескую» – К. Карра-Сен-Сир, 25-ю вюртембергскую – с 28.7.1812 Ж. Маршан.

Во-вторых, из войск союзников создавались смешанные соединения, командование которыми тоже поручалось французским военачальникам: 10-й армейский корпус (маршал Э. Макдональд), 4-й корпус кавалерийского резерва (М. Латур-Мобур), 7-я дивизия тяжелой кавалерии (Ж. Лорж), 7-я (Ш. Л. Гранжан), 26-я (Г. В. Дендельс) и 28-я (Ж. Б. Жирар) пехотные дивизии, 16-я (Ж. Ж. Сюберви), 17-я (Ж. Б. Домманже), 30-я (А. Делэтр) и 31-я (Ф. Фурнье) легкие кавалерийские бригады.

Вполне естественно, что в таких случаях командующие привлекали на должности в своих штабах французских офицеров.

Помимо этого, Наполеон широко использовал включение войск своих союзников в состав французских соединений, национальный состав которых был уже в значительной степени неоднородным, поскольку, во-первых, многие полки были полностью укомплектованы голландцами, немцами, итальянцами, жителями ганзейских городов и т.д. А во-вторых, к тому времени во французской армии существовало немало так называемых «иностранных» частей – швейцарских, польских, португальских, хорватских и других.

Наконец, степень доверия Наполеона к союзникам была, конечно, разной.

Так, он высоко ценил боевые качества поляков, и почти все полки Варшавского герцогства (14 пехотных и 16 кавалерийских) вошли в первый эшелон «Великой армии». Причем эти части поступили не только в 5-й корпус Ю. Понятовского, но и в ряд других соединений. А остальные три полка пехоты по возвращении из Испании были включены в 28-ю дивизию Жирара. Помимо этих войск к Императорской гвардии была прикомандирована целая польская дивизия – Легион Вислы. И позднее из населения Литвы формировались еще 6 пехотных и 5 кавалерийских полков (с продолжением «польской» нумерации), а также был создан 3-й гвардейский шеволежерский полк.

И, напротив, не могли, по-видимому, не возникать у французского императора сомнения в надежности пруссаков и австрийцев. Вероятнее всего, не очень он доверял и, например, вюртембергским высшим офицерам, поскольку их монарх Фридрих I был братом Марии Федоровны – матери Александра I. А родственным узам Наполеон вообще придавал очень большое значение, и к тому же его отношение к вдовствующей императрице было весьма негативным, поскольку она в свое время решительно противилась планам «узурпатора» жениться на одной из своих дочерей. Заметим также, что на русской службе находились брат Марии Федоровны герцог Александр Фридрих Карл в чине генерала от кавалерии и их племянник принц Евгений, который имел чин генерал-майора и командовал 4-й пехотной дивизией.

Однако существует мнение, что в кампании 1812 года вюртембергский контингент, включая его высших офицеров, проявил себя в целом как вполне надежный союзник Наполеона. Немалую пользу ему принесло и участие в этой кампании войск Пруссии и Австрии. Причем весьма вероятно, что эти государства продолжали бы оказывать ему военную помощь, если бы «Великую армию» не постигла катастрофа.

Вместе с тем, бесспорно, негативное влияние оказывало то, что у союзников были свои порядки, другие язык, униформа, вооружение, стандарты и пр. Причем возникали определенные трудности в их взаимодействии не только с французскими войсками, но и между собой.

Наполеоновская армия отличалась от русской, несомненно, далеко не только своим многонациональным составом, и в главе о соотношении сил мы вновь затронем эту обширную тему.

Еще в январе французский император приказал своим войскам оккупировать так называемую Шведскую Померанию, что имело для него весьма негативные последствия – вскоре между Швецией и Россией начались переговоры, завершившиеся подписанием 24 марта (5.4) Петербургского союзного договора. Однако разработанный к этому моменту план военных действий заключался в совместной высадке десанта в утраченной шведами Померании.

Об изначальной целесообразности данного проекта существуют разные мнения, поскольку, с одной стороны, указанная экспедиция гипотетически могла создать неплохую почву для организации широкого антифранцузского восстания в северной Германии. А с другой стороны, Россия лишалась возможности использовать значительные силы для непосредственного отражения наполеоновского вторжения.

В дальнейшем российская сторона деятельно готовилась к осуществлению этого проекта. И всего в состав десантного корпуса под командованием Ф. Ф. Штейнгейля было включено около 20 тысяч человек. Но все эти усилия оказались напрасными, так как, по словам Александра I, шведское правительство оказалось неготовым к реализации проекта даже 18 августа 1812 года. И объясняется это, по одной из версий, тем, что Швеция не получила от Англии финансовую и военно-морскую помощь, на которую она в большой степени рассчитывала. Причем только в начале июля эти государства заключили мирный договор, находясь до тех пор формально в состоянии войны.

В январе 1812 года Барклай подал Александру I записку, в которой он вновь представил и наступательный (более предпочтительный), и оборонительный план предстоящей кампании. А в конце этого месяца и начале следующего военный министр отдает распоряжения о выдвижении войск к западным границам.

10 февраля он же направил Витгенштейну и Багговуту секретные пакеты «за печатию императорскою». Первый должен был вскрыть пакет при возникновении обстоятельств, когда согласно инструкциям, данным ему в октябре 1811 года, его войска должны были перейти Неман и вступить в Пруссию. При этом прежние маршруты движения войск отменялись (их следовало вернуть обратно), и взамен были высланы новые^[5].

А в соответствии с приказом Барклая от 1 марта тайно осуществлялся поиск наиболее удобных переправ через Неман, Буг и Бобр (а также Меричанку и Вилию) с принятием некоторых мер для их быстрого наведения. И даже месяц спустя, 2 апреля, Барклай приказывает генерал-квартирмейстеру Мухину заготовить все недостающие материалы для сооружения переправ через Неман в ранее определенных пунктах, а также исправить дороги, ведущие к Олите, Пуням и Меречу, сохраняя все «в непроницаемой тайне»^[6].

Эти распоряжения, а также рапорт Барклая императору № 25 от 1 апреля свидетельствуют о том, что, несмотря на заключение франко-прусского военного союза, планы «превентивного» выдвижения войск за пределы своих границ, тем не менее, продолжали существовать до начала апреля.

В январе возобновились боевые действия против Турции, но действительно активными они стали только с наступлением февраля. Тем не менее, достигнутые в дальнейшем успехи не произвели на турецкое правительство никакого серьезного впечатления. Для этого, по-видимому, требовалось решительное наступление крупными силами. Однако две из шести пехотных дивизий (9-я и 15-я) Молдавской армии были прикомандированы к ней временно, и в конце 1811 года Кутузов расположил их на зимние квартиры в тылу своих войск. Начать же масштабную наступательную операцию с остальными силами было крайне затруднительно, если вообще возможно.

Неудивительно, что ситуация с Турцией все более беспокоила Александра I, и 16 февраля он направил Э. Ришелье рескрипт следующего содержания: «Желая кончить решительно войну с Портою, не нахожу лучше средства к достижению сей цели, как произвести сильный удар под стенами Царь-Града, совокупно морскими и сухопутными силами, под непосредственным начальством вашим <…>; для сего действия назначаю я три дивизии, а именно: 13-ю, 12-ю и 9-ю. Двум последним повеления даны следовать к Одессе, равномерно даны нужные повеления в.-адм. Языкову, приготовить все нужное для поднятия предназначенных войск <…>».

В тот же день соответствующие рескрипт и письмо Барклая были направлены и Кутузову. Ему предписывалось отдать приказ о немедленном следовании 9-й дивизии в Одессу, «где уже все приготовлено к посажению ее на суда», а 15-й – к армии Багратиона (взамен 12-й)^[7].

Сам план и организация данной экспедиции вызывают определенные вопросы, и, конечно, на ее подготовку потребовалось бы довольно много времени. С другой стороны, 9-я и 12-я дивизии отвлекались на неопределенный срок и, соответственно, не могли быть использованы для усиления войск, выдвигавшихся к западным рубежам в те же самые дни. Так, 18 февраля Багратиону было направлено повеление о передислокации его армии ближе к границе (он со своим штабом затем отправится из Житомира в Луцк).

В конечном итоге план экспедиции к «Царь-граду» просуществовал недолго. 12-я дивизия осталась у Багратиона, и в его подчинение также поступили 15-я и 9-я. Правда, в финале сложных перемещений войск в северном направлении к середине апреля была усилена двумя дивизиями не 2-я, а 1-я армия.

В начале марта из Петербурга к западной границе начали выступать гвардейские и некоторые другие находившиеся там части. Посчитавший такое решение уже тогда необходимым Александр I пока оставался в столице.

А согласно его указу от 14 марта создавались сразу 26 новых дивизий (18 пехотных и 8 кавалерийских) из запасных и резервных войск.

Однако, во-первых, реализация положений этого указа приводила к тому, что полки теряли оба своих источника комплектации – и старые депо, и новые запасные подразделения. И, кроме того, неизбежно возникал вопрос о том, что должно было заменить депо 1-й линии, в которых готовилось пополнение для 21 пехотной и 7 кавалерийских дивизий.

Во-вторых, реальная численность строевых чинов в этих 26 дивизиях была в среднем значительно меньше, чем в образованных ранее. Это объясняется тем, что в пехоте все батальоны имели только 3 роты, а также в ряде случаев меньшим составом и некомплектом.

Наконец, запасные и резервные войска считались «слабыми» еще и по своим боевым качествам. Запасные подразделения отдавали лучших солдат действующим, а резервные имели минимальное количество старослужащих. И все это, несомненно, еще больше проявлялось в масштабах целых дивизий.

Иными словами, при создании такого крупного «резервного» соединения уже на полковом уровне совершенно игнорировался принцип оптимального соотношения ветеранов и новобранцев. А «запасная» дивизия нередко получалась весьма «слабой» еще и по причине ее слишком малой численности. Несмотря на это, все вновь созданные дивизии предполагалось еще объединить в три армии.

Так, например, в труде Г. С. Габаева указано, что 15 марта был утвержден состав этих армий, именуемых резервными^[8].

19 марта Барклай был назначен главнокомандующим 1-й Западной армией, и через 4 дня он выехал из Петербурга, прибыв затем в Вильно 31-го.

22 марта Александр I пишет Кутузову о необходимости скорейшего заключения мира с Турцией и своем согласии в самом крайнем случае установить границу по реке Прут. При этом на «сию столь важную уступку» он позволял согласиться не иначе, «как постановя союзный трактат с Портою»^[9].

Однако добиться от Турции согласия на военный союз было в той ситуации задачей почти совершенно нереальной, что и подтвердили последующие события. И, таким образом, строгое следование новым инструкциям Александра I фактически не позволяло надеяться на значительный прогресс в переговорах о заключении столь необходимого для России мира.

23 марта был объявлен указ о 82-ом рекрутском наборе. Он был всеобщим, и с каждых 500 душ призывалось 2 человека. Заметим также, что его планировалось провести ускоренно, а предыдущий 81-й набор (4 рекрута с 500 душ) должен был по расчетам завершиться до конца 1811 года.

Вскоре после заключения военного союза со Швецией Александр I посчитал необходимым выдвинуть Наполеону претензии в форме официального документа, часто именуемого в литературе «русским ультиматумом». Он был направлен послу во Франции А. Б. Куракину 27 марта и содержал требование вывести наполеоновские войска из Пруссии.

Действительно, в первых числах апреля большая часть «Великой армии» находилась уже не на Эльбе, возле границ прусского королевства, а у Одера. При этом дивизии Даву, которые ранее дислоцировались в районе Штеттина, теперь были расквартированы в Данциге.